Любопытно, что текст конституции не только не существует, но также нет полного и точного перечня документов, которые бы к ней относились. Вместе с тем, можно выделить четыре составные части, а именно:
1. общее право (Common Law)
2. статуты (то есть, законы – Statutes)[33]
3. конституционные соглашения (Conventions, которым соответствуют следующие источники права: статуты, судебные прецеденты, собственно конституционные соглашения)
4. обычное право и законодательные акты парламента (The Law and Custome of Parliament)[34]
В «кабинетной системе» правительства управляет именно кабинет министров, а не монарх. Функции главы государства, будь то король или президент, в таком случае лишь номинальны, вспомогательны. Поэтому наличие или отсутствие монарха не является главной отличительной особенностью конституции[35]. Но, тем не менее, не стоит умалять и роли суверена – на сегодняшний день влияние монарха в современной британской политике весьма значительно. Главная характеристика кабинетного правительства состоит в том, что монарх должен одобрять решения правительства и кабинета министров, хотя в его силах повлиять на ход принятия тех или иных решений.
Английская монархия – очень старый институт власти. Его история уходит корнями на XII веков назад к 829 году и королю Эгберту. Главными чертами данного института является наследственность и традиционализм. В истории английской монархии было всего 11 лет (1649–1660), когда линия королей была прервана, но затем все вернулось на круги своя. Английская монархия значительно старше английского парламента, возникшего в XIII веке. Она также старше и самого старого университета в Британии. Единственным аналогичным институтом по своей древности в современной Европе является институт Папства.
На протяжении своего долгого существования монархия претерпела много изменений: она успела пройти путь трансформации от абсолютной монархии до конституционной; понятия «монарх» и «корона» перестали быть тождественными.
Одним из наиболее известных специалистов по вопросам конституционной монархии являлся Уолтер Бэгот[36] (1826–1877). В своей книге «Английская Конституция», впервые опубликованной в 1867 году, он провел анализ роли монархии. Описывая, каким образом монарх символизирует единство нации, Бэгот указывает, что нация разделена на партии, в то время как корона не принадлежит ни одной из них. Автор отмечал важность не только персоны самого монарха, но и каждого отдельного члена королевской семьи. Как пишет Бэгот, «семья на троне» является весьма интересным фактором, который низводит гордость и недоступность монарха до уровня обычной жизни.
С точки зрения политической власти, наибольшее влияние монарх имеет на кабинет министров. По Бэготу, суверен имеет три права в рамках конституционной монархии, а именно: консультироваться, поощрять и предостерегать. Кроме того, на протяжении своего правления монарх накапливает большое количество бесценного опыта и знаний, как никто другой в стране. Министры меняются, а монарх остается все тот же.
В современной Великобритании, хотя она и является монархией по закону, все ядро политики находится в руках политических партий, палаты общин и кабинета министров. Именно этот парадокс и называется конституционной монархией. Корона является «декоративной верхушкой». Но как было сказано ранее, корона это не монарх. Все законы создаются именем монарха, хотя он в этом не участвует. Другими словами, монарх нужен лишь как лицо, представляющее страну, и являющееся его главой, но на важных документах представлен лишь подписью.
Таким образом, английская монархия, если судить по законодательным актам, статутам и прочим правовым документам, как бы не существует вообще. Конституционно, монарх – всего лишь глава всех церемониальных процессов парламентской демократии, обладает некоторыми привилегиями и атрибутами, однако не располагает и не контролирует ту огромную власть, которая формально творится от его имени. Этот феномен нарекают мифическим понятием «корона», что также является синонимом понятий «воля народа» или «нация».
Процесс трансформации понятий «король» и «корона» происходил на протяжении многих веков истории английской конституции. Было время, когда английский король обладал неограниченной властью, что также называют абсолютной монархией (правление династии Тюдоров – XVI век). Но гражданская война унесла с собой большую часть королевских прерогатив, а «Славная революция» 1688—89 годов ограничила поле королевской деятельности и влияния еще больше. Ранее королевская особа была фокусной точкой и активным фактором в конституции: она правила и властвовала; правительство напрямую зависело от характера и настроения монарха. Но все очень резко изменилось: центр активной политической деятельности перешел от короны к парламенту, король по-прежнему правил, но уже более не властвовал.
