из-под какого флага по мне стреляют. Тот, кто пытается меня убить, по
определению является моим врагом, какими бы мотивами он ни
руководствовался.
— Но если он делает это по ошибке?
— Если в результате я умру, мне будет от этого не легче. Нет,
конечно, бывают ситуации, когда ошибка разъясняется ко взаимному
удовлетворению. Но в данном случае никакие объективные причины не
требовали погони и стрельбы. Не стали незнакомцы заезжать в село — ну и
скатертью дорога! Но нет, этой публике очень хотелось развлечь себя
охотой на себе подобных. Ну вот и доохотились. Жалко, что только один, а
не оба.
На это Эвьет уже не стала возражать. Мы продолжали путь, постепенно
удаляясь от Аронны, и через некоторое время болотная трава по краям
дороги уступила место невысоким деревцам, и мы снова оказались в лесу,
на сей раз, впрочем, довольно редком. Низкое солнце, казалось,
просвечивало его насквозь. Затем лесная дорога раздвоилась, и я выбрал
левую, которая вела как раз на северо-восток.
Самый прямой путь, однако, не всегда оказывается самым правильным.
На закате выбранный курс привел нас на берег реки — того самого притока,
мимо устья которого мы проплыли днем — однако никакой переправы здесь не
оказалось. Вероятно, прежде здесь был мост, но он был разрушен кем-то
или чем-то — не сохранилось даже деревянных свай. До противоположного
берега, впрочем, было не более полусотни ярдов.
— Вот что, — решительно заявила Эвьет, — я должна научиться
плавать.
— Прямо здесь и сейчас?
— Ну а когда же еще? Или ты предлагаешь сидеть и ждать, пока река
пересохнет?
Я окинул взглядом лес и пустынный берег с полоской песка между
травой и водой. Было очень тихо и спокойно, как всегда бывает вечером
погожего дня; лишь изредка перешептывались камыши в заводях. Не похоже
было, что в ближайшее время здесь объявятся посторонние. Прямо перед
нами, там, где дорога упиралась в берег, располагалась удобная отмель,
где можно войти в воду, не опасаясь сразу оказаться на глубине.
Спешившись, я зашел в реку по голенища сапог и убедился, что на дне
отмели — плотный речной песок, а не вязкий ил. То, что надо.
— Хорошо, — подвел я итог своей инспекции.
Существовала, однако, проблема деликатного свойства. Учиться
плавать в одежде крайне неудобно (не говоря уже о том, что потом ее
придется сушить), а отправлять человека, который только собирается
научиться плавать, в воду одного без присмотра — так и попросту опасно,
даже на мелководье. Как совместить требования здравого смысла с нормами
приличий? Меня-то, положим, чужая нагота никак не может смутить — за
время своих занятий медициной я навидался человеческих тел во всяких
видах, включая выпотрошенный. А грязные мысли меня не посещали даже в
юности. Мой учитель говорил, что похоть заложена в человеке лишь как
возможность, но не как предписание, и при правильном воспитании она так
и не возникнет; мой личный опыт вполне подтверждает эту теорию. Но как
объяснить Эвьет, что мой взгляд не оскорбителен для ее целомудрия?
Но, пока я терзался этой несвойственной мне проблемой, Эвелина уже,
не глядя на меня, сама скинула сапоги, пояс, распустила шнуровку на
груди и принялась разоблачаться без малейшего стеснения. Уже собираясь
стащить брюки, она все же вспомнила о правилах и обернулась в мою
сторону:
— Это ничего, что я раздеваюсь при тебе, Дольф? Я тебя не смущаю?
— Нет, — улыбнулся я. — Для меня человеческое тело ничем
принципиально не отличается от тела любого другого существа. Сказать по
правде, я опасался, что это ты смутишься.
— Ну, ты же сам говоришь, что родство по духу важнее кровного. А
мой отец видел, как я купаюсь, и Эрик тоже. Да и чего тут стыдиться?
Разве в том, чтобы мыться или купаться, есть что-то грязное или
бесчестное?
— Нет, разумеется. Вся грязь и бесчестье — только в глазах
смотрящего.
— Но ты-то не такой.
— Я ценю твое доверие, — серьезно ответил я.
— Это простой логический вывод, — пожала плечами Эвьет, не иначе
как вспомнив наш урок под дождем. — Если бы ты хотел причинить мне зло,
у тебя уже были для этого возможности.
Она бросила брюки на песок и решительно вошла в воду.
— Теплая, — удовлетворенно констатировала она, зайдя по пояс. — Не
то что в моем озере.
