— Войти можно? — Милевин, не дождавшись разрешения, протиснулся между Ритой и Серегой в квартиру, снял ботинки у порога и пошел в одних носках прямо в кухню.
— Это еще кто? — поинтересовался Пирогов непозволительно громким шепотом.
— Милевин Валентин Михайлович, — прокричал тот с кухни, расслышав все прекрасно. — Прошу жаловать, любить не обязательно. Волею случая оказался знаком с вашей девушкой. Это ведь ваша девушка? Гм, странно. Помнится, в прошлый раз вы были несколько мельче в габаритах и цвет волос…
Мерзавец намекал на Кораблева. Серега это понял и завелся мгновенно.
— Это был не я! Что-то еще? — Он грубо выхватил из рук гостя чайник и, наполнив его водой ровно наполовину, с грохотом обрушил на плиту. — Если у вас есть вопросы, задавайте их и проваливайте.
Если нет, проваливайте без задержек!
Скажите, пожалуйста, как разошелся! Рита недобро покосилась в его сторону. Милевин не так давно, может, каким-то часом раньше вернулся оттуда, откуда и они. Цель его поездки была той же: узнать как можно больше о настоящем Кораблеве Эдуарде.
То, что, вернувшись, он сразу ринулся к ней, могло свидетельствовать о двух вещах. Первое — Милевин вернулся ни с чем и за ее счет хотел разжиться сведениями. Второе — он что-то разнюхал и примчался к ней, чтобы сверить и сопоставить это с тем, что у нее имеется.
А Серега его выставляет. Разве так можно? Это совершенно противоречит интересам того расследования, которое она затеяла. Если ее азартный интерес можно, конечно, назвать расследованием.
— Вы, Валентин Михайлович, не обращайте на Сережу внимания. Не в духе они, потому и грубят.
Вы присаживайтесь, присаживайтесь. Сейчас кофейку организуем. Хотя… Хотя я и съела бы чего-нибудь. Сережа, не сходишь в магазин?
— Нет! — отрезал он, сразу пресекая все возможности остаться им вдвоем и поговорить. — Обойдетесь тем, что имеется!
Да… Действительно, разошелся. Даже тот факт, что получил по физиономии, не настроил его позитивно. Неужели ревность так сильна?!
В холодильнике имелось четыре помидора, огурец, два плавленых сырка и две сардельки. Совершенно уставшая с дороги и сбитая с толку откровенной грубостью Пирогова-младшего, Рита позволила своим гостям управляться на кухне, ну и переругиваться попутно, если им уж так хочется, а сама ушла в ванную.
Закрепив лейку на стене, Рита встала под прохладную воду и зажмурила глаза от наслаждения.
Самое время было подумать, не отвлекаясь на настроение Пирогова и не обращая внимания на сарказм Милевина.
Это что же такое у нее получилось…
Почти год назад Кораблев поменялся местами с Баловневым? Может такое, в принципе, быть? Может, но не было на ее памяти ни разу. Ей, конечно, известны случаи, когда близнецы сдавали друг за друга экзамены, поступали в институт, проходили тестирование при поступлении на работу, а то и партнерами в личной жизни менялись. Здесь нет никаких вопросов. Причины были все объективные, к тому же люди состояли в самом тесном и близком родстве, начиная с одноклеточного своего состояния. А тут что?..
А тут совершенно чужие друг другу люди. Один другого нашел через Интернет. Раз съездил, вернулся разочарованным. Второй… А вот во второй, видимо, все сложилось. Как-то удалось убедить Кораблеву Баловнева. Или наоборот? Кто кого убеждал во второй раз?
Что-то же произошло с момента первого его визита! Что?! Что за причина заставила Баловнева сняться с насиженного места, уехать за тридевять земель и поселиться с ней на одной площадке? И всячески потом скрывать свое истинное лицо, называясь Кораблевым.
Причина…
Причина должна быть очень веской, чрезвычайно просто веской, чтобы лично она поверила в то, что такое перемещение возможно в принципе.
Чтобы под это самое перемещение подвести логичную основу и найти ему оправдание, тому человеку нужно было по меньшей мере.., кого-то бояться, к примеру. Не бегают же люди подобным образом от самих себя! И в людях Баловневу нечего было делать, коли он выходец из обеспеченных. О таком только Марк Твен и писал.
Принц и нищий…
Что хотел этим сказать Кораблев? Что-то же хотел, не просто так настучал этот набор букв на клавиатуре. Не просто…
Она нашла своих гостей тихо-мирно беседующими за ее кухонным столом. На столе перед ними красовалась эмалированная миска с салатом. Тарелка с пережаренными сардельками, которые кто-то из них потрудился построгать на пятаки. И еще одна тарелка с ломтями белого хлеба, намазанными плавленым сыром.
