С тех пор как мы поссорились, я сильно похудела, постоянно чувствовала слабость и недомогание. Было невозможно сконцентрироваться хоть на чем-то, не говоря уж о социальной жизни.
Тати искренне извинилась, признав, что была частично ответственна за то, что произошло тем днем, когда все между мной и Мэттом подошло к концу.
— Это, наверное, к лучшему. Ты же не хочешь повторить путь Джеки Рид?
Мы с Джеки Рид ходили вместе в старшую школу, и я рассказывала ее историю друзьям как поучительную. Во время обеда Джеки Рид хвасталась своим парнем, учившимся где-то в Неваде. Долгое время в школе никто из девочек даже не верил, что этот парень существовал. Джеки всегда обыгрывала все так, будто они были очень продвинутыми, ведь их отношения развивались на расстоянии — будто так она ему нравилась даже больше. Вообще, она называла их отношения ОНР. Я же говорила ей, что нельзя все сокращать до аббревиатуры, потому что люди могут не понимать, что ты вообще имеешь в виду. Когда мы закончили школу, она поступила в паршивый двухгодичный колледж в Неваде, чтобы быть ближе к своему парню, хотя ее приняли в Йельский университет. Он бросил ее через два месяца. Теперь она жила дома и работала в сети ресторанов быстрого питания «Милки Куин». Мы все думали, что она полная кретинка.
Бедная глупая девчонка, похоже, просто влюбилась.
Дело было не в Тати и не в истории Джеки Рид. Мы с Мэттом разошлись, потому что чувствовали давление. То, что он подсунул мне документы об аннулировании брака, послужило доказательством того, что он не был настолько готов, как говорил. Вероятно, он осознал то же, что поняла и я: мы шли разными дорогами.
Выпускной год подходил к концу, потому я много времени проводила в своей комнате, заполняя бланки для стипендий и прячась от всех и вся. Однажды Мэтт сделал попытку остановить меня в коридоре, но я проигнорировала его. Позже я пожалела об этом, когда увидела, что он оставил мне у двери сэндвич. Я рыдала все время, пока ела его.
На моем столе лежала груда писем, на которую я на протяжении недели успешно не обращала внимания, потому что догадывалась о содержании одного конкретного послания. Письмо было в самом обычном конверте, адресованном мне от мамы. Белом стандартном конверте, не предвещавшем ничего хорошего. Я взяла его и стала сверлить взглядом. На стороне с обратным адресом буквы были размыты, будто кто-то сбрызнул их водой. После прочтения я поняла, что то, должно быть, были ее слезы.
Наконец, одним утром я решилась открыть его.
Дорогая Грейсленд,
Мне так жаль, что я не могу сказать тебе это лично, но на банковском счету недостаточно денег, чтобы оплатить тебе перелет домой. Твоему брату был нужен новый рюкзак, а мы ведь еще даже не купили твоей сестре новую школьную форму на этот год. Все разваливается. Как я могу тебе такое говорить? Я больше не могу выносить алкоголизм твоего отца. Мы разводимся, он будет жить с твоим дядей. Я с твоими братом и сестрами переезжаем к бабушке, пока не встанем на ноги.
Я знаю, что твой отец любит тебя, и мы гордимся тобой. Мы не хотим, чтобы ты что-то взваливала на себя. Просто сейчас мы не в силах помогать, и не думаю, что мы можем позволить себе прилететь к тебе на выпускной. Прошу, пойми. Ты всегда была такой независимой, и мы не думали, что ты вообще захочешь нас там видеть. Ты всегда сама могла сводить концы с концами, Грейс, и мы за это гордимся тобой. Мы тебя любим. Когда сможешь себе позволить, приезжай домой навестить нас, мы постелем тебе у бабушки на диване.
Должна сказать тебе, что, чтобы вылечить зуб твоей сестры, нам пришлось продать пианино и еще несколько твоих вещей, которые, думаю, тебе и не очень-то были нужны. Мы любим тебя. Продолжай делать свое дело.
