Я хочу видеть в своём сыне Николае пылкость и благородство, а у своей жены Иринушки – сияющие счастливые глаза. Почему конец экспедиции так радостен? Потому что ты рад очутиться со всеми вместе. Вчера ты был один, и вот ты завершил своё одиночное плавание, и с тобой множество людей.
Финиш, победы, экспедиции – пища одного дня. Ты выжил и добился успеха, теперь можно только пожинать его плоды, но это не значит, что с этим надо жить.
Когда ты посадил кедр, нужен век – целых сто лет. Богато сердце сажающего дерево. Сажая дерево в своей жизни, ты оставляешь память своим потомкам. Ты счастлив: оставил след на земле, но для себя не сделал никакого богатства.
Мне дан слёзный дар: когда я вижу в океане восход или закат солнца, у меня начинают обильно слезиться глаза, а в ушах слышу звуки пения псалмов. Вот уже сколько я видел в своей жизни восходов и закатов, но не перестаю удивляться, что нет двух одинаковых рассветов и закатов тоже, как всё мудро и целесообразно устроено в мире – от капли воды в океане до небесных светил. В такие минуты мысли мои напоминают, что скоро настанет тот час, когда придётся предстать перед строгим судьёй.
Перебираю в памяти свои прегрешения. Помню, когда мы с Женей Виноградским подымались на Эверест, 13 мая 1992 года мы подошли к последнему, четвёртому, лагерю на высоте 8 тысяч метров. До вершины остался последний бросок. С вечера забрались в палатку и стали ожидать, когда стихнет ветер, чтобы в два часа ночи начать штурм вершины. Палатка наша «Салева» трещала от напора ураганного ветра. Мороз –50 °C. Кислорода не хватает. Спать невозможно, да и опасно – можно уснуть и не проснуться.
«Как ты думаешь, Фёдор, – спросил меня Женя, – позволит Господь Бог взойти на вершину и вернуться живыми или нет? Какие есть у нас грехи перед ним?»
И я, и он начали перебирать в памяти и друг другу рассказывать, как на исповеди перед священником. А когда наступило время выходить из палатки, Женя сказал: «Фёдор, много у нас накопилось грехов, и надо много молиться, чтобы замолить их. Но мы никого не убивали, никого не обворовывали, не жили ради выгоды, никого не предавали. Трудились по мере сил. Чаще спали в палатках, чем на мягкой постели, не занимались обжорством. Может, Он и пропустит нас и отсрочит наш приход к Нему ещё на некоторое время».
Трудиться надо до тех пор, пока тело радо отдыху. Молитва рождает рвение, а рвение приводит к молитве. Но если я изменюсь и больше не буду путешествовать и не буду двигаться, и ни к чему не буду стремиться, чем тогда я буду отличаться от умершего?
«Не собирайте себе сокровище на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровище на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют, и где воры не подкапывают и не крадут; ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (От Матфея, гл. 6, стих 19).
Я вспоминаю случай, когда меня попросили пойти в тюрьму и исповедовать преступника, чьи руки ещё вчера обагряла кровь. Тюремщики позволили нам остаться один на один. Я вглядывался и слушал, но не в него и не его – он уже обречён на смерть – в непостижимое в человеке. Так я въяве увидел кровавое безумие человека, исповедующегося передо мной, и я стал молиться Господу.
Героем называют человека, который действует самоотверженно, но это определение неполно. Герой – тот, кто действует самоотверженно, неуклонно, сознательно и во имя общего блага.
Трудиться надо до тех пор, пока тело радо отдыху. Молитва рождает рвение, а рвение приводит к молитве.
Я как в пустыне отшельник. Здесь, в океане, полнее чувствуется одиночество. За всю свою долгую жизнь путешественника я убедился, что нет у путешественника злейшего врага, чем уныние. Одиночество есть особая мудрость.
Меня ждёт земля, но мне стало горько: «Господи, – воскликнул я, – Ты оставил меня, а я оставил людей!» И я задумался, что же меня в них так разочаровало? Ведь мне ничего, совсем ничего от них не нужно. Моя лодка не нужна, мои вёсла, стёртые об воды Тихого океана, тоже им не нужны. Мои новые путешествия не нужны. Мои картины в моей мастерской стоят годами и ждут, кто же их посмотрит. Мои яхты, на которых я преодолевал океанские просторы, стоят в портах, трутся бортами о грязные причалы.
Я оставил вёсла и поднялся с гребного места, и посмотрел на звёзды – я хотел узнать у Господа, что же такое эгоизм, тщеславие и суетность.
