Официантка на ходу сообщает:
— Миша, смотри столик справа, в углу. Спорят, кто круче, как бы дело дракой не закончилось.
— А тут вообще когда-нибудь дрались?
— Да — как кошки лапками царапались. Но лучше не допускать.
Мишка идет к столику в углу.
Информация о Мишке каким-то загадочным образом уже известна постояльцам заведения. За глаза его зовут «спецназом» и вроде уважают. Вот и сейчас за шумящим столиком как только увидели его, так сразу и стихли. Но Мишка все равно в свою каморку не спешит возвращаться, задержался в этом углу да в этот самый угол еще и смотрит, чтоб никто в зале его не увидел. Дело в том, что по проходу, метрах в трех от него, проплывает знакомая морда — Абрамов. Может, и не помнит бывший тыловик офицера Гречихина, но лучше не светиться...
Абрамов идет с расфуфыренным мужичком, может, артистом, может, педиком, их провожает в отдельную кабинку распорядитель зала Нинель.
— Я сейчас пришлю официантку.
Она проходит мимо Гречихина, и тот спрашивает:
— Нинель, это кто?
— Который пониже — завсегдатай. По четвергам и воскресеньям в одно и то же время. Муль-ти-пульти какой-то, чаевые хорошие дает. А этого обезьяна, что с ним, не знаю.
Обезьяном она назвала Рассадина.
При Абрамове Рассадин чувствует себя вовсе не так уверенно, как с другими. Особенно сейчас. Анатолий Сергеевич изучает меню, а он заискивающе говорит:
— Если можно, ту рыбку, которую вы в прошлый раз заказывали. Я, признаться, даже в Испании...
— Про Испанию в другой раз поговорим, — не то чтоб зло, но холодно отвечает Абрамов. — Скажите лучше, как вышло, что винтовка оказалась в руках спецслужб? Моя винтовка. Притом, если помните, я предупреждал...
— Накладки бывают в любом деле, Анатолий Сергеевич. У людей не было выхода, могли бы попасться, но все равно с винтовкой. Тогда бы было еще хуже. Один — мой дурак, другой — ваш сослуживец, между прочим...
— Я имею дело не с ними, а с вами.
— Конечно, согласен. Но что произошло, то произошло. Чем теперь можно искупить?..
Абрамов его перебивает:
— Не знаете, чем искупают? — И шевелит пальцами. — Серьезным людям надо будет серьезно заплатить, чтоб замяли это дело.
— Это не проблема, Анатолий Сергеевич. Деньги у меня будут. Скоро.
Абрамов поднимает на него тяжелый взгляд:
— Что значит — скоро? Вы мне ждать предлагаете, что ли?
Заходит официантка, ставит салаты, графинчик, воду, спрашивает:
— Как всегда — рыбу?
— Да.
— Одну?
Абрамов все это время пристально смотрит на Рассадина и как бы нехотя говорит:
— Две.
Гречихин не слышит этого разговора. Он возвращается в свою каморку с надеждой пересидеть в ней, пока тыловик не покинет ресторан. Но одновременно с ним в комнатку заходит и хлыщ, пожалуй, повыше Мишки, да и поплотнее, в дорогом костюме, с массивным перстнем на пальце. Он тащит с собой выпившую размалеванную девчушку, еле стоящую на ногах.
— «Спецназ», сгинь, — командует он. — Мне на двадцать минут диван нужен.
Девчушка уже стоит возле дивана, расстегнула кофту и снимает с себя бюстгальтер.
— Диван тут для других целей, — говорит Мишка. — И давайте по-хорошему отсюда...
Хлыщ удивленно смотрит на Гречихина:
— Что? Клоун, ты не понял, что я тебе сказал? Или не знаешь, кто я?
— Я клоун? — стал закипать Мишка.
— А кто ж! За те деньги, которые тебе тут платят, ты не только в тельняшке должен ходить, а и задницы всем целовать. А когда говорят пшел, значит, пшел!
