— Мы знаем о меррах очень немногое, — заговорил Эрдан, обращаясь больше к самому себе, чем к товарищам. — И знания наши становятся обрывочными и скудными в том, что не касается битвы с ними… — Он замолчал.
Все они сейчас, должно быть, думали об одном.
Правитель Ямаоки был совершенно прав в одном: пророчество Буревестника, а вместе с ним и легенду о падении Феникса можно было толковать по-разному — и самые ожесточенные споры начинались как раз по поводу даров Феникса. Если первый дар худо-бедно понимали одинаково — чем еще он мог быть, как не звездным огнем! — то со вторым дело обстояло куда сложнее, ведь ни люди, ни магусы летать не умели. О каких же крыльях говорил Буревестник? Но с третьим даром все было куда хуже, поскольку видеть сокрытое умели многие — щупачи, целители, очарованные морем, да и навигаторы тоже…
— Я вдруг вспомнил кое-что, — сказал Крейн, отстраненно глядя перед собой. — Когда мне было лет семь, из Вороньей цитадели пришло печальное известие: умер Айлантри — алхимик, заключавший великое перемирие. Он тоже был из очарованных морем. Помню, отец очень расстроился и сказал, что теперь можно ждать чего угодно — даже новой войны…
Эрдан ошеломленно уставился на Кристобаля: магус впервые за долгие-долгие годы заговорил о прошлой жизни, о погибшем отце — и в его лице ничего не изменилось. Старая рана затянулась? Корабелу хотелось бы в это поверить.
— Этот дар встречается еще реже, чем целительский, — спокойно продолжал между тем Кристобаль. — Выходит, тебя боги благословили дважды.
— Не знаю… — проговорила Эсме, нахмурившись. — Все это очень странно…
— Если ты боишься, что я заставлю тебя снова с ними разговаривать, то зря, — хмыкнул магус. — Не думаю, что в скором будущем такая встреча может повториться.
— Не боюсь! — целительница робко улыбнулась. — В этом не было ничего неприятного, даже наоборот. Просто мне кажется, что они хотели что-то сказать… и я не уверена, что поняла их правильно. Мне нужно… нужно все вспомнить и обдумать. Можно я уйду?..
— Конечно, — магус кивнул. — Отдохни и ни о чем не беспокойся!
— Ты ничего ей не сказал про Двуликую госпожу! — укоризненно заметил Джа-Джинни, когда за целительницей закрылась дверь. Крейн, который все это время с трудом изображал здорового и полного сил капитана, обессилено рухнул на койку; с его лица мгновенно сошли все краски.
— Она ничего не знает… — послышалось невнятное бормотание. — Я не хотел ее испугать и решил проверить сам. Я был осторожен, она не почувствовала…
Корабел вздрогнул. Он вспомнил, о чем они с Эсме говорили как раз перед появлением мерров, и понял: предстоит нелегкий разговор с капитаном.
— А еще ты не упрекнул ее в беспечности… — сказали он. — Как и меня, впрочем.
— О, да! — магус хрипло рассмеялся. — Невероятная, непростительная беспечность. — Его глаза на исхудавшем бледном лице полыхнули от едва сдерживаемого гнева. Окажись на месте Эрдана кто-нибудь другой, магус не стеснялся бы в выражениях, но мастер-корабел, несмотря ни на что, оставался его учителем. — Как можно было отправиться на прогулку вдвоем после того, что вчера обнаружил Умберто? Да еще и забрести так далеко?! — Он уставился на Эрдана в ожидании ответа.
— Э-э… мы, пожалуй, пойдем! — торопливо проговорил крылан. Магус еле заметно кивнул, и Джа-Джинни с Умберто ретировались поразительно быстро. «Бросаете меня на произвол судьбы?» — подумал Эрдан и устало усмехнулся. После случившегося на берегу он чувствовал себя совершенно обессиленным и с удовольствием ушел бы отсыпаться в каюту, но перед этим нужно было объясниться с капитаном.
— Ты тоже не подумал об опасности, раз не остановил нас…
— Это не оправдание! — взвился Крейн. — У тебя своя голова на плечах, как и у Эсме! Я один не могу принимать решения за каждого члена команды в отдельности! Или ты хочешь, чтобы я следил за каждым вашим шагом, постоянно во все вмешивался? Так, да?!
— Кристобаль, оставь в покое старую развалину, не терзай вопросами! — попросил Эрдан. — Тем более такими, ответы на которые тебе известны. Что произошло, то произошло. Да, я ошибся… но ведь ты и сам кое-что делаешь неправильно.
— О чем это ты? — проворчал магус, насторожившись. — Что я делаю неправильно?
