Поскольку трое его воинов погибли, Агамемнон послал им на смену остальной свой отборный отряд. Тяжело раненный, Гектор увидел, что к нему приближаются девять человек, поднял второй меч и напал сам. Но даже он не мог выстоять против стольких воинов сразу. Он полоснул одного по горлу, другой был убит ударом в живот. Гектор подхватил еще один меч, но воины его окружили, и с каждым мгновением он все больше слабел.
А потом, ко всеобщему изумлению, Ахилл вздрогнул и шевельнулся. Он с трудом поднялся на колени, потом на ноги. Лицо его было серым от боли и от действия яда. Толпа немедленно смолкли, стычки по ее краям утихли.
Ахилл покачнулся.
— Не… Гектор… — выдохнул он.
Потом медленно поднял меч — и вогнал его в горло одного из воинов Агамемнона. Оставшиеся ринулись в атаку, и Гектор с Ахиллом, не раздумывая, встали спина к спине, чтобы их встретить.
Тысячи наблюдателей благоговейно смотрели, как два залитых кровью воина, оба не надеющиеся выжить, сражаются против семи лучших бойцов Агамемнона.
У Гектора текла кровь из дюжины порезов, одна его рука была ранена так тяжело, что он больше не мог действовать ею. Невероятно было то, что Ахилл все еще стоит, не говоря уж о том, что сражается. Конец был неизбежен. Однако, казалось, ни один великий воин не разрешает себе упасть, пока еще есть враги, с которыми нужно сражаться.
Одиссей, задыхаясь и ругаясь, добрался, наконец, до жреца, который бешенными, горящими от удовольствия глазами наблюдал за битвой. Одиссей схватил его за горло и с рычанием поднял вверх. Перепуганный жрец тщетно пытался врываться из могучей хватки царя; лицо его наливалось кровью.
Одиссей покопался в мешочке, висящем на боку этого человека, и вытащил маленький золотой фиал. Потом выпустил жреца.
— Хватит! — взревел Одиссей, голос его прогремел, как гром, над шумом битвы.
Сражение внутри круга утихло, трое все еще живых воинов Агамемнона нерешительно шагнули назад. Одиссей открыл фиал, наполненный молочно-белой жидкостью, и понюхал содержимое.
— Вот ваше предательство! — закричал он, поднимая фиал вверх. — А вот ваш отравитель! — от подтолкнул жреца вперед.
Агамемнон подошел и выхватил фиал.
— Что это? — спросил он, его голос дрожал от непритворного гнева.
— Это называется атропа, — ответил Одиссей, возвышая голос, чтобы все могли его услышать. — Ею пользуются скифы Темного моря, чтобы смазывать наконечники стрел. Она вызывает головокружение, бред, паралич и смерть. Это зловещий яд. Оружие труса.
— Ты, собака!
Агамемнон схватил отравленный меч и вонзил в живот жреца. Сила удара сбросила того на горячие угли. Жрец начал вопить, его одежды вспыхнули, окружив его пламенем. Спустя несколько мгновений жрец перестал отчаянно метаться, его почерневшее тело замерло.
На арене Гектор упал на колени со стоном, который эхом отдался от стен Трои. Кровь струилась из дюжины его ран. Ахилл, все еще стоявший на ногах только благодаря могучей силе воли, поднял свой меч, с последним криком воткнул его в грудь одного из воинов Агамемнона, а после упал мертвым.
Два уцелевших бойца посмотрели на Агамемнона, не зная, что им теперь делать.
Последним усилием Гектор дрожащими пальцами поднял меч Ахилла и положил на грудь воина, потом сомкнул на рукояти мертвые руки. Подался назад и склонил голову.
Одиссей услышал предсмертный вздох.
Потом наступила тишина.
Гектор был мертв.
Одиссей опустился на одно колено; сердце его разрывалось. По ту сторону круга он увидел, как Тибио, щитоносец Ахилла, сделал то же самое, а за ним и все мирмидонцы. Потом один за другим все окружавшие поле боя, до последнего человека, опустились на колени в знак уважения к двум великим воинам.
Остался стоять лишь Агамемнон. Он сердито повернулся и пошел прочь.
Одиссей склонил голову, сердце его сжималось от мысли о том, какую роль он сыграл в смерти двух героев.
Потом в тишине он услышал шипящий звук. Во рву перед ним угли гасли, выбрасывая облачка пара. Одиссей поднял глаза к небу. Незаметно для всех, пока шла титаническая битва, наверху собрались грозовые тучи. Прямо на глазах Одиссея становилось все темней, потом раздался оглушительный удар грома, в небе над троянскими стенами мелькнула молния. Небеса разверзлись, и хлынул дождь.
Одиссей понятия не имел, сколько он простоял на коленях, в грязи, под дождем. В конце концов он начал сознавать, что рядом ходят люди, и устало открыл глаза. Мирмидонцы собрались вокруг Ахилла, готовясь его унести.
