— Снимать-то как бы и снимает. — Огюм Терст достал из кармана пальто сложенные вчетверо газетные листки и передал мне. — Третья страница, раздел «Происшествия».
— Вы сомневаетесь?
— Читайте, — кивнул на газету полковник.
Газета была полуторамесячной давности. «Ганаванский вестник» за вторую неделю июля. Заголовки кричали о волнениях в Полонии и скандале в Городском совете. Железнодорожная концессия, электрическое освещение Императорского моста, ночной Благодатный ход пройдет по улицам Сенной, Каршанка, Голицынской к площади Миролюбия…
Раздел «Происшествия» был разбит на короткие столбцы.
В третьем значилось: «В ночь с четверга на пятницу неизвестными было вскрыто хранилище Гематологического университета, в котором учинен настоящий хулиганский погром. Прибывшие утром доктора Манкин и Ульфсон обнаружили, что почти весь гематологический материал утерян, то есть, попросту разбит и разлит по полу. Исследовательские работы немалой ценности и перспектив прекращены.
Что надо было хулиганам и почему хранилище оказалось без охраны — на эти вопросы, мы надеемся, нам ответят наши обер-полицмейстер и градоначальник, призванные как раз не допускать таких вопиющих случаев.
Со стороны редакции в очередной раз предлагаем высоким господам обратить внимание на небезызвестное общество „За единство“, выступающее против деления людей по крови».
Я поднял взгляд на Терста.
— Вы думаете, целью нападавших было изъятие «клемансины» с кровью Гебриза?
— Не думаю, а знаю, — сказал Терст. — Ящичек с секретом, в котором ее хранили, так и не был найден. Впрочем, я тоже сообразил поздно. Убийство Полякова, ваша эта дуэль, затем уже Синицкий… трудно…
Огюм Терст вздохнул.
Он вдруг показался мне смертельно уставшим. Посеревшая кожа, красноватые белки. Возможно он не спал несколько дней. Неприятное чувство кольнуло меня — будто я вижу не учителя, а его тень, бледную, исчезающую, последнюю.
Снова, как с Мухановым, я испытал предощущение потери. Но Муханов наверняка еще жив. Нет оснований не верить Диего.
— Знаете, почему мы задержались здесь? — спросил Терст, забирая газету и укладывая ее обратно в карман пальто.
— Это связано с отцом?
— Нет, — полковник шевельнул губами, складывая их в грустную усмешку. — Нас обложили, Бастель. Государя… меня провели, как мальчишку… Могу сообщить вам, что с полудня поместье находится в осаде.
Я тряхнул головой.
— Как? Но Гебриз? А бегство Зоэль? Для осады как-то…
— А они им нужны? Им нужна кровь Кольваро и Тутарбина. Вот и все.
— Откуда… — Я вскочил. — Вы точно уверены?
Терст ссутулился.
— Был бы не уверен, не говорил бы. На севере и юге на подъездных дорогах, верстах в полутора отсюда, были выставлены посты. Я пометил там по одному человечку. Утром не откликнулся один, во время вашей встречи с Гебризом — другой. Вряд ли оба просто стерли кружок моего пальца. Вывод? Вывод: оба уже мертвы.
Я зашагал по комнате, грызя ноготь.
— Это что, армия?
— Очень может быть.
— Откуда? «Пустокровники»?
— Сядьте, — показал на стул Терст. Я сел. — Нам в любом случае придется держать оборону. За жандармами, расквартированными в деревне, я уже послал.
— Может, отправить за помощью в Леверн или Ганаван?
— Уже. Еще утром, пока вы с Сагадеевым разоблачали даму, слепил трех человечков. Повезет, завтра доберутся. Только штурм, скорее, будет или ночью, или на рассвете. Вряд ли успеют.
— До Леверна, если гнать, конному можно добраться за шесть, даже за пять часов. Гамакский жеребец — два-три часа.