— Кофе будешь? — как ни в чем не бывало спросил Серега и, не дожидаясь ее ответа, метнулся к плите.
Рита тряхнула влажными после душа волосами, расправила пряди над воротником старенького байкового халатика и молча села к столу.
Никаких пальмовых ветвей! Решила она строго.
Сдержанность и неприступность.
— С легким паром, — осклабился Милевин, с неприкрытой жадностью рассматривая ее босые ступни. — Тапочки подать?
— Обойдусь, — отрезала Рита и потянулась к миске с салатом. — Давайте перекусим.
Пирогов вернулся от плиты с тремя вилками и тарелками под второе. Разложил на правах хозяина каждому всего понемногу. Сел поближе к Маргарите, и они начали есть.
Ели быстро, молча, без конца поглядывая друг на друга. Когда пришло время кофе, она не выдержала:
— Итак, Валентин Михайлович, что у вас? Только не нужно делать таких огромных глаз, мы знаем, что в доме, где прежде проживал Кораблев Эдуард, вы нас опередили на полкорпуса!
Милевин сделал пару глотков, хмыкнул чему-то своему и проговорил:
— Вы, признаться, очень заинтриговали меня, Маргарита Николаевна… Слушай, а по-моему, мы с тобой на «ты» переходили. Или я что-то путаю?
Ладно, не переходили, так перейдем… Так вот, я решил все это дело проверить и поехал по месту прежней прописки Кораблева. Ну, и опередил вас ненамного. С Татьяной, его подружкой, мне увидеться не удалось. Ну, да, да, рассказал мне Сергей, с кем и о чем вы там разговаривали… Зато я был на прежнем месте работы нашего уважаемого Кораблева Эдуарда, то есть в его адвокатской конторе. И говорил с сотрудниками, то есть с его бывшими коллегами.
Никто почти ничего мне не сообщил нового. Блестящий адвокат, въедливый, но беспринципный. Брался за все, не щадя живота своего и репутации. А потом уехал. Просто взял расчет и уехал. Но неделю назад прислал одному из своих бывших коллег послание.
— Что за послание? — не выдержав, перебила Рита, слишком уж заунывно и витиевато излагал Милевин. То и дело теребил воротник рубашки, чем-то шуршал в кармане, снова цеплялся за воротник, и так до бесконечности.
— Послание? Да так… Обычный конверт с вложенной туда газетной вырезкой. Вернее, туда были вложены две газетные вырезки. Одна трехлетней давности, вторая трехнедельной.
— Что за вырезки, да не тяни ты, Валентин! — взорвалась Рита, прихлебывая кофе, щедро сдобренный молоком, и таская с тарелки ломти белого хлеба с плавленым сыром.
Милевин не разомкнул рта до тех пор, пока не опустошил свою кружку и не дожевал последний пятачок жареной сардельки. Промокнул рот бумажной салфеткой, и где только Серега их отыскать ухитрился, и со значением так заявляет:
— На вырезках один и тот же человек — Баловнев Роман Иванович. Об этом, во всяком случае, свидетельствует сноска под портретом. Три года назад и, соответственно, три недели назад.
— И???
— Ничего! Один и тот же человек, по-моему.
Как две капли воды похожий на Кораблева Эдика.
Того, с которым я беседовал в день убийства. — Валентин явно тянул время, нагнетая напряженность, знал бы он, как тяжело все это давалось Маргарите. — Один и тот же, если бы не его часы.
— Что — часы? — не сразу понял Серега, он уже все съел и принялся таскать тарелки в раковину.
— У того, что на снимке три года назад, они на левом запястье. А у того, что на снимке три недели назад…
— На правом, — ахнула Рита, тут же вскочила с места и, подлетев к Милевину, толкнула его в плечо. — А что я говорила!!! Я же говорила, что это два разных человека! А мне никто не верил! Теперь-то ты мне веришь?!
— Теперь верю. — Милевин даже виновато улыбнулся ей. — Теперь верю и даже начал кое-что понимать.
— Что?
— Ну, то, например, почему погибла гражданка Соколова.
— И почему же?
— Она узнала Баловнева, это ведь был он. Узнала. Возможно, даже приехала в этот город следом за ним. Но ему отчего-то не хотелось, чтобы она его узнавала.
— Ты так думаешь? — Рита подошла к окну, облокотилась о подоконник и начала вспоминать. — Знаешь, она в тот вечер все приставала к нему. Хохотала до визга и призывала меня сыграть с ней в игру…
— Какую игру? — Милевин тут же достал блокнот и взял на изготовку шариковую авторучку.
— Я, говорит, сейчас напьюсь и стану искать десять отличий. Несколько раз повторила. Эдик, или как там его, очень сильно нервничал. Потом мы ее проводили, а потом…
— А потом он ее убил, — закончил за нее задумчивый Милевин, неутомимо занося что-то в крохотные странички своего блокнота. — Ты уснула.