С любовью, мама.
Сказать, что у меня случилась истерика, это ничего не сказать. Я не могла остановить слезы. Я думала: «Как они могли?». Как они могли оставить меня из-за своих собственных ошибок? У меня не было ни машины, ни денег, чтобы где-то жить, а мама использовала зуб моей сестры как очередную причину, чтобы я выслала ей половину своего студенческого займа. Куда же ушли эти деньги? Все это было слишком угнетающе.
Второй конверт пришел из офиса «Студенческой финансовой службы»: это было напоминание о все еще висящем на мне долге в размере восьми сотен за жилье. Рыдая в углу комнаты, я лихорадочно размышляла о возможностях. Я могла бы выступать с виолончелью, но за это платят жалкие крохи.
Я шмыгала, обняв подтянутые к подбородку коленки и зажав между ними голову. Можно продать виолончель. Отправиться домой, жить у бабушки на диване и работать в ресторане «Милки Куин». Я могу просто сдаться.
Тогда я услышала бормотание Мэтта.
— Малышка? — Он открыл дверь. Я не слышала этот голос вот уже три недели.
— Я в порядке, Мэтт.
Он подошел ко мне.
— Что случилось?
Не глядя на него, я протянула ему два пропитанных слезами письма. Он тихо прочел их, после чего примостился рядом со мной.
— Я могу помочь тебе.
— Нет.
Большим пальцем он провел по моей щеке, вытирая дорожки слез.
— У меня есть деньги.
— Нет, Мэтт. Тебе придется просить отца, а я не хочу, чтобы он снова выручал меня.
— Это не отцовские деньги. Я продал фото. Я хотел тебе рассказать, но ты, твою мать, не говорила со мной.
— Я думала, мы расстались. — Я поднялась, подошла к столу, взяла бумаги, подтверждающие аннулирование нашего брака, и передала их ему. — И ты развелся со мной.
Мэтт тут же сделал из листа бумажный самолет и запустил его в открытое окно общежития.
— Настоящим нарекаю тебя моей бывшей женой. И что? Кому какая разница? Это не имеет значения.
Я уставилась на него.
— Все не так просто, да? — спросил он.
— Мне нужно время.
— У нас его не так много.
Я уселась на подоконник и посмотрела на одинокое раскачивавшееся дерево, росшее во внутреннем дворе.
— В этом и проблема. Время. — Я повернулась к нему. — Какое фото ты продал?
— На котором сфотографирована ты. В нашу первую встречу. Где ты поднимаешь пуговицу с пола. Мистер Нельсон выбрал его для университетской галереи, и оно было продано в первый же день. Я в шутку написал на ценнике сумму в тысячу долларов, думая, что никто его не купит. Эти деньги как мои, так и твои. Я хочу, чтобы ты их взяла. — В его взгляде была искренность и теплота. Мы общались, и это было хорошо.
— Они не мои.
— Ну, на правах моей бывшей жены… — Он начал смеяться. — Мы могли быть женаты, когда фото было продано. Как знать?
Я не справилась с собой и тоже рассмеялась.
— Мы были женаты всего пару дней. Да и в любом случае, сумма должна была бы делиться пополам.
— Ладно, давай так. Я заберу пять сотен, а потом отдам их тебе в качестве платы за работу моделью.
— Как бы я хотела просто посмеяться, но слишком зла на родителей. Поверить не могу, что они решили, будто я не захочу видеть их на выпускном, — выговорилась я.
— Это их способ притупить свое чувство вины.
— Они доведут меня до гребаной психушки.
— Нет. — Внезапно он стал серьезным. — Не доведут. Как только ты перестанешь так думать и увидишь, насколько ты потрясающая, чувство обиды на них сменится на благодарность. Будет похоже на что-то типа: «Как же я рада, что родители не заботились обо мне, ведь это сделало меня мега-охеренной».
