Такое впечатление, что я к нему в гости пришла! Расположился тут…
— Вы извините… мы тут того… чуток прибрали… — словно услышав мои мысли, произнес Митяй извиняющимся тоном.
Мне сделалось неудобно: вспомнился свинарник в кухне, оставленный Светиком за время самостоятельной жизни.
— Ну, что вы… — пробормотала я, разуваясь. — Будьте как дома…
— Может, пообедаете с нами? — Значит, он не один в квартире, просто его напарник не выдает своего присутствия до поры…
— Нет, спасибо… я в кабинете посижу, мне тут должны…
— А мы знаем уже. Вы отдыхайте, делами своими занимайтесь, а мы встретим и курьера, и посылочку, — опередил меня Митяй. — Чаю сделать вам?
— Да, если можно. Вы не обращайте внимания на меня, я вас и так от обеда оторвала.
Я ушла в кабинет, забилась там в угол дивана и задумалась. Ну, вот что я сейчас должна буду увидеть? Интуиция подсказывала, что ничего хорошего. И как тогда поступить? Позволить Мельникову погибнуть? Но я ему ничего не должна. Я не могу обменять сведения об Анастасии на его жизнь — или не жизнь, а здоровье, например. С появлением Мельникова все только осложнилось, я оказалась загнана в угол, из которого не могу найти выхода. Я разрываюсь между желанием выручить его и невозможностью выполнить требования похитителей.
В дверь постучали — это оказался Митяй с чашкой чая.
— Я про сахар не спросил…
— Спасибо, не нужно.
Он поставил чашку на столик перед диваном и почти бесшумно удалился. От напитка легче не стало, мысли путались в один сплошной ком, завязывались в узлы — мне казалось, что я физически ощущаю это. Сейчас мне уже не хотелось ни денег, вложенных в акции «Снежинки», ни Потемкиной в качестве клиентки, ни даже Мельникова в амплуа любовника. Лучше бы он вообще не возвращался!
Я не услышала звонка в дверь, похоже, что его не было, потому что Митяй в прихожей громко выругался:
— Ты смотри, сука, какие продуманные… под дверь кинули, чтоб мы курьера не зацепили…
Я выскочила из кабинета, но дорогу мне внезапно преградило нечто высокое и такое необъятное, что, казалось, должно было задевать плечами стены в коридоре:
— Погодите… сперва Митяй посмотрит, вдруг там взрывчатка какая…
Я подняла голову и уставилась в круглое, добродушное лицо с яркими голубыми глазами. Человек возвышался надо мной на добрых полметра.
— А если там действительно взрывчатка? — дрогнувшим голосом поинтересовалась я, и гигант ответил:
— Митяй обезвредит, он хороший сапер.
В прихожей раздался свист:
— Эвон чего… Хозяюшка, у вас нервишки как, в порядке? Смотреть будете или на слово мне поверите?
Гигант посторонился, и я в буквальном смысле протиснулась мимо него. Митяй, присев на обувную полку, держал в руке небольшую коробку.
— Что… там? — с трудом выдавила я, задохнувшись от нехорошего предчувствия.
Он молча встал и, подойдя ко мне, протянул коробку. Я заглянула внутрь и отпрянула: в комьях окровавленной ваты лежал палец. Зажмурив глаза, я потрясла головой, надеясь, что это просто галлюцинация, однако все происходило наяву, и отрезанный палец никуда не исчез. Я снова взглянула на него и вдруг поняла: меня держат за дуру. За лохушку, способную потерять разум и рассудок при виде крови. Этот палец мог принадлежать кому угодно, кроме Кирилла Мельникова. Уж что-что, а его руки я знала хорошо, и тому, кто задумал эту инсценировку, можно было об этом подумать. Кирилл тщательно следил за своей внешностью, и такая процедура, как маникюр, была ему отлично знакома. А бывший владелец этого пальца понятия о ней не имел. Да и форма ногтя, длина фаланг — все было чужим. Я захохотала так внезапно и так громко, что Митяй едва не выронил коробку вместе с содержимым на пол:
— Испугались? Бывает… сейчас пройдет.