Служение старца – это служение любви, любви Божией к людям; мудрость его – Божия мудрость.
Сейчас у нас в России и Православии много именующих себя старцами. Напомню, что старец – это носитель Духа Божия; тот, кто в Новозаветной Церкви осуществляет призвание пророка – возвещать волю Божию людям; тот, кто осуществляет духовное руководство людьми, потому что Дух Божий в Святой Соборной и Апостольской Церкви подаёт этот дар. Служение старца в церкви мог нести и простой монах вне священнического сана, как это было в древних монастырях первых веков, и монах в сане (как Серафим Саровский, как Оптинские старцы), и священник белого духовенства (святые праведные Иоанн Кронштадтский и Алексий Московский (Мечёв), и, конечно же, епископ (святитель Феофан Затворник – очень яркий пример такого руководства).
Служение старца – это служение любви, любви Божией к людям; мудрость его – Божия мудрость. Как многомерную, превышающую человеческое, ограниченное грехом сознание Божию мудрость и силу передать человеку? Вечная мудрость рождается от вечной любви. Вы хотите знать истину о жизни человеческой. Трудно мне вам поведать о ней в своих книгах, сначала проживите жизнь! Чтобы познать волю Божию, нужно покориться ей, и тогда Господь своею благодатью будет вразумлять, и легко станет жить. Всегда смиряй себя и будь доволен тем, что тебе даруется, и тогда будешь жить с Богом.
Отложил вёсла, я отдыхаю. Океан пребывает в покое. Мои глаза смотрят в далёкий бесконечный горизонт, начало которого – я. Сладостный отдых на качающейся лодке, всё пребывает в покое. К океану склоняется солнце. Я слежу за его скорбным шествием, и во мне ощущение движения, ставшего отныне вечным, которое никогда не угаснет. Вот и ночь.
Находясь подолгу в одиночестве, я утрачиваю потребность говорить, и поэтому вместо того, чтобы говорить, я пишу. У меня нет своего стиля в написании этой книги, но я и не нарушаю всех привычных норм. Я выражаю свои мысли очень общо, а читатель уже сам прочтёт между строк.
Написать книгу, даже плохую – дело серьёзное, и не каждый человек способен к писательскому ремеслу. Но как начать писать и где закончить книгу? Недостаточно записей в вахтенном журнале во время плавания, я ведь не литератор. Я хочу писать так, как осуществляю свои экспедиции, как Бог на душу положит. Мне не нравится писать в стиле мемуаров! Это – история. Это – дата. В такой книге интересно всё, кроме автора.
У одного есть какая-то цель жизни, у других нет. В жизни есть небольшие мгновения, о которых хочется писать. А как мало осталось времени, чтобы подготовиться к вечности! Я родился в двадцатом веке, сегодня я старею в двадцать первом. Пока я живу, мечтаю о великих путешествиях. Лучше всего было бы молчать, но молчание, когда хочется говорить, это насилие.
Я не из тех, кто во что бы то ни стало злословит о жизни. Какова бы ни была моя жизнь, она уже есть у меня, ничего уже не изменишь. Отправившись в плавание, я простился: с суетностью, вспышками гнева, гордыней и притязаниями, с радостями, которые выпали на мою долю, с горестями, которые меня мучили. Утешает меня то, что вскоре я избавлюсь от своих тяжёлых вёсел. Мне кажется, что я уже обменял заскорузлую плоть на лёгкие, неосязаемые крылья. Моя старость тяготеет к вечности, а не к сумятице жизни. Мне кажется, я стал вечным.
Человеку тесно жить на нашей планете, и он ищет выходы в науке, путешествиях, искусстве и так далее, но он не может или, вернее, не каждый может порвать с домашним бытом и освободиться от материальной зависимости.
Старая поговорка гласит: «Кто делает что-то для личного удовольствия и кроме того зарабатывает на этом деньги, того не стоит жалеть». Вот и мне приходится молча выносить свои страдания. Только в одиночестве и на собственном созерцательном опыте я осознал противоречия окружающего мира. При этом я убеждён, что форма мышления старшего поколения отличается от формы мышления младшего: каждый идёт и хочет найти правильный смысл своего бытия. Оно и верно, ведь земля движется, а значит, и меняется всё на её поверхности, и меняет суть нашего бытия и человеческие судьбы.
Человеку тесно жить на нашей планете, и он ищет выходы в науке, путешествиях, искусстве и так далее, но он не может или, вернее, не каждый может порвать с домашним бытом и освободиться от материальной зависимости. Тело человека становится тюрьмой, страдание от тяжёлой работы, холода, одиночества – это всё полезно для души, но не для тела.
