С годами Иссканр стал подозревать, что на самом-то деле является отпрыском одной из матушкиных девиц, неудачно обслужившей клиента и не пожелавшей избавиться от плода в какой-нибудь из тайных лекарен. Девица (подозревал Иссканр) то ли умерла во время родов, то ли вообще вернулась в дом и до сих пор жила там, а сына отдала на попечение матушке. Та не была чрезмерно жадной или жестокой, но выгоду свою знала, и как только мальчишка чуток подрос, начала с лихвой возвращать вложенные в приемыша деньги и труды. Нет-нет, никакой работы с клиентами, матушка в этом отношении была строга и дом содержала исключительно для нормальных мужчин! - но ведь существует масса других поручений, которые по силам выполнить ребенку. Иссканр бегал на рынок за сластями для девиц, подметал, мыл полы, протирал рамы картин, подливал масло в светильники... В конце концов он стал вышибалой.
И в тот день, между прочим, выступал именно в роли вышибалы: мебельщик, похоже, по каким-то своим причинам решил потянуть с выполнением заказа, и неразумного следовало вразумить. Пока - словесно, однако не исключены были и непредвиденные неприятные варианты. Посему и послали к сквернавцу Иссканра.
С поручением он управился быстро. Мебельщик с какой-то стати решил, что о нем забудут - и был здорово удивлен визитом Иссканра; он даже сдуру принялся бормотать что-то о служителях Вездесущего Муравья, мол, а как же они, а чего ж это они...
Иссканр взял уважаемого за шкирку и тихо, с легкой приязнью в голосе пояснил: служители Вездесущего Муравья - они, конечно, хорошие парни, но заказ тебе делал наш дом, а не ихний храм. Так что хоры мямлить чушь, где стулья, батя?
Мебельщик (предварительно опущенный на ноги) повел Иссканра на склады и таки показал, что заказ есть, - и уже сегодня вечером будет доставлен в дом, не извольте беспокоиться. Мне-то чего беспокоиться, похлопал его по плечу Иссканр, это ты беспокойся.
И ушел, взяв с собой приглянувшийся стул - в качестве, так сказать, боевого трофея. Мебельщик не возражал.
Иссканр так и прошагал через весь город со стулом подмышкой... хотя нет, последнюю часть пути он пробежал, расталкивая зевак - и, словно наткнувшись на каменный забор, остановился перед домом, где прожил первые шестнадцать лет своей жизни.
Дом догорал, он уже обрушился внутрь себя и теперь сыпал искрами и исходил паром - его пытались заливать водой, но как-то вяло, через силу. Вроде, и надо, но не хочется, боязно.
Зато соседние здания спасали значительно увлеченнее: покрикивали на цепочку с ведрами, чтоб пошевеливались, молодецки ухали, отправляя очередную порцию воды в пасть огненных танцоров - и старались при этом стоять к "краснофонарному" дому спиной.
- Чего здесь случилось? - спросил Иссканр у зевак. Те, обрадованные, что есть еще кто-то, неосведомленный в происшедшем, наперебой кинулись рассказывать: это, парень, все из-за дурных прынцыпов тутошней хозяйки, борделя-то. Она, прикинь, никаких вариаций "мальчик с мальчиком" или "взрослый с дитём" не признавала, и при этом личные вкусы на профессиональный, так сказать, момент распространяла. А тут, говорят, давеча заходил к ней один... ну, как раз из этих, из мальчиколюбов. Настойчивый был, зараза. Так она его велела с лестницы спустить. А клиент оказался жрецом Вездесущего. Ясно теперь?
Теперь действительно стало все ясно. Иссканр ведь сам спускал с лестницы этого склизкого типчика, своими ушами слышал его шипящие угрозы, да только значения им не придал. Мало ли кто как хорохорится. И вообще, все в квартале знали, что у матушки Шали свой заскок на это дело - ну и если кому охота была нестандартно поразвлечься, так чапали в другое место, благо, заведений хватает. Так нет же, приспичило этому мужеложцу!..
