Но я еще на что-то надеялась. По крайней мере, пыталась замечать и осязать. Нарастал гул. Поначалу он был нечетким, дробился на сегменты, но чем дальше меня несло, тем отчетливее он делался, приобретал угрожающую тональность. И вдруг зарокотало со всей отчетливостью. Словно вертолет кружил за косогором, касаясь брюхом вершин деревьев. Но вертолета тут не было… Искры плясали в глазах, муть сменялась яркими вспышками, но полностью зрение я еще не утратила. Такое впечатление, что впереди был обрыв – слишком уж отчетливо выделялась грань между водной поверхностью и дальними пейзажами. Словно мина взорвалась в голове: дура, это же порог! Тебя в лепешку разобьет! Паника на пользу не пошла, я беспомощно вертелась под впечатлением великого географического открытия и совершала уйму ненужных движений – вместо того чтобы действовать точно и расчетливо. До порога оставалось метров двести – участок русла был прямым, как шпага, но несло меня с такой бешеной скоростью, что время на раздумья иссякало. Я из последних сил замолотила руками, подтаскивая обессиленное тело к правому берегу – до него было ближе, – и отчасти добилась положительного результата, меня зацепило теперь уже правым «бортом» о скользкий окатыш размером с добротный промышленный холодильник и понесло по касательной к берегу. Я пыталась хоть как-то притормозить, зацепиться за плывущие мимо выступы, но не успевала это сделать, а если успевала, то сила потока отрывала от них чуть не с пальцами. Я в отчаянии кидала взгляды на порог – он приближался. Судя по грохоту, который рвал уши, там была огромная высота и нулевые шансы выжить. Берег по правую руку, как назло, становился отвесным, зацепиться было не за что – и так до самого порога! Сплошной, практически вертикальный камень. Единственный разрыв между скалами – метров десять шириной, с отлогим выходом к реке, заваленным валунами и плитами, – стремительно приближался, до него оставалось метров тридцать. «Давай же, – пронзительно мелькнуло в голове, – если не сможешь, ты – покойница!» Я сделала отчаянный рывок слабеющими руками. Спасительная кромка приближалась. В глаза бросился фигурный выступ в зависшей над берегом плите. Если зацепиться за него обеими руками, подтянуться… Две секунды, одна секунда… Я собрала, наверное, все, что оставалось в организме, все, что заставляло жить, бороться, и, исторгая мучительный вопль, выпрыгнула из воды, выбрасывая вверх руки и хватаясь за выступающую часть плиты!
Жилы рвались, как струны на гитаре. Я висела, вцепившись в камень, чувствуя щекой его шершавую поверхность. Выдалась пара секунд, чтобы перевести дух. Верхняя часть моего туловища висела над водой, а нижняя – испытывала под водой мощное давление. Я должна была подтянуться – совсем немного, сантиметров двадцать, и забросить хотя бы одну ногу. Я тужилась до чертей в глазах, подавая себя немного вверх, но со всей безысходностью поняла: не получится. Это предел. Силы кончились – абсолютно и без возврата, хоть зубами цепляйся за этот окаянный камень! Ноги полоскало в воде черт знает где, их тащило от меня с силой, которой я не могла сопротивляться. Руки уже отрывались. Ну не железная же я…
Слезы хлынули в тот момент, когда меня оторвало от камня. Как же так? Ведь я почти спаслась. Почему Господь не дал хоть капельку сил? Я погрузилась в воду, забила руками, проделала сальто под водой, разворачиваясь головой к порогу, но меня вдруг потащило – в обратную сторону! Я больше не могла держать рот закрытым: кончился воздух в легких. Похоже, я его открыла, поскольку с этого момента ничего не помнила. То ли сон, то ли глюки – как меня вытаскивали из воды вперед ногами, как по результатам искусственного дыхания я излила из себя несколько ведер жидкости, как кто-то, чертыхаясь, волок меня по камням…
Я сделала попытку открыть глаза. Ресницы приклеились к нижнему веку, пришлось их отрывать. В голове было пусто, как в необитаемой пещере. В чем-то подобном я и находилась. По каменным волокнистым стенам ползали блики пламени – зловещие, как террористическая угроза, словно бы ненастоящие. Что-то потрескивало, а за этим треском стояла оглушительная тишина. Мне стало тоскливо, сердце сжало тисками.