Эрдан нахмурился. Следовало очень осторожно подбирать слова, чтобы капитан понял его и выслушал до конца. К тому же нельзя было забывать о том, что их сейчас, возможно, слушает не только «Невеста ветра». Это было гораздо сложнее, чем казалось поначалу.
— Видишь ли, Кристобаль… когда ты слишком много думаешь о чем-нибудь, «Невеста» это чувствует… э-э… и тоже начинает уделять много внимания этой вещи… или человеку.
Крейн помрачнел и отвел взгляд. Он все понял сразу.
— Тот, кто не рожден навигатором, очень тяжело переносит шепот, Кристобаль. От этого и с ума сойти недолго…
— Знаю, — пробормотал магус. — Так, говоришь, я слишком много думаю?
Этот вопрос не требовал ответа, хотя Эрдан мог бы сказать: «Еще и делаешь!» Если в первые дни пребывания Эсме на борту «Невесты ветра» поведение капитана можно было списать на желание завоевать доверие целительницы, то теперь об этом думать не приходилось. Эсме прекрасно вписалась в команду, ее обожали все до одного матросы, и никому из них даже в страшном сне не привиделось бы, что ее может обидеть кто-то из своих. Так что девушке было на фрегате вполне вольготно и комфортно, а что до опасных приключений — так она ведь понимала, что за жизнь выбирает, оставаясь на пиратском корабле. Но магус все-таки продолжал ее оберегать, словно хрустальный бокал под камнепадом, — и если бы все было так просто! Эрдан вдруг вспомнил, как Кристобаль попытался скрыть от Эсме существование Камэ, — даже силу применил, чего никогда не делал раньше. Мастер-корабел сокрушенно вздохнул: «Старый я дурень! Камэ-то сразу поняла, в чем дело…»
— Я помню, Кристобаль, что ты не вмешиваешься в чужие мысли без надобности, — сказал он. — Но «Невеста» слушает нас постоянно. Она знает гораздо больше секретов, чем ты. И если вдруг ей покажется, что…
— Все понятно, — перебил Крейн. — Спасибо, что предупредил.
«Понятно, как же…» Эрдану сделалось очень жаль своего ученика, которому предстояло пройти через нелегкое испытание. Он, конечно, сумеет не говорить и не делать, да только «Невесту» этим не обманешь. Она все равно прочтет в мыслях капитана то, в чем он и сам себе не признается, — и тогда их ждут серьезные неприятности.
— Кристобаль…
Магус, до этого молча глядевший перед собой отсутствующим взглядом, встрепенулся и посмотрел на мастера-корабела.
— Что?
Он произнес это короткое слово с интонацией приговоренного к пыткам. Эрдан ощутил себя палачом и не смог сказать то, что собирался.
«Не влюбляйся в нее, Кристобаль!»
— Ты ведь знаешь, на что способна «Невеста»…
— Конечно.
— Так будет лучше для всех.
— Это я тоже знаю… — Крейн вздохнул. — Все, хватит. Я достаточно бездельничал.
Корабел скептически поджал губы — капитан едва держался на ногах, ему бы следовало отдыхать еще дня три, — но промолчал.
— Завтра мы выходим в море, — сказал магус тоном, не допускающим возражений. — Пробоина уже заросла, паруса тоже в порядке. — Он чуть помолчал, потом добавил: — Уж очень хочется узнать, что ждет нас на острове Зеленого Великана…
— Не советую набирать матросов тут, — сказал Эрдан. — Здешняя публика не пойдет к неизвестному капитану, а такой красивый фрегат только вызовет у них подозрения.
Кристобаль кивнул. Маленькая команда «Невесты ветра» собралась на баке, чтобы понаблюдать за приближавшейся Аламедой: древний порт встретил их лесом мачт, за которыми едва виднелись утопающие в предрассветном тумане красные черепичные крыши домов. От одного конца огромной пристани до другого едва ли можно было дойти за день, а уж сам город и вовсе подавлял своими размерами — провинциалы обычно чувствовали себя на шумных многолюдных улицах очень неуютно и легко становились жертвами воров и мошенников, для которых здесь было истинное раздолье.
По флегматичной физиономии Унаги было трудно понять, что он чувствует: Эрдан всерьез подозревал, что верзила-матрос совершенно одинаково относился как к столичному порту, так и к любому другому, даже самому захудалому. Велин, напротив, заметно волновался, и мастер-корабел догадывался, в чем дело: любознательный целитель с удовольствием бы погулял по местным книжным лавкам, но, поскольку денег едва хватало, чтобы заплатить пошлину за стоянку и не умереть потом с голоду, ему оставалось лишь страдать молча. Эрдану было его очень жалко.
