— Ларри, почему вы раньше не рассказывали об этом?
— Потому что мне больно говорить о ней, — просто ответил Ларри. — Очень больно.
И это была правда, но не вся правда. Это также был сон. Он поймал себя на том, что хочет, чтобы Надин тоже, как и ему, снились плохие сны — прошлой ночью, проснувшись, он услышал, как она стонет во сне. Но наутро она ничего не сказала. А Джо? Снятся ли Джо плохие сны? Что ж, он не знает, снятся ли им плохие сны, но бесстрашный инспектор Андервуд из Скотланд Ярда боится снов… И если Надин не освоит мотоцикл, им придется вернуться.
— Значит, мы поедем завтра, — сказала Надин. — А сегодня — я ваша старательная ученица.
Он лежал под одеялом и думал, что будет, если она придет к нему после того, как Джо уснет, или же если он придет к ней. Он страстно желал ее, и ему казалось, что она хочет того же. С этими мыслями он и уснул.
Ему снилось, что он заблудился в пшеничном поле. Над полем царила музыка, музыка гитары. Джо играет на гитаре. Если он найдет Джо — все будет в порядке. И он пошел на звук, а спелые колосья пшеницы шуршали под ногами. Звук становился все яснее, и Ларри наконец вышел к маленькому домику с покосившимся крыльцом. Оказывается, на гитаре играл не Джо. Джо держал его за левую руку, а Надин — за правую. Они были с ним. На гитаре играла старая женщина, и звуки давно знакомого спиричуэлс заставили Ларри улыбнуться. Старуха была чернокожей, и она сидела на крыльце, и Ларри решил, что это самая старая женщина, которую он когда-либо встречал. И было в ней что-то такое, от чего ему стало хорошо… хорошо, как бывало в детстве, когда мать гладила его по голове и приговаривала: «Мой мальчик, мой самый лучший в мире мальчик, самый лучший сыночек Элис Андервуд».
Старуха прекратила играть и посмотрела на них.
«Ну, вот я и в компании. Подойдите, чтобы я могла рассмотреть вас, потому что мои глаза уже не такие зоркие, как прежде».
Рука об руку, они втроем приблизились к крыльцу. «Островок в море пшеницы», — подумал Ларри. От домика на север тянулась пыльная дорога.
«Тебе понравилось пение старой развалины?» — спросила она Джо. И Джо, охотно выйдя вперед, взял из ее морщинистых рук потрепанную гитару. Он заиграл мелодию, которую слышал, блуждая среди колосьев. Только его музыка была лучше и динамичнее, чем то, что играла старая дама.
«Клянусь небом, он отлично играет, а я — слишком стара. Мои пальцы не так проворны, как прежде. Все этот проклятый ревматизм. Но в 1902 году я играла в Главном Концертном зале. Я была первой негритянкой, которая играла там, самой первой».
Надин спросила, кто она такая. Место, в котором они находились, было совершенно необыкновенным. Отовсюду веяло покоем и прохладой. Ларри захотелось вдруг, чтобы здесь можно было остаться навсегда — ему и его семье. Это было хорошее место. Человек без лица не смог бы достать здесь ни его, ни Джо, ни Надин.
«Матушка Абигайль — вот как зовут меня. Я думаю, что я — самая старая женщина в северной Небраске, хотя до сих пор пеку свои знаменитые бисквиты. Хорошо, что вы поспешили сюда. Мы сможем убраться отсюда раньше, чем он доберется до нас».
На солнце набежало облако. Джо прекратил играть. Колосья за спиной — почувствовал Ларри — вдруг стали будто выше. Но старуха, казалось, ничего не заметила.
«Раньше, чем он доберется до нас?» — спросила Надин, и Ларри захотелось кричать и плакать, будто так можно перечеркнуть вырвавшийся вопрос.