Теоретически «корона» обладает широкими и важными полномочиями, которые раньше были сконцентрированы в руках одного человека, а теперь распределены между кабинетом министров и прочими структурами, которые контролируются им же. Полномочия можно разделить на две категории: власть, основанная на традициях и прерогативе; власть, основанная на законе и решениях парламента. Если во втором случае практически никогда не возникает разногласий, то в первом – очень сложно определить границы возможностей монарха.
Существует мнение, что королевские прерогативы являются «…пережитком дискреционной [действующей по своему усмотрению. – Прим. автора], либо деспотичной власти…»,[37] то есть изжили себя. С другой стороны, если рассматривать их как данность, конституционность британской монархии выражается в том, что королевские прерогативы применяются по совету министров. Для их воплощения парламентское одобрение не требуется; более того, прежде чем на очередном заседании парламента будет обсуждаться законопроект, который каким-то образом может затронуть королевские интересы или прерогативы, необходимо заранее получить согласие монарха на это. Важно и то, что прерогативы имеют ряд ограничений: одно из них состоит в том, что монарх не может ввести новые налоги (для этого требуется принятие акта парламентом).
Королевских прерогатив слишком много, чтобы перечислять все, например: контроль армии и военно-морского флота; оборона королевства; ведение дел в тех колониях, которые не удостоились получения автономии; посвящение в рыцари и присвоение титулов, вручение королевских наград; объявление о развязывании войны и заключении мирных договоров; назначение послов на должность; дарование почетных грамот и права участвовать в выборах; помилование; право распускать парламент и многое другое.
Существуют также личные прерогативы монарха, например:
1. монарх не может ошибаться и быть неправым. Эта прерогатива, уходящая корнями в историю королевской неприкосновенности, обозначает, что монарх не несет ответственности за совершенный им законодательный акт, так как он не должен ни перед кем на земле отчитываться, ни перед одним судом мира. И, во-вторых, никто не может заставить монарха подписать какой-либо законодательный акт, если тот совершен не в соответствии с законом. Это означает, что, поскольку монарх не может ошибаться, он не может ставить свое имя на том документе, который заведомо может очернить его. Это ни в коей мере не означает, что монарх находится вне закона. Он лишь не имеет права упорядочить законным путем то, что законом же запрещено;
2. монарх не умирает, практически бессмертен. Причиной тому постоянная смена королевских особ, – наследственность и преемственность. «Король умер. Да здравствует Король!»;
3. монарх не может быть несовершеннолетним, и уж тем более ребенком, – в каком бы возрасте ни находился наследник, он уже король, или Королева.
Таким образом, невозможно проследить и точно определить, где начинаются и где заканчиваются королевские прерогативы, – они находятся в постоянном движении, почти что неуловимы, но играют очень важную роль в политической жизни страны.
Так как монарх является все же исполнительным лицом в рамках английского законодательства, на него возложены некоторые очень важные обязанности, а именно:
1. назначение, напрямую или косвенным путем, практически всех должностных политических лиц;
2. в случае необходимости, снятие их с должности (за исключением судей);
3. приведение в исполнение всех законов и контроль действий законодательного аппарата государства;
4. расход общественных денег в соответствии с предписаниями, принятыми парламентом;
5. дарование королевских грантов определенным компаниям, если это не запрещено статутами о корпорациях;
6. присвоение титула лорда, жалование различных наград и титулов;
3. приведение в исполнение всех законов и контроль действий законодательного аппарата государства;
4. расход общественных денег в соответствии с предписаниями, принятыми парламентом;
5. дарование королевских грантов определенным компаниям, если это не запрещено статутами о корпорациях;
6. присвоение титула лорда, жалование различных наград и титулов;
7. чеканка монет;
8. назначение архиепископов, епископов, и большинства других церковных иерархов;
9. верховное управление сухопутными, военно-воздушными и военно-морскими силами;
10. контроль работы местных властей и институтов образования;
11. ведение международных отношений.
