– Этому жмурику почти сто лет, – заметил, глядя на повара сквозь облако дыма, доктор Кон. – Его уже и жмуриком-то назвать трудно. Скорей уж музейный экспонат. Навроде вмерзшего в лед мамонта.
Метеоролог Ветров рассеянно взъерошил пятерней волосы и негромко спросил:
– Кто он, как вы думаете?
– Сумасшедший, – с кривой ухмылкой ответил ему Круглов. – Из тех чудаков, которые отправлялись покорять Север на дырявых лодчонках и гнилых санях.
Программист Антон грубо оборвал его:
– Побольше уважения, приятель! Ты говоришь о героях-первопроходцах, и каждый из тех парней стоит десятка таких олухов, как ты.
– На себя посмотри, – проворчал повар. – Надрался, как дикий финн.
– Я пью на свои, – хмуро возразил Антон. – И не подворовываю на кухне, чтобы втихую набить себе брюхо деликатесами.
– Что ты сказал?
– Что слышал.
Круглов сжал огромные розовые кулаки.
– Ах ты, хакер недорезанный. Думаешь, не знаю, что ты здесь делаешь?
– И что же?
– Прячешься! Взломал базу данных одной конторы, а замести следы мозгов не хватило.
Антон гневно уставился повару в глаза.
– Ну, хватит! – прервал перепалку командор и слегка пристукнул по столу ладонью. – Мы члены одной команды, и ссоры нам ни к чему. У нас есть дела поважнее, чем выяснение отношений. – Беглов повернулся к доктору Кону: – Док, что вы думаете о теле полярника и о контейнере, который мы привезли из обсерватории?
Доктор вынул изо рта трубку и ответил:
– Сказав, что трупу лет сто, я не преувеличивал. По всей вероятности, американцы высверлили его изо льда вместе с остальными… э-э… вещами. На первый взгляд тело сохранилось на редкость хорошо, хотя вскрытия я пока не делал.
– И не будете делать, – сказал командор. – Вскрытие сделают специалисты, которых пришлет сюда руководство. Наша задача – сохранить находки в целости и сохранности до их прибытия.
Доктор вставил трубку в рот и пыхнул дымом.
– А что, если тело под влиянием воздуха деформируется? – как бы размышляя вслух, проговорил он. – Труп сохранился так хорошо, потому что не было взаимодействия с кислородом. Но мы вскрыли биоконтейнер и привезли тело сюда. Кто знает, что с ним могло произойти по дороге? И кто знает, что с ним происходит сейчас?
– Все, в морозильник я больше ни ногой! – заявил повар Круглов. – Простите, коллеги, но в оставшиеся дни вам придется питаться консервированным мясом и сухофруктами.
Командор скользнул по его румяному лицу насмешливым взглядом, а затем повернулся к биологу Тучкову. Старик сидел в кресле, нахохлившись, как старый, ожиревший и, пожалуй, ни на что уже не годный петушок.
– Павел Иванович, что вы об этом думаете? – окликнул его командор.
3
Очки биолога тускло блеснули в свете настольной лампы.
– Думаю, доктор прав, – сказал Тучков. – Тело было в отличной форме, но теперь вряд ли сохранит ее, даже лежа на полке в морозильной камере.
– И что вы предлагаете?
– Я ничего не предлагаю. Чтобы делать смелые предложения, я уже слишком стар. А других делать не хочется.
Биолог и доктор переглянулись. Командор перехватил их взгляды и усмехнулся:
– Что ж, по крайней мере, дипломатично. А как насчет контейнера? Его-то мы обязаны оставить в неприкосновенности?
– Я не знаю, что в нем, – со вздохом ответил Тучков. – Хотя, признаюсь, был бы не прочь выяснить.
– Кстати, мы могли бы, – заметил, попыхивая трубкой, доктор Кон. – У нас на станции есть все необходимое.
Командор подумал и качнул головой:
– Нет. Мы ничего не будем выяснять. Контейнер останется закрытым.