Одиссей поднялся и пошел к арене. Рыжебородый Тибио стоял возле тела Гектора.
— Ты вернешь Гектора в его город? — спросил Одиссей.
— Верну, царь, — ответил воин. — Если бы великий Ахилл был жив, он бы с честью вернул павшего героя. А потом я заберу мирмидонцев, и мы отплывем домой. Наш царь пойдет на погребальный костер, но не в этом проклятом месте.
Одиссей кивнул. Внезапно он понял, что люди вокруг него замолчали и что единственный звук, который он слышит, — это стук дождя по металлическим доспехам. Он поднял глаза и увидел Андромаху. Она шла к ним сквозь дождь, облаченная в длинный хитон цвета алого пламени, с высоко поднятой головой.
Андромаха подошла к Одиссею. Лицо ее было бледным, волосы облепили голову и плечи, но он подумал, что перед ним самая красивая женщина из всех, кого он когда-либо видел. «Геликаон прав, — подумал он. — Ты и вправду богиня».
Андромаха посмотрела на тело Гектора, а когда снова подняла глаза на Одиссея, они были полны слез.
— Ну, Рассказчик историй? Ты доволен делами этого дня?
— Двое моих друзей мертвы. Какого ответа ты от меня ждешь, девочка?
— Ответа, что теперь все кончится, что ты вернешься на свои корабли и отправишься домой.
— Я вернусь на свои корабли и отправлюсь домой.
Она недоверчиво выгнула брови.
— Неужели?
— Итакийцы покидают это место, — ответил он. — Я не верю, что жрец по собственной воле отравил клинок, убивший Ахилла.
Одиссей испытующе посмотрел на Тибио, и тот покачал головой.
— Я подозреваю в этом руку Агамемнона, — согласился Тибио. — То было злое дело.
— Это мирмидонец Тибио, — сказал Одиссей Андромахе. — Он позаботится о том, чтобы тело Гектора с почестями вернули в город. Потом соберет армию Ахилла и вернется домой, в Фесаллию. А я вернусь к Пенелопе и моему новому сыну, который родится на праздник Деметры.
Он увидел надежду в серых глазах Андромахи и быстро ее погасил.
— Мы когда-то заключили соглашение, ты и я, говорить друг другу только правду.
Она кивнула, вспомнив бухту Голубых Сов, где они впервые встретились.
— Агамемнон не вернется домой со своими армиями и флотами. Троя падет, Андромаха. Дождь тебя не спасет. По правде сказать, дождь означает всего лишь, что все в городе будут убиты раньше, чем умрут от жажды.
У нее перехватило дыхание от этих грубых слов.
— Трою нельзя спасти.
Одиссей посмотрел на слушающих его воинов и снова взглянул в глаза Андромахи.
— Но если ты хочешь спасти своего сына, — сказал он, — посмотри на север.
Он отвернулся и оставил ее стоять, убитую горем, под дождем.
Агамемнон был взбешен. Он шагал по дороге ко дворцу, окруженный микенскими воинами и последними двумя бойцами отборного отряда. «Неужели никто не может выполнить простейший план?» — думал он. Жрецу полагалось незаметно смазать клинок ядом, пока все наблюдали за битвой, потом бросить фиал в горящие угли. Вместо этого он из жадности оставил фиал себе, и жадность его погубила. А что касается докучливого Одиссея, с ним давно уже следовало бы разобраться. Теперь его полезность не окупала его въедливости.
Агамемнон стремительно вошел в мегарон, где уже собрались цари, весело осушая кубки с вином. Когда они увидели Агамемнона, веселье их угасло. Он знал, что цари считают его труднопредсказуемым человеком, и это радовало его.
Агамемнон осмотрелся, вздохнул и покачал головой.
— Наш великий Ахилл мертв, — печально сказал он. — Величайший из наших воинов пал жертвой предательства.
Кайгонес из Ликии посмотрел на него, прищурясь.
— Да, такая трагедия для всех нас, — сухо заметил он.
— Я слышал, мирмидонцы говорят, что теперь они уплывут отсюда и заберут тело Ахилла домой, — заплетающимся языком проговорил Менелай.
Он большую часть дня поглощал неразбавленное вино.
— Нам не нужны мирмидонцы. Тем больше добычи достанется остальным, — с удовольствием сказал Идоменей.
Двери открылись, и вошел Одиссей в сопровождении старого Нестора. Царь Итаки с красным от гнева лицом подступил к Агамемнону.
— Убеди меня, царь, что ты не приказывал проклятому жрецу отравить меч Гектора! — взревел он.
— Убеди меня, царь, что ты не приказывал проклятому жрецу отравить меч Гектора! — взревел он.