— Плюс час на все про все. Плюс семь, восемь часов спешно сформированным отрядом обратно. — Терст поморщился. — Нет, не выход. Да и нет у нас гамакских жеребцов.
— А где сейчас государь?
Терст покосился на Майтуса.
— В доме, — сказал он. — И изъявил желание сражаться.
Я с облегчением выдохнул.
Если бы государь-император безвольно вручил себя нашим рукам и понадеялся на внезапную благодать, а, тем паче, замкнулся бы в собственных страхах, дело можно было сразу считать проигранным. А так…
— Мне кажется, — сказал я, — это все же связано с Ассамеей.
— Знаете, Бастель, — тихо ответил Терст, — мне бы очень не хотелось в это верить.
— Почему?
— В Тайной службе хорошие, даже замечательные архивы. А я умею додумывать пропуски, старые цензурные правки и недописанное в документах. Кажется, нас ждет страшное. Если это пришло из Ассамеи…
Он прикрыл глаза.
— Не хотелось… — шевельнулись его губы. — Очень не хотелось бы.
— Вы тоже, — разочарованно прошептал я.
— Что — тоже? — посмотрел на меня Терст одним левым глазом. Пусть и красноватым, но ясным, внимательным.
— В унынии.
— Нет, но приходится сознавать, что я больше защищаюсь, чем атакую или действую на опережение. Нехватка времени, Бастель. И нехватка умных голов. Жандармский корпус, увы, до прискорбного мал, у местных полиций хватает и своих забот, а людей, толково умеющих что-то делать по крови, не наберется и двух десятков. При этом один десяток вынужден путешествовать со мной и государем. Может статься, вы есть и будете моя единственная надежда.
— Я знаю. Кольваро-защитники…
— Не поэтому.
Мы не договорили — скрипнула дверь.
В комнатку вошли Сагадеев, Тимаков и Лопатин.
— Господа…
Тимаков нес два стула.
Лопатин, пожав нам руки, сразу облюбовал подоконник. Я и Терст подвинулись от постели, переместившись ближе к окну. Сагадеев подкатил туалетный столик.
Расселись.
— Господа, — взял слово Терст, — благодарю за отзыв на приглашение. Положение серьезное. Здесь государь-император. И это известно нашему врагу. Его кровь и кровь Бастеля являются предметами не объявленной охоты. Мы выслежены и окружены. Так что я ожидаю штурм поместья сегодня ночью. Может быть, на рассвете.
Лопатин повернул голову.
— Вы серьезно?
— Более чем.
Огюм Терст достал и разложил на столике план усадьбы. Лопатин, спрыгнув на пол, перевесился через плечо обер-полицмейстера.
— Итак, что у нас есть? — заводил пальцем Терст. — Южные ворота, центральные. Ограда не сплошная, с запада, со стороны деревни вовсе поле да склон. С востока лес и какой-никакой обрыв, это за гостевыми домами. С севера — холмы и ивняк, и тоже оградка, от конюшни с манежем до каретного двора. Словом, три из четырех направлений мне видятся уязвимыми. Да и четвертое… — начальник Тайной службы двинул карту к Сагадееву. — Николай Федорович, у вас военный опыт, что скажете?
Обер-полицмейстер подергал ус.
— Скажу… — он умолк, изучая карту. Промерил пальцами расстояние от ворот до главного дома, почеркал ногтем у оранжереи и остатков башни. — Сколько будет нападающих?
— Думаю, до пятидесяти, — сказал Терст.
— Хм… — Сагадеев задумался. — Всех в усадьбу, баррикадируем окна первого этажа. Из гостевых домиков только ближний флигель может быть полезен. Фамилии держат дом кровью, пехота и жандармы ведут прицельный огонь. По периметру предлагаю развести костры. Собственно, вряд ли что-то еще…
Он поднял голову. Терст кивнул.