Кристобаль с самого утра пребывал в задумчивом настроении и почти не разговаривал. Сейчас же в его взгляде, устремленном на крыши Аламеды, Эрдан различил тоску, которая была слабым отголоском его собственной. Такое чувство способен испытывать лишь человек, который возвращается на пепелище родного дома, причем даже самому себе не может ответить на вопрос — зачем?..
— Ты ведь здесь бывал? — негромко спросил Эрдан. Магус обратил на него хмурый взор и кивнул, а потом неохотно проговорил:
— Отец и брат взяли меня с собой на празднование в честь рождения наследника престола. Мне тогда было шесть лет, но я хорошо все запомнил. Праздник был… красивый. Нас даже ненадолго пустили в Сады Иллюзий…
Его лицо неуловимо изменилось: магус словно превратился в мальчишку, на которого великолепная столица оказала неизгладимое впечатление, и позабыл обо всем ужасном, что произошло потом. Но это длилось всего мгновение.
Эрдан ощутил, как в глубине его души поднимается чувство, не дававшее о себе знать вот уже почти десять лет — да, именно столько времени прошло с тех пор, как он покинул Аламеду, — и торопливо проговорил:
— Здесь мы расстанемся, Кристобаль.
Магус взглянул на него с легким удивлением, но ничего не сказал. Эрдан был за это благодарен вдвойне: ему не хотелось выслушивать просьбы, ответ на которые был известен заранее, а простые слова прощания были бы ложью — ведь оба знали, как сильно Кристобалю хочется, чтобы мастер-корабел никуда не уходил. И они расстались молча…
…Он шел по улице, по которой десять лет назад покидал город, ставший почти родным. Тогда была ночь, сейчас — раннее утро. Корабел оглядывался и с удивлением понимал, что ничего не изменилось, как будто прошел всего один день — или, быть может, его память с возрастом ослабела? Все те же лавки, та же шумная толпа, причудливая смесь запахов и звуков — только в столице можно услышать сразу все диалекты, на которых говорят в Империи, только здесь в глазах рябит от пестроты нарядов и блеска драгоценностей. Город жил размеренно и неторопливо; ему не было дела до немолодого человека, вознамерившегося вернуть прошлое.
Зазывала у входа в одну из лавок предложил ему отрез зеленого шелка, оттенком напоминавшего паруса «Невесты ветра». «Нет денег!» — отговорился корабел, но безотчетно сунул руку в карман длиннополой куртки… и с удивлением нащупал там несколько металлических кругляшей. Память услужливо подсказала, как магус на пристани отряхивал его спину, — и корабел усмехнулся. Было бы глупо возвращаться — хотя кто знает? Не исключено, Кристобаль именно на это и рассчитывал, отдавая ему все свои сбережения. Нет, раз уж бравый капитан готов голодать, пусть голодает.
Эрдан пошел дальше и сквозь многоголосый шум неожиданно различил робкую мелодию сирринга: незатейливый мотив вызвал в его душе странное полузабытое чувство. Поодаль, у стены дома стоял музыкант — седой, в рваном плаще непонятного цвета; перед ним лежала шляпа, на ее донышке сиротливо поблескивала пара медяков.
Корабел почувствовал внезапный холод.
«Этого не может быть…»
Доиграв мелодию до конца, музыкант поднял голову и, встретившись взглядом с Эрданом, кивнул ему как старому знакомому. Корабел порывисто шагнул вперед, положил монету в ветхую шляпу и только тогда понял, что отдал нищему незнакомцу не медную мелочь, а серебро.
— Неслыханная щедрость, — сказал музыкант с добродушной усмешкой. Вблизи было видно, что его плащ когда-то украшала искусная вышивка, но сейчас оставалось лишь догадываться, что именно обозначали обрывки узора — битву с меррами? пришествие Основателей? падение Феникса? Быть может, все сразу. Седые волосы падали на его лицо спутанными космами, но Эрдан поостерегся бы угадывать возраст незнакомца.
— Сколько лет, сколько зим! — провозгласил музыкант и шутливо поклонился. — Давно ли ты проходил по этой улице — один, крадучись сквозь ночную мглу, будто заправской вор? Вижу, судьба была к тебе неблагосклонна — ты успешно украл сам у себя почти десять лет жизни.
— Кто ты такой? — хрипло проговорил Эрдан. — Откуда я тебя знаю?
— Я всего лишь бедный уличный музыкант, — раздалось в ответ. — Нас так много в этом городе, и мы так похожи друг на друга, что вряд ли кто-то обращает внимание на наши лица. А мы видим всех. И знаем все.
— Так не бывает…
Музыкант рассмеялся.