Агамемнон спокойно ответил:
— Это безумие, Одиссей. Зачем я стал бы отравлять нашего лучшего воина?
— Затем, клянусь великим Зевсом, что для тебя никогда не было достаточно одной смерти. Ты хотел, чтобы они погибли оба! А если бы клинок Ахилла был отравлен, а Ахилл выжил бы и узнал об этом, он сам бы тебя убил, как собираюсь убить я за твои сегодняшние грязные делишки!
Агамемнон отскочил и вытащил меч, а его бойцы встали рядом с ним с мечами наготове. Царь битв был полностью готов к бою. Он давно уже надеялся увидеть, как надоедливый Одиссей лежит на полу, истекая кровью.
Вокруг них остальные цари положили руки на рукояти мечей, но Агамемнон потрясенно понял, что по крайней мере двое из них, старый Нестор и Менестеос из Афин, сердито смотрят на него.
С глубоким вздохом он примиряюще сказал:
— Твое горе ввело тебя в заблуждение, Одиссей. Сегодняшний день — трагедия для всех нас. Наш величайший воин Ахилл идет по Темной дороге. Такого, как он, мы никогда уже больше не увидим.
Ему снова вспомнились слова умирающего жреца в Пещере Крыльев, и он добавил:
— Век Героев проходит.
— Клянусь всеми ублюдочными богами, меня от всего этого тошнит, — сказал ему Одиссей. — Я забираю своих воинов и нынче же вечером возвращаюсь в бухту. На рассвете мы отплываем на Итаку.
Агамемнон почувствовал прилив облегчения и радости. «Толстый дурак наконец-то уходит, — подумал он. — Боги, должно быть, и вправду любят Микены».
Вслух же он холодно сказал:
— Итак, твоя клятва верности мне ничего не стоит, итакиец.
— Это не клятва моя ничего не стоит, а тот, кому она была дана, — пренебрежительно ответил Одиссей.
Нестор шагнул вперед прежде, чем Агамемнон успел ответить.
— Мое войско тоже покидает Трою. Я старый человек и не желаю больше видеть убийств и смертей, — сказал он. — Я отправлюсь в Пилос на рассвете.
Агамемнон повернулся к нему.
— Твое предательство не будет забыто, старик, — выплюнул он. — Ты оставался царем только с моего попустительства.
Когда войска Микен с триумфом вернутся домой, приготовься защищать свои льняные поля и песчаные берега.
Нестор покраснел и сердито ответил:
— Не пытайся угрожать мне, Агамемнон! Мои сыновья мертвы по вине ужасного Геликаона, но у меня много сильных внуков. Если твои войска придвинутся к моим границам, мои внуки будут ждать тебя там с острыми мечами. Если ты вообще вернешься в Львиный зал, — добавил он. — «На дереве мириад листьев, и есть мириад способов умереть», — процитировал он.
— Ты набожный старый дурак, — огрызнулся Идоменей. — Даже боги устали от твоих напыщенных советов и твоих скучных историй о том, каким воином ты был в молодости. Без тебя нам будет лучше!
В воздухе пахло насилием. Одиссей посмотрел на своего старого друга Мерионеса. Тот был единственным человеком в мегароне, не вытащившим меча. Царь Итаки догадывался, что друг разделяет его чувства, но верность Мерионеса Идоменею стала легендарной.
Потом Агамемнон вложил клинок в ножны и сел в резное кресло. Он отхлебнул воды и искусно сменил тему разговора.
— Троянцы нынче ночью будут праздновать, — заметил он, как будто и не было сердитой перепалки. — Теперь у них хватит воды, чтобы продержаться до осени. Мы не можем ждать, пока они умрут от жажды. Поэтому пришла пора привести в действие план Одиссея и взять город.
Он показал на Уродливого Царя.
— Оставайся с нами, итакиец, и к завтрашней ночи наши воины будут уже за стенами Трои. Наверняка ты останешься до этого мгновения. Не уходи сейчас, накануне триумфа.
Его слова были едкими, но напряжение в зале уменьшилось, люди вложили мечи в ножны и снова подняли кубки с вином.
— Мы отплываем на рассвете, — устало сказал Одиссей.
— Скатертью дорога. Тем больше добычи достанется остальным, — повторил Идоменей.
Одиссей повернулся к нему.
— Это напомнило мне кое о чем, Острозубый. Ты все еще должен мне нагрудный доспех, выигранный в кулачном бою воином Баноклом. Я заберу доспех у тебя, прежде чем уйду.
Идоменей нахмурился.
Улыбаясь, Одиссей покинул собрание царей.
Книга третья Конец дней
Глава 28 Троянская конница
Конь плыл. Скорпиос знал, что животные умеют плавать. Вообще-то он видел, как многие из них плыли по Геллеспонту, борясь за свою жизнь, после битвы при Карпее. Но он никогда еще не сидел верхом на плывущем коне..