— Игнат Степанович, у вас тоже опыт, что вы думаете?
Сагадеев подвинулся, и Лопатин, подступив, прижал карту ладонью.
— Николай Федорович прав, единственное пригодное для обороны укрепление — сама усадьба. Она старой постройки, цоколь каменный, стены камень и кирпич. Двери крепкие. Наверное, я бы тоже не стал распылять наши силы. — Он поднял глаза на Терста. — Помощь ожидается?
Цехинский божок кивнул.
— Поздним утром. В лучшем случае. Но я бы ждал еще позже.
— Тогда… — Лопатин обежал карту взглядом. — Я бы все же предложил вариант с двумя линиями обороны. Костры — это первая линия, дальняя, для хороших стрелков. Стрелков можно расположить на крышах. Шагов триста, кажется, до ворот?
— Четыреста, — сказал я.
— Кровь моя, — пробормотал Сагадеев, — и это в сердце империи. Чтобы мне кто-нибудь сказал, что высокие семьи, императора! будут брать штурмом!
— Николай Федорович, — успокаивающе потрепал его руку Терст, — не время сейчас. Будьте добры, Игнат Степанович.
— Словом, первая линия — костры, — продолжил Лопатин. — Боюсь, в кострища придется складывать все, что горит. Деревья, кусты, беседки, запас дров, может, что-то из мебели. Желательно, конечно, чтобы промежутки между кострами были небольшие, шагов десять-пятнадцать. И маслом пропитать, чтобы три, а то и четыре часа пылало. Вчера не спалось, светлело где-то в пол-четвертого, в четыре. Если огонь до этого времени продержится, то и хорошо. Второй линией предлагаю поставить в круг, табором, кареты, шагах в семидесяти, их в усадьбе много, и телеги какие, если есть. Их потом тоже подпалить, по надобности. А первоначально за ними еще стрелков спрятать. Узкое же место, господа, это север. До дома близко, ограда смешная… У каретной стены хлипковаты. Кстати, мы можем ее к Ночи сжечь?
— Да, — ответил я вопросительно взглянувшему Лопатину.
— Замечательно. В первую очередь север и укреплять. Холмик там гадкий. А на западе еще ям нарыть.
— Георгий, — показал ладонью Терст, — ваше слово.
Тимаков почесал висок.
— Мне в первую очередь не о кострах и баррикадах думается. У нас здесь человек под двести высоких и не очень фамилий. Это старики, женщины и дети. Обслуга еще. С ними как? Их всех тоже к окнам да с ружьями? А если?..
Его взгляд задержался на Терсте.
— Да, — сказал тот. — Будет лучше, если они покинут поместье.
— А их выпустят? — спросил Лопатин.
— Думаю, что да, — начальник Тайной службы встал и прошел к постели, снова потрогал Майтусов лоб.
— Вы уверены?
— Наш противник рационален, — Терст позвенел склянками на прикроватном столике, вглядываясь в этикетки, нашел нужный пузырек и вернулся к своему стулу. — Если вы заметили, он старается не лить лишней крови. Я бы вообще к вечеру по этому поводу ждал переговорщика. И мы как раз успеем сформировать обоз. Правда, семьям в дормезах придется ужаться. Георгий, попробуйте организовать все без паники.
— Хорошо, — Тимаков поднялся. — Я бы уже пошел…
— Погодите, — остановил его Терст. — Бастель, вы можете что-нибудь добавить?
Он глотнул из прихваченного пузырька и уставился на меня остекляневшим взглядом. Я опустил глаза к карте.
Центральное здание. Каретная и конюшня сзади от крыльев. Каретный въезд, круг дорожки. Цветники и лужайки. Флигель и два дома с одной стороны. Недавно отстроенный павильон и еще один дом — с другой. Поле. Аллея. Где-то за бумажным краем, за воротами — ротонда.
И все это скоро исчезнет, сгорит, разрушится.