Проникаясь его словами, я несколько мгновений сидела, не проронив ни слова. Я знала, что он имел в виду.
— Да, наверное. Однажды я подумаю: «Спасибо, мама и папа. Вы скоты».
— Именно! — подтвердил Мэтт победно.
— Спасибо, Мэтт.
— Всегда рад, — ответил он, поднимаясь на ноги и направляясь к двери. — Эй, подождешь тут не долго? Мне нужно сбегать кое за чем.
— Ладно.
Он вернулся довольно быстро и принес с собой пончики, апельсиновый сок, маленький репетиционный усилитель и электрогитару, принадлежавшую, похоже, Брэндону. Я лежала на кровати, так что просто перекатилась на бок и подперла голову рукой. Я наблюдала, как Мэтт сновал по моей комнате туда-сюда. Он положил три обрызганных радужной глазурью пончика на тарелку и протянул мне вместе с маленькой бутылкой апельсинового сока. Он не сказал ни слова, просто улыбнулся. Было довольно рано, но в моей комнате уже стало достаточно жарко и душно.
Он снял обувь, через голову стянул футболку со Smiths и бросил ее мне.
— Можешь надеть ее, если хочешь.
— Мэтт…
— Что такого, тебе же нравится носить мои футболки.
Это было правдой. Я разделась до лифчика и трусов и облачилась в футболку Мэтта. От его запаха мне стало уютно, и я ощутила покалывание.
— Видишь? Так лучше, — сказал он. Я кивнула.
На нем были только черные джинсы, ремень, сделанный моими руками, и цепь, которая крепилась к бумажнику и шлёвке.
Присев рядом с усилителем, он подключил его в розетку и посмотрел на меня. У меня на глаза наворачивались слезы.
— Ты в порядке?
Я кивнула. Я плакала не из-за письма, или денег, или фотографии; я плакала, потому что мысль о том, что Мэтт уезжает, хоть и на несколько месяцев, убивала меня. Он улетит через неделю. Он будет на другом конце мира, а я буду оставлена позади, рыдающая из-за того, что слишком молода, чтобы бросить все ради него, или чтобы попросить его бросить все ради меня. Я плакала из-за того, что не встретила его позже, когда женитьба имела бы смысл, и никто из нас не запаниковал бы при мысли о ней.
Мое лицо пульсировало и отекло из-за рыданий, пока я наблюдала за сидевшим на табурете Мэттом, подключавшим провода к своему «Телекастеру». Он провел по струнам всего раз и посмотрел на меня в поисках одобрения. Было негромко: это был идеальный, чистый звук. Я никогда не видела, чтобы он играл на музыкальном инструменте или чтобы проявлял к ним хоть какой-то интерес, но кое-что стало для меня предельно ясно. Он практиковался… ради меня.
— Прежде чем я начну, я хочу, чтобы ты знала — я прошу прощения.
— И я прошу прощения, — ответила я без промедления.
— Мы можем вернуться к тому, что сейчас было?
— Но как же…
— Грейс, мы можем насладиться тем временем, что у нас осталось?
— Да. — И я ударилась в слезы.
Он взял только одну ноту, а я уже знала, что он играл «Hallelujah». Я разрыдалась еще сильнее.
Он пел мягко и безупречно. Я была очарована им: таким молодым и красивым, сидящим без рубашки и обуви, и сосредоточенным на песне. Когда он закончил, то в последний раз провел пальцами по струнам и поднял глаза на меня. Я больше напоминала сопливый клубок. Его улыбка была жалостливой, грустной; так улыбались только тогда, когда словами ничего не исправить. Он уезжал. И я не могла его остановить.
Дрожащим голосом я сказала ему, как потрясающе он играл, и спросила, как он выучил песню. Он рассказал, что Бэендон иногда проводил время в «ФотоХат», и потому Мэтт попросил его о помощи. Он тренировался снова и снова с самого концерта Джеффа Бакли, чтобы я наконец услышала эту песню вживую.