«Этот черный человек. Этот слуга дьявола. Господь воздвиг преграду между ним и нами, но никакая преграда не сможет остановить его. Поэтому мы должны вместе бежать. В Колорадо. Господь явился мне во сне и подсказал это. Но нам нужно торопиться, торопиться изо всех сил. Поэтому вы и появились здесь. Другие тоже появляются».
«Нет, — холодно возразила Надин. — Мы собираемся в Вермонт, вот так-то. Только в Вермонт — поэтому нам осталось недолго идти».
«Твоя дорога окажется длинней нашей, если ты не вырвешься из-под его влияния, — ответила старуха во сне Ларри. — Тебя привел сюда хороший человек, женщина. Он хочет сделать для тебя что-нибудь хорошее и нужное. Зачем же ты отталкиваешь его?»
«Нет! Мы идем в Вермонт, в ВЕРМОНТ!»
Старуха с жалостью посмотрела на Надин. «Ты попадешь прямо в когти к дьяволу, если не научишься видеть дальше собственного кончика носа, дочь Евы. А если попадешь к нему в когти, то почувствуешь его ледянящий холод».
Здесь сон оборвался. Перед глазами Ларри осталась только чернота. Но было что-то в этой черноте, что до полусмерти напугало его — что-то холодное и мерзкое. И он понял что: это была улыбка, обнажившая кривые белые зубы.
И тут Ларри проснулся. Наступил рассвет, и по земле полз густой молочный туман, сквозь который едва пробивались слабые солнечные лучи. Рядом виднелся силуэт мотоцикла.
Рядом с ним кто-то лежал, и Ларри с удивлением обнаружил, что это не Надин, а Джо. Мальчик вздрагивал и стонал во сне, будто ему привиделся кошмар. Ларри подумал, отличаются ли сны Джо от его собственных… И вот он лежит на спине, всматриваясь в густой туман и обдумывая все, что ему привиделось во сне. Джо и Надин проснулись спустя час после этого.
* * *Когда они закончили завтрак, туман окончательно рассеялся и можно было отправляться в путь. Не дожидаясь приглашения, Джо взгромоздился на заднее сидение мотоцикла Ларри. Надин проводила мальчика удивленным взглядом.
— Медленно, — в который раз повторил Ларри. — Мы не должны спешить, чтобы не попасть в аварию.
— Прекрасно, — сказала Надин. — Тише едешь — дальше будешь.
Она улыбнулась ему, но Ларри не ответил ей улыбкой на улыбку. Что-то очень похожее говорила Рита Блэкмур, когда они покидали Нью-Йорк Сити. Она сказала это за два дня до смерти.
* * *Они сделали несколько остановок, чтобы перекусить — в Эпсоне, Конкорде и Уорнере. К вечеру, устав от напряжения, Ларри растянулся под одеялом, и ему на сей раз даже в голову не приходило, идти или нет к Надин, лежащей под одеялом в десяти футах от него (мальчик спал между ними). Он тут же провалился в сон, и ему ничего не снилось.
* * *На следующий день к обеду они добрались до Энфильда, где и решили с полчаса передохнуть.
— Чем ты занималась раньше, Надин? — спросил Ларри. Он думал о выражении ее глаз, когда сегодня утром Джо вдруг заговорил (он достаточно членораздельно произнес: «Ларри, Надин, еда» и «умываться»), и поэтому Ларри решил высказать догадку.
— Ты работала учительницей?
Она удивленно посмотрела на него.
— Да. Угадал.
— Учила малышей?
— Точно. Первый и второй классы.
Это кое-что объясняло в ее отношении к Джо. Умственно мальчик соответствовал уровню развития семилетнего ребенка.
— А как вы угадали?
— Когда-то давно я учился у логопеда, — сказал Ларри. — Я знаю, что это звучит как шутка, но тем не менее, это правда. Это была прекрасный логопед. Лучший на побережье. Она исправляла дефекты речи таких, как я. Произносила слово. Повторяла его еще и еще. И добивалась того, что ее пациенты начинали следом за ней повторять правильно трудные для них звуки. Так вот, когда она добивалась этого, на лице ее появлялось выражение, как у вас, когда Джо произносит что-нибудь.
