А этот Паша — непростой мальчик. Судить можно хотя бы по тому, что ничего существенного в плане информации я от него так и не получила.
* * *Когда я вышла от Кати, поняв, что ничего больше девочка сказать мне не сможет, в коридоре я встретила Свирского.
— Адам Ефимович, не смогли бы вы уделить мне пару минут?
Он повернулся, окинул меня взглядом поверх очков и произнес:
— Да, Юлия Сергеевна. Разумеется. Но не более. У меня, к несчастью, очень мало времени. Вы же понимаете… — И он показал рукой в сторону только что оставленной им гостиной, в которой сидела его жена, сестра убитого накануне Бориса Евгеньевича Гроссмана.
— Да, конечно, — ответила я. — Где будет удобнее переговорить с вами?
— Пройдемте в кабинет Бориса Евгеньевича.
Расположившись в небольшом, но очень уютном рабочем кабинете Гроссмана, в котором мне приходилось несколько раз бывать и раньше, мы со Свирским обменялись пристальными взглядами, словно стараясь предугадать, чего можно ожидать от собеседника. Я заговорила первая:
— Адам Ефимович, я думаю, вы понимаете, что сейчас я говорю с вами не как частное лицо, как было раньше, когда я посещала этот дом и встречала тут вас. Я, как юрисконсульт губернатора, от его имени хотела бы задать вам несколько вопросов, неофициальных, разумеется, мы ведь не следственные органы, но тем не менее… интерес губернатора…
— Да, я понимаю. Я вас внимательно слушаю, Юлия Сергеевна.
…Конечно, ничего подобного губернатор мне не поручал. Но, как я уже упоминала, я имела карт-бланш на действия в интересах своего отдела. Совет безопасности области подтвердил это право.
— Мне хотелось бы знать ваше личное мнение касательно смерти Бориса Евгеньевича. Все-таки мнение человека, фактически унаследующего все, что осталось после покойного, которому будет доверено опекунство над детьми Гроссмана, немаловажно.
Лицо Свирского отвердело.
— Я хотел бы воздержаться от комментариев хотя бы до похорон Бориса. Мое мнение вовсе не так уж важно. Гораздо более существенно мнение следствия, которое, кажется, опять намерено разводить руками и говорить: «Ну надо же, а? Как это почтенному господину киллеру это удалось?»
— Если не ошибаюсь, это именно ваша фирма финансирует гимназию.
— Совершенно верно. Все платежи идут через «Гросс-банк». И будут идти, смею вас заверить.
— То есть кадровый вопрос тоже в вашем ведении?
— Простите?
— Я имею в виду, что вы можете влиять на подбор штата гимназии. На должности преподавателей, администраторов, охранников.
Свирский кивнул:
— Если это необходимо, то — да. Но я предпочитаю не вмешиваться в эту сферу. Мое непосредственное дело — финансовое обеспечение.
— Хорошо. Борис Евгеньевич никогда не говорил вам о том, что ему угрожают? Ведь вы близкие люди.
Адам Ефимович широко улыбнулся и развел руками:
— У меня часто создавалось впечатление, что он с большей охотой поведал бы о своих проблемах вам, чем мне. А со мной он говорил только о делах. Насчет угроз… я сомневаюсь, что он стал бы мне говорить, если что-то и было. А вот вам… он всегда к вам хорошо относился. Грешен, но какое-то время я думал, что он собирается на вас жениться. А почему бы мне и не думать так, если вы несколько раз бывали вместе в клубах и на приемах?
— Никто и не упрекает вас за такие мысли. Возможно, многие такое предполагали.
— Значит, таких намерений не было?
— Да нет. А теперь, если позволите, Адам Ефимович, еще пара вопросов, и все.
Застрекотал мобильник Свирского. Тот поморщился, глянул на часы, отрывисто проговорил в телефон: «Перезвоните через пять минут!» — и сказал:
— Да, пожалуйста. Но только быстрее.
— Вы не боитесь за себя?
— Почему я должен бояться? Каждый крупный бизнесмен должен заботиться о своей безопасности, но бояться — это излишне. Это мешает сосредоточиться на деле.
— Наверно, именно из этих здравых соображений вы велели удвоить свою охрану.
Лоб Свирского пересекла глубокая складка.
— Откуда вы это взяли? — резко спросил он.
Я повела плечом и ответила:
— Это совсем несложно. А теперь разрешите мне последний вопрос: когда вы узнали о том, что Борис Евгеньевич дал Кате согласие на то, что он посетит вечер в ее гимназии?
Свирский нахмурился и резким движением поднес руку с часами к глазам и сказал:
— У меня нет времени. Вас проводят до выхода. Всего хорошего, Юлия Сергеевна.