— Нет… вы не понимаете… — сквозь приступы хохота пыталась объяснить я. — Это… это… не то… не то, понимаете? Это — не то!
Кажется, я убедила Митяя и его напарника в своем полнейшем идиотизме, потому что гигант мгновенно ушел в кухню и вернулся оттуда со стаканом воды, которую, не раздумывая, резко выплеснул мне в лицо. Я задохнулась от неожиданности и холода, но зато пришла в себя и перестала истерично хохотать.
— Ну, прошло? — добродушно спросил гигант. — Извините, что облил, но это лучший способ.
— Да-да… все нормально… — проговорила я, вытирая лицо ладонью. — Спасибо… я в самом деле что-то… Понимаете, я ждала чего-то в этом роде, но это — не то. — Переводя взгляд с одного на другого, я пыталась объяснить, что произошло: — Это чужой палец, не того человека, о котором шла речь. Понимаете? Значит, с ним все в порядке.
— Не понял… — пробормотал Митяй, внимательно разглядывая содержимое коробки. — То есть это кому-то другому отчикали пальчик?
— Ну да!
— А ведь правда, — гигант взял у Митяя коробку и принюхался, — это вообще от трупа палец, так-то. И кровь — не кровь никакая, а просто краска. Гуашь. Все на эффект рассчитано. Ну верно — женщине много ли надо? Кровь увидела — и рассудок помутился. А палец точно мертвеца.
— Маклай у нас патологоанатом бывший, — объяснил Митяй, — потому верить ему можно. Вопрос в другом: куда теперь пакость эту девать? Не в мусорку же выбрасывать?!
— В мусорку точно не нужно, — поежившись, сказала я, — может, просто сжечь?
— А где? На балконе костерок запалить? — резонно заметил Митяй.
— Элементарно, Ватсон, — с ухмылкой отозвался гигант, — урну поджигаешь — и туда. Я сделаю.
— Спасибо. — Я посмотрела на него с благодарностью и вдруг спросила: — А вас как зовут?
— Зовут Гера, кличут Маклай, — отозвался он, — путешествовать я страсть как люблю, вот и погоняло оттуда.
Если честно, мне начало казаться, что я попала в жуткую сказку, которая никак не кончается. Я уже и глаза открыла, и за ухо себя ущипнула, а конца все нет. Вокруг какие-то странные люди, за каждым углом подстерегают неприятности и опасности, а я никак не могу найти выход. Кажется, голова разорвется сейчас…
— Вам плохо? — чуть тронув меня за рукав, спросил Гера, и я замотала головой:
— Нет-нет, все в порядке… Мне пора…
Я выскочила за дверь собственной квартиры и опрометью кинулась вниз по лестнице.
На улице, попав сразу в порыв ветра, я немного успокоилась и взяла себя в руки. Был один вопрос, ответ на который я могу получить самостоятельно. И сейчас я этим займусь, чтобы не оставлять ничего в старом году.
Такси привезло меня на Тверскую, я вышла возле дома, который много лет старалась обходить стороной. Что меня там ждет? Или кто? Подняв голову, я увидела знакомые окна на третьем этаже, и там действительно шел ремонт, как и говорил Мельников. Значит, не врал… ладно.
Поднявшись на этаж, я протянула руку к звонку и решительно нажала кнопку. Но что я буду говорить, если дверь откроет не Мельников, кто-то из рабочих? Кто я? Зачем явилась? Еще хуже будет, если откроет кто-то другой… и особенно тот, о ком я думаю, а ведь это тоже не исключено. Гера-Маклай мог ошибиться… даже я могла ошибиться… Черт…
На пороге распахнувшейся двери стоял Кирилл в трикотажном спортивном костюме. Я невольно перевела взгляд на руки и вдруг на левой увидела повязку-варежку. От неожиданности заорала так, что Мельников сделал пару шагов назад:
— Варя?! Что случилось, милая? — Он взял меня за руку и втащил в квартиру.