— Правда? — Надин с некоторой неловкостью улыбнулась. — Я всегда любила малышей. Малыши — самые лучшие люди на свете.
— Весьма романтичный тезис, верно?
Она пожала плечами.
— Дети — хороший народ. Те, кто работает с ними, поневоле становятся романтиками. И это вовсе не плохо. Ведь логопед, о котором вы рассказали, была счастлива?
— Да, ей нравилась ее работа, — согласился Ларри. — Вы были замужем? Тогда, раньше?
И как у него вырвалось это слово? Раньше. Всего два слога, а сколько несут в себе.
— Замужем? Нет. Я никогда не была замужем, — Ларри показалось, что Надин занервничала. — Я обыкновенная школьная учительница — старая дева, выглядящая моложе своих лет, но ощущающая себя гораздо старше. Мне уже тридцать семь.
— А где вы преподавали?
— В маленькой частной школе в Питтсфильде. Очень изысканной. Стены, увитые плющом, и новейшее оборудование.
— Наверное, работа в школе хорошо вам удавалась?
— Да, мне кажется, что так, — просто ответила она и улыбнулась. — Правда, сейчас это не имеет значения.
Он обнял ее за талию. Она слегка напряглась, и он почувствовал, что она пытается высвободиться. В глазах блеснули слезы.
— Надин…
(«Милая, это ты?»)
— Не нужно так делать, — тихо сказала она.
— Тебе это неприятно?
— Да.
Ларри убрал руку. Она говорит неправду. Ей это приятно, но почему-то она боится себе в этом сознаться. Иначе ее глаза не сияли бы так…
— Надин!
Она подняла на него глаза, и тут перед ними возник Джо. На лице его была написана растерянность, и Ларри и Надин, тут же забыв о происшедшем, пытливо принялись всматриваться в лицо мальчика.
(«Милая, это ты?»)
— Не нужно так делать, — тихо сказала она.
— Тебе это неприятно?
— Да.
Ларри убрал руку. Она говорит неправду. Ей это приятно, но почему-то она боится себе в этом сознаться. Иначе ее глаза не сияли бы так…
— Надин!
Она подняла на него глаза, и тут перед ними возник Джо. На лице его была написана растерянность, и Ларри и Надин, тут же забыв о происшедшем, пытливо принялись всматриваться в лицо мальчика.
— Леди! — сообщил Джо.
— Что? — не веря своим ушам, переспросил Ларри.
— Леди! — снова повторил Джо и кивнул куда-то назад, через плечо.
Ларри и Надин переглянулись.
Внезапно раздался чей-то голос, захлебывающийся от чувств, обуревавших его обладательницу.
— Хвала Господу! — причитал голос. — О, хвала Господу!
Они стояли и смотрели на женщину, которая бежала через улицу к ним. Она смеялась и плакала одновременно.
— Я счастлива видеть вас, — повторяла она. — О, как я счастлива видеть вас, хвала Господу…
Она остановилась, и Ларри мог более внимательно рассмотреть ее. На вид незнакомке было лет двадцать пять. Она была одета в джинсы и белую хлопчатобумажную блузу. Лицо ее было бледным, голубые глаза — тусклыми. Она смотрела на Ларри, Надин и Джо, будто пытаясь убедить себя, что это не галлюцинация и перед ней стоят люди.
— Я — Ларри Андервуд, — представился Ларри. — Дама — Надин Кросс. Мальчик — Джо. Мы рады встрече с вами.
Женщина продолжала рассматривать их, потом медленно подошла к Надин.
— Я так рада… — начала она, — …так рада встретить вас, — она всхлипнула. — О, Боже, вы настоящие люди?
— Да, — сказала Надин.