И у него появилась прекрасная возможность претворить в жизнь задуманное.
— Я могла проснуться в любой момент, — возразила Рита, вспоминая тот вечер и ночь, следующую за ним, а следом и наступившее утро, которое преподнесло ужасающие новости.
— Значит, не могла. Может, что-то было в том вине, которое он принес с собой. Но уверенность в том, что ты не проснешься, у него была несомненная. Не стал бы он рисковать, не тот он человек — Баловнев Роман-Иванович. Я читал эти газетные вырезки. Читал и восторгался его завидным положением и его умением клонировать состояние. С умопомрачительной скоростью причем!.. Это умение подразумевает глубокий ум, а глубокий ум подразумевает… В вине, несомненно, что-то было. Значит, говоришь, Соколова его провоцировала спьяну? Вот вам и мотив убийства. А что же раньше не рассказала про игру в десять отличий? — Милевин покосился на нее неодобрительно, а потом снова перевел взгляд на ее голые ноги, едва прикрытые стареньким халатиком. — Не холодно босиком-то?
— Нет, не холодно. — оборвала его Рита, запахиваясь глубже и тут же с опаской косясь в сторону притихшего Сереги. — А кому было рассказывать?!
Кто бы меня стал слушать? Да я в то время еще и не подозревала о существовании двойника. А теперь. Теперь что-то нужно было делать. Это понимали все. Милевин, Рита и даже Серега. Он как-то странно съежился на своей табуретке, притих и перестал с дикой яростью протестовать против поездки Риты за Урал, Перемыв всю посуду и рассовав ее по полкам, он сразу отчего-то сник и молча наблюдал теперь за тем, как Милевин в который раз инструктирует Маргариту.
— Никакой самодеятельности, поняла?! Связываешься с настоящим Кораблевым, излагаешь ему все, что произошло тут в его отсутствие. Ну и.., ждешь меня!
— А ты приедешь? — просияла Рита, представить себе, как и что она будет делать в одиночку в чужом городе, было сложно и еще немного страшно.
— Как только вымолю себе командировку у начальства, примчусь тут же, — твердо пообещал Милевин.
Он поднялся из-за стола. Без лишних церемоний поправил рубаху, втиснув ее под ремень, и направился в прихожую. Там он долго и смешно обувался, по-стариковски кряхтя и отдуваясь. Потом снова стал поправлять выскользнувшую из штанов рубаху, приговаривая:
— Мне это дело с самого начала не нравилось, а теперь так вообще… Мое присутствие там просто необходимо. Нужно будет связываться с местными операми и работать сообща. Как ты там одна, ума не приложу? Ты-то с ней едешь или нет?
Вопрос адресовался Пирогову, мрачнеющему от минуты к минуте все сильнее. И вопрос тот оставил без ответа, упрямо сверля переносицу Милевина тяжелым недобрым взглядом. Риту он также упорно обходил вниманием. Сердился, видимо…
— Если вдруг мне что-то станет известно, — проговорил напоследок Милевин, когда уже стоял одной ногой за дверью, — я непременно позвоню.
— А что может стать известно? — отозвалась Рита, она теперь так зауважала Милевина, оказавшегося с ней по одну сторону баррикад, что слушала его почти с благоговейным трепетом.
— Да я запрос послал факсимильный в их город.
Может, снизойдут коллеги, ответят. Если что, я позвоню. Но скоро не жди. Пока они там раскачаются…
Милевин позвонил почти в полночь. Рита успела вдрызг разругаться с Пироговым, поплакать, потом снова вдрызг разругаться, но теперь уже с Анькой. На этот раз плакать не стала, уткнувшись лицом в подушку и из вредности намереваясь уснуть уже без слез. И тут этот звонок.
— Спишь, Маргарита Николаевна? — ехидно поинтересовался Милевин, а может, просто так спросил, а ехидство она услышала уже по привычке.
— Нет, — ответила Рита и вздохнула.
Если начнет сейчас изводить ее вопросами о Пирогове или что-то в этом роде, ни за что не станет с ним разговаривать. Положит трубку и будет спать.
— Это хорошо, что не спишь, — пробормотал Милевин задумчиво. — Потому как собираться тебе нужно, Маргарита Николаевна. И прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик.
— Собираться?! Куда?!
Еще днем они договорились, что вылет свой она отлежит до конца недели, а это ни много ни мало целых три свободных дня. К чему сейчас такая спешка?
И чего уж там греха таить, Рита втайне надеялась, что за эти три дня Валентину удастся уломать свое начальство и вылетит он вместе с ней. А тут вдруг собираться.