— Мой вопрос ставит вас в тупик, Адам Ефимович? — Я немного повысила голос.
— Не ставит, — немедленно ответил он. — Я вообще не знал, поедет он на этот вечер или нет.
— Просто все дело в том, что человек, убивший Бориса Евгеньевича, равно как и тот, кто заказал Гроссмана, прекрасно знали о том, что банкир поедет на вечер. Знали совершенно точно и сами имели законное право на вечере находиться. Вот так.
Свирский посмотрел на меня, кажется, без особого восхищения, раздул ноздри и, повернувшись на каблуках, вышел из кабинета. И тотчас же вошел рослый парень в черном костюме — чтобы проводить меня до выхода, как и говорил Адам Ефимович Свирский…
Глава 5 Ведомство и трезвость эс эс
Пашины прогнозы в определенной степени оправдались. Но только в определенной степени.
Я хорошо подготовилась к трудоустройству в гимназию: темно-каштановый парик-каре, искусный макияж, линзы, меняющие цвет глаз, и очки в изящной оправе.
Одежду подобрала скромную, неброскую, строгую: светлую блузку, серый костюм, подчеркивающий достоинства моей фигуры, темные туфли на девятисантиметровых каблуках.
После того как я закончила экипирование, макияж и прочие процессы перепрофилирования юрисконсульта Юлии Сергеевны Максимовой в преподавательницу английского и немецкого языков Елену Владимировну Сладкову, — я отошла от зеркала на два метра и окинула себя взглядом.
Я осталась довольна.
На меня смотрела молодая женщина лет двадцати пяти, интеллигентная, несколько скованная, но тем не менее знающая себе цену.
И, главное, эта женщина нисколько не напоминала мне мое природное обличье.
Думаю, Адам Ефимович Свирский никогда в жизни не признал бы в этой претендентке на преподавательское место в содержащейся на его деньги гимназии — дерзкого юрисконсульта тарасовского губернатора.
Отдел кадров второй гимназии, а также четырнадцатого лицея, пятой гимназии и математической школы номер тридцать три, был расположен в массивном здании по соседству со второй гимназией, напичканном разнокалиберными офисами фирм всех сортов и направлений.
Весь этаж, на котором находился отдел кадров, был арендован «Фондом финансового обеспечения и кредитования общеобразовательных программ Тарасовской губернии».
Фонд содержался на деньги фирмы «Адамант» и, следовательно, контролировался Свирским.
Первый разговор, затеянный мной в отделе кадров, оказался самым неудачным из череды последовавших за ним бесед, в результате которых я все-таки добилась того, за чем пришла.
Этот первый разговор состоялся с монументальной секретаршей, которая сидела за дорогущим компьютером и тупо раскладывала на нем пасьянс.
У меня всегда вызывает раздражение то, как иногда используют современную оргтехнику. Лучше бы вязали крючком, что ли.
Я не успела и рта открыть, как кариатида подняла свою толстую физиономию от экрана монитора и внушительно произнесла:
— Вы к Сергею Сергеевичу насчет работы? Его нет. Он занят.
Из соседней комнаты на меня сонно воззрились два растрепанных служащих, вероятно, только что пробудившихся от приятной дремоты.
— Простите, — кротко сказала я, преданно глядя на секретаршу, — так его нет или он занят?
Ответ секретарских дел мастерицы был подобен удару Зевесовой молнии:
— Занят! Он не принимает, для вас это означает, что его нет.
И секретарша, сочтя невозможным тратить свое драгоценное время на такое ничтожное существо, как я, углубилась в пасьянс, вероятно, предвкушая, что при схождении его на ее долю выпадет любвеобильный мужчинка с толстым кошельком и прочими, тоже не худыми, атрибутами сладкой жизни.
— Странно, — с тем же невинным видом произнесла я. — А Адам Ефимович сказал, что меня примут.
— Какой еще Адам Ефимович?
— Свирский Адам Ефимович. Он сказал, что я могу пройти собеседование именно сегодня.
При упоминании имени Свирского что-то всколыхнулось в заплывших жиром мозгах секретарши. Она вскинула на меня глаза и нажала кнопку коммутатора:
— Сергей Сергеич? К вам тут… как вас представить?
— Сладкова Елена Владимировна.
— Сла…
— Да, проводите ее ко мне, — перебил секретаршу голос невидимого Сергея Сергеевича.
Секретарша поднялась из-за стола и затрусила к двери шефа. Открыла ее и сказала мне с куда меньшей наглостью в голосе:
Секретарша поднялась из-за стола и затрусила к двери шефа. Открыла ее и сказала мне с куда меньшей наглостью в голосе:
— Проходите.