– Я умерла? – прошептала я.
– Решай сама, – отозвался глухой и какой-то утробный голос невидимого (и вряд ли существующего) существа. – Но даю подсказку. Когда ты умрешь, ты об этом не узнаешь.
В общем-то, логично – если подходить к рассматриваемому вопросу с позиций категоричного материализма.
– Выходит, я живая?
Существо не ответило. Что-то зашуршало, и надо мной склонилась тень. Я почувствовала сиплое дыхание на своих щеках. Стало страшно, я дернулась, и, видимо, чересчур – заехала лбом кому-то по носу. Существо отпрянуло.
– Господи, барышня, нос-то зачем ломать?
– Боже, прости… – простонала я.
– Ну замечательно, – сварливо бурчал мужчина, отваливаясь во тьму. – Нужно у меня прощения просить, а она у Бога просит.
– Мы уже на «ты»? – поинтересовалась я. Голос собеседника был вроде незнакомый.
– Хоть это заметила, – проворчал незнакомец. – Да, я думаю, так будет проще выстраивать и выяснять отношения.
«Какие еще отношения?» – подумала я. Ладно, все это можно выяснить по мере поступления неприятностей. Я практически очнулась, уже свыклась с мыслью, что живая, что меня кто-то спас – тупо вытащил за ноги из воды. Несколько минут я лежала на спине с закрытыми глазами, свыкалась с новым состоянием. Пошевелилась – бок болел, но вроде не фатально. Затем опасливо ощупала лицо – на нем имелись подозрительные припухлости, но в остальном оно было мое. Гематомы и рваные раны не прощупывались. Я стала проверять все остальное. Одежда была на мне, влажная, но местами подсохшая, и холода, как ни странно, я не чувствовала. Такое впечатление, что, пока я была за гранью, меня, как курицу на костре, равномерно поворачивали к огню разными боками. Значит, время на месте не стояло. Неудобств я не испытывала – покоилась на охапке еловых лап. Недоверчиво ощупала ее и прошептала:
– Надо же, мягко…
– Мягко, ага, – проворчал мой таинственный спаситель, – жизнь с элементами роскоши, блин…
Настало время привстать и беспристрастно взглянуть на мир. Я действительно находилась в пещере с относительно высоким потолком, с которого свисали страшноватые сосульки. Стены украшали волдыристые наплывы – словно губку налепили. Слева от меня стена уходила под уклон, между ней и полом было что-то вроде ниши. Справа просматривался узкий выход из пещеры, куцый кустарник у входа, фрагмент скалы, кусочек неба. На природу опускались сумерки.
– Уже вечер? – невольно поежилась я.
– Вечер, вечер, – ворчливо отозвался мой спаситель. – Что тут необычного? Нет такого дня, за которым не наступит вечер.
Мы еще и философы. Рука устала держать онемевшее тело, но зрение возвращалось к норме. Посреди пещеры потрескивал небольшой костер. Рядом с ним лежала кучка наломанных веток, какие-то причудливые коряги. С обратной стороны костра, скрестив ноги, сидел оборванный мужчина неопределенного возраста и опасливо ощупывал нос. У него была короткая окладистая борода, усыпанная блестками седины, как и в стриженых волосах.
– Где я?
– В пещере, – проворчал незнакомец, покосившись на меня без особой ласки. Нос я ему, конечно, не сломала, но саданула по нему крепко. – Это примерно сто метров к западу от того места, где я тебя вытащил. Здесь сплошные скалы и пещеры. Местность обработана грунтовыми водами. Забраться в эти дебри довольно трудно.