- Жив-то хоть кто остался? - спросил у пускающих от восторга слюни (зрелище! зрелище-то какое!!!) зевак.
- Щас! Жрецы сперва там всех вырезали, кто был, а после уж подожгли. Вон Дылдук, дурья башка, бегал в горящий дом проверить - так он говорит, там крови-ищи!..
Дылдук подтвердил: кровищи немеряно. И трупаков - тоже немеряно. Было. Сейчас поди узнай кого-нить, и то если разгребешь уголья. Короче, Вездесущие в обиду себя не дали.
...Стул Иссканр продал за полцены, а то и меньше. Денег хватило на покупку самого необходимого, и он еще радовался, что пошел к мебельщику вооруженный, а то бы сейчас... Впрочем, и так пришлось несладко.
Он подрядился сперва вышибалой в какой-то кабак, потом, сочтя, что получает маловато, поднакопил деньжат и отправился на заработки. Как рассказал ему один знакомый моряк, самую большую деньгу зашибают те, кто работает на больших же дорогах. Либо разбойником, либо охранником.
Иссканр, воспитанный все-таки образованными людьми (матушка Шали заставляла девиц учить не только премудрости постельной акробатики), в разбойники не пошел. К тому же Иссканру очень хотелось повидать мир каков тот есть, а разбойнику разве до верченья головой, когда он "на работе"?
А почему именно монастырь Весенного Роения, принадлежащий церкви Вездесущего? Да потому что у Лукьерра, начальника караванной охраны накануне в драке зашибли двоих его людей (Иссканр и зашиб, ненароком, больно уж задирались), а с утра каравану в путь отправляться. Вина караванных охранников была явной, так что мстить Лукьерр не собирался, однако в качестве компенсации грядущих убытков, причиной которых поневоле стал Иссканр, предложил ему одну ходку, из Таллигона в Сна-Тонр. Тот согласился.
К снаряженному монастырем каравану прибивались разные люди: торговцы, ученые, послы, артисты, бродячие монахи, просто серые личности, готовые заплатить за возможность часть пути преодолеть с караваном. "Следи за ними так же внимательно, как за воришкой, зашедшим в твой дом, - поучал Лукьерр. - Иначе рискуешь проснуться завтра окруженным бандой каких-нибудь здешних головорезов - или не проснуться вообще". Впрочем, разбойничьих осведомителей этот бывалый рубака распознавал сразу. И почти никогда не ошибался.
- Приглядывай за ним, - шепнул он как-то Иссканру, указывая на низкорослого монаха Неустанной, который присоединился к каравану в Тринланге, городишке на полпути между Таллигоном и Сна-Тонром. Это было уже лет пять спустя после знакомства Иссканра с Лукьерром, Иссканр давно считался бывалым караванным охранником и ходил у начальника в помощниках правой руки. Он теперь и сам умел по едва различимым признакам распознать в приставшем к каравану страннике разбойничьего осведомителя.
Монах на осведомителя похож не был.
Лукьерр перехватил озадаченный взгляд Иссканра и пояснил:
- Что-то с этим приверженцем Неустанной не так. Что - не знаю. Так ты приглядись.
Иссканр приглядывался - и всякий раз пожимал плечами: откуда в Лукьерре такая мнительность? Или стареть начал, уже, как дряхлый пес, на всякую тень с лаем кидается?
Впрочем, приказ начальника выполнял старательно. Настолько старательно, что даже познакомился с братом Гланнахом - и вроде как сдружился с ним. Так было удобнее присматривать за монахом, да и поговорить с ним, оказалось, интересно и есть о чем. Гланнах охотно рассказывал юному (но не считавшему себя таковым!) охраннику о том, как устроен мир, о городах, где побывал или о которых только слышал, о людях, живущих за Сломанным Хребтом, о Трюньиле, о Вольных Землях... Иссканр же, в свою очередь, щедро делился тем, что узнавал сам в караванных переходах конечно, не всем, учитывая предостережение Лукьерра, но многим. И все удивлялся: вот ведь, с виду брат Гланнах кролик-кроликом, повстречал бы где на торжище - внимания бы не обратил. А умищи сколько! А как рассказывать умеет. А слушать!..