Девочка уже пристраивается на диване, ей это делать, видно, не впервой, и говорит:
— Да пусть смотрит, это даже заводить будет!
Хлыщ расстегивает ремень на брюках:
— Дело в принципе. Быдло надо на место ставить, иначе...
Гречихин все еще пытался сдерживать себя:
— Так, мне плевать, чьих ты кровей, но если сейчас не уберешься...
Парень не убрался, а действительно по-кошачьи, вытянув вперед руки, полез на Мишку.
Мишка ударил.
Хлыщ открыл спиной дверь и вылетел к сцене в штанах, спущенных до колен.
3От метро Вадим возвращался домой дворами. Тут когда-то цвели клумбы, были оборудованы детские площадки, но ныне все заставлено машинами. Автовладельцев, конечно, понять можно: гаражей мало, и стоят они, как приличная легковушка, и от дома далеко расположены. Но и «безлошадных» же понимать надо: тяжело лавировать между автомобилями, да еще по дождю, когда есть шанс испачкаться о забрызганные кузова. Вот, пожалуйста, стоит «Шкода», бока в грязи...
Зеленая «Шкода». С виду такая, какая преследовала их по городу несколько дней назад. Панин наклоняется, смотрит: под другими машинами пыль, значит, они стоят здесь еще до начала дождя, то есть до девятнадцати часов, а под этой — мокрая земля.
Недавно подъехала. У своего дома Панин раньше зеленых «Шкод» не видел. Почему бы, конечно, и не купить ее кому-то из соседей, но... Но нужно и другие версии в голове держать.
У двери подъезда, где живет Вадим, крутится знакомый пес: живет этажом выше, на четвертом.
Его, видно, выпустили сделать свои дела и пока не открыли дверь. «Выручай, Жулька», — говорит себе Панин, треплет собаку за холку, та ластится, узнав его, и совсем не против, что Вадим придерживает ее за ошейник.
Так вместе и заходят в подъезд, идут не спеша по ступенькам под ворчание вмиг охрипшего Панина:
— Не нагулялся, все б тебе, кобелина, по кустам бегать...
На площадке между вторым и третьим этажами стоит водитель Рассадина — Вадим узнает его, хоть освещение тут отвратное. Водитель почесывает лоб, прикрывая лицо: не хочет, чтоб его разглядывали жильцы подъезда. Панин уже рядом с ним, пес чуть выше.
— Простите, я вас заставил ждать, — говорит Вадим очень приветливо и миролюбиво.
Водитель ошарашен. Он мычит в ответ, суетливо лезет в карман, но вытащить оттуда руку не успевает: ее перехватывает Панин, пробует заломить за спину. Прием получается, но не до конца: пистолет из руки водителя падает на бетонную ступень, а сам он все же вырывается: сильный мужик. Приходится бить. Водитель летит по лестнице вниз и все же находит силы вскочить на ноги и выскочить в дверь подъезда.
Времени на то, чтоб привести себя в порядок, у водителя мало. Рубашку, залитую кровью из разбитого носа, переодел, конечно, йодом ссадины смазал — и бегом помчался к Рассадину. Тот не любит, когда опаздывают.
Константин Евгеньевич с иронией рассмотрел помятого своего бойца, но потом насупился:
— С Паниным вопрос закрываем. Раз не удается договориться, надо убирать человека. Или это запредельно сложно, а, Волин?
— Панина — сложно, — как всегда кратко ответил тот.
— Господи, кого ж ты дал мне в помощники! Винтовки на поле боя бросают, элементарный приказ выполнить не могут, даже не знают, с какого боку к нему подойти!
— Знаю, — сказал Волин. — Но это потребует времени.
— Времени — на что?
— У Панина женщина есть, Лариса, я узнал ее адрес. Соловьева, двенадцать. У нее он нечасто, но бывает. Надо застать, когда они выходят на прогулку, вот тогда он из-за нее сам на ствол полезет.