18
.
Мы были влюблены
ГРЕЙС
Последние недели семестра пролетали мимо, а с ними нарастало давление со стороны Тати и Дэна: они настаивали, чтобы я присоединилась к оркестру. Я неизменно отвечала отказом.
Их первая остановка должна была быть во Франции в начале августа, так что часть лета Тати будет со мной. Мэтт отбывал в начале июня, сразу после выпускного.
В один из дней, когда мы поедали сэндвичи у фонтана в Вашингтон-Сквер-парке, Тати сказала:
— Если Мэтт останется в Южной Америке дольше, чем на лето, ты должна присоединиться к туру.
— Для начала, он не задержится там дольше, чем на три месяца. Во-вторых, я собираюсь учиться в аспирантуре, и именно по этой причине я не присоединюсь к туру. И ты это знаешь.
— Как ты будешь оплачивать ее?
— Я останусь в общежитии на лето по низкой цене, а тем временем буду зарабатывать выступлениями.
— Дэн сказал, что мы будем прилично зарабатывать. Ты сможешь поднакопить и потом поступить в аспирантуру.
— Нет, не смогу. Я не могу просто так уехать и колесить с вами по Европе полтора года. Почему вы все время возвращаетесь к этой теме?
— Успокойся, Грейс. Блин, когда разговор касается тура, ты всегда перегибаешь палку. Можешь испортить себе жизнь из-за парня, все, что душе угодно, — пробормотала она.
Я больше не могла это выносить. Потому встала и ушла.
Она побежала за мной, так что я решила поделиться с ней своими мыслями.
— Думаешь, я перегибаю палку? Из-за того, что не хочу сбегать и присоединяться к цирку Дэна? Тебе напомнить, что раньше именно ты не могла его терпеть? И с каких пор ты зовешь его Дэном?
— Мне жаль, что Мэтт улетает, и ты становишься из-за этого несчастной.
— Все совсем не так. — Хотя, на самом деле все так.
— Дэн правда заботится о тебе. Обо всех нас. Он купил ту фотографию Мэтта, потому что знал, что вам нужны деньги.
— Что? — Я ошеломленно уставилась на нее, мои эмоции вышли из-под контроля. — Почему ты хочешь причинить мне боль, зная, как я страдаю?
— Я и не хочу. Просто хочу, чтобы ты поступала так, как правильно для тебя, а не для вас с Мэттом. Похоже, он делает то, что правильно для него.
Мы стояли у входа в метро.
— Мне нужно идти, Тати. — Я сбежала по лестнице, села в первый же прибывший поезд и каталась несколько часов, разбираясь в своих мыслях.
После обеда я сидела у закрытого магазина Орвина, желая поговорить с ним, и тут подошел Дэн.
— Грейс, магазин Орвина закрыт по воскресеньям, — сказал он.
— Ага, я так и поняла.
Он смотрел на меня, не отводя глаз, и по-доброму улыбался.
— Могу я присесть?
— Конечно.
— Ты о чем-то хочешь поговорить?
— Нет.
— Ты репетируешь?
— Само собой. — Последнее, что мне нужно, это Дэн в образе профессора. Я отвернулась и бросила на него многозначительный взгляд. — Почему ты купил то фото?
Он не колебался ни секунды.
— Потому что оно мне понравилось.
— Должно быть, это самая дорогостоящая студенческая работа. Вообще. За всю историю продаж предметов искусства, созданных студентами.
— Ну правда, Грейс, ты же знаешь, что я очень честный. Это прекрасная фотография, и, думаю, работа Мэтта когда-то будет чего-то стоить.
— То есть ты не покупал ее потому, что знал о том, что нам были нужны деньги?
— Верно. — Маленькая невинная ложь. — Ты скажешь мне, что тебя так тревожит?
Я покачала головой и посмотрела на его колени, где лежали сложенные листы бумаги.
— Это новая композиция?