Я схватила его забинтованную кисть и забормотала:
— Кира… Кира, прости… прости, я просто не могу…
— Да что случилось? — недоумевал он, здоровой рукой приглаживая мои растрепавшиеся волосы.
— Это я… это я виновата… — продолжала бормотать я, прижимая к щеке его забинтованную кисть.
— Ты с ума сошла, Варенька! Ну, тюкнул по пальцу топориком, неудачно пытался со стены сколоть гипсовый барельеф — ты-то тут при чем?
Я медленно отпустила его руку и уставилась в лицо:
— Что?
Кирилл потянул меня за собой в огромную гостиную, полы в которой были застелены пленкой, а мебель обтянута чехлами:
— Вон, видишь, на стене барельеф? — Он ткнул пальцем в простенок между окон, где на еще не освобожденной от старых обоев и штукатурки поверхности располагался чей-то гипсовый лик. — Решил не дожидаться рабочих, я ж их отпустил на праздники, думал, сам справлюсь, отколю. С детства ненавидел эту рожу. Но если ты не строитель, то извини… Вот и поплатился — так по пальцу рубанул, что зашивали. Слава богу, что не отрубил совсем.
Я вообще перестала понимать, что происходит. То, что рассказал Кирилл, было несомненной правдой: барельеф на стене надколот в нескольких местах, видно, что его пытались сколоть. Судя по повязке, все пальцы у Мельникова на месте. Но тогда что было час назад в моей квартире? Как с этим связан Кирилл? И кстати…
— А скажи мне, дорогой, по какой причине ты тихо смылся, даже не оставив мне записки, как уже делал однажды? — тихо спросила я, не сводя глаз с его лица.
Мельников ничем не выдал эмоций, даже если мой вопрос был ему неприятен:
— Как это? Я написал тебе, что вынужден уехать на два дня, что буду ждать тебя сегодня здесь — ты разве не поэтому приехала?
Ну, вообще кошмар… Я совершенно перестала понимать, что происходит. Никакой записки от него я, разумеется, не видела — ну что я, совсем идиотка? Не было записки. И приехала я по другой причине…
— Я ничего не видела.
— Как ты могла не увидеть записку, прикрепленную к зеркалу стикером, а? Ярко-красным стикером, вон у меня в портфеле их пачка. Специально самый яркий взял! — Мельников чмокнул меня в макушку. — Варь… ну, что ты? Все ведь хорошо, черт с ней, с запиской, ты приехала — это главное. Наш Новый год в силе?
О черт, Новый год… Аннушка… ресторан!!! Как быть?
— Я решила, что ты опять сбежал. Поэтому пригласила Аннушку.
— Ничего страшного, посидим втроем, — легко согласился он. — И никуда я не исчезал, не сбегал, не испарялся — зачем?
Я совершенно запуталась. В схеме, построенной мною в голове, Мельников являлся ключевой фигурой, а теперь, если принять во внимание его версию, все рушилось. Он ни при чем — тогда кто? И почему его имя все-таки всплыло?
— Ты раздевайся, что это я? — вдруг вспомнил Мельников и принялся расстегивать крючки на моей шубе. — У меня, сама видишь, все в процессе, только кабинет и спальня готовы. Ну, и кусок кухни, так что кофе могу сварить.
— Неплохо бы, — пробормотала я, сбрасывая шубу.
— Во сколько поедем? — спросил Кирилл, усаживая меня на высокий табурет возле импровизированной барной стойки, разделявшей уже отремонтированную кухню и едва тронутую мастерами столовую. — Тебе же переодеться надо.
