Я не ждала от нее таких философских замечаний, но они мне понравились, хоть и не были до конца верными. Хотела сама что-то такое же сказать, но мысли снова сбились на другое. Стала считать, сколько времени надо, чтобы проехать полторы версты туда да столько же обратно. Добавила час на то, чтобы на месте во всем разобраться. Не кинется же Дмитрий Сергеевич, или хотя бы Михаил, ловить Микульского с ходу, не обдумав и не разведав все что нужно? Получалось, что для возвращения в город им еще рано. А время тянулось и тянулось.
Пелагея управилась с завтраком. Проснулись оба дедушки. Сели за стол. Вновь стали обсуждать, как правильно передать подарок Петру Александровичу. Сошлись, что надо его самого об этом спросить. Но для этого нужно было дождаться окончания уроков в гимназии. А пока деды решили вместе сходить в больницу и навестить дочь дедушки Алексея, хоть ее и обещали завтра выписать. Я все же решила пойти с ними, хоть мне совершенно не терпелось узнать о результатах полицейской операции.
К моему огромному удовольствию и облегчению, именно в тот момент, как мы втроем выходили из дома, на нашей улице показались полицейские сани. Из них выпрыгнул тот самый Михеич, что слишком громко топал сапогами, а после поил меня чаем с блюдечка.
— Здравствуйте вам, — радостно прокричал он. — Дозвольте доложить? Их высокоблагородие господин следователь велели передать, что все завершилось благополучно. Еще велено передать поклон и благодарность!
При этих словах он и впрямь поклонился.
— А Михаил Полунарьевич (отчество он, в самом деле, слегка переврал) обещал о подробностях самолично доложить вам позднее.
— Что, так и сказал, что будет самолично докладывать? — не поверил мой родной дедушка.
— Мы приучены все в точности передавать, — слегка обиделся Михеич, но тут же заулыбался: — Просим прощения, ехать надо срочно.
И уехал. А мы пошли по своим делам.
Первым делом в больницу, где оказалось, что Ивуль лежала через две палаты от той, где я провела две ночи. Дочь у дедушки Алексея была много старше меня, и было ей никак не меньше двадцати пяти лет. Но была она при этом настолько трогательно проста в общении, что я порой чувствовала себя старшей.
А дальше мы расстались до вечера. Вот только кто бы мог предположить, что вечером мы все трое встретимся в доме у господина полицмейстера?
* * *После больницы мы пошли репетировать «Гамлета», которого по просьбам зрителей решили сыграть еще раз. Наш Михеич, царство ему небесное, на своем последнем спектакле много разного и интересного по своей линии делал. Мне очень не хотелось ударить в грязь лицом, и я старалась изо всех сил. Уж не знаю, как Михеич справлялся один, а мне пришлось брать помощника, просить Антона Антоновича делать некоторые простые вещи, на которые у меня рук не хватало. Ему даже понравилось. Да и в целом наш новый хозяйственный распорядитель был человеком во всех отношениях куда более приятным, чем предыдущий. Хоть и нельзя плохо говорить о покойных. В общем, вдвоем мы справились неплохо. Хорошо справились, вот только порадоваться этому толком не успели — за мной прислали человека от господина полицмейстера с просьбой прибыть к нему домой прямо сейчас. Причина такого приглашения была мне ясна, но как отнесется господин полицмейстер к моей последней выходке? Поверит или нет? Я бы сама поверила, скажем, позавчера? Но, как говорится, от таких предложений отказываться не принято. И то спасибо, что домой зовут, а не в управу. И тут я решила, что если Сергей Николаевич окажется слишком недоверчив, то мне понадобится помощь. Я попросила дедушку сразу пойти домой и там ждать вместе с дедушкой Алексеем. На всякий случай.
Сергей Николаевич и в самом деле встретил меня со строгим лицом. Не менее строго выглядел и находившийся в его домашнем кабинете Александр Сергеевич, наш градоначальник и Петин папа. Хорошо бы улучить момент, подумала я, и спросить его насчет шкуры.
— Сударыня, вам, видимо, известно, что была объявлена награда за поимку такого опасного преступника, как ваш знакомый? — очень уж официально заговорил господин полицмейстер. — Или за сообщение достоверных сведений о его местонахождении?
Так вот в чем дело! Они решили, что я ради награды снова попыталась выследить Микульского, хоть и обещала себя опасностям не подвергать. Придется все же прибегнуть к помощи, о которой я так удачно побеспокоилась заранее.
— А что, большая награда? — спросила я совершенно невинно.
— Да уж немалая! — строго ответил полицмейстер.