— Куда, куда! — воскликнул он ворчливо. — Вылетаем утром.
— Вместе?!
— Вместе!
— Значит, тебя отпустили? Отпустили в командировку? — Она так обрадовалась, что тут же забыла, как обещала завтрашним днем наведаться к сестре и рассказать ей все во всех подробностях.
Ну, не съездит теперь, а что делать!
— Слушай, Михалыч, а с чего это тебя вдруг отпустили? — Рита перевернулась на спину и вопросительно уставилась в свой давно не беленный потолок. — Случилось чего?
— А ты угадай, — ответил противный Милевин. — Раз уж взвалила на себя полномочия, давай и мыслить соответственно. Ну? Жду!
— Так, щас…
Она устроилась удобнее на диване. Закинула ногу на ногу и задумчиво поглазела на подживающую мозоль, перевела взгляд снова на потолок, потом опять порадовалась тому, что пальцы больше не болят от противных шлепанцев. И снова взгляд в потолок.
Пусто!
Сегодня явно мыслить дедуктивно никак не получалось. Был ли виной тому напряженный день, связанный с поездкой в соседний город, или настырный Пирогов вконец ее измучил своими собственническими замашками, но придумать она ничего так и не смогла.
— Не знаю, — промямлила она, когда Милевин, замучившись ждать, пару раз кашлянул в трубку, тем самым давая ей понять, что он еще там — на проводе.
— Вот за что я тебя полюбил, Маргарита Николаевна, так это за честность, — захихикал он своим противным свистящим каким-то смехом. — Не стала умничать, разглагольствовать, а ответила честно. Не могу додуматься, уважаемый Валентин Михайлович, с чего это ты вдруг решил лететь со мной, не доверив мне такого важного поручения.
— Я так не говорила — надулась Рита. — Ты, может, решил отпуск взять и слетать со мной, или еще какая причина… Стой! Я… Я, кажется, въехала! Ответ!.. Тебе пришел ответ от оперативников! Так ведь?!
— Соображаешь, — удовлетворенно крякнул Милевин и добавил:
— За это я тоже тебя полюбил, если не с первого, то со второго взгляда точно. Пришел, Маргарита Николаевна. Еще какой ответ пришел!
Сейчас начнет томить и мямлить, тут же мелькнуло у нее раздосадованное. И придется вытягивать из него по слову. А сил совсем уже не осталось ни на что. Ни на словесные пикировки, ни на игру «угадай с трех раз». Устала!
Но Милевин не намерен был предаваться игрищам и пояснил все буквально в трех словах:
— Погибла его жена.
— Чья жена погибла? — Риту молниеносно подбросило с дивана, телефонный аппарат еле удержался на своем месте, с такой силой она рванула провод.
— Ну, как чья, Ри-ита! Я тебя умоляю! — вдруг взмолился Милевин совершенно не своим, а вполне человеческим голосом. — Баловнева, конечно. Анастасия Баловнева погибла в результате взрыва…
— Взрыва! — трагическим шепотом повторила Рита и закусила кулачок. — Как же так, Михалыч?!
Это… Это был несчастный случай? В том смысле, что взрыв бытового газа или…
— Или, Маргарита Николаевна! Еще как или!
Ее взорвали в машине такси. Правильнее сказать, взорвалась машина такси в тот момент, когда в ней находилась Анастасия Баловнева. Взрывное устройство было приведено в действие дистанционным управлением, из чего следует… — Тут Милевин протяжно вздохнул или зевнул, может быть, время-то было позднее, и закончил не совсем оптимистично:
— А черт его знает, что из этого следует!
Может, Кораблев ее кокнул из-за того, что она почувствовала подмену. Может, она в курсе всего была и начала выдвигать свои условия. А может, это что-то еще, о чем мы даже догадаться не можем…
И вот тут Рита с чувством выдохнула:
— Это что-то еще, Валентин! Кораблев не мог убить ее только за то, что она догадалась. Он не такой… Я не знаю, как объяснить, но я это чувствую!
Здесь все не так просто. Это что-то, что-то такое…
— Какое? — с прежней долей сарказма квакнул Милевин и теперь уже отчетливо шумно зевнул.
— Это что-то опасное, Валентин Михайлович, — чуть строже, без прежней эмоциональности ответила Рита. — Я чувствую!
— Ну что ты чувствуешь, что?! Что ты можешь чувствовать, находясь за тысячи километров от того места, где все это происходило и нагнеталось?! — вдруг разозлился невыспавшийся Милевин. — Что ты можешь чувствовать?!
— Я все равно чувствую! — упрямо пробубнила Рита в трубку, еле сдерживаясь, чтобы не швырнуть ее на аппарат.
Если бы не их общее дело, послала бы непременно этого скептика к черту, непременно послала бы.