— А теперь я хочу, чтобы вы рассказали мне все, — сказала я, сжимая звездочку в руке. — Я хочу знать, что произошло в тот день, когда погибли мои настоящие родители!
Артур. Эпизод 3
Что произошло? И главное, где искать Полину? Можно было опереться на успокоительную мысль, что она последовала его совету и спряталась, затаилась где‑то. Артур представил себе Полину, одиноко идущую по пустой заснеженной улице. Ее длинные черные волосы безжалостно трепал ветер, губы обветрились, а руки покраснели от холода.
Нужно посмотреть правде в глаза: он испугался и предал ее. Он оказался слабаком и проиграл. Как тогда, в почти забытой человеческой жизни, когда он лежал на пустыре без сил, с разбитыми губами и сломанными ребрами. В тот день он проиграл еще и потому, что не сумел защитить свою мать. Когда он вернулся за ней потом, ее уже не было. Как и говорил старейшина, она умерла. Умерла… С этим уже ничего не поделаешь — никто не умеет возвращать людей с того света. Но Полина еще жива. Ее еще можно спасти. Надо только рассмотреть все варианты.
Если у диких ее нет, она может скрываться в неизвестном убежище. Но это вряд ли — Артур нашел в прихожей оставленную для Полины пачку денег. Она не взяла деньги, а значит, оказалась беззащитна перед суровым окружающим миром. Нельзя было упускать из вида и то, что ее мог забрать старейшина.
План возник в его голове сам по себе. Простой и вместе с тем дерзкий. Нужно проникнуть в Дом через один из потайных ходов и узнать, там ли Полина. Артур верил, что почувствует, если она будет рядом. К тому же это хорошая возможность проверить собственную крепость и тихо проскользнуть под самым носом старейшины… Отца, подарившего ему вечную жизнь и вместе с тем обрекшего на вечную муку.
Артур не торопился и несколько дней потратил только на то, чтобы разведать и изучить обстановку и выработать поминутный план действий. Он хорошо знал распорядок Дома, и это давало ему шанс. Один‑единственный, и только от Артура зависело, как он им воспользуется.
Артур выбрал для своей опасной вылазки время перед самым рассветом, когда вампиры ведут свою обычную жизнь или погружаются в состояние, подобное зимней спячке, а подчиненные им люди уже устали от ночного дежурства и ждут появления смены. Нужно уложиться как раз в эти полчаса, до смены караульных.
Подойдя к одному из тайных ходов, ведущих из небольшого арбатского переулка, похожего скорее на узкое ущелье, Артур еще раз осмотрелся и, поковырявшись в замке, распахнул дверцу, ведущую в подвал неприметной шестиэтажки. В этом подвале находился небольшой люк, сквозь который можно было проникнуть в подземный ход, а оттуда — в Дом.
Артур не был в Доме со времени пожара, поэтому опасался, вдруг дверь окажется заперта, но все обстояло самым наилучшим образом. Проход был свободен.
Перед ним лежал пустой коридор, в котором находилась одна из камер, изображение из которой поступало на пост охраны. Восемь мониторов на одном экране — какой шанс, что человек заметит на одном из этих мониторов быстрое движение вампира? Примерно один к девяти. Значит, нужно двигаться сверхбыстро, чтобы не было и этого одного шанса на провал. Лимит поражений исчерпан. Сейчас ему нужна только победа.
Артур на миг закрыл глаза, сосредотачиваясь и готовясь к рывку. Секунда — и он сорвался с места, остановившись только за пределами обзора камеры. Впрочем, раздумывать было некогда. Обратный путь мимо камеры он должен проделать в момент пересменки.
Теперь — по лестнице вниз, на самый последний подземный этаж. Если Полина в Доме, то она именно там. Артур мгновенно преодолел несколько лестничных пролетов и оказался внизу. Как он и предполагал, коридоры были тихи и пустынны, и никто не попался ему навстречу. Вот и комната, где могут держать Полину…
Артур остановился и прислушался. Его сердце тревожно билось.
За дверью — густая плотная тишина. Оттуда не доносилось ни звука, а ведь он наверняка бы услышал дыхание Полины… Или… А что, если…
— Ну, здравствуй, мой мальчик. Я очень скучал по тебе все это время.
Голос Отца был похож на дуновение ледяного ветра, в котором запуталось множество колючих‑преколючих снежинок.
* * *
— Откуда у вас это?
Звездочка с восемью лучами впилась в мою ладонь, но я не разжимала руки, напротив, еще сильнее сжала пальцы, словно опасалась, что драгоценность выскользнет из моих рук или растает, как упавшая на щеку снежинка.