Сергей Сергеич, полный лысый мужчина с приятной улыбкой, встретил меня приветливыми словами:
— Елена Владимировна? Мне позвонили насчет вас. Так что вы как нельзя кстати.
Здесь надо отметить, что я воспользовалась своими обширными связями и попросила позвонить из областного Министерства образования насчет моей якобы родственницы из Москвы и помочь ей в трудоустройстве в гимназию номер два. Как видите, лишним это не оказалось. Интересно, что было бы, не прими я этой простой и необходимой предосторожности — вероятно, атлетичная секретарша-гренадер просто вытолкала бы меня несолоно хлебавши.
— Итак, вы хотели бы получить работу в гимназии номер да? — произнес он, быстро просматривая представленные мной документы. — Хороший выбор. Ну что ж… думаю, что с такими бумагами вы можете рассчитывать на место. Вот только я одного не понимаю: зачем вы уехали из Москвы?
— По семейным обстоятельствам.
— О, понятно, — быстро заговорил Сергей Сергеич. — А зачем вам, собственно, идти в гимназию, Елена Владимировна? Вы не хотели бы получить более высокооплачиваемую и престижную работу?
— О чем вы говорите, Сергей Сергеич? — с хорошо разыгранным удивлением проговорила я.
— Ну, например, в Фонд… э-э-э… финансового обеспечения и кредитования… вы видели надпись на вывеске, да? Это фонд Свирского. Чье имя вы так удачно ввернули в приемной. Марина напугалась.
Он захихикал и, поднявшись из-за стола, заходил вокруг узкого дивана, на котором расположилась я. Походка его выглядела весьма комично.
— Вы действительно с ним знакомы?
— С кем? Со Свирским? Нет, что вы. Я в Тарасове-то вторую неделю. А похлопотала за меня моя дальняя родственница. Она в администрации работает.
Он расплылся в широкой улыбке: вероятно, его порадовало, что я незнакома с всемогущим меценатом.
— Значит, ваша родственница работает в администрации. Хм… Я мог бы помочь вам получить работу у Свирского. Хотите, нет?
Я захлопала ресницами и ответила:
— Вы знаете… нет, спасибо, Сергей Сергеич. Я хотела бы преподавать.
— Очень хорошо. — Сергей Сергеич посмотрел мне прямо в лицо, мило улыбнулся и сказал: — А чем я могу быть вам полезен, помимо трудоустройства? С этим, как вы понимаете, у вас проблем не возникнет. С такими-то рекомендациями… Кстати, вы можете звать меня Эс Эс. Это меня еще так в институте звали.
И он ухмыльнулся во весь рот.
Я пристально посмотрела на Сергея Сергеевича: нет, на ловеласа не похож. Наглость, нет, скорее, нагловатость — это напускное. Наверно, в юности девушки не любили, да и сейчас особенно не жалуют. Вероятно, в глубине души — скромный, смешной, пытающийся хорохориться воробышек.
Он может быть полезен. Ведь через него проходят все увольнения и поступления на работу во второй гимназии.
Ну что ж…
Я склонила голову и, лукаво посмотрев на донжуанистого заведующего отделом кадров, произнесла:
— Ну хорошо… не могли бы вы познакомить меня с городом? Я тут давно не была, хотя и родилась здесь.
Звучит довольно глупо, но для этого занимательного колобка — сойдет. В конце концов, мне и надо сыграть не слишком интеллектуальную, но душевную клушу.
Сергей Сергеич посмотрел на меня важным взглядом и ответил:
— Знаете что, Елена Владимировна? Сейчас я направлю вас на собеседование, а после него вы зайдете ко мне, и мы оформим вас в должность. А потом можно будет и поужинать. Ведь вы не шутили, не так ли?
Я повела плечом, придав себе довольно застенчивый вид, и ответила:
— Нет, почему же, Сергей Сергеич. Не шутила. Только мой вам совет: увольте вашу замечательную секретаршу. Она у вас в роли цербера и посетителей явно отпугивает. А среди них могут оказаться ценные кадры. Только более боязливые, чем я.
Сергей Сергеевич ухмыльнулся:
— Вы совершенно верно заметили, Лена. Она и призвана отпугивать посетителей. Потому что тот, кто испугается ее, не сможет работать во второй гимназии. Там такие балованные чада сидят. Наглые. Рожа — во, а ума — с гулькин ху… в общем, немного. Простите. С «мобильниками» ходят. Вот поэтому я и не рекомендовал бы вам идти туда. В фонде местечко потеплее и поприбыльнее.
— Ничего, — ответила я. — Я справлюсь.
