– Мне не нравятся большие станции, – объяснила она, – но к нам постоянно кто-нибудь прилетает или улетает, не реже раза в неделю. Собственно, вы – третьи за последние пять дней.
Высокая и чуть сгорбленная, Мириам, казалось, слишком много времени провела в одиночестве. Позже я узнала, что она выросла на станции при силе тяжести в три десятых от стандартной. Ее мускулы не привыкли к обычной гравитации, и впоследствии у Мириам возникли проблемы при пребывании в нормальных условиях. Станция принадлежала ее родственникам, которые явно не отличались особым умом – а может, им было все равно.
– Мы ищем Терезу Урбанову, – сообщил Алекс. – Не подскажете, где она?
– Если честно, я давно ее не видела. Но она живет в Океанате. – Мириам показала нам карту. – Мы можем доставить вас на челноке на планету, но должна сказать, что это недешево. Если есть свой, советую воспользоваться им.
– Так и сделаем, – ответил Алекс. – Что это за место – Океанат?
– Он стоит на горе. Виды прекрасные. Но, несмотря на название, воды там не очень много.
– Ясно.
– Это небольшой комплекс – разумеется, популярный среди туристов. Тереза работает там: устраивает презентации, организует вечеринки и так далее.
– Похоже, место довольно оживленное.
– Ну, я бы не сказала. Правда, сейчас там есть несколько человек – любители литературы, прилетевшие ради «Филандии».
– Что за «Филандия»? – спросила я.
Алекс, обычно знающий ответы на такие глубокомысленные вопросы, решил подождать объяснений Мириам. Похоже, наше невежество ее слегка позабавило.
– Отель, где Расин Валь написал «За бортом».
Я слышала название, но понятия не имела, о чем это.
– Большой революционный роман о движении вакханалийцев.
Я опять ничего не поняла.
– Это было давно, дорогая, – пояснила Мириам. – Шестьсот лет назад. Книга, которая изменила образ действий всей цивилизации. Люди получили новый моральный кодекс и полную свободу духа.
– Делай что хочешь, пока это не вредит другим, – кивнул Алекс.
– Именно, – подтвердила Мириам. – Люди постоянно говорили о свободе, но впоследствии установили множество правил. Представьте, насколько лучше было бы жить, если бы мы руководствовались здравым смыслом, а не племенными табу, – рассмеялась она. – Ладно, хватит об этом. Тереза знает о вашем визите?
Да, Тереза знала. Мы приземлились на краю комплекса, который состоял из «Филандии», центра развлечений и полудюжины домиков, которые образовывали круг. Все они выглядели довольно грубо сработанными, что усиливало ощущение оторванности от цивилизации – как будто окружающей реальности не хватало. В действительности комплекс стоял не на горе, а на большом холме с плоской вершиной. Свалившись с нее, вы, скорее всего, не пострадали бы, но катиться пришлось бы долго. Мы увидели нескольких детей, игравших в догонялки, и молодую женщину, выходившую из домика.
Океан был виден, но на таком расстоянии он казался всего лишь далеким озером. Опустившись на площадку, мы выбрались из челнока и вошли в отель.
Тереза сидела в вестибюле, у окна, вместе с тремя мужчинами и женщиной. Увидев нас, она встала и улыбнулась.
– Чейз? Алекс? – спросила она. – Рада познакомиться. Я много о вас слышала.
За полвека Тереза не слишком постарела. У нее были черные волосы, гладкая кожа, лимонного цвета глаза; во всем облике чувствовались спокойствие и достоинство. Она представила нас членам литературной группы, сидевшим за столом. Судя по всему, те беседовали о погоде. Прежде чем делать выводы, учтите, что погода на Санусаре сильно отличается от погоды на любой из планет, откуда могли прибыть гости. Но в тот день нельзя было желать ничего лучшего: солнце и довольно теплый воздух.
– Вчера, – заметил один из туристов, – было минус сорок.
Мы присоединились к разговору. Нас спросили, чем мы зарабатываем на жизнь, не хотим ли чего-нибудь выпить. Через несколько минут Тереза извинилась перед гостями и провела нас в боковую комнату. Мы сели за стол.
– Если хотите, то, конечно, можете остаться здесь, – сказала она. – Надеюсь, вы так и поступите, но не хочу зря тратить ваше время. Чем могу помочь?
– Тереза, – сказал Алекс, – мы пытаемся выяснить обстоятельства происшествия пятидесятилетней давности. Корабль, который…
– Знаю, – ответила она.
– Вы дежурили, когда это случилось?
– Да.
– Мы видели запись и рассчитываем, что вы можете добавить что-нибудь.
