Скажем прямо, перспектива путешествия по южным морям сразу пришлась Вольке по душе.
— Ну что же,- сказал Волька,- я согласен. Я с тобой обязательно поеду. Хорошо бы ещё…- Тут Волька замялся.
Но повеселевший Хоттабыч подсказал ему:
— Захватить с собой наших превосходных друзей Серёжу и Женю. Так ли я тебя понял, о добрый мой Волька?
Волька облегчённо вздохнул и утвердительно кивнул.
Но если вопрос о сроках отправления на поиски не вызвал особых споров, то совершенно неожиданно обнаружились довольно серьёзные разногласия по вопросу о том, какими средствами передвижения пользоваться во время экспедиции.
— Давай полетим на ковре-самолёте,- предложил Хоттабыч.- Мы все на нём прекрасно поместимся.
— Не-е-ет,- решительно возразил Волька,- на ковре-самолёте я больше не ездок. С меня хватит полёта в Индию. Давай лучше поедем до Одессы поездом, а из Одессы…
XXVI . Неизвестный парусник
На прогулочной палубе теплохода «Крым», совершавшего очередной рейс из Одессы в Батуми, стояли, опершись на перила и лениво беседуя, несколько пассажиров. Чёрное море в этот поздний час полностью оправдывало своё название — его вода была черна, как дёготь.
— Очень обидно, знаете ли,- прервал молчание один из пассажиров,- очень обидно, что почти совершенно исчезли большие парусные суда, эти белокрылые красавцы. С какой радостью я очутился бы сейчас на настоящем парусном судне, на фрегате, что ли!Хоть бы раз удалось мне увидеть настоящий парусник, весело мчащийся под белоснежными парусами! Только чтобы был настоящий парусник.
Снова воцарилось продолжительное молчание. Собеседники задумчиво любовались широкой лунной дорожкой, уходившей вдаль, где можно было только угадывать горизонт, и вдруг увидели в отдалении бесшумно мчавшееся красивое двухмачтовое парусное судно. В голубом лунном сиянии оно казалось видением из какой-то старинной волшебной сказки.
— Посмотрите,- сказал моряк,- какой-то неизвестный парусник.
Но, как бы назло, в это же мгновение луну закрыла большая туча, и стало совсем темно. А когда через некоторое время луна снова выглянула из-за туч, неизвестное судно уже пропало из виду.
Действительно, судно, замеченное с борта теплохода «Крым», не было приписано ни к одному из советских портов Чёрного моря. Не было оно приписано и ни к одному из иностранных портов. Оно вообще нигде и ни к чему не было приписано по той простой причине, что оно появилось на свет и было спущено на воду меньше суток тому назад.
Парусник этот назывался «Любезный Омар» — в честь несчастного брата нашего старого знакомого Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба.
XXVII . На «Любезном Омаре»
Старик и его три юных спутника только сегодня утром покинули купе номер семь международного вагона, а экипаж корабля состоял как раз из тех четырёх темнокожих граждан, у которых, производственный стаж восходил к шестнадцатому веку до нашей эры.
Вдоволь налюбовавшись быстрыми и точными движениями малочисленной команды «Любезного Омара», беспечно шнырявшей по снастям высоко над палубой, как если бы это был гладкий паркетный пол, ребята пошли осматривать корабль.
Всё на «Любезном Омаре» блистало поразительной чистотой и богатством. Его борта, высокий резной нос и корма были инкрустированы золотом и слоновой костью. Палуба из бесценного розового дерева была покрыта коврами, почти не уступавшими по своей роскоши тем, которые украшали собой каюты Хоттабыча и его друзей.
Тем удивительней показалось Вольке, когда в носовой части корабля он вдруг обнаружил тёмную грязную конуру с нарами, на которых валялись груды всяческого тряпья.