– Но ты же забрался?
– Да, мне пришлось потрудиться.
– Спасибо тебе.
– Не за что… Я спустился к берегу испить водицы, смотрю – ты участвуешь в экстремальном заплыве, и несет тебя прямо на меня. А лицо у тебя такое одухотворенное…
– Но я тебя не видела…
– А я не светился… Антон, – проворчал он, – Антон Томилин.
– Евгения…
– Понятно.
Он бросил веточку в костер. Сухая древесина жадно вспыхнула и сразу почернела. Запаха гари в пещере не было, дым наружу не уходил. Ощутимо сквозило, продукты горения, похоже, всасывались в нишу между полом и наклонным участком стены. Я немного осмелела, стала рассматривать своего спасителя. У него была серая истончившаяся кожа, серые запавшие глаза. Под бородой, которая была, возможно, лишь запущенной щетиной, проступали острые скулы. Он казался каким-то заторможенным, задумчивым, кутал руки под облезлой замшевой курточкой. Я всмотрелась. Его одежда, как и моя, стояла колом. Еще один купальщик поневоле.
– Ты как огонь добыл, Антон? – спросила я.
– Трением.
– А лет тебе сколько?
– Тридцать три…
– Неужели? – изумилась я. – А выглядишь на сто четыре.
Он рассмеялся, показав на удивление белые зубы. Я смутилась: можно подумать, сама тут выгляжу молодо и свежо, и попробовала подняться. Мышцы по всему телу заныли так, что я охнула и свалилась обратно. Антон уставился на меня с любопытством.
– Но я тебя не видела…
– А я не светился… Антон, – проворчал он, – Антон Томилин.
– Евгения…
– Понятно.
Он бросил веточку в костер. Сухая древесина жадно вспыхнула и сразу почернела. Запаха гари в пещере не было, дым наружу не уходил. Ощутимо сквозило, продукты горения, похоже, всасывались в нишу между полом и наклонным участком стены. Я немного осмелела, стала рассматривать своего спасителя. У него была серая истончившаяся кожа, серые запавшие глаза. Под бородой, которая была, возможно, лишь запущенной щетиной, проступали острые скулы. Он казался каким-то заторможенным, задумчивым, кутал руки под облезлой замшевой курточкой. Я всмотрелась. Его одежда, как и моя, стояла колом. Еще один купальщик поневоле.
– Ты как огонь добыл, Антон? – спросила я.
– Трением.
– А лет тебе сколько?
– Тридцать три…
– Неужели? – изумилась я. – А выглядишь на сто четыре.
Он рассмеялся, показав на удивление белые зубы. Я смутилась: можно подумать, сама тут выгляжу молодо и свежо, и попробовала подняться. Мышцы по всему телу заныли так, что я охнула и свалилась обратно. Антон уставился на меня с любопытством.
– Повредила целостность мягких тканей, – доходчиво объяснила я, отдышалась и снова стала упорствовать. Мне удалось даже сделать шаг и опереться о стену. Кружилась голова, но я стояла. Изображение мужчины за костром раздвоилось, а потом стало медленно съезжаться. Он хмурился, очень пристально глядя на меня.
– Не смотри, – проворчала я. – Ну, устала немного. Баба как баба. Все в норме, все работает, техосмотр не просрочен…
– Ты смешная… – весело засмеялся он. – Далеко собралась?
– Туда, – мотнула я головой на выход. – Вечерний туалет… ну, типа того.
– Я тебе помогу.