– Не знаю, что еще…
– Ваш муж однажды сказал, что после того случая вы сильно изменились.
Она моргнула и улыбнулась.
– Пожалуй, в этом есть доля правды.
Снаружи, в вестибюле, кто-то включил медленную, печальную музыку. Алекс молча ждал. Тереза смотрела куда-то позади нас.
– Вы видели отредактированную запись.
– Почему ее изменили?
– Мы получили достаточно четкое изображение иллюминаторов.
Алекс наклонился вперед.
– Понятно. И что вы увидели?
– У одного из них была женщина. Похоже, она колотила по стеклу. И выглядела так, словно билась в истерике.
– Вы уверены?
– Да, уверена. – Взгляд лимонных глаз погрустнел. – Следователи все конфисковали. Позднее запись опубликовали, но эту часть вырезали.
– Вы разговаривали с ними? Со следователями?
– Разговаривал мой начальник. По его словам, они сказали, что нам все почудилось и никакой женщины не было. – Тереза покачала головой. – Мы все это видели, Алекс. Господи, мы все это видели.
Часть II Вильянуэва
Глава 13
– Зачем им было редактировать запись? – спросила я, когда мы поднялись над Океанатом.
– Все опять упирается в то, что скажет общественность, – ответил Алекс. – Мы не знаем, кто проводил расследование – «Звездный корпус» или местные. Но речь шла о женщине, попавшей в беду. Хуже того, о фотографиях этой женщины. Они понятия не имели, кто эта женщина, что это за корабль и куда он летит. Никто не сообщал о попавших в беду или пропавших кораблях. – Он посмотрел на пейзаж внизу. – Как объяснить все это взволнованной публике?
Мы возвращались домой в мрачном настроении. Алекс уткнулся в книгу и почти не разговаривал, пока мы не вышли из прыжка в родной системе. Я спросила его, готов ли он оставить Робина в покое, и услышала в ответ, что я его разочаровываю.
– Ты слишком легко сдаешься, Чейз.
– Ладно. И что дальше?
– Винтер.
– Что?
– Уильям Винтер. Друг Робина, погибший на Индикаре. Пожалуй, пора выяснить, что там произошло на самом деле.
Через два дня мы уже пересекали континент на поезде. Сойдя в Порт-Лео, мы провели ночь в отеле «Амерада». Должна признаться, я выпила лишнего и стала участницей публичного представления. Обычно я такого себе не позволяю; вероятно, ничего бы не случилось, если бы Алекс пошел в клуб вместе со мной. Но он не пошел, и я подумала, что, возможно, правы те, кто говорит: «Наслаждайся жизнью, пока можешь и пока это никому не вредит, ибо время твое не вечно». И я присоединилась к двум или трем женщинам, которые были в центре всеобщего внимания.
Утром я чувствовала себя слегка виноватой. Алекс удивился, когда я сказала, что позавтракаю у себя в номере, – мне не хотелось наткнуться на кого-нибудь из участников вечеринки. Но, судя по тому, как Алекс разговаривал со мной, он кое-что знал, хотя и воздержался от комментариев. В середине ясного, безоблачного дня мы выписались из отеля, взяли напрокат скиммер и полетели в Тараску.
Тараска расположена в гористой местности. Долины и холмы отчасти скрывает густой лес, попадается множество валунов, и над всем господствуют две высокие вершины. Самое подходящее место для тех, кто предпочел бы жить на острове или на обратной стороне Луны, если бы не ценил благ цивилизации. К тому же местные обладали неплохим архитектурным вкусом. В городке имелись несколько магазинов, два кафе, ночной клуб, церковь и здание городского совета. Редкие частные дома, разбросанные по округе, выглядели слегка претенциозно из-за башенок, куполов и арок.
Впрочем, жители городка оказались достаточно общительными. Они проводили время в кафе, ночном клубе или в гостях. Как нам рассказали, в городе устраивалось множество вечеринок; я без труда поверила в это.
Сын Уильяма Винтера, тоже Уильям, жил в трехэтажном доме с колоннами, шпилями и круглыми окнами. Тень от двух рядов салониковых деревьев падала на идеально ухоженную лужайку.
– Чем он зарабатывает на жизнь? – спросила я Алекса.
– Насколько мне известно, он просто сидит на веранде и смотрит, как растут цветы.
– Не знаешь, откуда взялись фамильные деньги?
– Были у семьи в течение нескольких поколений.
Мы начали снижаться. Искин попросил нас представиться.
– Чем он зарабатывает на жизнь? – спросила я Алекса.
– Насколько мне известно, он просто сидит на веранде и смотрит, как растут цветы.