Кругом было очень мирно. Море было синим, хотя вверху небо было черным, как смоль, и луна висела над горизонтом, словно дыра в небесах. Такой большой луны Скорпиос еще никогда не видел, и его верховая плыла по дорожке лунного серебра.
С любопытством оглядевшись по сторонам, он заметил вокруг рыб — очень больших, мелькающих у самых его ног. Скорпиос тревожно гадал: есть ли у этих рыб зубы. Он получил ответ, когда одна из них подплыла и ущипнула его за колено. Это было не больно, но щекотно. Он пнул, и рыба метнулась прочь.
Скорпиос заметил, что рядом с ним плывет лошадь Местариоса. Красивое лицо Местариоса было мертвенно-бледным, у него не хватало руки.
— Море красное, — сказал воин.
Скорпиос с удивлением увидел, что оно и впрямь красное.
— Возвращайся, Скорпиос. Возвращайся, пока еще можешь, — сказал Местариос, дружески ему улыбаясь.
Теперь Скорпиос понял, что нога его болит после укуса рыбы. И еще почувствовал боль в боку. Он слишком долго ехал верхом. Он очень устал.
Повернув свою верховую, он двинулся прочь от луны, как приказал Местариос, но в той стороне было темно, и он почувствовал себя очень одиноким.
Проснувшись, Скорпиос не хотел шевелиться. Он лежал на земле, прижавшись спиной к чему-то теплому. Открыв глаза, он увидел, что вокруг спят его товарищи, понял, что день уже в разгаре, и со стоном сел.
Потом он вспомнил. Они явились ночью — армия микенских воинов, сотни бойцов. Застигнутые врасплох, троянские конники быстро организовали защиту, и битва была жестокой. Но врагов было слишком много, а троянцы не были к ней готовы. Скорпиоса полоснули по колену пикой, но он ухитрился убить нападавшего, воткнув меч во внутреннюю часть бедра этого человека. Он думал, что убил четверых или пятерых вражеских воинов, прежде чем повернулся и увидел рукоять меча, направленную ему в голову.
Голова его все еще болела из-за визга лошадей. Болели бок и колени, а один глаз запекся кровью. Скорпиос со стоном перевернулся, встал на колени, и его вырвало.
Он огляделся по сторонам. На лесной поляне все было тихим и неподвижным. Повсюду валялись убитые люди и кони. Сам Скорпиос лежал, привалившись спиной к гнедому жеребцу, который, казалось, мирно спал. Скорпиос не увидел на нем ран. Похоже, это был конь Местариоса — Полководец. Потом Скорпиос вспомнил свой сон и увидел неподалеку тело Местариоса, с торчащим из живота сломанным мечом; открытые глаза убитого были запорошены пылью.
Скорпиос встал, держась за бок. Оттянул окровавленную тунику, чтобы взглянуть на рану. Меч прошел через мышцы, и Скорпиос увидел точную форму клинка на своей бледной коже. Рана кровоточила, но не сильно. Скорпиос не мог припомнить, когда его ранили в бок. Потом он проверил ногу. Рана была скверной и сильно кровоточила. Но большая часть покрывавшей его крови, похоже, текла из головы. Над правым ухом Скорпиос нащупал запекшийся струп и попытался вспомнить, что его друг Олганос когда-то рассказывал ему о перевязывании ран. Некоторые следовало перевязывать крепко, некоторые оставлять без повязок, чтобы они очищались. Но он не смог вспомнить, к каким именно ранам относится какой способ.
В горле его пересохло, и он начал искать флягу с водой. И только тут Скорпиос осознал, что со всех троянцев, в том числе с него самого, сорваны доспехи. «Они решили, что я мертв», — сказал он себе.
Он нахмурился и, оглядевшись по сторонам, начал считать тела товарищей. Тут были не все. «Некоторые ушли», — подумал Скорпиос, и на сердце его полегчало.
Бродя, спотыкаясь среди трупов друзей и врагов, он наконец нашел свои пожитки, в том числе наполовину полную флягу с водой. Скорпиос запрокинул голову и жадно выпил. Вкус воды был божественным, как нектар, и он почувствовал, как силы возвращаются к нему. Боль в голове слегка утихла.
Он нашел повязки и перетянул раненую ногу, сперва плеснув на рану немного воды. Потом снова посмотрел на свой бок и решил, что перевязать его будет невозможно. Он порылся в чужих мешках и набрал немного еды и полную флягу воды. Его лучшей находкой был несломанный меч, скрытый под телом микенского воина. Скорпиос вложил клинок в ножны, все еще висящие у него на поясе, и немедленно почувствовал себя сильнее. Потом он подобрал бронзовый нож. Нож был тупым, но Скорпиос все равно его взял. После чего, бросив последний взгляд на мертвых товарищей, отправился на север, припадая на раненую ногу.