Что касается законодательства, то словосочетание «король/королева в парламенте» отражает всю квинтэссенцию процессов. Монарх созывает парламент, открывает его, объявляет перерыв в работе оного, а также имеет право распустить его в любое время. Законодательный акт недействителен без подписи монарха, но на этом его участие в процессе заканчивается. Хотя существует один небольшой нюанс: монарх имеет право не пропустить законопроект и отменить его, но этой привилегией уже не пользовались с 1707 года и вряд ли вскоре о ней вспомнят.
В юридических и судебных вопросах монарх также особой роли не играет, не считая того, что возглавляет все судейства королевства, и имеет королевское право помилования.
Настоящим исполнительным органом Великобритании является Кабинет министров. Именно он осуществляет действие всех законопроектов и приведение их в жизнь, он же и отслеживает все подотчетные организации от имени короны. Даже в сфере международных отношений Кабинет не позволяет монарху быть больше, чем лишь агентом кабинета министров, который несет ответственность за работу властей Королевства в абсолютно всех сферах. Все, что может непосредственно монарх в данном случае – это быть проинформированным о существующей ситуации внутри страны и в мире, а также иметь возможность обсудить это со своими министрами.
Но есть одна сфера, которая является чуть ли не самой важной для персоны монарха – общественное признание и престиж, имеющие для королевской семьи в Великобритании огромное значение. Кабинет министров и парламент нужны для политики, а монарх для своих подданных – обычных людей.
Итак, монархия – это старейшая форма правления в Соединенном Королевстве. Королева является главой государства, но будучи конституционным монархом, она не управляет страной фактически. При этом, выполняет многие важные церемониальные и формальные задачи, которые ставит перед ней правительство. Она также является главой системы правосудия, вооруженных сил и англиканской церкви. Королева лишена политической или исполнительной власти, тем не менее, она играет огромную роль для своей нации и является неотъемлемой частью жизни страны, давая ощущение преемственности и стабильности.
Глава IV. Трансформация британской монархии в XX веке
До 1914 года господствующей формой правления в Европе была монархия. Лишь три страны – Франция, Португалия и Швейцария были республиками. Для сравнения, в современной Европе, если исключить такие карликовые государства, как Лихтенштейн, осталось всего восемь монархий. В их число, помимо Швеции, Испании и Великобритании, входят Дания, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Норвегия. Из всех вышеперечисленных монархий Великобритания является одной из самых старых, существование которой началось еще в IX веке, и служит по сей день прототипом для других конституционных монархий. Установление монархии в Голландии относят к XVI веку, у остальных же государств монархический строй, которым они руководствуются до сих пор, появился значительно позже: Швеция – 1810 год, Бельгия – 1830, Люксембург – 1890, Норвегия – 1905, Испания – 1975 (реставрация монархии после Франко).
Стоит обратить внимание, что те государства в Европе, которым удалось сохранить монархию, являются самыми стабильными и наиболее развитыми в мире. Конечно, не стоит делать вывод, что своей развитостью они обязаны только лишь монархическому строю, но и ему в том числе. Причиной тому скорее является то, что эти страны вместе с монархическим строем придерживаются стабильного, преемственного, эволюционного подхода в развитии государства, так как устройство их государств коренным образом не видоизменялось. У них не было идеологического конфликта в развитии на пути к демократии, что также, без сомнения, является важным фактором в содействии их экономическому прогрессу. То же касается и политической сферы. Таким образом, зачастую обладая завидной стабильностью во всех сферах, монархические государства делают выбор в пользу сохранения своего политического строя.