– Не знаешь, откуда взялись фамильные деньги?
– Были у семьи в течение нескольких поколений.
Мы начали снижаться. Искин попросил нас представиться.
– Алекс Бенедикт, – сказала я. – У нас назначена встреча с господином Винтером.
– Очень хорошо. Добро пожаловать в «Уитковер».
Позже мы узнали, что каждый дом в Тараске имеет имя – к примеру, «Берлингейм», «Эпицентр» или «Пирр». Название «Берлингейм», как нам сказали, было взято с потолка. Владелец «Эпицентра» был геологом, а «Пирр» принадлежал семье, утверждавшей, будто их предками были греки. Центральное место на лужайке перед «Уитковером» занимала серовато-белая каменная глыба.
Нас удивило слегка снобистское отношение искина – почему Винтер велел встретить нас так сухо? Непохоже, что коммивояжеры или Посланники Господа были частыми гостями в этих краях. Через пару минут мы приземлились, и искин велел нам проследовать к входу. Выйдя на выложенную камнем дорожку, мы подошли к дому и по пяти мраморным ступеням поднялись на крыльцо. Дверь открылась, мы прошли между двумя колоннами и оказались внутри, где нас приветствовал молодой человек в деловом костюме.
– Добрый день, – сказал он. – Господин Винтер сейчас будет.
Молодой человек оказался голограммой – стоя перед лампой в коридоре, он не отбрасывал тени. Вежливо улыбнувшись, он провел нас в приемную и предложил сесть, после чего снова улыбнулся, повернулся и вышел.
Комната была роскошно обставлена: толстые атласные занавески, темный мягкий диван, три кресла, резной кофейный столик изысканного вида. На стенах висели произведения транслитерального искусства двенадцатого века, а также пышный, обшитый мехом ковер и свадебная фотография Уильяма Винтера-старшего и его невесты. Через комнату смотрели друг на друга бюсты мужчины и женщины из иной эпохи.
В коридоре послышались голоса, и в комнату вошел невысокий толстячок.
– Господин Бенедикт, – сказал он, – рад с вами познакомиться. И с вами, госпожа Колпат. Я Билли Винтер. Чем могу помочь?
Алекс выразил свое восхищение обстановкой дома и сказал что-то про приятную погоду. Винтер спросил, не хотим ли мы чего-нибудь выпить. Да, конечно, с удовольствием. Он дал указания искину, после чего Алекс перешел к делу:
– Как я уже говорил, мы собираем сведения о выдающихся личностях четырнадцатого века, мужчинах и женщинах, оказавших неизгладимое влияние на развитие культуры. Нам очень хотелось бы поговорить с вами о вашем отце.
Наш гостеприимный хозяин уселся в кресло.
– Я в вашем распоряжении, – ответил он.
Женщина средних лет принесла бутылку вина, вежливо улыбнулась, достала из шкафа три бокала, поставила их перед нами и удалилась. Билли наполнил бокалы. Мы выпили за его отца и за Тайный клуб, одним из основателей которого он стал. Членами его были влиятельнейшие мыслители столетия: Мария Коули, внесшая огромный вклад в судебную реформу; Индира Халалла, создательница «лунного феромона», настолько мощного, что противники-моралисты подали на нее в суд, пытаясь запретить его применение; Майкл Гошок, глава движения за запрет искинов, которые теоретически могли читать мысли по выражению лица. Гошок контактировал с «немыми» и наверняка понимал, каково это будет для людей – знать, что их разум открыт для каждого.
– Ваш отец когда-нибудь рассказывал, зачем он хотел лететь на Индикар? – спросил Алекс.
– Нет, – ответил Билли. – Мне тогда было всего десять лет. Он просто попрощался, а потом его не стало. Мать говорила, что так и не поняла, что случилось.
– А раньше он совершал такие экспедиции? Не знаете?
– Нет. Он впервые отправился за пределы планеты. – (Мы знали, что мать Билли умерла несколько лет назад.) – Мать рассказывала, что при первом же его появлении у нее возникли дурные предчувствия.
Алекс откинулся в кресле.
– Вы имеете в виду Криса Робина?
– Да. – Билли сделал большой глоток вина. – Если вам удастся выяснить, зачем он туда полетел и отчего погиб мой отец, буду крайне признателен, если вы мне об этом сообщите.
Алекс заверил его, что так и сделает, затем встал и подошел к свадебной фотографии. Оба выглядели счастливыми, даже ликующими, как и все новобрачные. Жених казался несколько самоуверенным, невеста по имени Суния буквально сияла. Мне нравятся старые свадебные фото. Порой мне кажется, что в этот момент мы находимся на вершине, а потом начинается реальная жизнь, и все катится под откос.