Сергей Сергеич снова ухмыльнулся, придал себе многозначительный вид и сказал:
— А вы решительная, Лена, хотя на первый взгляд и не скажешь. Ну хорошо, договорились.
И, когда я уже собиралась уходить, добавил:
— А вы — хитрая. Поняли, что я безобидный тип. И что могу быть вам полезен в этом городе. А что касается моей секретарши Марины, так она — кандидат искусствоведения и два года назад победила в областном конкурсе кроссвордистов.
Вот это номер.
Я улыбнулась: по всей видимости, не только секретарша-искусствовед, но и этот «колобок» Эс Эс далеко не глуп. Глупого бы сюда не взяли. Наверно, разбирается в людях. И в самом деле — безобиден.
* * *Сергей Сергеич оказался непьющим.
Это выяснилось после пяти бокалов вина, выпитых им в продолжение первого же часа нашего пребывания в ресторанчике средней руки. Заведение было довольно непрезентабельное, но это только на взгляд человека, вращающегося в высшем свете и познавшего вкус настоящей жизни.
Хотя, признаться, я не относилась к людям, которые успели распробовать этот вкус очень внятно — слишком много работы, — но попробовать на язычок эту жизнь все-таки успела.
Хотя бар «Айвенго» — вероятно, по названию одноименного произведения Вальтера Скотта, — отделанный под старинную таверну со стенами из красного камня, относился к числу заведений, в которое не стыдно пригласить приличную девушку.
Сергей Сергеич оказался непьющим не потому, что он в этот вечер совсем не пил. Просто человек, регулярно употребляющий хоть какой-то алкоголь, не будет так реагировать на выпивку.
После пяти бокалов — я сама выпила от силы один да чуть пригубила второй — Сергей Сергеич захмелел и понес чушь.
Мне оставалось только пользоваться удачно сложившейся ситуацией и — спрашивать.
— А что, милый Эс Эс, часто приходится перетряхивать кадровый состав гимназии номер два? — спросила я.
Сергей Сергеич не ответил, потому что не успел прожевать бифштекс. Когда злополучный кусок мяса был перемолот и проглочен, он заговорил:
— Да в последнее время… м-м-м… не очень. Были там всякие. В основном безработные филологи, бывшие журналисты. По блату там были… наглые все такие. Особенно один… физкультурничек. Боец. На него там, в гимназии, теперь, говорят, молятся. Незаменимый.
— Какой физкультурничек?
— А его взяли на место тренера для этих барчуков… плавание там, в бассейне… потом в тренажерном зале, ну, и все такое… да. В тренажерном зале. В тир еще… Титаник, мать его!
— Какой еще Титаник? Почему Титаник? — усмехнулась я, дотрагиваясь кончиками пальцев до рукава Сергея Сергеича. — Он что, на Ди Каприо похож, что ли?
— Ну да… на Ди Каприо! Примерно так же, как моя секретарша Марина — на ш-ша… Шарон Стоун. Уф-ф! Вы знаете, Лена, вы оказались для меня одной-единственной отдушиной в моей канцелярщине… во всем этом болоте! Вы все так мило… так получилось хорошо.
Он приблизил ко мне свое широкое добродушное лицо и заговорил таинственным голосом со смешными свистящими интонациями:
— Кто тут только ко мне не приходит! Вот непосредственно перед вами была одна жутко вульгарная дамочка. Является, садится нога на ногу и говорит: была я перед вами в одной фирме, так там эдакий боров мне втирает, что, дескать, оклад мы тебе положим три сотни баксов, делать ты ничего не будешь, только сообщения по факсу и по «электронке» принимать да мне приносить. И кофе варить. А еще я каждый четный день недели, в обеденный перерыв, буду тебя трахать. Вот и все обязанности. Пересказывает она мне все это… а рожа наглая! Думаю, тебе-то в этой самой фирме самое место с такими обязанностями. Только у нее полный расклад был, все козыри на руках… — Эс Эс гневно отпил из бокала вино, и его круглое лицо окончательно побагровело: — Тут тебе и звонок от доброго дяди, и все прочее. И все ради какого-то никчемного места секретарши при толстозадом директоре. Все то же самое, что и в фирме, где тот боров сидел. Только платят не триста баксов в месяц, а меньше гораздо. И чего… и чего ты, спрашивается, ходишь, нервы мне треплешь, жаба? Работы по профилю захотела? Кончила… кончила, стало быть, филфак этот, и думаешь по специальности это… Непонятно мне это, — закончил он свою длинную, путаную и неуместную речь, которая, впрочем, меня даже несколько позабавила. — Впрочем, теперь, я думаю, во вторую гимназию не будут сильно рваться… после этого-то…