— Тогда вам просто необходимо поговорить с тем человеком, кто эти самые достоверные сведения сообщил! — выпалила я и стала с удовольствием смотреть, как растерялись два таких умных и важных человека. — Сделать это несложно и можно даже прямо сию минуту. Если вы, конечно, того желаете?
Начальство желало. Мигом дано было распоряжение доставить сюда обоих моих дедушек. А само начальство переглянулось друг с другом, им очень не терпелось узнать подробности, но просить меня рассказывать они не решались. Боялись проявить несолидность. Ладно уж, простим их! И я сама, без просьбы, стала обо всем рассказывать. Заодно и про привезенную шкуру спросила. Про шкуру Александр Сергеевич сказал, что раз она Пете предназначена, да за доброе дело, то он, Петя, несомненно, может ее принять, и не будет ничего неприличного, если шкуру привезут к ним на дом.
Мне показалось, что он нас и на обед хотел позвать, да не отважился. Можно было понять, что никто из них — ни градоначальник, ни полицмейстер — не возражает против моей дружбы с их детьми, хотя и такое проявление демократии, даже по нынешним временам, редкость. Но вот приглашать нас на обеды и ужины! Да еще и с эвенком за компанию! На это уже даже такие образованные люди не отважились.
В общем, к приезду моих дедушек все уже были в курсе дела. Слова мои были подтверждены двумя взрослыми людьми, все подозрения окончательно развеялись. Но своей щепетильностью начальство меня все же насмешило. Не вдаваясь в подробности, нам всем запретили разглашать любые сведения, касаемые дела. Ясно, что речь шла не только о тайне следствия, но и о нежелании предать огласке тот факт, что преступник был пойман при помощи шаманства.
Вскоре меня позвала Полина, и мы ушли в ее комнаты. Но я все же, уходя из кабинета, напомнила про объявленное вознаграждение и просила объяснить Алексею Тывгунаевичу, как это вознаграждение получить.
А в кабинете хозяина дома еще долго расспрашивали эвенка о жизни его народа. А то когда еще такой случай представится, чтобы сам представитель этого народа в гостях оказался? В конце его попросили задержаться в городе еще на сутки, чтобы устроить встречу с ним самого губернатора. Видимо, дедушка Алексей понарассказывал много такого, о чем и губернатору невредно было узнать из первых уст.
41
Через три дня я снова получила приглашение в дом к полицмейстеру. Он опять был не один, но в этот раз человек с ним находившийся, был мне совершенно незнаком.
— Здравствуйте, Даша! — на этот раз очень приветливо, но все же официально и на «вы» заговорил Сергей Николаевич. — Помните, я в больнице вам говорил, что нам надо обстоятельно готовиться к суду? В тот раз, каюсь, я в самом деле сильно поспешил, столь был уверен в скорой поимке преступника.
— Но вы же его арестовали. И довольно скоро, — возразила я.
— Опять-таки с вашей помощью. Да-да, не возражайте. Я помню, что вы считаете эту помощь незначительной, что главное было сделано иным человеком. Кстати, вопрос о вручении вознаграждения уже решен. Так что давайте вернемся к сути нашего разговора. Преступник пойман, но все отрицает. Орудия убийства не найдены. В результате мы вновь возвращаемся к тому, что было. А именно к тому, что вы остаетесь главным и единственным свидетелем, и нам надо загодя озаботиться о том, как ваши показания правильно довести до суда и присяжных заседателей. Поэтому позвольте вам представить господина товарища прокурора[63] Ивана Порфирьевича Еренева. На него возложено представлять на предстоящем процессе обвинение. А теперь давайте поговорим о том, что кажется наиболее существенным на данный момент. Спрашивайте, Иван Порфирьевич.
Товарищ прокурора ободрительно мне улыбнулся и сказал:
— Со всеми вашими показаниями я ознакомился самым тщательным образом. Есть в них несколько мест, которые могут вызвать у присяжных особые сомнения. Первое из них Сергей Николаевич уже разрешил. Это я о том, что касается вашего владения французским языком. По поводу вашего пребывания в Париже мы даже решили заручиться документальными свидетельствами и в самом скором времени они будут у нас на руках. Второй момент еще более деликатного характера. Он касается того, коим образом вам удалось вырваться из рук взрослого мужчины. По этому поводу я и хочу спросить вас вот о чем. Ваша фамилия Бестужева. Дарья Владимировна Бестужева. Не являетесь ли вы дочерью полковника Владимира Семеновича Бестужева?