– В лаборатории есть герметичный бокс, – возразил доктор. – Мы с Павлом Ивановичем могли бы вскрыть контейнер там.
– Контейнер останется закрытым, – с нажимом повторил командор. – Я – ваш начальник. Я отвечаю за вас. За каждого. И я не хочу, чтобы кто-то пострадал.
– Командор прав, – сказал Лелик. – Одному Богу известно, какую дрянь американцы выцарапали изо льда. И мы все еще не знаем, что с ними произошло. Не знаем, кто устроил там жуткую бойню.
– Доктор сказал, причина смерти у всех разная, – робко заметил метеоролог Ветров.
– Не так, – возразил медик. – Я сказал, что способы, какими были убиты люди, разные. О причинах же не говорил ничего, поскольку ничего о них не знаю.
– А это не одно и то же? – поинтересовался повар Круглов.
Доктор отрицательно качнул головой:
– Нет, совсем не одно и то же.
– Намекаете на то, что те парни, которые лежат в холодильнике, погибли от руки одного человека?
Доктор Кон усмехнулся:
– Снова не угадали. Повторяю: я ничего не знаю о причинах. У нас на глазах один из членов команды покончил жизнь самоубийством, разбив себе о стену голову. И он явно был чем-то напуган.
– Парень говорил, что слышит кого-то, – встряла в разговор Ульяна. – Я дословно помню все, что он крикнул: «Айм хиа! Энд айм рэди!»
– Что за абракадабра? – нахмурился повар.
– Это по-английски, – ответил за Ульяну механик Лелик. – Значит – «я здесь, и я готов».
– К чему готов? – продолжал недоумевать повар. И, не дождавшись ответа, застонал: – Ах ты боже мой! Как же меня все это пугает… Нет, командор, вы как хотите, а на кухню я больше ни ногой. Если желаете, чтобы я вам готовил, прикажите перенести плиту в кают-компанию.
Пока повар выражал свое недовольство, Ульяна наклонилась к Ивану, который сидел чуть в стороне с видеокамерой в руках, и прошептала:
– Не забывай про крупные планы, Медвед.
Тот кивнул.
Выпрямившись, Ульяна случайно встретилась взглядом с Дмитрием Буровым. Миллиардер сидел на диване, дальше всех от командора. Лицо его было бесстрастным и рассеянным, словно все, что происходило вокруг, совершенно его не касалось.
– Командор! – окликнул Беглова программист Антон. – А разве вы разрешали нашим гостям вести съемку?
Беглов взглянул на Ивана и сухо проговорил:
– Нет, не разрешал. – Нагнулся вперед и протянул руку: – Иван, дайте камеру сюда!
Рогов растерянно оглянулся на Ульяну.
– Вы не имеете права! – резко сказала та. – Камера – собственность студии. Вы не имеете права ее трогать.
– Возможно, – согласился командор, глядя на Ивана. – И все же лучше вам отдать видеокамеру мне, если не хотите, чтобы я разбил ее о стенку.
Иван виновато посмотрел на Ульяну, опустил видеокамеру и протянул ее командору.
– Вы об этом пожалеете, – холодно проговорила Ульяна.
– Может быть, да, – спокойно отозвался Беглов. – А может быть, и нет. Ты ее выключил, сынок?
– Да, – пробасил Иван. – Само собой.
– Вот и молодец. – Беглов положил видеокамеру на стол. – Она полежит здесь до приезда помощи.
– А потом?
– Потом я передам ее представителям студии. Разумеется, уже без кассеты.
– Вот дерьмо! – в сердцах выдохнула Ульяна.
Командор усмехнулся, но не удостоил ее ответом.
– Ладно, парни. Час уже поздний, и мы все устали. Расходитесь-ка по комнатам. А завтра утром, за завтраком, продолжим разговор. Уже на свежую голову.
Слово командора все еще было законом. Полярники поднялись с кресел и диванов и один за другим потянулись к двери.
Миллиардер и его помощник-альпинист тоже встали.
– Дима! – негромко окликнула Ульяна.