— Вообще-то, нет, это документы на смену фамилии. Веришь или нет, я мог мириться с ней как профессор, но как композитору и дирижеру мне нужно что-то новое.
— Так ты меняешь имя? Вот так просто?
— Да, я даже поделился мыслью с отцом, думая, что он обидится, но он сказал, что рад тому, что эта фамилия закончит свое существование на нем. Я внес небольшие изменения: вместо Порндела — Портер.
— Дэниел Портер. Хорошо звучит.
— Ну, спасибо, Грейсленд.
Мое лицо обдало горячим воздухом, исходившим от проезжавшего мимо автобуса. Я ощутила рвотный позыв и закрыла глаза.
— Ты в порядке, Грейс?
— Кажется, меня сейчас стошнит. — И затем в ближайший мусорный бак меня вырвало копченой говядиной на ржаном хлебе, которую мы с Тати ели в парке.
Дэн гладил меня по спине и повторял подбадривания.
— Пускай все выйдет… вот так.
Я выпрямилась.
— Господи, это было противно. — Я вытерла рот. — Лучше я пойду домой. Чувствую себя паршиво.
— Все будет хорошо, Грейс. Через что бы ты ни проходила, ты со всем справишься, — кричал он мне, пока я шла к общежитию.
— Спасибо, профессор. — Я помахала рукой на прощание.
— Я Дэн!
***
Пока дни проносились один за другим, я пыталась запомнить каждое мгновение, проведенное с Мэттом. Когда я была не с ним, то мечтала об этом. В один из дней после занятий он принес ко мне в комнату бойцовую рыбку.
— Я купил ее, чтобы она составляла тебе компанию, пока меня не будет. Ее зовут Джефф Бакли.
Я захохотала, подошла к нему и поцеловала.
— Спасибо тебе, какой же ты милый. — Но, по правде говоря, я хотела, чтобы компанию мне составлял только Мэтт.
Выпускной день я провела с Мэттом, его отцом и его мачехой. После церемонии мы отправились на ужин, а потом в общежитие, в комнату Мэтта, где и провели оставшиеся несколько дней. Он не выпускал меня из поля зрения.
Четвертого июня, за день до отлета Мэтта, пока он делал различные прививки ради путешествия, я села в любимом кафе в Ист-Виллидж, чтобы выпить кофе. Я сидела у бара и смотрела в окно, когда услышала, как дочь владельца кафе, работавшая здесь официанткой, пробормотала что-то о «кошмарной трагедии». Она плакала в объятиях отца. Женщина постарше, по виду похожая на хиппи, подошла ближе и протерла деревянную поверхность барной стойки.
— Вы слышали?
Я отрицательно покачала головой.
— Они нашли его тело.
У меня не было ни единой мысли, о чем она говорит. Она тяжело вдохнула.
— Бедный парень, постоянно останавливался здесь.
— Кто?
— Бакли.
Я приложила руку к сердцу.
— Джефф Бакли?
— Тот самый. Симпатичный парень. Такой талантливый, а ушел так рано.
Когда она угрюмо качала головой, было видно, как собрались морщинки в уголках ее закрытых глаз.
— Что случилось? — едва смогла я выдавить из себя слова.
Она перестала убирать стол и, оцепенев, устремила взгляд в окно. Ее голос был низким и дрожащим, словно она вот-вот разрыдается.
— Утонул в Миссисипи в своих чертовых ботинках. Он числился пропавшим, и только что на берегу нашли его тело. Я уже привыкла, что он все время сюда заходит.
Я начала всхлипывать, чувствуя невероятную тоску по тому, кого даже не знала, но с кем чувствовала непрерывную связь. Впервые меня посетили мысли о мимолетности жизни. Такая вот она? Я пустилась в раздумья. Ты можешь часами заниматься ничего не значащими, бессмысленными пустяками, потом умереть, нырнув в реку, твое тело всплывет у берега, как какой-то мусор, и все для того, чтобы быть закопанным и позабытым?