— Мы встретимся прямо там, в ресторане, хорошо? — уклонилась я, почему-то не желала выдавать ему свое новое место обитания. — Я немного у тебя побуду и поеду, еще кое-какие дела есть.
— Ну, как знаешь. Анька туда приедет?
— Да, мы договорились на десять вечера.
— Вот и хорошо. Тогда мы с тобой встретимся около девяти — хочу немного побыть вдвоем, не возражаешь? — Кирилл приблизился и обнял меня. — Я соскучился, Варь… Оказывается, так трудно отрываться. Возраст, что ли? Я очень быстро привык, как будто и не было этих лет врозь.
— Что будешь делать, когда я вернусь к мужу?
— А ты вернешься?
Я пожала плечами. На самом деле на этот вопрос я пока не нашла ответа. Светик меня предал, но будущего с Кириллом я тоже не видела. Я по-прежнему ему не доверяю, а какое может быть тогда будущее? Светик в этом смысле все-таки надежнее. И я уверена, что мы переживем эту неприятную ситуацию. Правда, пока не знаю, как именно. Но Светик — друг. А Кирилл… с ним пока только хорошо в постели и… И слишком много вопросов.
— Кира, скажи… ты чем деньги зарабатываешь? — спросила я, и Мельников чуть удивленно поднял бровь, снимая с огня джезву.
— А ты не знаешь?
— Тебе тяжело ответить?
— Варя, ты меня пугаешь. Что происходит?
— Не уходи от ответа!
Кирилл вынул из навесного шкафа две голубые чашки с блюдцами, придвинул ко мне сахарницу с кусочками коричневого сахара и серебряными щипчиками:
— А я не ухожу. Я работаю юристом в одной не очень крупной фирме, занимающейся недвижимостью.
— Судя по масштабам ремонта, у нас с тобой разные понятия о некрупных фирмах, — заметила я.
Мельников засмеялся:
— Не знаю, как ты, а я действительно считаю эту фирму не очень крупной. Так, по мелочи покупают-продают. Интересы в основном московские, далеко не лезут, на хлеб с икоркой хватает.
«И все равно мне кажется, что ты врешь. Ну врешь! Не зарабатывают юристы в маленьких фирмах денег на такие ремонты. И часики у тебя эксклюзивные, циферблат с бриллиантами, и костюм твой рабочий — не фабрики «Большевичка». И обувь не из дешевых. А это все вместе — неуловимый признак класса. Слишком ты, Кирочка, холеный для юриста средней руки».
Мельников разлил кофе по чашкам, сел за стойку напротив меня и спросил:
— Тебя что-то смущает?
— С чего ты взял?
— А ты постоянно задаешь мне какие-то вопросы, словно стараешься поймать врасплох, — сделав глоток, заявил он. — Варь, ты не мучайся, спроси в лоб. Клянусь, что отвечу.
«Да, плохи мои дела — я стала выглядеть дурой. Он думает, что может вот так легко провести меня, обвести вокруг пальца, поймать на псевдооткровенности».
— Ну что ты… я же просто спросила. Неужели я не имею права знать, чем занимается человек, с которым я сплю?
— И хоть бы раз сказала, что я человек, которого ты любишь, — неожиданно произнес он, и я вздрогнула.
Эти слова я неоднократно говорила ему много лет назад, когда действительно любила, любила так, что, казалось, умру без него. Не умерла. И никто не умирает без кого-то. Все без всех могу жить — и не нужно этой сопливой романтики. Я точно знаю. И уже никогда не скажу ему этих слов: «Я тебя люблю», — как не скажу никому на этом свете. Он отучил меня любить кого-то, а потому теперь не вправе о чем-то просить.
— Варя, не нужно… — тихо проговорил Мельников, обходя стойку и приближаясь ко мне. — Дело не в словах. Это так… к месту пришлось. Ты очень изменилась за эти годы, я только это имел в виду. Ничего не нужно говорить.