Одиночество очищает душу, вымывает из неё напряжённость и лихорадочность привычной жизни на суше, но когда я возвращаюсь домой, я узнаю и вижу чиновников-взяточников. Но как узнать, что причина, а что следствие, почему они берут деньги с народа?
Сейчас в нашей России всё больше и больше строят развлекательных комплексов и аттракционов. Некоторые развлечения должны быть закрыты как рассадник пошлости, а наше образование должно очистить притоны дураков. Образованный человек не будет сидеть за кружкой пива. Напоминаю вам, что труд есть отдых, а отдых становится трудом. Называю день утомления днём отдыха.
Ни один альпинист, если в нём есть хоть капля человеческого, не может поехать к Эвересту без тайной надежды, что, возможно, именно он окажется тем человеком, который будет стоять на вершине. Он будет, вероятно, худшим альпинистом, если не даст этой надежде украшать свои мечты. Он вообще не альпинист, если не стремится к вершине Эвереста (8848 метров). Это касается и яхтсменов, если они не идут к мысу Горн!
Художник, как и путешественник, должен любить напряжённость. Только у художника должно это выражаться в холстах, на его картине каждая линия или мазок краски должны быть напряжены, тогда от его произведений будет исходить энергия; а путешественник – от начала своего пути в экспедиции до её конца – должен напряжённо держать своё тело, нервы, центр своего мозга и быть постоянно настороженным.
Если мой собеседник выражает упорство и непомерное невежество, я спрашиваю его: много ли и долго ли он путешествовал?
Можно ли обойти вокруг света без приключений? Невозможно. Плавание всегда сопряжено с опасными процессами. Если бы меня спросили: «Послал бы ты своих детей или внука в это плавание?» – я бы ответил: «Нет». Потому что в плавании существуют смертельно опасные минуты, как физически, так и духовно, и не всем суждено избежать опасности. Она заключается в каждом дне, в каждой детали яхты, и всё нельзя предусмотреть на берегу.
Идёт мелкий дождь. Солнца целый день не было, начало темнеть, снова долгая ночь.
Океан без запаха, но у человека развито обоняние, и от него никуда не деться. Я стал чувствовать запах ночи и запах дня, запах солнца, запах туч, запах звёзд. Сейчас глубокая ночь. Сквозь тучи пробивается луна, она имеет неповторимый запах, и цвет океана тоже стал жёлтым.
Длительное пребывание на одном месте имеет пять недостатков: люди имеют много вещей и накапливают их; имеют много лекарств и сохраняют их; начинают пускаться в самые различные виды деятельности; появляется много дел; появляется много хлопот.
Сын Николай, учениями различными и чуждыми не увлекайся, ибо хорошо благодатию укреплять сердца, а не едой, от которой не получишь пользы.
«Живые знают, что умрут, а мёртвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению» (Екк. 9:5).
«Двоим лучше, нежели одному, потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их. Ибо если упадёт один, то другой поднимает товарища своего. Но горе одному, когда упадёт, а другого нет, который поднял бы его. Также если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться?» (Екк. 4:9–4:11).
Тот, кто ставит целью взойти на вершину Эвереста, или прийти пешком на Северный полюс, или увидеть мыс Горн с палубы парусной яхты, должен преодолеть самого себя и углубиться в самоизучение, и только тогда стоящая перед ним дорога или подъём к вершине превратятся в символ, в инструмент связи с внешним миром и познания предела человеческих возможностей.
Моё шестое чувство – опыт; седьмое – вера, великая Вера в жизнь; восьмое – предчувствие: предугадать, что принесёт следующий день. Человеку дана жизнь, чтобы она ему служила, а не он ей служил. Много раз я был в путешествиях, в опасностях на реках и морях, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях в городах, в опасностях в пустыне, в опасностях между лжебратиями.
Учитель говорил: «Будьте тверды в своей верности и усердии в учении, до конца держитесь истинного пути. В страну, где неспокойно, не ходите. В стране, где смута, не живите. Когда в стране царит справедливость, будьте на виду. Когда справедливости нет, уйдите от мира. Когда в стране справедливость, стыдно быть бедным и ничтожным. Когда справедливости нет, стыдно быть богатым и знатным».
Глава 2
«Хороший сторожевой пёс лает, когда приходят воры. Когда воры убегают, он прекращает лаять. Если же пёс лает беспрерывно, то хорошим сторожем его не назовёшь». (Паисий Святогорец)
Пост и молитва помогают мне сохранить вкус к пище, я лучше стал понимать голодающих не по своей воле. Постясь, становишься ближе к Господу.