Буров остановился:
– Вы меня звали?
– Да. – Ульяна облизнула губы, посмотрела на Дмитрия снизу-вверх и хрипло проговорила: – У вас еще остался коньяк?
4
– Дерьмо! – Ульяна яростно пристукнула кулаком по столу. – Какое он имел право забирать у меня видеокамеру?
– Не стоит так переживать, – сказал Дмитрий. – Все наладится.
– Правда? – Ульяна усмехнулась. – И каким же образом?
– Командор просто вспылил. Завтра он успокоится и поймет, что обязан вернуть вам видеокамеру. Это в его же интересах.
– Что вы имеете в виду? – прищурилась Ульяна.
– Впереди большое расследование, – объяснил Буров. – И если все, что происходит на станции, будет задокументировано, это сильно облегчит командору жизнь. Вот увидите, завтра он сам попросит продолжить съемку. И даже будет настаивать на том, чтобы вы вообще не выключали камеру.
– Гм… А ведь вы правы. – Ульяна улыбнулась. – Прямо с души отлегло. Теперь я понимаю, почему вы разбогатели. Умение сохранять холодный рассудок в кошмарной ситуации – редкое качество.
– Пожалуй, да, – согласился Дмитрий. – Но этому легко научиться.
– Как?
– Просто представьте себе, что все неприятности уже позади. Ведь рано или поздно они закончатся, а жизнь будет идти дальше. Все когда-нибудь проходит. Как только вы осознаете это, будете ко всему относиться легче.
– Легче… – неуверенно повторила Ульяна. – Вы думаете, у меня получится?
– Конечно. Постарайтесь расслабиться и ни о чем не думать. Просто пейте коньяк и наслаждайтесь его вкусом.
Ульяна подняла пластиковый бокал с коньяком и посмотрела сквозь него на лампу.
Ульяна подняла пластиковый бокал с коньяком и посмотрела сквозь него на лампу.
– Как все абсурдно и ужасно, – тихо проговорила она.
– Да, – так же негромко отозвался Буров, – действительно, ужасно. Мне жаль, что вам пришлось все это увидеть.
Ульяна горько усмехнулась.
– Чувствую себя героиней фильма ужасов. – Она вздохнула и вновь взглянула на бокал. – Дима, скажите мне, что я тут делаю?
– Полагаю, то же, что и я, – ответил Буров.
– А что здесь делаете вы?
– Я здесь… – Дмитрий мгновение помолчал, подбирая нужное слово, затем сказал: – Я здесь застрял.
– Да, – улыбнулась Ульяна, – вы нашли подходящее слово.
Они отпили по глотку, после чего Дмитрий вдруг сообщил:
– Я завтра уеду.
– Что? – Ульяна удивленно приподняла брови. – Что значит «уедете»? На чем?
– На снегоходе, – ответил Буров. И пояснил: – В ангаре стоит еще один снегоход. И он мой.
– Откуда же он взялся?
– Его доставили сюда самолетом. Давно, еще прошлым летом. – Дмитрий бросил на Ульяну мягкий, мерцающий взгляд и весело добавил: – Как видите, я неплохо подготовился к походу.
Ульяна смотрела на него недоуменно.
– Значит, вы собираетесь ехать… Отлично. Но как же вы отправитесь в такой буран? И куда?
Буров улыбнулся.
– Вы еще не видели мой снегоход, – заявил он беззаботно. – Такому «зверю» никакой буран не страшен. И потом, до места, куда я направлюсь, не так уж далеко. Не больше пятидесяти километров.
– Но вы можете заблудиться.
Дмитрий отрицательно покачал головой:
– Исключено. На снегоходе куча локационных приборов.
– И вы умеете с ними со всеми управляться?
– Конечно. Я ведь уже сказал, что готовился к походу очень тщательно. Кроме того, со мной будет Витя Хворостов. Он ведь только в свободное время альпинист, а вообще-то инженер-электронщик.