Константин Евгеньевич выслушал Волина, даже головой покивал, но, минуту подумав, распорядился так:
— Ты красиво и убедительно говоришь, но нет у меня времени ждать. Нет, понимаете вы все?! Два дня! Даю два дня, чтоб Панина убрать и чтоб я после этого смог общаться со Стасом! Задачу ставлю вам двоим, — показал он на водителя и
Волина, — но исполнителем назначаю тебя, — палец упирается в грудь бывшего спецназовца. — Сейчас свободен, понял? Обещаю, хороший куш за это получишь, даже на Канары с невестой съездить сможешь.
Волин молча выходит из квартиры Рассадина, а тот открывает сейф, достает из него пистолет, протягивает водителю:
— Держи на всякий случай. Не нравится, что Волин себе на уме, вдруг фортель какой выкинуть надумает. А провалите дело — будет чем застрелиться. Да, ствол из... В общем, вернуть его надо обязательно, понял? И микрофон возьми. Мало ли...
Водитель выходит вслед за Волиным, и теперь Константин Евгеньевич оборачивается к Хряку:
— А тебе задачка полегче. Женская, можно сказать, задачка...
4Все-таки это здорово, что и в конце двадцатого века наш народ оставался самым читающим в мире! Надобность в продавцах на книжных «развалах» не уменьшилась, и Гречихин, сменив костюм революционного матроса на футболку с джинсами, опять занялся торговлей на своем же месте — у метро.
Здесь и разыскал его Андрей.
Кафе было почти рядом, распивать, правда, там не разрешалось, и потому не совсем удобно было разливать под столом из бутылки, спрятанной в пакет. Но Мишка мог это делать с закрытыми глазами!
Пол-литра «уговорили» за полчаса, и далее потекла беседа по душам.
— ...Меня ведь не выгнали, брат, я сам ушел! — рассказывал Гречихин. — Ресторатор неплохой мужик, но жизни не знает. Вызвал, говорит, прощаем, оставляем, но на будущее запомни: ты погоны снял, а значит, с войны вернулся, и надо все, что было там, забыть... А мы разве вернулись? Скажи, Андрюха, мы вернулись? Вот ты можешь все забыть, если у тебя кишки там...
Здесь и разыскал его Андрей.
Кафе было почти рядом, распивать, правда, там не разрешалось, и потому не совсем удобно было разливать под столом из бутылки, спрятанной в пакет. Но Мишка мог это делать с закрытыми глазами!
Пол-литра «уговорили» за полчаса, и далее потекла беседа по душам.
— ...Меня ведь не выгнали, брат, я сам ушел! — рассказывал Гречихин. — Ресторатор неплохой мужик, но жизни не знает. Вызвал, говорит, прощаем, оставляем, но на будущее запомни: ты погоны снял, а значит, с войны вернулся, и надо все, что было там, забыть... А мы разве вернулись? Скажи, Андрюха, мы вернулись? Вот ты можешь все забыть, если у тебя кишки там...
Гречихин начал говорить так громко, что Андрей толкнул его ногой под столом:
— Тише, на нас оглядываются...
— Хрен с ними! — ответил Мишка, но голос понизил. — Пусть слышат, что мы кишки тебе обратно в живот заталкивали. И у меня вот... — Он покачал ногой. — Инвалид. Никуда не сунуться, никому не нужен. Им хорошо говорить, чтоб все забылось и все закончилось. Только мы не вернулись, Андрюха, мы все еще как на побывке, блин... В футболках ходим, а погоны на плечах чувствуем.
— Несостоявшиеся джентльмены, — криво улыбнулся Андрей.
— Это для меня непонятно.
— Поймешь сейчас. Одна наша общая красавица желает познакомиться только с состоявшимися. — Андрей вытащил из дипломата газету и показал на девочку с голыми грудями. — Узнаешь? Вы мне ее на день рождения привезли.
— Да? — Гречихин уставился на заметку. — Только я ее и знать не знаю, а если и видел в лесу... Я ведь тогда в таком состоянии был, что мужика с бабой перепутал. Ну Вадик, ну откопал! Стерва, значит?