Пока он, поборов брезгливость, ознакомился с более чем убогим убранством этого крохотного помещения, подоспели Женя с Серёжей. После недолгой дискуссии было решено большинством двух голосов против одного, что эта неприглядная конура предназначена для тех пиратов, которых они, возможно, изловят в пути.
Оказалось, что старик спит. Конечно, ни у кого и мысли не появилось будить его, так что увиделись они с ним только часа через полтора, за обедом.
Они расселись, неумело поджав под себя ноги, на огромном ковре, игравшем изумительно яркими красками. Ни стульев, ни столов не было ни в этих покоях, ни вообще где бы то ни было на этом корабле.
Один член экипажа остался наверху у штурвала, остальные три снова на время превратились в слуг и, сгибаясь в бесчисленных поклонах, внесли и расставили на середине ковра превеликое множество разных блюд, закусок, фруктов и напитков.
Когда слуги, отдав прощальный глубокий поклон, повернулись, чтобы покинуть помещение, Волька, Женя и Серёжа в один голос окликнули их:
— Куда вы, товарищи?
А Волька учтиво добавил:
— Оставайтесь, пожалуйста, с нами обедать.
Слуги в ответ только в ужасе замахали руками и, низко кланяясь, попятились к дверям.
— Хоттабыч,- обратился тогда Волька к старику,- объясни им, пожалуйста, что мы их очень просим пообедать с нами.
Хоттабыч явно растерялся и, нервно теребя свою бороду, пробормотал:
— Я, вероятно, недостаточно внимательно слушал вас, о юные мои друзья, и мне показалось, будто вы предлагаете пригласить к нашему столу тех, кто нас обслуживает…
— Ну да, предлагаем,- сказал Волька, а Женя подтвердил, что еды хватит на всех.
— Но ведь это слуги,- возразил Хоттабыч таким тоном, точно этими словами вопрос был исчерпан.
Однако, к его удивлению, ребята всё же остались при своём.
— Тем более что слуги,- сказал Волька,- не какие-нибудь спекулянты, а самые настоящие трудящиеся. Да ещё к тому же они по совместительству матросы.
— Правильно, - поддержал его Серёжа.
— Тут какое-то прискорбное недоразумение,- заволновался Хоттабыч. - Нам не пристало сидеть за трапезой вместе со слугами. Это унизит нас в их глазах.
— Меня нисколько не унизит,- быстро возразил Волька.
— И меня не унизит. Наоборот, будет очень интересно,- сказал, в свою очередь, Серёжа.
— И меня нисколечко не унизит,- присоединился к своим друзьям Женя, с нетерпением поглядывая на дымящуюся жареную индейку.
— Мне что-то не хочется есть, о мои юные друзья. Я буду обедать позже,- хмуро промолвил Хоттабыч и три раза громко хлопнул в ладоши:- Эй, слуги!
Слуги явились с низкими поклонами.
— Эти молодые господа милостиво изъявили желание отобедать вместе с вами, недостойными моими слугами.
— О великий и могучий повелитель! — испуганно простонал старший из слуг, падая ниц перед Хоттабычем и стукнувшись лбом о драгоценный ковёр.- Нам же совсем не хочется есть. Мы очень сыты. Мы настолько сыты, что от одной лишь цыплячьей ножки (тут у говорившего и у его товарищей глаза загорелись голодным блеском), что от одной лишь цыплячьей ножки наши желудки разорвутся на части, и мы умрём в страшных мучениях.
Слуги, униженно кланяясь и бросая умильные взгляды на расставленные на столе яства, попятились к дверям и скрылись.
— Что-то у меня, к моему удовольствию, вдруг разыгрался аппетит,- бодро произнёс тотчас же Хоттабыч.- Приступим же поскорее к трапезе.
— Приступим,- ответил за всех Женя, буквально умиравший от голода.
Обед прошёл скучно. Ребят страшно огорчили барские замашки Хоттабыча. А особенно они опечалились, когда узнали, что обнаруженная Волькой несколько часов тому назад конура предназначена не для пленных пиратов, а всё для тех же чернокожих слуг.