После Первой мировой войны монархическая форма правления постепенно теряла господствующие позиции в Европе. Во время правления Георга V (1865–1936) в Великобритании, как отмечает историк Николсон, «мир стал свидетелем исчезновения пяти императоров, восьми королей и восемнадцати династий»[38]. Установление республиканской формы правления было связано не столько с распространением республиканской доктрины, сколько с военным поражением великих империй: Австро-Венгрии, Германии и России; а также с революционными потрясениями того периода[39]. Например, Италия и Греция в послевоенное время стали республиками мирным – конституционным путем. Но в целом, в тех странах, где возобладала республиканская форма правления над монархической, это было результатом осознанного и тщательно продуманного решения, а не результатом разочарования в монархии или сопротивления каким-либо конституционным изменениям. Как считает один из ведущих британских специалистов в области права Вернон Богданор, республиканизм выбирался не потому что это идеальная форма правления, а из-за того, что это был единственный способ сохранить государство из тех «обломков», которые остались после краха монархий[40]. Это было, так сказать, faute de mieux[41], наименьшее зло, а не предпочтительная альтернатива. Более того, потрясения, которые приводили к созданию республики, редко приводили к прогрессу и стабильности. После свержения французской монархии в 1789 году, с последующими шестнадцатью конституциями, Франция столкнулась с трудностями, которые смогла превозмочь только через 200 лет, прежде чем достичь более-менее стабильной формы конституционного правления. В Германии, после отречения кайзера и складывания Веймарской республики, проявившей себя впоследствии несостоятельной и бездарной, была разрушена пусть символичная, но очень важная основа государства и общества, которая, возможно, могла бы предотвратить приход Гитлера к власти и установление нацистской диктатуры. После распада Австро-Венгрии ни одна из её частей не смогла достичь стабильности или создания демократических институтов в период между войнами. По этому поводу Уинстон Черчилль сказал: «Императоры свергались, а на их место избирались ничтожества»[42].
Смена монархического строя на республиканский требовала замены не одного человека на другого, как представителя нации, но и всего политического строя, и, как показывает история, подобные кардинальные перемены не всегда несли с собой определенность и стабильность.
Именно потому, что Британия воспользовалась плавным переходом к демократии, а также потому, что была победителем в двух мировых войнах, республиканизм в XX веке пользовался успехом у меньшинства, причем, очень незначительного меньшинства людей. Когда в 1923 году на конференции Лейбористской партии ставился вопрос о республике, «против» были 3,694,000 голосующих, и лишь 386,000 – «за»[43]. В декабре 1936 года, после отречения Эдуарда VIII, республиканизм получил всего 5 голосов в Палате общин[44].
В современной Великобритании основой для республиканцев служит то, что, по их мнению, в английской конституции есть ряд значений, которые мешают модернизации страны. Они считают, что монархия является глубоко консервативным институтом, который тормозит социальные изменения; корни института монархии уходят глубоко в прошлое, что мешает предвидеть будущее; монархия давно изжила себя, потому что узаконивает политическую систему, которая не всегда может проявить свою состоятельность, а также символизирует иерархию, образовывая тем самым мощный барьер для реформ, как конституционных, так и социальных, в которых, по мнению республиканцев, Британия так нуждается[45].
Но так ли это на самом деле?! Приведенные выше аргументы республиканцев вряд ли можно использовать в международном контексте. Если сравнить некоторые монархии на континенте с островной Великобританией, то станет очевидным, что Дания, Норвегия и Швеция окажутся более эгалитарными и социально-прогрессивными, обеспечивая для своих граждан более высокий уровень социального благополучия. Если продолжить сравнение дальше, анализируя не только монархии, но и страны с иным политическим строем, становится очевидным, что не существует одинаково типичного пути экономического и политического развития – государство с монархической формой правления может быть более развитым, чем, допустим, республиканское; может быть и наоборот, – все зависит от того, какие государства сравнивать. Следовательно, можно сделать вывод, что нет никакой корреляции между модернизацией и республиканизмом. Более того, одна из наиболее традиционных стран мира – Япония, где также политическим строем является монархия, оказалась полностью совместима с развитием передовых технологий и на сегодняшний день обладает чрезвычайно успешным индустриальным обществом. Поэтому аргумент, что монархия является барьером для радикальных перемен, оказался недостаточно обоснованным. В самом деле, индустриальное общество может даже использовать монархический строй таким образом, чтобы обеспечить свою легитимность и стабильный фундамент. Если возвращаться к вопросу Великобритании, то нет никаких причин, почему британцы не могли бы взять японский путь достижения успеха или промышленный скандинавский путь к социал-демократии. Если «левые» терпели неудачу в Соединенном Королевстве за последние три десятилетия XX века, то в этом нужно винить их самих, а не монархию.