— Я ничего не могла сделать, — затрясла головой старуха. — Ты не думай, будто я и не пыталась. Но твои родители всегда были такими упрямыми. Твоя мать очень дурно влияла на твоего отца. Ради нее он позабыл о семейной чести…
— Не смете говорить так! — мой голос срывался от боли и гнева. — Это вы не захотели спасти их! А потом, словно гиена, пробрались к мертвым и унесли эту вещь, на которую у вас нет никаких прав!
Я сама не знала, откуда брались эти слова, я говорила их так, как будто повторяла за кем‑то. И прабабка вздрогнула, отшатнулась, заслоняясь от меня высохшей костлявой рукой… Кажется, кто‑то хотел стать ведьмой? Вот тебе и готовая реклама профессии. Прекрасная реклама, и не поспоришь!..
— Что ты такое говоришь? — забормотала старуха. — Я пыталась спасти их, но они не стали меня слушать и погибли совершенно по‑глупому. Что я могла сделать, не удерживать же их силой?… У нас с тобой одна кровь, и я хочу тебе только добра…
— Неужели? — я встала с табурета и, сделав шаг, остановилась перед сидящей в кресле старухой, глядя на нее сверху вниз. — А мне показалось, что у вас есть на меня свои планы!
— Я помогала тебе! И я учу тебя! — поспешно забормотала бабка, тревожно косясь на меня из‑под падающих на глаза прядей волос.
Она выглядела виноватой. Она и была виноватой.
— Я говорю вам «спасибо» за то, что вы сделали для меня, но никогда! — слышите, никогда не прощу вам смерти моих родителей!
— Полина права. Человек, который предает свой род, теряет с ним связь.
Мягкий, будто пыльный бархат, голос прозвучал непосредственно в моей голове, но старуха, видимо, тоже слышала его, потому что вдруг побледнела и съежилась.
Я медленно обернулась.
Горбоносый человек с длинными черно‑седыми волосами спокойно и немного устало смотрел мне в глаза. Его взгляд притягивал, как магнит. Невозможно было ни отвести глаза, ни сделать хотя бы шаг. По телу словно пропустили электрический ток, а ноги намертво примерзли к полу.
— Пойдем со мной. Я сам научу тебя всему. Я позабочусь о тебе, — мягко проговорил он.
Этот человек из моих снов… его глаза… он мне ужасно кого‑то напоминал… кого‑то очень знакомого…
— Хугин?… — удивленно спросила я, мой язык едва ворочался.
— Я не ошибся в тебе, ты действительно умная девочка… — он улыбнулся. — Пойдем со мной.
И он протянул ко мне бледную худую руку.
* * *
— Пойдем со мной. Разве я не прощу своего сына?! Пусть он сто раз заблуждался, пусть предал меня и вместе со мной весь свой род… Будь он тысячу раз не прав, я все равно прощу его, потому что я — Отец, потому что в моем сердце нет места ненависти. Только любовь и только боль…
В голосе Отца звучала печаль.
Артур сжал зубы. Не поддаваться. Он знает эти штучки и специально пришел сюда, чтобы… Зачем он сюда пришел?… Ну конечно, Отец звал его, Отец хотел его видеть!
Печаль и любовь были в добрых мудрых глазах, которые не раз уже видели обман и предательство, но только Он был так чист и справедлив, что прощал своим детям все.
Отец казался уставшим. Кружева на старинном парчовом камзоле измялись, а пышный парик чуть сбился на бок, но все это ничего не значило и ничуть не уменьшало Его красоты, напротив, подчеркивало ее. Что может быть прекраснее всепрощающей отцовской любви и заботы?…
Не в силах смотреть на Отца, Артур опустился на колени. Волна раскаяния и любви накрыла его с головой, придавив к полу.
— Я виноват, Отец! Как же я виноват! Прости меня! — прошептал он.
— Я прощаю тебя, — Его рука опустилась на плечо Артура. — Встань, мой верный и любимый сын, и я расскажу, как тебе следует поступить.
* * *
— Нет, я не пойду, — я словно очнулась ото сна и, отпрянув, споткнулась и чуть не упала на старуху. — Вы вместе обманывали меня и хотели использовать в своих целях!
— Я защищал тебя. — Мужчина… тот, кого я привыкла видеть в образе лохматого пса, улыбнулся. — Вспомни свои сны. Ведь ты помнишь меня? Я всегда был рядом с тобой и берег тебя от всех опасностей. Вспомни, все твои предки сражались с вампирами, и ты предашь их, если позволишь бледнокожим победить тебя. А оставшись одна, ты будешь обречена. Пойдем со мной.