— Я не уверен в успехе, — сказал я.
— А кто уверен? — фыркнул Лопатин. — Я займусь кострами и прочим.
Вместе с Тимаковым он вышел из комнаты.
— Николай Федорович, — пряча пузырек, повернулся к обер-полицмейстеру Терст, — вы не могли бы поговорить с мужской частью семей? Если кто-нибудь решит остаться, это было бы большим подспорьем. Скажите об императоре.
— Скажу. Правда, уважения нынче в семьях…
Покинутый Сагадеевым стул запоздало скрипнул.
— Что ж, — Терст хлопнул ладонями по коленям, — пойду и я. Бастель, займетесь окнами первого этажа? Времени мало. Часов шесть до сумерек.
— Постойте.
Я накинул мундир, нащупал в широком кармане «Фатр-Рашди».
— Да? — обернулся цехинский божок.
— Господин полковник, — сказал я, — осведомленность и удачливость противника видится мне естественной только в том случае, если этот противник находится в курсе всех дел и перемещений. То есть, обладает информацией из первых уст. Или же сам находится в ее средоточии. Мне кажется, это вы.
Я достал «Гром заката» и нацелил его в грудь Терсту.
— Браво, — улыбнулся он. — Я думал, вы сообразите раньше.
Глава 20
Он медленно, очень медленно отнял пальцы от дверной ручки.
— Не шевелитесь, — сказал я.
— Не шевелюсь, — Терст застыл, глядя на меня чуть ли не с отеческой добротой. — Правда, вы очень не вовремя прозрели, Бастель.
— Я не знаю, вовремя или нет, — я приподнял пистолет на уровень бритого полковничьего лба. — Но ваше умение не спасет вас от пули.
— Я верю, — Терст слегка наклонил голову, заглядывая в черноту дула. — Он заряжен?
— Гуафр, да!
— Тогда это опасно, — спокойно прокомментировал он. — Я ведь тоже сначала думал на людей в своем окружении. На Тимакова, на своего адъютанта, на капитана одного, на вас, в том числе. Да-да, думал, дуэль — это же такая приманка для меня. На вашего отца тоже. Правда, достаточно быстро отказался от глупых подозрений.
— Почему же?
— Все очень просто…
Я не уловил движения жилок, я вообще ничего не уловил — «Фатр-Рашди», блеснув серебряной накладкой, как живой вдруг прыгнул из моей руки в руку Терсту. Словно в цыганском фокусе с лесками или в одном из номеров заезжего иллюзиониста Маскелайна.
Вид мой с обхватившими пустоту пальцами был, наверное, комичен. Терст же быстро преломил стволы «Грома заката» у курков.
— Действительно, заряжен, — он посмотрел на меня. — И выстрелили бы?
— Возможно, — пытаясь скрыть досаду, я с независимым видом подсел к столику. — Что теперь?
— Ничего.
Терст сел напротив. Подвинул мне пистолет.
— Зачем это?
— Берите-берите. На вашем месте, Бастель, я бы тоже подумал на начальство. В первую очередь. Только потом… — Терст сделал паузу, когда я накрыл ладонью резную рукоять «Фатр-Рашди». — Только потом сразу бы передумал.
— Почему?
Терст вздохнул.
— Что-то вы, Бастель… Включайте голову. Мы же с вами уже сошлись на том, кем может быть наш противник. Во всех наших выкладках присутствовал человек деятельный, с обширными знакомствами, но… скажем так, удаленный от власти как по положению, так и по крови. Власть и связанные с ней возможности, как ни странно, накладывают весьма характерный отпечаток на действия и способы решения тех или иных проблем. В нашем ведомстве, как вы знаете, я вообще привил нелюбовь к сложносочиненным конструкциям. Чем проще план, тем верней его исполнение, тем меньше случайностей может привести к его срыву. А что мы имеем здесь? С тем же казначеем вашим?