— Окунись несколько раз, чтобы привыкнуть, — посоветовал я, подходя
к кромке воды. — Глубже пока не заходи. Перво-наперво помни -
человеческое тело легче воды. Поэтому утонуть человек может лишь, если
нахлебается по собственной глупости. Ну или если потеряет сознание или
силы, но тебе это не грозит. Для начала просто набери побольше воздуха,
задержи дыхание и научись проплывать так хоть пару ярдов, держа голову
над водой. Как почувствуешь, что река устойчиво тебя держит — научишься
и дышать во время плавания. Бывает еще такая опасность, как судорога в
ноге, но с ней бороться очень просто — нужно тянуть носок на себя, а
пятку — от себя. Ну что, готова попробовать? Присядь, чтоб вода была по
горло, потом медленно отталкиваешься ногами вперед, как бы ложась на
воду, и делаешь руками вот такие гребки, а ногами работаешь вот так…
Если вода попадет в рот или в нос, сразу просто становись на дно, помни,
что здесь мелко.
Эвьет следовала моим инструкциям и, кажется, уже начала
отталкиваться от дна, чтобы поплыть, но вдруг снова поднялась из воды.
— Что случилось? — спросил я, делая шаг в реку.
— Ничего, — сердито ответила она.
— А все-таки?
— Ну… — она старалась не смотреть на меня, — когда вода перед
самым лицом, потерять опору под ногами… знаю, что надо, а…
— Помни, здесь ты можешь в любой момент снова достать до дна.
— Да умом-то я понимаю! — воскликнула Эвьет несчастным голосом. -
Но… Ладно, сейчас я соберусь. Скажи, Дольф, ты будешь сильно презирать
меня, если у меня не получится?
— Ну, из-за…
— Нет, ты скажи, что будешь! — гневно перебила баронесса. — Скажи,
что и смотреть на такое ничтожество не захочешь! А впрочем… ты прав
насчет самого строгого судьи. Главное, что я сама себя буду презирать!
И она, сжав губы в линию, снова присела в воде — а затем резко
оттолкнулась и забила по воде руками и ногами.
— Плывешь! — крикнул я. — Молодец! Не останавливайся!
Она проплыла около трех ярдов, прежде чем снова встала на дно,
шумно выдохнула и откинула с лица мокрые волосы, демонстрируя широкую
улыбку.
— Власть над желаниями, да, Дольф?
— Точно! А теперь я объясню тебе, как правильно дышать…
Через полчаса Эвьет уже так освоилась в воде, что выражала
готовность плыть через реку. Но я сказал, что соваться на глубину ей
пока все-таки рано.
— Ну ладно, тогда я вдоль берега вон до тех камышей!
— Хорошо, — кивнул я — И хватит на сегодня — видишь, уже
смеркается.
Она поплыла вниз по течению в сторону ближайшей заводи. Я провожал
ее взглядом, пока она не скрылась за камышами. Похоже, ей так
понравилось, что она не собиралась останавливаться.
— Эй, Эвьет! — обеспокоенно крикнул я. — Возвращайся!
Почти тут же до меня донесся громкий всплеск и вроде бы даже
приглушенный вскрик. Затем стало тихо.
— Эвьет! — я побежал по берегу в ту сторону. — С тобой все в
порядке?
— Да… — донеслось в ответ, но каким-то странным тоном, так что я
не стал снижать темп. Через несколько мгновений я чуть не столкнулся с
ней, когда девочка выскочила мне навстречу из камышей, решив, очевидно,
возвращаться назад посуху.
В руке она держала черную арбалетную стрелу.
— Это еще что? — я сунул руку под куртку и бросил быстрый взгляд по
сторонам.
— Это еще одна причина, по которой человек может утонуть, -
ответила Эвьет. — Такая вот штука в спине.
— В тебя стреляли?!
— Не в меня. В него. Он там, в заводи.
Я дернулся было в направлении травяных зарослей, но Эвьет
продолжала:
— Видимо, тело запуталось в камышах. Я плыла и почти уткнулась в
него. Брр, ну и мерзость!
— Так он мертв, — наконец понял я.
— Уже давно, — кивнула Эвелина. — Раздулся весь. И лицо рыбы
объели… или раки, не знаю… Но стрелу я все-таки выдернула. В
хозяйстве пригодится. Свои стрелы я всегда подбирала, а теперь мы
лишились нескольких и в собачьей деревне, и на пароме…
У меня не было никакого желания осматривать утопленника. Несмотря
на мой медицинский опыт, в чем-в чем, а в отношении к полуразложившимся
трупам у меня нет разногласий с большинством людей. Я лишь спросил:
— Это солдат?