У ребят сразу пропало всё удовольствие от путешествия на «Любезном Омаре».
— Мы, слава Богу, не какие-нибудь банкиры или бароны, чтобы соглашаться жить в такой безобразной обстановке. Мне будет стыдно смотреть в глаза команде,- сказал Серёжа на тайном совещании, устроенном ребятами сразу после обеда.
— Нам всем троим будет стыдно, если мы оставим это дело в таком положении,- согласились с ним Женя и Волька.
— Пойдём к Хоттабычу и потребуем, чтобы он изменил порядки на корабле,- предложил Волька.
Но хитрый Хоттабыч, услышав их приближающиеся шаги, прикинулся спящим.
— Всё равно не отвертеться ему от разговора! — нарочно громко сказал Волька.
Между тем на море поднялось сильное волнение, маленькое судно то взлетало на гребень большой волны, то оказывалось в глубоком ущелье между двумя громадными водяными стенами. Волны, гремя и свирепо шипя, перекатывались через палубу и уже давно смыли в море роскошные ковры.
Ещё полчаса — и от «Любезного Омара» осталось бы только печальное воспоминание. Но, к счастью, шторм прекратился так же неожиданно, как и начался. Выглянуло солнце, и наступил полнейший штиль. Паруса безжизненно повисли, и корабль стал покойно покачиваться на затихавшей волне, нисколько не подвигаясь вперёд.
Только тогда Хоттабыч, тщательно избегавший встречи с ребятами, решился выйти на палубу. Вот когда ему представился удобный случай исправить пошатнувшиеся отношения со своими спутниками. Радостно потирая руки, он сказал:
Только тогда Хоттабыч, тщательно избегавший встречи с ребятами, решился выйти на палубу. Вот когда ему представился удобный случай исправить пошатнувшиеся отношения со своими спутниками. Радостно потирая руки, он сказал:
— Штиль? Штиль — это сущая чепуха. Мы прекрасно обойдёмся без ветра. Сейчас корабль помчится ещё быстрее прежнего. Да будет так.- Он как-то по-особенному щёлкнул при этом пальцами правой руки.
Через какую-нибудь тысячную долю секунды «Любезный Омар» с бешеной быстротой рванулся вперёд, причём паруса, встретив сопротивление воздуха, надулись в направлении, обратном ходу судна.
Однако ни Волька, ни Серёжа, ни Женя, ни Хоттабыч, стоявшие в это время на корме, не успели насладиться этим редчайшим зрелищем, потому что силой инерции их выбросило с кормы в воду. А сразу вслед за этим обе мачты, не выдержав чудовищного сопротивления воздуха, со страшным треском рухнули на то место, где только что стояли наши путешественники.
«Любезный Омар» мгновенно скрылся из виду со всем своим экипажем.
XXVIII . Ковёр-гидросамолёт «ВК-1»
— Куда вы? — крикнул Волька своим приятелям, энергично поплывшим куда-то в сторону.- Всё равно до берега не доплыть, да его и не видно. Не тратьте силы, ложитесь на спину.
Ребята послушались Вольку. Лёг на спину и Хоттабыч, бережно приподняв в правой руке свою шляпу канотье.
Так началось единственное в истории мореходства совещание потерпевших кораблекрушение, на котором ораторы высказывались, лёжа на спине.
- Что ты там делаешь? — спросил Волька, увидев, что Хоттабыч стал выдёргивать свободной левой рукой волоски из своей бороды.
— Я хочу вернуть назад наш корабль, о Волька.
— Успеешь,- сухо остановил его Волька.- Давай раньше обсудим, хочется ли нам на него возвращаться. Мне, например, лично не хочется. Просто противно смотреть на человеческое неравенство и бесстыдную эксплуатацию человека человеком.