Товарищ прокурора ободрительно мне улыбнулся и сказал:
— Со всеми вашими показаниями я ознакомился самым тщательным образом. Есть в них несколько мест, которые могут вызвать у присяжных особые сомнения. Первое из них Сергей Николаевич уже разрешил. Это я о том, что касается вашего владения французским языком. По поводу вашего пребывания в Париже мы даже решили заручиться документальными свидетельствами и в самом скором времени они будут у нас на руках. Второй момент еще более деликатного характера. Он касается того, коим образом вам удалось вырваться из рук взрослого мужчины. По этому поводу я и хочу спросить вас вот о чем. Ваша фамилия Бестужева. Дарья Владимировна Бестужева. Не являетесь ли вы дочерью полковника Владимира Семеновича Бестужева?
— А откуда… — начала я, но остановилась.
— Нет, нет! — правильно понял меня Иван Порфирьевич. — Таких справок мы не наводили. Просто я наслышан о вашем отце. А раз он ваш отец, то это многое может объяснить.
— Вы уж будьте любезны и меня просветить, — недовольно сказал господин полицмейстер. — А то пребываю в полнейшем недоумении.
— Все очень просто, Сергей Николаевич. Раз я не был уверен, что это и в самом деле так то и не посчитал нужным говорить вам о догадках. Но теперь все расскажу. Вы, вероятно, как и все люди, служащие по нашей части, должны были слышать о полковнике графе Бестужеве?
— Нечто слышал, но это было давно, потому подробности никак не вспоминаются, — все еще с недовольством в голосе ответил ему начальник.
— Впервые о графе Бестужеве заговорили лет пятнадцать назад. В армейских кругах было много разговоров и слухов о докладной записке капитан-лейтенанта Бестужева, поданной на высочайшее имя.[64] В ней говорилось, что приемы штыкового и рукопашного боя, которым обучают солдат нашей доблестной армии, устарели и требуют существенного обновления. А главное, что им создана специальная система подготовки, которую он и предлагает внедрить. Шум быстро утих, но отголоски продолжались еще некоторое время. Были разговоры, что непосредственное начальство предприняло все меры, чтобы избавиться от офицера, позволяющего себе в нарушение субординации обращаться поверх его голов сразу к государю императору.
— Так, действуй он по инстанциям, в них все дело бы и увязло! — изволил прокомментировать господин полицмейстер. Чувствовалось, что о таких малоприятных вещах он знает на собственном опыте. Господин Еренев согласно кивнул в ответ и продолжил:
— Были слухи и противоположного толка. Говорилось, что капитан-лейтенанту была поручена подготовка специальной диверсионной группы и даны весьма широкие полномочия. Последнему я склонен верить больше, хотя и в первом была доля истины, потому как об этом человеке заговорили вновь, и уже по нашему ведомству, около трех лет тому назад. Я в то время служил в жандармском корпусе в Москве, сам при том не присутствовал, но о событии знаю из достоверных источников. Опуская ненужные сейчас подробности, скажу, что у нас не раз заходили разговоры о необходимости готовить агентов, работающих в среде террористов, более тщательно. В том числе и в отношении стрельбы, рукопашного боя и прочей физической готовности. Поводов для этого жизнь предоставляла немало, но до конкретного дела доходило редко. Одним из таких редких случаев было приглашение полковника (заметьте, что полковника, а не капитана третьего ранга!) Бестужева для демонстрации его системы. Полковник и несколько его подчиненных продемонстрировали множество такого, о чем свидетели отзывались, как о чуде. Стрельба с двух рук из револьверов на полном скаку, схватки одного или двух против целой группы, и прочее, и прочее, и прочее. Однако при всем произведенном эффекте скептиков оказалось больше тех, кто отнесся к показанному с энтузиазмом. Главным возражением было то, что такая подготовка требует особых талантов и серьезных затрат как времени, так и денег. Полковник Бестужев, судя по всему, был готов к подобному повороту, и неожиданно предложил желающим сразиться с девочкой, своей дочерью, полагая, что такой пример снимет все вопросы. Добровольцев не нашлось, но чтобы окончательно не оконфузиться, присутствующее там начальство дало приказ кому-то из низших чинов. Им было предложено просто удержать ребенка, не дать ему пройти мимо них. Но никому этого сделать не удалось!
— Припомнил! — почти обрадованно воскликнул Сергей Николаевич. — Тогда еще ходил забавный анекдот, будто товарищ министр пошутил в том смысле, что, мол, одна семья Бестужевых способна сразиться с целой армией. Притом баронессе фон Нолькен для этого не нужна никакая подготовка, что при одном ее появлении все мужчины уже сами готовы падать ниц.