Его руки обняли меня, и я снова почувствовала, как моя взрослость и надменность куда-то уходят. Кирилл обладал удивительным свойством действовать на меня вот так — умиротворяюще. Я никогда не могла сопротивляться ему, ни тогда, ни сейчас. Магия тела, запаха, энергии, исходящей от рук, — это все было абсолютно моим. Светик никогда так не сумел бы.
— Кира, пожалуйста… — Мне сейчас меньше всего хотелось оказаться в постели: в голове было слишком много такого, что не даст расслабиться, но Мельников словно не слышал.
Однако я, собрав остатки сил, резко оттолкнула его:
— Прости, но не сейчас. Мне пора идти.
— Куда? — недоуменно спросил он, и в голосе я услышала намек на обиду.
— Кирилл, мне нужно. Я же сказала — есть еще дела. Увидимся вечером.
И я в буквальном смысле сбежала от него, опасаясь, что через пару минут уже не смогу уйти.
Аннушки в «Космосе» не было, зато на столе обнаружился большой букет белых лилий и записка от Туза — поздравления с Новым годом. Приятно, когда помнят даже такие мелочи, как любимые цветы. Я вынула из шкафа платье, осмотрела его, порадовавшись, что материал немнущийся, и оставила вешалку в прихожей. Туфли, конечно, тоже придется захватить — платье с таким декольте неприлично надевать с сапогами, пусть и очень дорогими. Никаких украшений, кроме пары изумрудных сережек и такого же кольца, у меня с собой не было, но сюда, к черному платью, они подойдут идеально. Осталась прическа… Самостоятельно с вьющимися волосами я не справлюсь, нужно попробовать попасть в местный салон красоты. К счастью, там оказалось свободное время, и через полтора часа я имела гладкую вечернюю укладку, державшуюся при помощи двух десятков тонких невидимых шпилек. Мне всегда шла такая прическа — высоко убранные волосы, открывающие шею, а в комплекте с длинными серьгами и неброским макияжем это придавало моему лицу некий аристократизм. Так, во всяком случае, говорила бабушка. Оглядев себя в зеркале, я вдруг испытала укол совести: муж и бабушка сидят вдвоем в ее квартире, а я собираюсь отмечать праздник в компании любовника и подруги. Хотела позвонить, но потом решила: а я на Мальдивах, вот и не звоню. Ну не могу я пока слышать голос бабушки, не могу видеть Светика. Тяжело не уметь прощать…
Я взглянула на часы и поняла, что нужно поторопиться, если хочу на такси добраться до ресторана в центре вовремя. Но едва только начала натягивать чулки, как зазвонил мобильный. Ничего хорошего в последнее время эти звонки не предвещали и не приносили, поэтому трубку я взяла с опаской. Но это оказался дядюшка.
— И чего же ты, коза валдайская, не звонишь мне? Почему дома не живешь? — загрохотал он, даже не поздоровавшись.
— А ты воспитывать меня звонишь? Ну, так не вовремя.
— Не вовремя?! — взревел он. — А из дома уходить — вовремя? Совсем сдурела?
— Не кричи, — поморщилась я, как будто дядя мог меня увидеть. — Это мое личное дело.
— Да? Личное? А бабушка как же?
— Она не знает. И я не понимаю, откуда это узнал ты.
— Муж твой сказал!
Светик? А вот это интересно. Мы же договаривались сохранять это пока в тайне. С чего бы вдруг он разоткровенничался с дядей?
— Ну, сказал и сказал. Ты в курсе — полегчало?
— Идиотка! — снова заорал дядюшка. — Глупая курица! У мужика такие проблемы, а она!..
— Нет у него никаких проблем, — отрезала я. — Не читай газет и телевизор поменьше смотри. Все у него в порядке.
— Да?! В порядке?! А то, что у них проверки идут? Это нормально?
— Какие проверки?
— Счет заморозили, проверяют финансовую деятельность.