– Вы хотели посмотреть его бумаги? – спросил Билли.
– Да, если можно.
– Без вопросов. – Он чуть повысил голос: – Миранда, подготовьте, пожалуйста, все необходимое для Чейз и Алекса.
– Как пожелаете, господин Винтер, – ответил искин. Я сразу же почувствовала формальный тон. Большинство людей общается с домашними системами на «ты».
– Ваш отец приобрел громкую славу, – сказал Алекс.
– Вы читали его книги? – спросил Билли, глядя на меня.
– Конечно, – выручил меня Алекс. – Во время учебы в колледже я читал «Войну, мир и господина Карголо».
– Она получила высшую награду в тысяча триста семьдесят шестом.
– Вполне заслуженно. Еще я читал «Распутников».
– Ими отец особенно гордился. Эта книга не отмечена наградами, но он считал ее своим лучшим творением, – улыбнулся Билли и снова перешел к делу: – Алекс, как я уже говорил, вы можете ознакомиться с любыми документами. Но загружать к себе ничего нельзя, кроме его книг. – (Другие произведения Винтера назывались «Математика и Бог», «Великий цикл», «Немые, философы и адвокаты» и «Наш день под солнцем».) – Не думайте, будто я вам не доверяю, но отец всегда настаивал на этой предосторожности, и я считаю своим долгом…
– Никаких проблем, Билли.
– Так что же мы ищем?
Этот вопрос я задала еще по пути к дому, ожидая, что Алекс, как всегда, ответит: «Увидим – узнаем». На этот раз ответ оказался чуть более конкретным: «Чейз, нужно выяснить, что связывало его с Робином».
От объема материалов, содержавшихся в бумагах Винтера, захватывало дух. Кроме заметок о шести написанных им книгах – вероятно, более обширных, чем сами эти произведения, – там были дневники, записные книжки, комментарии о прочитанном и записи разговоров, а также заметки о культуре, политических событиях, прессе, религии, театральных постановках, своих гастрономических пристрастиях, воспитании детей, браке и искинах – последние, по мнению Винтера, являлись мыслящими существами и заслуживали равноправия с людьми. Вряд ли существовал хоть один аспект человеческого поведения, не затронутый им. И еще там оказалось несколько шахматных партий.
– Алекс, – сказала я, – нам понадобятся годы.
– Чейз, займись дневниками. Ищи все, что может навести хоть на какую-то мысль.
Пройдя в дальний конец комнаты, он задернул занавески, чтобы не мешал солнечный свет, и сел за стол.
Имя Робина упоминалось в разном контексте: друг; выдающийся, пусть и слегка чудаковатый, физик; сотрапезник; доброжелательный рецензент, который нашел ошибку в некоторых умозаключениях Винтера, касающихся человеческой эволюции («Робин считает, будто мы нисколько не становимся умнее»); первопроходец в области субквантовых исследований.
«Он всегда полагал, – писал Винтер, – что мы родились не в ту эпоху. Он завидовал тем, кто жил в золотой век науки – от Фрэнсиса Бэкона до Армана Кастильо. Представление о том, что мироздание можно объяснить без упоминания сверхъестественных сил, восходит к тринадцатому веку, когда в Италию прибыли греческие ученые, бежавшие из Византии после падения Константинополя. Так продолжалось до тех пор, пока девятьсот лет спустя Кастильо не продемонстрировал, что Великой единой теории не существует и космос на самом деле – шедевр хаоса, в чем главным образом и состоит его изящество.
Робин считал, – продолжал Винтер, – что после этого нам остается лишь ставить прикладные задачи, собирать данные и созерцать закаты. Как ни печально, с этим трудно не согласиться».
В другом месте он писал, что Робин воспользовался, в числе прочего, теорией Фридмана Кофера – физика, немало способствовавшего прекращению вражды во время войны с «немыми». Винтер также упоминал о том, что работа Робина по исследованию мультиверсума, наверное, была бы невозможна без одного научного коллектива: после конфликта, объединив усилия с учеными-«немыми», он начал искать возможности для эксперимента, доказывавшего существование альтернативных вселенных. Я углубилась в подробные объяснения, но почти ничего не поняла и в итоге решила, что либо Винтер разбирался в науках слишком хорошо для историка, либо просто не мог толком ничего объяснить.
Но даже если связь между Винтером и Робином где-то прослеживалась, имя последнего могло вообще не упоминаться. Я потратила все утро на просмотр дневников в поисках всего, что касалось мультиверсума, золотого века, субквантового мира, Коффера и неопознанных кораблей. Кое-что удалось найти.