— Прямо не верится, что Хоттабыч уже второй месяц в Советском Союзе,- сказал Серёжа,- а всё ещё не может отвыкнуть от рабовладельческих замашек.
— Кроме того,- добавил практичный Женя,- сейчас штиль, и ещё неизвестно, когда он кончится.
— Остаётся выяснить,- резюмировал Волька общее мнение,- что ещё может предложить нам Хоттабыч.
— Я могу вас, о друзья мои, взять всех под мышки и полететь.
— Отпадает! — категорически отрезал Волька.- Это очень неудобно, когда ты летишь у кого-то под мышками.
— Не у кого-то, а у меня,- нашёл время и место обидеться Хоттабыч.
— Даже у тебя.
— Тогда я осмелюсь предложить вашему просвещённому вниманию ковёр-самолёт.
— Замёрзнешь на нём, как пить дать, да и летишь на нём медленно и без всяких удобств,- задумчиво произнёс Волька и вдруг воскликнул: — Идея! Честное пионерское, идея!
— Нужно модернизировать ковёр-самолёт: сделать его обтекаемой формы, утеплить, оборудовать койками и поставить на поплавки.
Труднее всего было объяснить Волькино предложение Хоттабычу.
И вот через час двадцать минут после того, как наши друзья при столь необычайных обстоятельствах очутились за бортом, с места катастрофы взмыл в воздух и лёг на курс на зюйд-зюйд-вест обтекаемый ковёр-гидросамолёт «ВК-1». «ВК-1» означало, в переводе с авиационно-конструкторского языка на обыкновенный, житейский: «Владимир Костыльков. Первая модель».
Лётные качества Волькиной конструкции были настолько выше, нежели у обычного ковра-самолёта, что уже через какой-нибудь час после старта они снизились в тихой голубой бухточке, неподалёку от итальянского города Генуи.
ХХIX . Краткое интервью с юным генуэзцем
— Прежде всего снять галстуки - и в карманы! — скомандовал Волька, когда все пассажиры ковра-гидросамолёта «ВК-1» выбрались на берег, а сам ковёр-гидросамолёт исчез по мановению руки Хоттабыча.- Ещё неизвестно, куда мы попали.
— Почему это неизвестно? Очень известно,- возразил чуть дрогнувшим голосом Серёжа.- Смотри.
Низко над морем с глухим рокотом пролетел двухмоторный гидроплан с нарисованными на крыльях опознавательными знаками.
— Италия! Мы в Италии! — не удержался и крикнул Женя.
— Ох, и востро же нам надо ухо держать! — предостерегающе сказал Волька.- И, главное, поменьше болтать.
— Да нас всё равно никто не поймёт. Мы же по-итальянски не умеем,- фыркнул Женя.
— Почему, о друзья мои, вас не поймут? — вступил в разговор Хоттабыч.- Раз я с вами, то и вас поймут, и вы будете понимать язык здешних мест.
— Тем более надо держать ухо востро! — снова подчеркнул Волька, благодарно улыбнувшись старику.
Они покинули бухту и направились к городу, видневшемуся в отдалении.
Вскоре показался большой пляж, на котором валялось множество народу. Удивительно, что никто из лежавших на пляже не пользовался красиво раскрашенными удобными кабинками, а все раздевались прямо на пляже и здесь же, около себя, хранили свою одежду. Не менее удивительно было и то обстоятельство, что большинство мужчин на пляже были давно не бриты.
Высокие, многоэтажные старинные дома перемежались с не менее древними одноэтажными лачугами. Здесь было жарко и душно. По узким грязным улочкам слонялось без дела много взрослых мужчин и женщин.
«Очевидно, сегодня выходной день»,- сообразил Серёжа и обратился к мальчику, мастерившему кораблик из фанерной коробки:
— Скажи-ка, мальчик, у вас здесь сегодня выходной день?
— У вас сегодня воскресенье? — поправился Серёжа.