— Вряд ли, — качнула головой Эвьет. — Доспехов нет. Да в них бы он
и не всплыл.
В самом деле, мне следовало самому сообразить. Впрочем, я ведь не
видел, на какой глубине находится мертвец… Стало быть, убегавшего и,
скорее всего, безоружного застрелили в спину. И покажите мне хоть
кого-нибудь в этой стране, кого это удивит.
— А-ахх! — Эвелину передернуло, и она зябко обхватила себя за
мокрые плечи. — Х-холодно здесь! — и она побежала к своей одежде. Я
обогнал ее, вытащил из сумки волчью шкуру и набросил на девочку, чтобы
та быстрее согрелась. Пока Эвьет пританцовывала, кутаясь в шкуру, я
завладел ее трофеем и уселся на песок. Солнце уже зашло, но света пока
еще было достаточно, чтобы разобрать, что именно я держу в руках.
— Черная стрела, — констатировал я. — Мне уже доводилось видеть
такие. И результаты их применения.
— Ее цвет имеет значение? — Эвьет примостилась рядом.
— Еще какое! То есть не сам по себе, конечно — им просто маркируют
такие стрелы… Видишь этот наконечник? Он сделан как бы елочкой, с
боковыми зубцами с обратной насечкой. Это страшная штука. Когда такая
стрела вонзается в тело, ее практически невозможно вытащить — чем
сильнее тащишь, тем сильнее зубцы расходятся в стороны, впиваясь в
окружающие ткани. Из живота, к примеру, такую стрелу можно выдернуть
только вместе с кишками — притом, что даже простая рана в живот крайне
мучительна и обычно смертельна… Тебе удалось ее достать только потому,
что ты тянула ее уже из гнилой плоти, поэтому зубцы разошлись не до
конца.
— И то я удивилась, почему приходится тащить с такой силой, -
кивнула Эвелина. — Мой отец сказал бы, что это подлое оружие. Он даже к
арбалетам, если не для охоты, относился с сомнением — ну это он,
впрочем, зря…
— Даже церковь издала специальную энциклику, запрещающую такие
стрелы, — подтвердил я. — Но, разумеется, запрет соблюдался недолго.
Первым его нарушил Грифон, а там и Лев в долгу не остался… Лучше
выброси ее.
— Я не буду применять ее против простых солдат или животных, -
ответила Эвьет, — но могут найтись и те, кто заслуживает такой стрелы.
— Не в этом дело. Просто эти стрелы одноразовые. Пусть даже тут
зубцы раскрылись не до конца — все равно форма наконечника нарушена,
причем несимметрично. Такой стрелой едва ли получится попасть в цель.
— Ты прав, — она взяла у меня стрелу, сломала об колено и
зашвырнула обломки в траву.
Хотя я и понимал, что труп не причинит нам вреда — находясь ниже по
течению, он не отравлял нам воду — располагаться на ночлег рядом с ним
все равно не хотелось. Я решительно поднялся, отряхивая песок.
— Одевайся, — велел я Эвелине. — Поедем обследуем другую дорогу.
Может, она все-таки приведет нас к жилью. Или хотя бы к переправе не
вплавь. Да, кстати! Чуть не забыл тебя поздравить с тем, что ты
научилась плавать и преодолела свой страх.
— Не с чем тут поздравлять, — ответила Эвьет, сворачивая шкуру. -
Не испытывать неразумных страхов — это всего лишь нормально. Это не
повод для гордости, это просто исчезновение повода для стыда.
Она сказала это серьезно, без всякого кокетства и скромничанья, и я
подумал, что эта двенадцатилетняя девочка заслуживает уважения больше,
чем абсолютное большинство когда-либо встреченных мною взрослых мужчин.
Впрочем, кто сказал, что такое сравнение должно считаться лестным?
К тому времени, как мы вернулись к развилке, последний отсвет зари
уже умер; молодая луна на юго-западе стояла еще довольно высоко, но в
этой фазе давала слишком мало света. В лесу воцарилась полная тьма; лишь
холодные яркие искры звезд глядели сквозь прорехи в слившейся с черным
небом листве, будто глаза неведомых лесных обитателей. Откуда-то
издалека донесся тоскливый и монотонный голос ночной птицы, словно бы
повторявшей безнадежные жалобы кому-то могучему, но равнодушному. Верный
неспешно шагал вперед, и я не подгонял его: в такой темноте ехать быстро
рисковано, даже и по дороге. Да и кто его знает, когда по этой дороге
ездили в последний раз…
Я представил себе, как бы тряслась от страха в ночном лесу обычная
девчонка — да и какому-нибудь суеверному рыцарю с ладанкой на шее стало
бы здесь не по себе. Но для Эвьет лес был все равно что родной дом.