— Ты прав, о светоч мудрости! Меня не бывает. Я камень мостовой, наделенный слухом и голосом, — знаешь, как много интересного слышат камни за свою долгую-предолгую жизнь? Я был когда-то частью купола собора Всеблагой Эльги, а потом купол треснул, и я стал пылью — меня веками носит по улицам Аламеды. Нет такого угла, в котором я не успел бы побывать, нет такой тайны, которую бы я не знал! Вот ты, к примеру, был когда-то Учителем. Говорили, что ты лучший из лучших!
— Это не так… — прошептал Эрдан. Происходящее все больше напоминало дурной сон или бред. Быть может, он умер?
— Но так было! Ученики превозносили тебя до небес, потому что никто другой не умел делать сложное простым так, как это делал ты, и никто другой не был столь щедрым… но потом твоя щедрость перешла границы.
— Да, — корабел опустил голову. — Я совершил ошибку.
…лучи полуденного солнца падают сквозь витражное окно; разноцветные отблески ложатся на красивое лицо молодого человека — его глаза светятся от нетерпения, губы плотно сжаты. Слова, произнесенные мгновение назад, все еще витают под высокими сводами комнаты: «Ты должен открыть мне последнюю тайну! Я стану твоим лучшим учеником, и вместе мы превзойдем всех, кто был и будет…»
— Мое предназначение — учить, — сказал Эрдан. — Я выполнял свой долг.
— Вот как? — Голос музыканта стал отдаляться, растворяясь в шуме улицы. — Что же ты терзаешь себя вот уже десятый год? Ведь не ты употребил знания во зло, а ОН. Ты всего лишь учил его…
— Но если бы он не был моим учеником, ничего бы не произошло, — прошептал мастер-корабел. — Поэтому вся вина лежит на мне, и я больше не хочу никого обучать.
— Не хочешь? — послышался еле различимый шепот. — Воля твоя. Только когда придет время, Великий шторм не спросит, чего ты хочешь. Если он даст тебе рыбу вместо мяса, ты съешь рыбу. Если он скажет: «Плыви!» — ты отрастишь плавники и покроешься чешуей. Если он решит, что тебе самое место на дне, ты бросишься со скалы — но все закончится, лишь когда он решит…
…Эрдан очнулся.
Он по-прежнему стоял на том месте, где впервые расслышал смутно знакомый мотив, но теперь кругом витали лишь обычные звуки большого города. Музыканта не было и в помине, зато совсем рядом обнаружился воришка, решивший проверить — есть ли чем поживиться в карманах странного человека, застывшего посреди улицы. Мастер-корабел крепко схватил мальчишку за руку — тот лишь пискнул, скорее от удивления, чем от боли или испуга. Оборванцу было на вид лет десять.
— Хочешь к стражникам? — поинтересовался Эрдан. Воришка помотал головой и осторожно перевел дух: такое начало вполне могло оказаться благоприятным. — Тогда окажи мне услугу, и мы в расчете. Идет?
— Ага… чего надо-то?
— Ты, должно быть, всех тут знаешь?
— Ну да…
— В двух кварталах отсюда есть дом с нарисованным на стене фрегатом. Знаешь? Расскажи мне, кто там живет.
— Легко! — Мальчишка совсем успокоился и заговорил чуть снисходительно — как-никак, он все-таки был столичным жителем, а не пришлым чужеземцем: — Там никто не живет…
Солнце с шипением ушло под воду, свет померк. Гулким эхом раскатился над враз опустевшей улицей хохот Повелителя штормов, а потом волны объяли Аламеду — и его вместе с ней.
— …вот уже лет пять. Хозяйка, вдова, нового мужа себе нашла — кнему и уехала, куда-то на запад. Дочь с собой забрала и всех слуг, а дом остался закрытым. Так с тех пор и стоит.
— Как ее звали? — хриплым голосом спросил Эрдан, с трудом поднявшись со дна.
— Хозяйку-то? Вроде Амелией… ой, нет, это дочку так зовут… во, вспомнил! Клара. Да, точно — Клара.
Клара. И Амелия…
Пять лет. Он опоздал. Как там сказал музыкант — украл у себя десять лет жизни? Нет, он ее всю украл и продал скупщику за гроши. Ничего не осталось.
Ничего…
— Эй, ты так и будешь меня держать? — проворчал мальчишка. Эрдан отпустил тонкое запястье и побрел куда-то вперед, не оглядываясь. Воришка что-то хмуро бормотал ему вслед, растирая онемевшую кисть, а потом свистнул — тотчас же словно из-под земли перед ним возник еще один чумазый оборванец, поменьше. «Передай Худому — его пропажа нашлась! — сказал мальчик. — Да поторапливайся!»