Иссканровы пиршества духа закончились в Дьенроке, хотя еще на подступах к городу случилось первое из событий, повлекших за собой значительные перемены в жизни молодого наемника.
Они ехали в самом хвосте каравана: брат Гланнах на строптивом онагре, то и дело норовящем укусить монаха, Иссканр - на мощном черном жеребце, обманчиво ленивом и безразличном к окружающему. Речь зашла о Таллигоне и сама собою перекинулась на то, как и почему Иссканр стал караванным охранником.
Брат Гланнах, близоруко щуря глаза, в который раз удивился: обычно охранники и караванов, и кабаков не столь образованы, как его уважаемый собеседник. Иссканр, до того момента не слишком-то торопившийся рассказывать о заведении матушки Шали (стыдился!..), тут вдруг разоткровенничался.
- Как, говорите, ее звали, вашу благодетельницу? - будто бы небрежно поинтересовался Гланнах.
И Иссканр так же небрежно (хотя уже один раз назвал имя матушки и был уверен: монах отлично его запомнил) ответил. Ответил, даже не повернув головы, ничем не выдавая своей настороженности.
Некоторое время ехали молча. Потом брат Гланнах тихо, вполголоса сказал: "И что же дальше?" - неясно, обращаясь то ли к Иссканру, то ли к себе, то ли к самим зверобогам.
Некоторое время ехали молча. Потом брат Гланнах тихо, вполголоса сказал: "И что же дальше?" - неясно, обращаясь то ли к Иссканру, то ли к себе, то ли к самим зверобогам.
- Вы, кажется, знали матушку? - осторожно предположил Иссканр некоторое время спустя. - Не подумайте, что я хочу вас обидеть...
Гланнах сделал неопределенный жест рукой, мол, ничего-ничего, ты и не обидел. В глазах его ворочалось нечто такое, чему Иссканр тогда так и не смог найти названия.
К вечеру они въехали в город и, как обычно, остановились в караванном доме. Иссканр, едва выдалась такая возможность, отозвал Лукьерра в сторонку и шепнул насчет странностей с братом Гланнахом. Мол, ничего страшного, но на всякий случай предупреждаю.
А ночью...
- Тихо! - прошипел Фриний, для пущей убедительности махнув им посохом. Все четверо остановились, в том числе и Мыкун, послушный рывку Быйцевой руки. - Слышите?
Иссканр, слишком углубившийся в свои воспоминания, хотел было ответить, мол, не-а, не слышим.
Услышал.
Едва различимое царапанье по камню, будто кто-то крадется там, где они прошли, - кто-то, у кого на лапах слишком длинные когти, которые ну никак не втягиваются.
Зато наверняка способны мастерски кромсать живую плоть.
* * *
Кому расскажешь - не поверят! Он бы и сам не поверил, если б еще день назад кто-то взялся утверждать, что Кайнор Мьекрский в минуту опасности закимарит - и где! в идоловом чреве!
Бред какой!
С другой стороны, в обходительных гвардейцев еще вчера Гвоздь тоже не поверил бы. ...Или уже - позавчера?
Небо над головой серело сумерками, то ли вечерними, то ли предзакатными.
"Стоп! - сказал себе Кайнор. - Вечер сейчас или утро, но точно - уже не сегодняшнее. В том смысле, что тогда была ночь, ночью мы выступали, ночью же я и драпанул от любезного господина Жокруа. Теперь, выходит, как минимум завтра. А то и..."
Тут Гвоздь вскочил на ноги, сообразив главное: важно не то, когда, важно то, где он сейчас находится. И как сюда попал.