Женщина бросилась ей на шею и зарыдала. Надин поддерживала ее. Джо стоял посреди улицы, держа в одной руке гитару, а другой зажимая рот. Потом он подошел к Ларри и посмотрел ему в глаза. Ларри взял мальчика за руку. Они стояли и молча смотрели на женщин. Вот так они встретили Люси Сванн.
* * *Когда они рассказали Люси, она выразила готовность идти с ними. Как и они, она поверила в возможность найти двух других людей и, возможно, еще кого-нибудь. Надин помогла ей разыскать в городе все необходимое, а Ларри позаботился об еще одном мотоцикле. Кроме одежды и обуви, Люси взяла с собой фотокарточки покойных мужа и дочери.
Они заночевали в городке Квичи, находящемся совсем рядом с Вермонтом. Люси Сванн рассказала им свою историю, короткую и простую и ничем не отличающуюся от множества других историй.
Ее муж заболел двадцать пятого июня. Дочь — на следующий день. Она ухаживала за ними, как могла, надеясь, что болезнь скоро пройдет. Двадцать седьмого, когда ее муж находился в коматозном состоянии, Энфильд оказался отрезан от внешнего мира. Телевидение не работало. Люди умирали, как мухи. За неделю улицы заполнились трупами, до которых никому не было дела. Рано утром двадцать восьмого июня ее муж умер. Дочери как будто стало немного лучше на следующее утро, но к вечеру состояние девочки резко ухудшилось. Около одиннадцати часов она умерла. К третьему июля в городе не осталось никого, кроме нее и старика по имени Билл Деддс. Билл тоже заболел, и утром в День Независимости она обнаружила его мертвым на центральной улице. Его труп был высохшим и почерневшим, как и все остальные.
— Потом я похоронила мою семью и Билла, — рассказывала Люси. — Это заняло целый день. И я решила, что пойду в Конкорд, где живут мои родители. Но я… так и не пошла туда, — она выжидающе посмотрела на Надин и Ларри. — Я поступила неправильно? Вы думаете, они еще живы?
— Нет, — сказал Ларри. — Иммунитет не передается по наследству. Моя мать… — он отвел взгляд.
— Вес и я, мы решили пожениться, — говорила Люси, — когда я окончила колледж — в 1984 году. Мама и папа были против этого брака. Они не хотели, чтобы я рожала ребенка, и настаивали на аборте. Но я не стала делать этого. Мама сказала, что это конец всем ее надеждам. Папа сказал, что в Весе нет ничего, что должно быть в настоящем мужчине и что он подонок. Но я ответила им: «Пусть так: то, что случилось — то случилось». Мне нужен был шанс. Вы понимаете меня?
— Да, — сказала Надин. Она сидела рядом с Люси, сочувственно глядя на нее.
— У нас был прелестный маленький домик, и я не думала, что возможен такой финал, — грустно сказала Люси. — Нам было хорошо втроем. Хотя это, скорее, была заслуга Мерси, чем моя. Вес говорил, что на нашем ребенке лежит божья благодать…
— Не надо, — сказала Надин. — Все это было раньше.
«Снова это слово, — подумал Ларри. — Короткое двусложное слово».
— Да. Все это давно прошло. Я даже начинаю привыкать. Во всяком случае, мне так казалось, пока не начал сниться кошмарный сон.
Ларри встрепенулся:
— Сон?
Надин оглянулась на Джо. Секундой раньше мальчик завороженно смотрел на огонь. Сейчас он не сводил взгляд с Люси, а его глаза сверкали.
— Плохой сон, кошмар, — уточнила Люси. — Хотя не всегда один и тот же. В основном это ужасный мужчина, но я не всегда могу рассмотреть его, потому что он мерцает и изменяется. И он постоянно скрывается в тени, — она вздохнула. — Из-за него я боюсь спать. Хотя, возможно, теперь…
— Плохой человек! — внезапно воскликнул Джо, резко вскочив. — Плохой человек! Плохой сон! Мне страшно! Страшно! — и он, промчавшись мимо Надин, скрылся в темноте.
Воцарилась тишина.