— Но она… — я кивнула в сторону застывшей в кресле прабабки. Вот теперь она точная копия мумии — щеки запали, рот похож на черный провал, тонкие старческие руки сложены на груди.
— Она не справилась со своей задачей, — холодно произнес Хугин. — Мы просто забудем о ней…
— Ты не можешь так со мной поступить! Я верно служила тебе сотни лет! — сбивчиво заговорила старуха. По ее лицу метались тени, а из темных глазниц смотрел страх.
Он не удостоил старуху ни единым взглядом, по‑прежнему глядя только на меня.
— Я не пойду с вами, — проговорила я, чувствуя, как у меня пересохло во рту. Ноги едва держали меня. Вернее, держали даже не ноги, а та воля и гордость, которые во мне еще оставались. А еще вернее, все поколения предков, которые сейчас безмолвно стояли за моей спиной.
— Ты отказываешь мне?… — его брови изумленно изогнулись. Он смотрел на меня, как на странное существо, которого просто не могло существовать в природе. — А ты вообще представляешь, кто я?
— Примерно… представляю… — пробормотала я. Кажется, губы растрескались, как земля в какой‑нибудь африканской стране. До чего же больно. Это мне кажется или по ним и вправду стекает кровь?… Я вспомнила свои странные сны. Один из предков назвал меня девочкой, идущей с богами. А вот и боги, будем знакомы. — Вы — кто‑то из древних богов, — решительно произнесла я. — Один из тех, кто был очень давно… Все то, что вы мне показывали во снах, вы же видели это на самом деле?…
— Ты почти права. Можно называть меня так. В свое время я смотрел на мир с плеча седого одноглазого старика, но все течет, времена меняются, и вот его нет, а я все еще здесь. Я только набираю силу, и, если ты пойдешь со мной, мы сможем перевернуть весь этот мир. — Он не мигая смотрел на меня, и его зрачки, как и в моем сне, постоянно изменялись.
— Ну конечно! — я нервно расхохоталась. — Ты — ворон! Всего лишь зазнавшийся ворон из старых мифов! И, конечно, ты, как в сказках, не можешь заставить меня сделать что‑либо против моей воли? Тебе нужно мое добровольное согласие? Так вот, ты его не получишь!
Я говорила все это словно в бреду, словно лишившись рассудка. Кажется, я совсем отучилась бояться смерти.
— Ты понимаешь, что в этом случае я лишу тебя своего покровительства уже навсегда. Ты понимаешь, о чем ты говоришь?…
* * *
— Да, Отец, я понимаю, — Артур припал к сухой руке, сверкающей массивными перстнями. Отец очень любил крупные перстни с камнями и печатками. Неудивительно, их ведь носили в его время.
— Ты славный юноша, мой милый мальчик. Я рад, что ты, наконец, услышал мой голос… — Отец ласково потрепал его по черным волосам. — Теперь ступай и сделай то, что должен.
* * *
— Я уйду, — прошептала я и пошла, чувствуя на себе тяжелый, как столетья, немигающий взгляд. Он так легко отказался от моей прабабушки, хотя та служила ему много лет и, похоже, превратилась в функцию, почти потеряв за время долгой службы свою настоящую личность. Меня бы ожидала такая же участь. Так чем Хугин лучше того же старейшины? И тот и другой собирались использовать меня в своих собственных целях как некое супероружие, а кто будет спрашивать, скажем, у супер‑меча, что он хочет, а что нет, — его просто вынут из ножен и пустят в дело. И будь я проклята, если позволю сделать из себя послушную железку. Не дождетесь!
В дверях я последний раз оглянулась.
— Только знай, что они вскоре доберутся до тебя. — Хугин не мигая смотрел на меня своими странными глазами с постоянно меняющим форму зрачком. — И тогда тебя не спасет никто и ничто: ни твой древний род, ни сильная кровь. Ступай прочь и знай, что идешь на смерть.
Я отвернулась и вышла из дома.
Я выбралась и из этой ловушки. Теперь нужно постараться найти Артура. Даже если я и вправду не нужна ему, я должна убедиться в том, что у него все в порядке!
* * *
Смерть. Это был единственно возможный выход. Артур покинул Дом, как планировал, ровно в пересменку — так что никто, кроме Отца, не знал о том, что он побывал здесь.
Полине все равно суждена смерть. Он, Артур, просто сумеет сделать ее милосердной. Это самый большой дар любви, который он может принести своей возлюбленной. Это так же просто, как задернуть шторы, — принести ей смерть и освобождение. Так хочет Отец, а значит, и он сам.