Андрей вздохнул, ответил не сразу:
— Самое интересное, что говоришь с ней — девчонка как девчонка, и неглупая, и интересная даже... А по сути — вот она, суть.
Мишка с сожалением заглянул в пакет — и чего туда было заглядывать, коль бутылка давно пуста?!
— Слушай, — предложил Андрей. — А давай к ней в гости заскочим. Позвоним сейчас, поскольку телефон указан, узнаем адрес, зайдем в гастроном, купим что надо...
— То, что надо для таких целей, вообще-то в аптеке продают, но ход твоих мыслей мне нравится.
По телефону ответили, что Настя подойти сейчас не может, но адрес дали, и они, купив торт и цветы, поехали к черту на кулички. Уже когда вошли в подъезд пятиэтажки и стали подниматься по грязным сбитым ступеням, Гречихин вдруг вспомнил:
— Слушай, а почему — Настя? Ту вроде Наташей должны звать. Может, чтоб налоги не платить?
Какое отношение имеет имя к налогам, эту тему ребята развить не успели, поскольку стояли уже перед дверью и жали на звонок.
Им открыл качок в темной футболке, без всяких расспросов пригласил:
— Входите.
— Мы бы Настю хотели повидать, — сказал Андрей.
Качок заржал как лошадь:
— Повидать? Это что-то новое. Входите, говорю же, не маячьте на пороге. Есть у нас и Настя, и Маруся, и все, что хотите.
Теперь уже вступил в разговор Мишка:
— Ты русский язык понимаешь? Тебе сказано: позови Настю.
Качок почесал за ухом, внимательно зачем-то посмотрел на торт в руках Андрея, обернулся и крикнул в глубину квартиры:
— Хохлушка, ну-ка поди сюда! К тебе клиенты какие-то странные пришли.
Появилась девица в халате, цепко оглядела пришедших:
— Вы звонили, да? Но что-то я вас не узнаю.
— Я вас тоже. — Андрей вытащил газету и, показывая на крохотную фотографию Насти с голым бюстом, сказал: — Я ее хотел бы видеть.
— Это я и есть. Не похожа? — Она тотчас распахнула халат, оголив груди, и поманила пальцем точно так, как делала это на снимке. — А теперь?
— Простите. — Андрей тотчас развернулся и пошел вниз. — Ошибочка вышла.
Вслед за ним поспешил и Мишка. Амбал же, проводив их взглядом, забежал в комнату, сказал двум парням, сидевшим на диване:
— Дуйте за ними! Чую, не пустые, с таким тортом и таким букетом пришли!.. Только не в подъезде и без крови, поняли?
Те схватились мгновенно с мест, а амбал стал у окна — чтоб самому понаблюдать, чем закончится дело.
Увидел он мало чего. У подъезда горел тусклый свет, в углу двора, куда неспешно шли два этих странных посетителя притона, вообще ничего не было видно, но именно там и нагнали уходящих его дружки...
О том, что произошло потом, он догадался минут через пять, когда из тьмы в сторону родного подъезда, поддерживая друг друга, выползли его подельники...
А Андрей и Мишка не торопились выйти под свет фонаря, тормознули за киоском, установленным на остановке, чтоб привести себя в порядок. В принципе, стычка произошла без особого для них ущерба, разве что у Андрея пуговица от рубашки отлетела, а Мишка малость палец зашиб. Даже торт не помят и цветы не осыпались.
На другой, освещенной стороне киоска стояла девочка лет семи с мамой.
— Мамочка, купи «Чупа-чупс»!
— Машенька, ну поверь, у меня ни копейки! Вот завтра у тебя будет день рождения, а у меня как раз зарплата должна быть, и мы купим вафельный торт.
— Даже с орехами?
— Даже с орехами.
Друзья, переглянувшись, вышли на освещенную площадку.
— Сударыня, вас звать Маша? — спросил Мишка у девочки.
Мама встревоженно притянула девочку к себе:
— Что вам надо, молодые люди?
— Только одно: Карлсон поручил нам вручить имениннице торт, а маме цветы.