— Это безумие, — начал Ларри и вдруг остановился. Все они смотрели на него. Темнота стала внезапно еще темнее, а Люси выглядела очень испуганно.
Ларри заставил себя продолжить.
— Люси, снилось ли тебе… тебе… одно место в Небраске?
— Да, как-то раз мне приснилась старуха-негритянка, — ответила задумчиво Люси, — но этот сон был очень коротким. Она говорила что-то вроде «приходи повидаться со мной». Потом я вновь оказалась в Энфильде, а потом… снова этот кошмарный человек. Потом я проснулась.
Ларри посмотрел на нее так пристально, что Люси покраснела и отвела глаза.
Потом Ларри поискал взглядом вынырнувшего из темноты Джо.
— Джо, тебе когда-нибудь снился сон о… пшенице? О старухе? О гитаре?
Из-за спины Надин Джо хмуро смотрел на него.
— Оставь его в покое, не мучай, — сказала Надин, и по ее лицу было видно, что эти вопросы мучительны прежде всего для нее.
— Дом, Джо? Маленький дом с покосившимся крыльцом?
Какая-то искорка промелькнула в глазах Джо.
— Прекрати, Ларри, — сказала Надин.
— Песня, Джо? Спиричуэлс?
Джо вздрогнул всем телом и прижался к Надин. Она попыталась обнять его, но мальчик тут же вырвался.
— Песня! — восторженно воскликнул он. — Песня! Спиричуэлс! — он отскочил в сторону и указал сперва на Надин, потом на Ларри. — Она! Ты! Другие!
— Другие? — спросил Ларри, но Джо снова исчез в темноте.
Люси Сванн явно была растеряна.
— Песня, — повторила она. — Я тоже помню, что была песня, — она посмотрела на Ларри. — Почему нам снятся одни и те же сны? Кто-то пытается таким образом воздействовать на нас?
— Не знаю, — Ларри перевел взгляд на Надин. — Тебе тоже снятся эти сны?
— Мне не снятся никакие сны, — отрезала она и отвела глаза.
Ларри подумал: «Ты лжешь. Но почему?»
— Надин, если ты… — начал он.
— Говорю тебе, мне не снятся сны, — выкрикнула Надин почти истерическим голосом. — Почему ты не можешь оставить меня в покое? Почему пристаешь ко мне?
Она вскочила на ноги и быстрым шагом, почти бегом пошла в сторону от костра.
Мгновение Люси смотрела ей вслед и потом встала.
— Я догоню ее.
— Да, лучше ты. Джо, посиди со мной, хорошо?
— Хорошо, — согласился Джо и начал перебирать струны на гитаре.
* * *Спустя десять минут Люси и Надин вернулись. Обе плакали, заметил Ларри, но сейчас слезы высохли, и женщины выглядели вполне успокоившимися.
— Прости меня, — сказала Надин. — Со мной иногда такое случается. Это чисто нервное.
— Все в порядке.
К теме о снах больше никто не возвращался. Две женщины и мужчина молча сидели у костра, слушая наигрывание на гитаре Джо, который постоянно расширял свой репертуар. С каждым днем мальчик играл все лучше и лучше.
Вскоре все пошли спать. С одного края Ларри, с другого — Надин, между ними — Джо и Люси.
Сперва Ларри приснился черный человек, затем старуха на крылечке своего дома. Только во сне черный человек приближался. Он несся сквозь стену колосьев пшеницы, втаптывая их в землю и улыбаясь при этом своей отвратительной улыбкой. Он был все ближе, ближе…
В ужасе Ларри проснулся. Была глубокая ночь. Все остальные спали мертвым сном. Что ж, сегодняшний сон поведал ему нечто новое. Черный человек явился не с пустыми руками. В них он нес тело Риты Блэкмур, покрытое мухами и жуками, смердящее, разложившееся. Это был символ, непонятный остальным: Ларри совсем не такой хороший, каким может кое-кому показаться; он потерял, потому что привык только брать.