Глава 3
Я шла по занесенной снегом улице, засунув руки глубоко в карманы. Очень холодно. Проклятая куртка никак не грела. Хорошо быть героем в первые пять минут, когда ты забываешь обо всем и готов совершать самые неожиданные и благородные поступки. А потом порыв не то чтобы проходит, однако в твою жизнь вдруг вторгаются всякие неприятные факторы — например, ледяной ветер, отсутствие денег и никаких перспектив относительно безопасного убежища. Осталось только найти подходящий сугроб, сесть в него и замерзнуть. Проходя мимо крохотного магазинчика, я посмотрела в стекло, пытаясь разглядеть свое отражение. Высокая тощая фигура с растрепанными длинными волосами. Сомневаюсь, что сейчас кто‑нибудь узнал бы во мне ученицу элитной школы. Скорее какая‑нибудь пацанка из подворотни…
Я сжала рукой серебряную звездочку и почувствовала прилив сил. Нужно рискнуть. Кто не рискует — достается на обед вампирам. Черт, какой же сегодня день недели?… Хорошо бы будний. Тогда можно добраться до нашей школы — разумеется, не соваться туда, а подождать Вику и попытаться незаметно привлечь ее внимание… Или лучше дождаться Вику у ее дома. Интересно, следят ли за ее домом. Могут, ведь я так неосторожно написала ей на и‑мейл. Ну что же, другого плана у меня все равно нет, а смерзшиеся мозги категорически отказывались работать.
Дом, где жила старуха, находился на окраине небольшого подмосковного городка, и, пока я добралась до станции, разобравшись в околесице улиц и по пути завернув в какие‑то ужасные дворы, полные маргинальных элементов, и даже на кладбище (символично, правда), я уже окончательно промерзла. Лицо саднило так, будто с него содрали кожу. Купив на последние деньги билет (оставшаяся в кармане пятидесятка деньгами считаться никак не могла), я с облегчением забралась в электричку и, сев в угол, сжалась в комок в попытке согреться. Я вспоминала, как мы ехали в электричке вместе с Артуром после того, как бежали из оцепленного вампирами здания. А теперь — я одна. Нет, не одна. Какое счастье, что старуха отдала мне эту серебряную звездочку. Я снова нащупала ее в кармане. Каждый раз, когда я касалась ее, я чувствовала себя увереннее, а еще мне становилось теплей…
Поезд тихо покачивало на ходу… От одного резкого толчка я вздрогнула, подняла голову и поняла, что нахожусь вовсе не в грязной электричке, а в плохо освещенном помещении, похожем на большой подвал.
Большой подвал, весь заставленный огромными глиняными горшками, кажется, они назывались амфоры, освещал тусклый свет масляных ламп. В углу черным провалом зияло отверстие. «Наверное, подземный ход», — решила я.
Стройный черноволосый мужчина подал руку закутанной в покрывало женщине, помогая ей спуститься, протянул какой‑то мешок и кучу свитков.
— Здесь все. Этот ход выведет тебя к Большой Клоаке.[9] Ты знаешь, куда идти дальше. Дыши через покрывало, чтобы не потерять сознание от испарений. Ты справишься.
— Элий! — голос женщины звучал умоляюще.
Я заметила выпирающий под одеждой живот и догадалась, что она ждет ребенка.
— Нет! — он покачал головой. — Вдвоем у нас нет шансов. Они охотятся за мной. Я задержу их, и ты сможешь уйти. Береги наше дитя. Прощай и будь здорова.
В неровном свете ламп на груди у него блеснул странный медальон — восьмиконечная серебряная звезда. Он резко, даже грубо толкнул женщину в глубь подземного хода и с усилием придвинул к отверстию в стене тяжелую амфору.
— Именем Цезаря! — донеслось откуда‑то сверху. Затем послышался грохот и чей‑то крик. Пламя светильников колыхнулось, и посреди прохода, между амфор, появился второй человек. Его лицо отличалось идеальной, какой‑то неестественной красотой, а кожа, казалось, была белее мела.
— Очень разумно с твоей стороны, Элий, устроить побег своей женушке, — сказал он. — Гелиогабал[10] непременно казнил бы ее, а ведь она носит твоего наследника. Его кровь нам тоже очень пригодится. В свое время, — бледнокожий хохотнул.
Он приближался широким уверенным шагом и вдруг остановился, как будто налетев на невидимую стену.
Мужчина, которого называли Элием, усмехнулся и показал на пол. Там от одной стены до другой изгибалась нарисованная дуга, составленная из множества мелких прихотливых знаков.
— Цезарь может забрать мое имущество, но ни жизни, ни крови моей вы не получите!