— Я понял, — хмуро сказал я, пряча «Фатр-Рашди».
Но Терст не успокоился.
— То, как поступает наш с вами противник, говорит о том, что, на самом деле, он очень стеснен в средствах достижения цели. Да, у него есть могущественный элемент, «пустая» кровь. Но каких людей он использует? «Козырей», ватажников, обслугу, отставников, словом, людей низких, с которыми, видимо, только и может войти в контакт, подавить. Он одиночка. Дерзкий. Талантливый. Самонадеянный. Он идет на убийства, поскольку понимает, что по другому он высокой крови не достанет. А знаете, как поступил бы я?
Полковник впился в меня острым взглядом.
— Нет, — вынужден был ответить я.
— Очень просто. Скажем, с согласия государя-императора (у меня же есть влияние на него) предложил бы высоким семьям в знак единства с народом и на благо науки сдать в хранилище университета по «клемансине» крови. Или затеял какую-нибудь каталогизацию образцов для опознания, на всякий непредвиденный случай. Тихо, без сенсаций и без убийств. Потом, — грустно заметил Терст, — вы забыли, Бастель, о дуэли. Зачем мне было с вами возиться тогда? Набрал бы крови с трупа.
Я потер лицо ладонями.
— Извините, господин полковник. Я плохо соображаю в последнее время. Я совсем… Я не могу понять, кто…
Терст расстегнул пальто.
— Это нормально. Это, возможно, перенапряжение. Но мне бы хотелось, чтобы у вас не было сомнений насчет меня, Бастель, — он вынул из пришитой к подкладке матерчатой полоски короткую толстую иглу и проколол себе палец. — Вот, можете считать меня, мою нить. Без стеснений. Я буду полностью открыт.
Капля крови набухла маленькой, темно-красной полусферой.
Это был соблазн. Кто знал, кто такой Огюм Терст? Никто. Фигура мифическая. Цехинский божок. Тень. Дым. То ли родной брат императора, то ли выходец из самых низов, отмеченный по слухам рождением в Ночь Падения.
Меч над каждым злоумышленником против империи.
Кровь когда кремовая, когда оранж. А когда и стального мрачного блеска. «Он меняет кровь, как сорочки» — ходило в коридорах службы. Даже сейчас я не мог четко разглядеть, какая она.
И вот — пожалуйста, его палец, который я когда-то даже колол, вот он весь, Огюм Терст, со всеми тайнами, с мыслями и желаниями в подрагивающей темно-красной капле. Достаточно лишь…
— Раньше это было доступно только государю, — сказал мой учитель.
Я потянулся жилками, но так и не прикоснулся.
— Господин полковник, мне кажется, это было бы не правильно.
— Вы уверены? — Несколько секунд Терст держал руку на весу, а затем сунул палец в рот. — Как фнаете. Хотя и феф… — он на секунду вынул палец. — Хотя и верно.
— Почему вы не уехали позавчера?
Полковник усмехнулся.
— А куда? — Он спрятал руку в карман пальто. — Обманные экипажи с кровниками перебиты. Три дня назад — последний. От боли государь был сам не свой, его потянуло к вам, его и должно было потянуть к вам. В противоположную сторону. Если выставить точки… — Терст качнулся. — Впрочем, уже не важно.
— О ваших передвижениях знали?
— А о ваших? В империи не так много дорог. Можно, конечно, было забраться в Сибирский край. В самую глухомань. Но это лишь оттянуло бы исход. Как ни прячь государеву кровь, ее чувствуют.
— Но я сейчас… — я настроился, распустил жилки. — Нет, я сейчас не чувствую.
— Есть подавители, есть особые слова крови, но это не действует на «пустую» кровь. Да и вы, Бастель, будь чуть-чуть посвежее да повнимательнее, безусловно определили бы местонахождение государя в доме. Впрочем, думаю, ему уже незачем таиться. Все! Пойдемте!