Из идолового чрева, знаете, небо-то не очень порассматриваешь, хоть вечернее, хоть предзакатное!
То ли дело, если лежишь на берегу реки.
Кайнор длинно и смачно выругался; не полегчало.
"Дело ведь даже не в том, что я ни шиша не помню из того, что случилось между мной-в-храмовенке и мной-здесь. Допустим, идол Пестроспинной каким-то образом ожил, приволок меня сюда и здесь рассыпался - вот лежит, деревянный, расколотым боком щерится. Но почему - непременно рядом с утопленником?!"
Досадливые упреки Кайнора невесть к кому были вполне обоснованы. Действительно: вот речка, вот Сатьякал знает как оказавшийся на ее берегу Гвоздь, вот не менее загадочным образом доскакавший сюда идол Пестроспинной, - чудес хватает. И вздувшееся тело мертвяка, деликатно пованивающее совсем рядом - явный перебор в этой череде тайн. И более уравновешенный сошел бы с ума!
Кайнор только ругнулся для порядку и почесал в затылке. В конце концов, во всем нужно видеть и положительные моменты. Провал в памяти - да пусть его! - зато Гвоздь теперь точно сморгнулся от гвардейцев. Узнать бы еще, куда именно, но с этим, кажется, особых трудностей не будет. Берег, где очнулся Кайнор, зарос каким-то кустарником, а чуть дальше тянутся поля и через них проходит дорога - во-он и дымки над горизонтом вьются. Там и спросим, если так не поймем, куда судьбина забросила да Пестроспинная занесла.
Вот только в жонглерском костюме, пусть и перемазанном грязью, оно как-то не очень, на людях появляться. Кайнор зыркнул на утопленника просто так, чтоб убедиться в его мертвом и пахучем присутствии. Ладно, не таком уж и пахучем, признаемся. Не трупаком пахнет, а пока только тиной.
А если еще и в проточной воде одёжку его ополоснуть - аккурат к рассвету высохнет...
Гвоздь шагнул к недвижному телу и вздрогнул, когда увидел, как то шевельнулось. Потом заругался еще сильнее: это надо же так накрутить себя, чтобы не отличить покойницких движений от прыжка обычной лягушенции, отдыхавшей на теле утопленничка!
Правда, что-то не слыхал он, Кайнор, чтоб квакуньи любили отдыхать на мертвых телах - ну да мало ли чего он не слыхал! Об оживших идолах тоже вон раньше как-то не доводилось...
Гвоздь без особой спешки освободил утопленника от уже не нужной ему одежды, прополоскал ее в проточной воде и развешивал на кустах, чтоб быстрее просохла, когда услышал за спиной весьма узнаваемые звуки. Он сам частенько издавал подобные после не совсем удачной пьянки - но, Неустанная, сколько же нужно выпить и съесть, чтобы разразиться такими?!..
"И - кому? Тут же никого..." - пришла запоздалая мысль.
Кайнор обернулся, как стоял, с утопленниковыми мокрыми штанами в руках.
Раздетое тело мертвяка (только портки ему Гвоздь и оставил) сидело, неестественно вытянув перед собой ноги, упираясь руками за спиной и, перегнувшись в поясе, натужно извергало из себя потоки воды. Причем прямо на себя же, ничуть этим не смущаясь. Мертвые, как известно, сраму не имут.
Гвоздь терпеливо ждал, пока утопленнику полегчает. Почему-то он был уверен, что сможет убежать от мертвяка, ежели тому вдруг взбредет в пучеглазую его голову погнаться за Кайнором.
Утопленник гнаться и не думал. Прокашлявшись и проплевавшись, он выгнул шею и уставился буркалками на Гвоздя. Печально так, вроде даже с обидой.
- Ну извини, - сказал Кайнор. - Хочешь, верну, - он протянул утопленнику его штаны, но мертвяк и не шелохнулся. Только напрягся горлом, словно хотел что-то сказать, - но сказать не вышло, получилось лишь глухо булькнуть и извергнуть очередной поток грязной воды.