Едва господин полицмейстер закончил эту тираду, улыбка сошла с его губ, он задумчиво посмотрел на меня, отчего-то закашлялся, выпил воды и задумчиво произнес:
— Дела-с!
— Да, — согласился с ним Иван Порфирьевич. — Я как-то про супругу графа забыл.
Они еще некоторое время пребывали в молчаливом размышлении. Пауза затянулась, но никто не пытался ее завершить. Пришлось первым заговорить Сергею Николаевичу, как старшему и по чину, и по возрасту:
— Так вы, сударыня, графиня или баронесса?
— Не знаю, — честно ответила я. — Жизнь наша после смерти папеньки повернулась так странно, что не до того было, чтобы в титулах разбираться. Дедушка, впрочем, писал какое-то прошение, но нам не ответили. Да и не важно это.
— Да с чего вы это взяли? — опешил полицмейстер.
Я пожала плечами, но все же попробовала ответить:
— Я вот с вами в пятый раз встречаюсь, но ни разу так и не услышала, чтобы вас превосходительством величали. Значит, и для вас это не столь важно.
— А вы не передергивайте! — потребовал господин полицмейстер. — Когда дела решаются, не до чинопочитаний становится. Но я и чином своим, и титулом горжусь, потому как это не пустые звуки, и даны они мне по делам моим.
— Но все равно получается, что дела важнее? — все же возразила я. — Да и мои титулы, если они все ж таки мои, заслуга не моя.
— Вы уж можете себе полагать, что угодно, — хозяин кабинета всем своим видом показал, что спорить с человеком, не желающим понять очевидного, не намерен, — в данном случае вопрос важен для дела. Иван Порфирьевич, ты уж напиши соответствующие бумаги. Нужно будет, так свои связи в столице подключи. Да с Афанасием Николаевичем переговори о том.
— Будет сделано, ваше превосходительство! — с легкой иронией, предназначенной для меня, ответил товарищ прокурора, подчеркнув официальное обращение.
— Ну да мы в сторону ушли, — ответил его превосходительство. — Случай, вами рассказанный, Иван Порфирьевич, очень многое объясняет. Но не то, как нам его в судебном разбирательстве использовать. Речь шла о делах секретных и нам официального подтверждения не дадут. И что нам делать?
Вновь повисла пауза, из-за которой господин полицмейстер не утерпел спросить:
— И сколько же мужчин вы в тот раз побороли?
— Троих.
— Зараз или по очереди?
— Зараз. Так проще.
— Вот даже как? И не боязно вам было?
— Совсем не боялась. Я же знала, что никто мне больно делать не станет. Что все это игра такая. Главное, было заставить их двигаться, а уж после этого все было просто.
Видя некоторое непонимание, я пояснила:
— Тут вся хитрость как раз в том, чтобы правильно использовать силу и движение противника. Иначе ничего бы не получилось. Едва человек начнет движение, его нужно просто подтолкнуть правильным образом, и даже очень сильный человек на ногах не устоит. А меня очень боялись обидеть, ткнуть нечаянно деревянными ножами, которые им дали, оттого и двигались мои противники еле-еле. Такого движения для меня было мало, в чем вся сложность и заключалась.
Иван Порфирьевич задумался и вдруг засмеялся.
— Простите меня за неуместный смех, дамы и господа. Но мне пришло в голову…
Тут он посмотрел на меня:
— А что, Дарья Владимировна, сможете вы свое умение продемонстрировать прямо в суде? Ну и отлично! А уж момент и кандидатуру мы выберем сами!
— Иван Порфирьевич, уж не собираетесь ли вы суд превратить в цирк с французскою борьбою? — возмутился начальник полиции. — У нас и так все сомнительно выглядит, как бы не перестараться.
— Не извольте беспокоиться, — успокоил его товарищ прокурора, — мы так дело повернем, что цирк придется показывать нашим оппонентам.
— Есть у вас еще вопросы? — нехотя согласился с ним полицмейстер.
— Есть, но они чисто протокольного характера и будет лучше, если их задавать станет следователь, чтобы нам не нарушать установленные порядки.
— Хорошо, тогда я спрошу, — Сергей Николаевич задумчиво постучал пальцами по краю стола, вздохнул отчего-то и лишь после продолжил: — Официальная часть разговора у нас закончена, а потому позвольте вас, сударыня, как и прежде называть по имени? И на мой вопрос можно не отвечать, потому как он не от полицейского исходит, а от простого человека. Как так получилось, что ты, Дашенька, при своем происхождении при театре служишь и с дедушкой своим живешь?