Торт и цветы переходят в нужные руки, Андрей и Мишка впрыгивают в полупустой автобус и смотрят сквозь стекло на завороженных маму с дочкой.
5Кабинет полковника Славина оказался более чем скромным: стол, правда, большой, полукругом, за которым разместились шесть стульев, два далеко уже не новых шкафа, сейф и ничего больше — даже такого вроде бы обязательного атрибута, как компьютер. Не было также ни ручек, ни карандашей, ни бумаги.
Едва Панин уселся на один из стульев, как вошел мужчина лет тридцати, худощавый, невысокий, с темными кавказскими глазами.
— Знакомьтесь, — сказал Юрий Кириллович. — Раш Амирханов.
И все, кто такой, почему здесь — об этом ни слова.
Раш отставил свой стул к стене и сел там, скрестив руки на груди.
— Хочешь курить — пожалуйста. — Славин в качестве примера тут же щелкнул зажигалкой и затянулся сигаретой. — Мой кабинет, пожалуй, единственный, где еще разрешается это делать. — Панин ничего на это не ответил, и Славин продолжил: — Вадим, я не хотел бы, чтоб наш разговор походил на допрос, тем не менее на четкие вопросы желательно услышать такие же ответы. Идет?
— Если это и есть первый вопрос, то как на него ответить нечетко? Конечно, идет.
— Это пока прелюдия. А вопрос такой: когда Павел Бычков попросил тебя приехать по указанному адресу?
— Эсэмэска пришла в девять вечера.
— Эсэмэску в это время он не мог отправить, поскольку был убит в районе двадцати часов, так установила экспертиза.
— Вам отдать мой сотовый, Юрий Кириллович? Чтоб убедились, что я не лгу?
— Вадим, еще раз говорю: ты не на допросе. Я с тобой советоваться хочу, а не пикировкой заниматься. Бычкова убили в двадцать, с его телефона послали вызовы тебе и Щербине, и телефон этот, естественно, уничтожили.
— Убили его, как я понимаю, не в том доме, где мы обнаружили тело?
— Правильно понимаешь. Из чего исходишь?
— Следов драки нет, а Паша не барашек, чтоб дать себя просто так прирезать.
— Тем не менее прирезали именно как барашка. Правда, угостили сначала вином с азалептином и уж потом... Потом привезли в заброшенный дом уже труп. И опять вопрос: Павел Романович не пил абы с кем.
— Со мной бы он пил.
Славин криво улыбнулся:
— Опять ты о своем! Ладно, говорю начистоту, проверяли мы, не встречался ли ты в тот вечер с Павлом Романовичем, есть ли у тебя алиби.
— И перед вами я, значит, чист, как слеза ребенка?
Полковник согнал улыбку с губ:
— Понял. Хочешь, значит, чтоб между нами не было никаких недоговоренностей, да? Ладно, открываю карты.
Он выдвинул один из ящиков стола, рыться в нем не стал, взял не глядя папку сверху, словно был готов к такому повороту беседы.
— В руки не дам, но прочесть прочту. Слушай. «И непосредственно перед вылетом вертолета капитан Панин выстрелом в упор в голову убил местного жителя Ису Гаджиева, когда тот сказал, что откажется давать ложные показания»... Прокомментировать сие можешь?
— Могу, — сказал Панин. — Никто из моей группы сие написать не мог.
— Так уверен в своих?
— Не в этом дело. Фамилию Исы из всего отряда знал только я.
— Логично. Но мы были не в курсе и пошли несколько иным путем. Трассологи поработали, выяснили, что пуля в Ису вылетела не из твоего ствола. Все. На прошлом ставим точку, в этой папке на тебя у нас больше ничего нет. Возвращаемся в день сегодняшний. Понимаешь, Вадим, что мне покоя не дает? Не вижу никаких причин, по которым хоть кому-то стоило бы убивать нашего человека. Ему всего двадцать пять, никаких громких дел за плечами, так что врагов себе еще не успел нажить.