Мы медленно вышли из пещеры. Было тепло, солнце закатилось, по небу в сиреневом мерцании плыли перистые облачка. Шум реки в глубину «урочища» не проникал. Местность загромождали скалы, разломанные, рыхлые, их было неприлично много, они наслаивались одна на другую. Под скалами чернели расщелины, зияли трещины и провалы. Перед пещерой имелась небольшая каменистая площадка, окруженная кустарником с глянцевыми листьями. В этих зарослях я вполне могла расположиться без лишних свидетелей. Задачка оказалась непростой, но я ее решила: продралась сквозь ветки, отыскала место, где меня не могла укусить случайно выскользнувшая из расщелины змея. Ныли мышцы, и я вся исстоналась, а потом совершенно не было сил вставать и что-то делать.
– Больно? – посочувствовал из-за ветвей Антон.
– Что ты, очень приятно, – огрызнулась я.
– Ну ничего, ничего, – пробурчал он, – время лечит.
– Слушай, – спросила я из кустов, – а ты знаешь, где мы находимся? Отсюда можно выбраться?
– Знаю, – подумав, отозвался он, – но не помню.
– Это как? – удивилась я.
– В принципе, это Громовский заповедник. Речка называется Стремянка. Глупое, согласись, название для речки. Ты уже догадалась, что бывший Громовский заказник – вотчина ментов, и посторонние на его территорию не допускаются. Здесь все серьезно. Территория отошла к городскому управлению МВД еще в начале двухтысячных. Ограда вокруг заказника была и раньше, а доблестные менты ее усилили и нарастили… ну, не сами, конечно, работала по подряду строительная организация. Ограда не под током, но перелезть через нее довольно сложно. Действия вряд ли законные, но кто с них спросит? Отдыхают они здесь, дела свои решают, важных гостей сюда привозят. Ну и оттягиваются по полной, как ты уже знаешь.
– Но через реку ограду не перебросишь, – резонно заметила я, – а она разрезает урочище примерно пополам.
– Роль ограды в этих местах заменяют пороги, – объяснил Антон. – Ты просто не успела в них попасть. Уверяю тебя, там не выжить. А ограждение вмуровано в скалы.
– Ты тоже хочешь отсюда выбраться? – догадалась я.
– Было бы неплохо, – признался Антон.
– А я от ментов сбежала, – не без гордости сообщила я.
– Я тоже.
– Но я ни в чем не виновата, никаких уголовно наказуемых деяний не совершала.
– Я тоже, – рассмеялся Антон. – С момента, как тебя подобрал, прошло часов пять. Возможно, полиция еще не унялась, проводит мероприятия по розыску и задержанию особо опасных преступников.
– А если нас накроют в этой пещере?
– Не должны, – не очень уверенно ответил Антон. – Дыма практически не видно, запах рассеивается. Если нас накроют… Видела нишу в глубине пещеры? Там можно гусиным шагом выбраться на другую сторону гряды – я уже проверял. Ты неважно выглядишь, – насторожился он, когда я, покачиваясь, выбралась из кустов и со второй попытки взгромоздилась на площадку.
– Голова закружилась. Мы ведь никуда не торопимся, нет? Как ты посмотришь на то, если я еще немного посплю? Ей-богу, что-то навалилось…
– Еще бы не навалилось. – Антон перехватил меня под локоть и помог протиснуться в пещеру.
Я на самом деле расклеилась, сидя в кустах. Голова кружилась, глаза отчаянно слипались. Я даже не помнила, как он довел меня до лежанки из хвойных лап и уложил, моментально отключилась. Очнулась от какой-то неосознанной тревоги, а отнюдь не оттого, что выспалась. Дай мне волю и время, я бы с удовольствием спала до Дня всех святых. Я провела в забытьи не больше часа – судя по тому, что на землю еще не окончательно опустилась мгла. Кусочек неба был темно-фиолетовым, на нем мигали и переливались звезды. Я лежала полностью опустошенная, туман витал перед глазами.
– Проснулась? – среагировал Антон, копошившийся с другой стороны костра, раскладывая очередную порцию лап.
– Скорее, воскресла… – прошептала я.