"Если мне очень припрет свести счеты с жизнью, никогда топиться не полезу", - решил для себя Гвоздь.
- Не ходи, - утробно выдавил из себя утопленник.
- Не хожу, - покладисто отозвался Кайнор.
- В Три Сосны не ходи, - уточнил мертвяк. - Сразу в столицу, как собирался.
- Так это, значит, Три Сосны там, за горизонтом, - догадался Гвоздь. А чего не ходить? Неужели это в Соснах тебя так...
Поздно. Мертвяк снова неестественно преломился в поясе, ткнулся образиной в вымаранные водой и грязью белесые колени - кажется, теперь навсегда.
- Чего ж я такого сделал, что вся моя жизнь кувырком пошла? - в сердцах вопросил у молчаливых кустов Гвоздь. - Гвардейцы обходительные, идолы живые; утопленники вот со своими советами лезут!.. Если это и есть всемирная слава, так избавьте меня от нее, во имя человеколюбия!
Само собой, кусты не ответили. И даже, стервозы колючие, не захотели отдавать высохшую одежду, царапались, как живые. Но Кайнор с ними управился; переоделся в утопленниково, свое все не поленился, на него напялил (только плащ себе оставил и свисток для Друлли, да монеты переложил в карман) - и отправился вдоль берега на юг, в столицу.
Примерно полчаса спустя услышал детский плач...
* * *
Фигуры возникли не позади, а перед ними - и первым заметил их Мыкун, а Быйца ощутил уже по едва прошедшей по руке полудурка дрожи, ощутил и тотчас обернулся. Фриний и Иссканр еще мгновение вглядывались в тьму, откуда пришли все четверо, а потом, учуяв неладное, посмотрели туда же, куда таращился сейчас горбун.
Фигур было шестеро, и еще две, кажется, маячили чуть дальше по коридору. Или то просто тени гуляют? - не разобрать...
Но этих, впереди, было шестеро, и они точно на тени не походили. На людей, впрочем, тоже. Люди - они и ростом поменьше, и в плечах поуже, и...
"И хвосты у них позади не телепаются", - подытожил Иссканр, одним движением выхватывая меч из ножен, что висели за спиной. Левой рукой он повел из стороны в сторону - знал уже: тогда огненный браслет на несколько мгновений разгорается и ярче освещает пространство вокруг себя.
Шестеро хвостачей по-прежнему оставались безоружными, однако Иссканра это не обманывало. Во-первых, попробуй достань чудиков из таких-то панцирей да шлемов, во-вторых, латные перчаточки-то у обитателей Лабиринта особые, шипастые: двинь под дых - человек пополам и сложится.
Иссканр плавным полушагом выскользнул вперед, закрывая собой Быйцу и Мыкуна. Фриний же и так стоял от незнакомцев дальше всех - за мгновение до их появления чародей вслушивался в странные звуки, доносившиеся оттуда, где был вход в Лабиринт.
- Погоди. - И не поймешь, как Фринию удалось оказаться совсем рядом, ведь только что был же на расстоянии трех-четырех шагов! - Погоди. Оружием всегда воспользоваться успеем.
Иссканру было что возразить, но он промолчал. Чародей ведь, что с него возьмешь!
А тот выбрал взглядом вроде как главного среди этой шестерки (и не сказать, чтобы самого рослого или там в наиболее богатом доспехе... ну, доспехи-то у них почти одинаковые) - выбрал и обратился к нему на невесть каком языке.
- Пьи изаздэр? Тэ ханнэтэр эдо?
Спросил властно, как хозяин у дерзких слуг, посреди ночи вломившихся в спальные покои.
Шестеро промолчали. Лишь один из них, что стоял вторым слева, вздрогнул и напрягся, будто прислушивался к далеким словам, не словам даже, одному эху слов.