— Будто ты сам не знаешь, что сегодня пятница,- насмешливо ответил юный генуэзец.
— Тогда сегодня, вероятно, какой-то праздник? — продолжал свои расспросы Серёжа.
— С чего это ты так решил? — укоризненно сказал мальчик.- Если бы был праздник, звонили бы в колокола.
— Почему же тогда так много людей гуляет в рабочее время по улицам и валяется на пляже? Неужели это всё прогульщики?
— Ты, наверное, нездешний,- сурово ответил тогда мальчик.- Одно из двух: или ты нездешний, или ты ненормальный.
— Я нездешний,- быстро проговорил Серёжа.- Я вполне нормальный, но я не здешний. Я из… я из Неаполя.
— А разве в Неаполе нет безработных? — усомнился юный генуэзец и снова принялся мастерить свой кораблик.- Иди, иди подальше. У нас в Генуе мальчики не любят, когда к ним пристают с глупыми вопросами.
— Действительно, уйдёмте-ка отсюда,- нервно сказал Волька, опасливо поглядывая по сторонам.
— Пойдёмте, о друзья мои, к морю, дабы я смог немедленно приступить к поискам моего несчастного брата,- предложил Хоттабыч.
XХХ . Потерянный и возвращённый Хоттабыч
— Пожелайте мне скорой удачи, ты, о Волька, и ты, о Серёжа, и ты, о Женя! — воскликнул Хоттабыч и, превратившись в рыбу, с плеском нырнул в воду.
Уже давно село солнце, озарив при этом горизонт закатом невиданной красоты, уже вдали замерцали мириады городских огней, а старика всё ещё не было.
— Неужели пропал? — мрачно промолвил Волька, испытующе взглянув на своих приятелей.
— Не может он пропасть,- убеждённо ответил ему Женя.- Такие старики, брат, не пропадают.
— А мне, ребята, что-то есть захотелось,- чистосердечно признался Женя. Чего бы такого покушать?
В это время неподалёку с тихим плеском причалила лодка. Из неё вылезли трое рыбаков. Один из них принялся раскладывать из сухих сучьев костёр, а остальные стали чистить рыбу и кидать её в котелок с водой.
— Пойдём попросим у них чего-нибудь покушать,- предложил Женя.- Свои ведь люди — трудящиеся. Они не откажут.
Ребята согласились.
— Добрый вечер, синьоры! — вежливо поклонился Женя, обращаясь к рыбакам.
— Подумать только, как много за последние годы развелось в нашей бедной Италии бездомных детей! — произнёс простуженным голосом один из рыбаков, седой и тощий.- Джованни, дай-ка им чего-нибудь покушать .
— Хлеб есть, луковиц хватит, а соли имеется даже более, чем надо! — весело откликнулся курчавый парень, чистивший рыбу для ужина.- Присаживайтесь, ребята, скоро будет готова вкуснейшая из похлёбок, когда-либо сваренных в Генуе и её окрестностях.
— Если хотите ещё,- сказал, потягиваясь Джованни,- варите сами — наука нехитрая. А мы пока приляжем отдохнуть. Только крупную рыбу не берите. Крупная пойдёт утром на продажу, чтобы нам было чем уплатить налоги.
Серёжа с Женей тотчас же начали хлопотать у костра, а Волька, засучив штаны, пробрался по воде к лодке, заваленной уснувшей рыбой.
Набрав сколько надо на похлёбку, он хотел уже возвращаться на берег, когда взор его случайно упал на сложенные возле мачты рыболовные сети. Одинокая рыбка билась в них, то замирая, то с новой силой возобновляя свои бесплодные попытки освободиться.
«Пригодится для ухи»,- подумал Волька и извлёк присмиревшую на миг рыбку из ячейки сетей. Но в его руках она вновь забилась с такой силой, что Вольке вдруг стало очень жалко, и он, оглянувшись, как бы не заметили рыбаки, бросил её за борт лодки.