– Как прошло сновидение? – В его утробном голосе звенели ироничные нотки.
– Никак. – Я села и стала пристально разглядывать своего спасителя. Он сидел в тени, освещалось только лицо – уставшее, осунувшееся, с дымчатой пеленой в серых глазах. – Я узнала тебя. Тебя привезли вместе со всеми заключенными в мобильном «обезьяннике». Одного из ваших не могли найти – судя по всему, ты и есть недостающий. Когда вас сгоняли в кучу, ты сопротивлялся. Капитану Шалашевичу это не понравилось, он дал тебе в живот, потом по челюсти. Сопротивляться дальше ты не стал.
– Хотя мог бы, – насупился Антон. – Я этому упырю даже голову мог открутить. Правда, после этого открутили бы мне… Не то чтобы струсил, просто решил дождаться подходящего момента.
– Ты кто? – спросила я. – Чиновник, сбежавший с бюджетными деньгами? Сутенер? Карманник, жулик? Ты же не просто так оказался в «обезьяннике»?
Антон помалкивал, кусал губы. Он не горел желанием откровенничать. А я смотрела на него с растущим интересом. Возможно, он был субъектом с криминальным уклоном, но имелось в нем что-то и порядочное. Стал бы равнодушный человек вытаскивать из реки, рискуя собственным здоровьем, незнакомую особу? На насильника он не походил, на заурядного уголовника – тем более. Я не удивилась бы, узнав, что у этого парня, с чувством юмора и правильной речью, имеется высшее образование.
– Какие мы стеснительные, – усмехнулась я. – Хорошо, давай поговорим на отвлеченные темы. Чего мы тут сидим? Мы временные союзники, разве нет? Оба пострадали от произвола властей и оба хотим быстрее свалить из этого заповедника. Тогда почему мы тут прохлаждаемся? Нет, пойми меня правильно, здесь, конечно, уютнее, чем на улице, и компания, в общем-то, приятная…
– Темно, – лаконично объяснил Антон. – И куда тебе в таком виде? Ты даже до ограды не добредешь.
– Ну и шел бы себе, – пожала я плечами. – Кто я тебе такая?
Он угрюмо помалкивал.
– Джентльмен, – догадалась я, – настоящий мужик, все дела. Прости. Нет, правда, прости… Ты крепкий орешек, я уже в курсе. И из бурной реки можешь выловить все что угодно, и огонь добыть трением. Но как ты сбежал от ментов? Тоже прыгнул в реку?
– Спасибо, из ума еще не выжил, – улыбнулся Антон. – Такие радикальные поступки – это по вашей, женской, части. В лесу я, по понятным причинам, прятаться не стал. Сразу оторвался от веселой компании, припустил к берегу. В качестве каната приспособил два молодых деревца – выдрал их с корнями, связал ветвями и при помощи третьего прикрепил к сосне, стоящей на обрыве.
– А такое возможно? – изумилась я.
– Нет, – качнул он головой, – если не знаешь, как это делается. А если ты обучен, если служил по молодости в специальных горных войсках, где учили даже навыкам альпинизма при отсутствии специального снаряжения… Это, кстати, тоже помогло. Лесенка оказалась коротковатой, я завис на полпути, но помогла поперечная трещина в скале, по которой я слез почти до воды. Кстати, плаваю я тоже неплохо…
– Ты у нас практически уникум, – пробормотала я. – Тогда скажи, если ты такой способный и осведомленный: что за дичь учинили тут менты? Я про охоту на живых людей. Да, их не убивали, повезли обратно в СИЗО – хотя и не сказать, что в добром здравии. Оставим в покое этическую сторону вопроса. Отморозки и есть отморозки. Отдых такой, расслабление после трудной работы. Но скажи, как они собрались оправдываться за всех этих избитых и покалеченных людей? Это не один, не двое – больше десятка. Разве сохранишь такое в тайне?