Впрочем, многие и в собственном доме боятся вымышленной нечисти под
кроватью. Однако после тех реальных ужасов, что выпали на долю Эвелины,
она едва ли могла воспринимать всерьез придуманные кошмары.
Помимо птичьих жалоб да изредка раздававшихся во тьме шорохов,
ничто не нарушало ночную тишину. Но вот до моего слуха стал доноситься
другой, более постоянный звук. Кажется, это был ритмичный плеск воды. Мы
вновь приближались к реке, ниже по течению, чем в прошлый раз. Вскоре
лес расступился, а затем мы, наконец, выехали на берег.
Никакого моста здесь тоже не оказалось; черная вода казалась
бездонной, а ее плеск — таинственным и зловещим. Ночное светило уже
почти зашло у нас за спиной, но здесь, на открытом месте, где не было
деревьев, еще озаряло бледным светом траву, конец дороги и стену
бревенчатого здания, стоявшего на самом берегу справа от нас. Массивное
сооружение с узкими окнами, сейчас к тому же закрытыми ставнями,
выглядело угрюмо и неприветливо. Тем не менее, именно к нему сворачивала
дорога, и именно отсюда доносился ритмичный плеск колеса. Это была
мельница.
Я подъехал к дверям, спешился и постучал. Никакого ответа не
последовало, что меня, впрочем, не удивило — хозяин, должно быть, уже
спал. Я принялся стучать снова и снова.
— Может, здесь тоже все заброшено? — предположила Эвьет.
— Нет, двери заперты изнутри, — возразил я.
— А может, они там все умерли. Сначала заперлись, а потом… от
болезни какой-нибудь. Или от печки угорели, — по ее тону было понятно,
что она говорит серьезно. И я подумал, что такое и впрямь могло
случиться. А если мельник там один, он мог умереть и просто от старости.
Или с перепою. Да мало ли причин — это родиться человек может только
одним способом, а вот умереть…
— Скорее, просто не хотят пускать ночных гостей, — тем не менее,
сказал я вслух. — Но я так просто не отстану, — и я забарабанил в дверь
с новой силой.
— Кто вы и что вам нужно? — наконец глухо донеслось изнутри.
— Мы мирные путники, ищущие ночлег, — я постарался придать своему
голосу как можно больше добродушия. — Меня зовут Дольф, а со мною моя
юная племянница Эвелина. Я искусен во врачевании и механике, так что,
если вам нужна помощь в одной из этих областей…
— А в махании мечом ты случайно не искусен? — перебил меня голос
из-за двери.
— По нынешним временам неблагоразумно путешествовать без оружия, -
уклонился я от прямого ответа, — но я обнажаю его только для самозащиты.
— А я свое держу наготове всегда! И, кстати, шуток — не понимаю.
Вам все ясно?
— Вполне, — ответил я. — Так мы можем войти?
За дверью загрохотал отодвигаемый засов, судя по звуку -
внушительный.
— Входите.
Мельнику оказалось уже, должно быть, под шестьдесят; длинные волосы
и борода были совсем седыми (почти сливаясь по цвету с его простой
домотканой рубахой), а лоб пересекали резкие глубокие морщины -
несколько горизонтальных и одна вертикальная. Однако он был высок (на
дюйм выше меня, хотя я и сам не коротышка), широк в плечах и держался
по-молодому прямо. А главное — его мускулистую правую руку и впрямь
оттягивала впечатляющих размеров палица, явно самодельная, но, при всей
своей незамысловатости, способная составить серьезную проблему даже для
умелого фехтовальщика с лучшим рыцарским оружием. Никаким клинком ее не
перерубить, а вот ей сломать или выбить меч — запросто. Если, конечно,
дерущийся ею обладает достаточной силой и сноровкой — но похоже, что на
это старый мельник все еще не жаловался. В другой руке он держал горящий
факел, который при необходимости тоже можно использовать, как оружие.
Окинув нас с Эвьет подозрительным взглядом из-под кустистых бровей,
мельник отступил назад, позволяя нам пройти в дом.
— Наверху есть пустая комната.
— Благодарю, — ответил я. — А где я могу оставить нашего коня? И не