– Да, – вздохнула Ульяна, – вы и правда хорошо подготовились. Черт, как бы я хотела поехать с вами!
– Я бы тоже этого хотел. – Дмитрий протянул руку и накрыл пальцы Ульяны своей широкой ладонью. – Но наш путь слишком труден и рискован.
– И бессмыслен, – с досадой проговорила Ульяна. – Метель все равно не даст вам забраться на ваш дурацкий айсберг.
– Метель рано или поздно утихнет.
Ульяна высвободила руку.
– Тогда почему бы вам не дождаться хорошей погоды здесь?
– В хорошую погоду сюда понаедет куча народу. Начнется расследование. А у меня мало времени. Если я не заберусь на айсберг в ближайшую неделю, то придется ждать следующего года. Что для меня неприемлемо.
Ульяна посмотрела на маленькое окно, залепленное снегом, и произнесла:
– Вы очень нетерпеливый человек.
– Да. Возможно, – согласился Дмитрий. – Но ведь и вы тоже.
Ульяна взглянула на Бурова.
– А что будет, если снегоход сломается по дороге к айсбергу?
– Мы вызовем помощь.
– А что, если помощь… задержится?
– Тоже ничего страшного. В снегоходе есть «комплект выживания».
– Комплект выживания?
– Да.
– И что же в него входит? – насмешливо прищурилась Ульяна. – Банка тушенки и одеяло?
Буров улыбнулся.
– Вы меня недооцениваете. Там есть все, что поможет продержаться до прихода помощи. Еда, термопалатка, спальные мешки с подогревом. Есть даже сверхпрочные и сверхлегкие пластиковые сани.
– На тот случай, если вы решите немного прогуляться по снежной пустыне?
– Точно! – засмеялся Дмитрий. – Знаете, Ульяна, а почему бы нам не перейти на «ты»?
– Можно и перейти, – улыбнулась девушка. – Но тогда, кажется, нам придется выпить на брудершафт?
– Ну, так давайте выпьем! Или вы против?
– Нет. Совсем нет.
Дмитрий взял бутылку и плеснул коньяк по бокалам. Потом они, улыбаясь, переплели руки.
– За дружбу! – провозгласил Дмитрий.
– За дружбу, – согласилась Ульяна.
Они отпили по глотку и поцеловались.
– Замечательно, – улыбнулся Дмитрий. – Теперь у меня есть еще один друг.
– Это я должна радоваться, а не ты, – заметила Ульяна. – Тебе от нашей дружбы никакой выгоды. А у меня появился друг-миллиардер.
Она отпила еще глоток, посмотрела на бокал задумчиво и сказала:
– Знаешь, что мне напоминает происходящее?
– Что?
– Пир во время чумы.
Дмитрий нахмурился.
– Странная ассоциация.
– С мужской точки зрения, возможно. Но с женской – все очевидно. На американской обсерватории все посходили с ума и поубивали друга друга. В морозильной камере на кухне нашей станции лежит замороженный мертвец, которому больше ста лет. А мы с тобой сидим и пьем коньяк. Думаю, всему виною то, что здесь нет женщин. Кроме меня, разумеется. Но я одна, поэтому не в счет. В женской компании подобное было бы просто невозможно.
– И что бы делали на нашем месте женщины?
– Не знаю. Но, по крайней мере, они бы не вели себя так, будто все в порядке и ничего страшного не случилось.
– Ясно. – Буров насмешливо прищурился. – Вообще-то я не большой поклонник чисто мужских компаний. Но, думаю, нам повезло, что на станции ты – единственная женщина.
Ульяна улыбнулась, сделала глоток.
– Ну вот видишь! – проговорила она с упреком. – И я веду себя как мужчина – пью коньяк, улыбаюсь, флиртую… Я тоже поддалась мужскому безумию.
– Так ты со мной флиртуешь? – вскинул брови Дмитрий.
– Конечно. А ты не заметил?
Они посмотрели друг другу в глаза. Ульяна отвела взгляд первой, задумчиво провернула бокал в тонких пальцах.