Я понял: если выдать человеку жёсткую постель, лишить хлеба, свободы, он становится к людям терпимее. Лучше не уничтожать зло, а растить добро. Одевать людей получше, чтобы не носили лохмотьев. Сытнее кормить детей, чтобы они учились молиться, не мучаясь голодными резями в животе.
Я плыву на своей лодке, едва касаясь поверхности воды океана. Я скольжу по нему, а не углубляюсь в него.
Если мои художественные работы запереть в залы музея, где их будут смотреть двое-трое праздных зевак и бездушных засыпающих смотрителей? Ценится лишь то, на что затрачено немало времени, мои картины рождались на склонах Эвереста или в бушующем океане в сороковых широтах Южного полушария.
Со своей судьбой я связал неспокойный океан, пристально вглядываюсь в небо, взвешиваю тяжесть туч, определяю высоту волн, измеряя силу ветра. Моя жизнь зависит от туч, ветра и волн. Я не пришёл сюда, чтобы любоваться океаном, я не могу идти куда хочу, я не имею права повернуть назад с полпути. Для меня это долг. Долг не выбирают, долг – это божественный узел, что связывает всё воедино. Но я смогу дойти до финиша только тогда, когда долг станет для меня неоспоримой необходимостью, как благодатная молитва к Господу, на которую отвечают тишиной.
Что такое океан для моряка? В нём нет стен, ты можешь смотреть и чувствовать весь мир, даже тот мир, который ты не любишь.
Храм для меня – прибежище тишины и молитвенного раздумья. Я много прожил и видел, с какой злостью разрушали храмы, и сейчас вижу, с какой радостью и трудом строят новые храмы. На склоне дней (готовясь вступить в обитель нашего Господа Бога, где моё тело отдохнёт от бесчисленных дорог и экспедиций, по которым пришлось пройти на заре жизни) я оглядываюсь на прошлую мою жизнь. Я уже несколько раз садился с попыткой написать автобиографию, но я не знаю, как и с чего начать писать. Я сам потерялся в своей жизни, в своих поступках, в своих грехах и в своих достижениях.
Помню я только берег Азовского моря, когда я стоял на глиняной круче, а моя душа уносилась далеко-далеко. Мне в то время было не больше семи-восьми лет. Я пришёл в этот мир уплатить вам, друзья, долг. Долг, который не смог уплатить (осуществить) Георгий Яковлевич Седов в начале XX века. Я взял его ношу и дошёл до Северного полюса, так я оправдал азовских рыбаков, Седов был сын рыбака с Азовского моря. Я тоже.
Сын Николай и внук Аркадий, может быть, вам, юным исследователям и путешественникам, пригодится мой опыт по сохранению продуктов. Когда-то я в молодости работал охотником-промысловиком в Уссурийской тайге. Возле моего зимовья я сделал навес на четырёх столбах размером примерно 1–2 метра, высотою 1,5 метра, накрыл корой, сверху – хвоей. Добытое мясо оленя, кабарги, дикого кабана и т. д. я резал на тонкие ленточки и складывал на сырую кожу убитого зверя, солил, завёртывал. За ночь она успевала просолиться. Затем куски развешивал на тонкие палочки, уложенные между перекладинами под крышей коптилки, и разжигал под ними костёр. Дрова для коптилки должны быть не смолистые, преимущественно тополёвые, которые не горели бы жарко, а дымно тлели. В такой несложной коптилке под дымом мясу достаточно провисеть пятнадцать часов, чтобы получилась хорошая копчёнка.
Чем более наше тело изнежено и выхолено, тем слабее становится наш дух. Всякая роскошь только растлевает наше тело и ослабляет нашу душу.
Сын Николай, в стихах ради денег не бывает поэзии. В картине ради денег не бывает вдохновения. В путешествии ради денег не бывает духовности. На храм, строящийся без веры, не исходит Святой Дух. За что бы ты ни брался, у тебя должны быть вера, вдохновение, бескорыстие. Твоё сердце окаменеет без молитвы о страдающем мире. Чем более наше тело изнежено и выхолено, тем слабее становится наш дух. Всякая роскошь только растлевает наше тело и ослабляет нашу душу. Диакон, пристрастный к мирскому, уже не диакон; священник, жестокосердный, уже не священник; художник, не пишущий картину, уже не художник; путешественник, не путешествующий, уже не путешественник. В событии не бывает причин, они просто происходят. «Порядок – это форма, которую принимает жизнь, но никак не причина жизни» (А. С.-Экзюпери).