– Знаешь… Когда я окончила институт, то думала, что передо мной открыты все двери. Я молодая, талантливая и всем нужна. Продюсеры только и ждут, чтобы я что-нибудь отсняла для них. А организаторы кинофестивалей потирают руки от нетерпения и спрашивают друг друга: «Нет ли чего-нибудь новенького у Ульяны Макарской?» Я думала, что буду нарасхват… – Ульяна грустно улыбнулась. – Но, как выяснилось, я никому не нужна.
Дмитрий вгляделся в ее лицо и непонятно проговорил:
– Надо же.
– Что? – насторожилась Ульяна.
– С виду ты такая… такая сильная и несгибаемая. А внутри…
– Мягкая и гибкая?
– Что-то вроде того.
Ульяна хмыкнула. Слышать о своей «мягкости и гибкости» ей было не слишком-то приятно. Она даже пожалела, что приоткрыла дверцу своей души перед практически чужим ей человеком. Что, если тот сейчас насмехается над ней?
Девушке захотелось сказать ему что-нибудь грубое и резкое, но она не успела. Дмитрий вдруг обнял ее рукой за талию, притянул к себе и поцеловал в губы.
На секунду у Ульяны перехватило дыхание. Потом она слегка отстранилась и, взглянув Бурову в глаза, тихо спросила:
– Что ты делаешь?
Дмитрий улыбнулся.
– А на что это, по-твоему, похоже?
– Ты соблазняешь меня?
– Да.
– И ты уверен, что я не дам тебе отпора?
Буров покачал головой:
– Нет, не уверен. Честно говоря, я смущен как мальчишка. И мне это нравится. Я давно забыл, что значит волноваться в ожидании отказа.
Ульяна перевела дух.
– Сладкоголосый миллиардер… – насмешливо выдохнула она. – Наглый, самоуверенный соблазнитель… Привык, что перед тобой открываются все двери?
Дмитрий покраснел.
– Да, но…
Ульяна положила палец ему на губы.
– Чего же ты ждешь? – прошептала хрипло. – Поцелуй меня еще раз, пока я не послала тебя к черту.
5
Ульяна выпростала из-под одеяла голую руку и нащупала на тумбочке сигареты. В душе у нее все еще было как-то пусто, но страх ушел.
– Ульяна, – окликнул ее из темноты голос Дмитрия.
– Что? – отозвалась она и щелкнула зажигалкой. С некоторой досадой подумала:
«Сейчас начнет задавать обычные мужские вопросы – понравилось ли мне… хорош ли он был… Все как всегда».
Но Ульяна ошиблась. Дмитрий посмотрел, как она прикуривает, и вдруг спросил:
– Почему ты стала режиссером?
Ульяна потушила зажигалку. Несколько секунд молчала. Потом ответила – так откровенно, как только могла:
– Это нереализованная мечта моего отца. Он умер несколько лет назад.
– Ты сильно его любила?
Она прищурила глаза и качнула головой:
– Нет. Думаю, я его ненавидела.
– Не понимаю.
– Да, это трудно понять, – с горькой усмешкой проговорила Ульяна. – Он был сильным, красивым и дерзким мужиком. Я бы сказала – настоящим мужиком. И, как многие «настоящие мужики», часто прикладывался к бутылке. Ему и в трезвом виде было плевать на всех и на все, а в пьяном он становился настоящим демоном.
– Буянил и устраивал скандалы?
– Нет. Совсем нет. Демоны не буянят. Демоны вершат зло. Подталкивают падающих, унижают ближних.
Дмитрий нахмурился.
– Что же он с вами делал?
– Да, в общем, ничего особенного. Бил мою маму. Заводил романы на стороне. А на меня почти не обращал внимания, будто я была собачкой, которая путается под ногами. Но во всем, что он делал, была какая-то равнодушная злоба. Словно весь мир ему давно и сильно наскучил, и даже сил на то, чтобы ненавидеть этот мир, у него не осталось. Он смотрел на нас с мамой… ну, как на муравьев…