– Вентиляционная шахта.
– Проверял?
– Вы не приказывали проверить. Вы приказали…
– Я помню. – Колпаков вздохнул, собираясь с духом, а затем очень твердо произнес: – Нужно пробить дыру сюда.
– В шахту? – изумился лейтенант.
– Да.
– С улицы?
– Да.
Следующую фразу можно было не произносить, но Зябликов не удержался.
– Будет скандал, – сказал он, глядя на щелкающего фотоаппаратом Десятника. – Жуткий скандал.
– Скандал будет, если мы ничего не найдем, – поправил напарника майор.
– А что вы собираетесь найти?
– Что-нибудь…
Цепочка рун струилась по лестничной стене до самого низа.
«Словно стражники», – неожиданно подумал Максим и оказался не так уж не прав. Руны-охранники контролировали «врата» – лестницу, по которой должны были пройти посетители перед тем, как очутиться в самом низу, в широком коридоре с довольно высоким потолком.
– Кажется, пришли.
– Еще нет.
– В смысле?
– Смотри…
Пифуций извлек из кармана плоскую серебряную коробочку, похожую на портсигар, поковырялся в ней, достал шарик дымчатого стекла, прошептал над ним несколько слов и мягко подбросил в воздух. В котором шарик и повис.
– Зачем это? – почему-то шепотом поинтересовался Макс.
– Наблюдай.
Шарик медленно поплыл в глубь коридора, но по мере удаления не уменьшался, а наоборот – постепенно рос, и через десяток ярдов раздулся до диаметра футбольного мяча и стал ярче, словно дымчатое стекло превратилось в жидкое серебро. Или ртуть.
– Там ловушка?
– Да.
А в следующий миг, подтверждая слова конца, перед шаром вспыхнула огненная сеть с мелкими ячейками. Шар колыхнулся, словно испугавшись препятствия, но затем уверенно врезался в него и лопнул. Звука не было, просто «ртуть» разлилась по огню и погасила его, вызвав у Пифа удовлетворенную улыбку:
– Все в порядке.
– Уверен?
– Теперь – да.
Освещение исчезло, однако конец справился и с этим: извлек из «портсигара» маленькую бабочку, которая после активизации стала большой, почти с ладонь, и яркой, как небесная звездочка, и пустил ее вперед.
– Лично я поставил бы еще пару ловушек, – вальяжно произнес Пифуций, спокойно двигаясь по коридору. – Но твой предок решил не усложнять. Видимо, понадеялся на следующие двери.
– А они есть?
– Обязательно.
– Далеко?
– Скоро узнаем.
Как выяснилось – не очень далеко. Ярдах в тридцати от лестницы коридор уперся в мощную бетонную стену, в которую была встроена не менее мощная металлическая дверь. Без ручек и замочных скважин. Зато с пометкой:
– «Стой. Запретная зона. Огонь без предупреждения», – прочитал Максим трафарет на двери. И удивленно посмотрел на спутника: – Откуда?
– Обычно из бойниц в одной из стен. – Пифуций огляделся. – Если же их нет, то возможно расположение оружия позади преграды. Открывай.
– Ты уверен?
– А для чего мы сюда пришли?
– Логично.
Максиму было очень страшно открывать дверь, однако он понимал, что другого пути у них нет. Заметил, что Пиф сделал пару шагов назад, усмехнулся: «Все правильно, рисковать должен кто-то один…», подошел к преграде, приложил к ней «Брегет», вздохнул и крутанул стрелки.
Дверь медленно подалась.
Воронов закрыл глаза.
Но выстрелов не последовало, а в открывшийся проход тут же влетела светящаяся бабочка.
– Там пусто! – провозгласил конец, заглядывая через плечо Воронова. – Никаких пулеметов!
Там вообще не оказалось ничего, кроме мусора.
В большой квадратной комнате валялся пыльный бытовой хлам, обломки мебели и – почему-то – листы бумаги с машинописным текстом. Единственное, что могло вызвать интерес, это еще две массивные двери с механическими замками «подлодочного» типа, правда, без грозных надписей.
– В какую пойдем? – Максим кивнул на правую дверь. – У этой замок заржавел.
– Значит, начнем с той, – решил Пифуций.
«Бабочка» висела под самым потолком, как лампочка, и света от нее оказалось вполне достаточно, чтобы в залежах мусора выделились кое-какие характерные элементы. Для Максима почти ничего не изменилось – хлам остался хламом, а вот Пифуций заинтересовался валяющейся в углу конструкцией, походящей на стоматологическое кресло, над которым кроме ламп нависали еще какие-то приборы или сложные инструменты. Конструкция выглядела старой, но не сломанной, просто выброшенной по каким-то причинам.
– Любопытно, – Пифуций потер пальцем дерматиновую обивку продавленного кресла, зачем-то понюхал пальцы и брезгливо поморщился: – Этот запах трудно спутать…
– Какой?
– Тот самый… Искусственная плоть…
– Что?
– Но кто здесь мог ею заниматься?
Конец огляделся и поднял с пола один из множества пыльных листков.
– Чем заниматься? – Макс оглядел левую дверь. – Здесь замок смазанный. И как будто недавно.
– Занимались, скорее всего, там, – Пифуций указал на правую дверь. – Сюда выбросили все лишнее и негодное. Какой кошмар! Я ковыряюсь в древней помойке! Отвратительно!
– Относись к этому, как к археологии… – Воронов подмигнул спутнику и навалился на дверь. – Ты смотри: замок смазан, а дверь не идет!
– Там заклинание.
– В смысле?
– Используй часы.
На этот раз крутить стрелки не пришлось: едва «Брегет» прикоснулся к металлическому полотну, дверь привычно распахнулась и кладоискатели изумленно замерли на пороге: в открывшемся помещении стояли не менее двух дюжин высоченных широкоплечих мужчин в форме офицеров НКВД.
– Это все из-за «Тангейзера», да? – прищурился Десятник. – Никак не можете успокоиться? Хотите отомстить обществу за унижение?
– Да уж, общество было унижено, – едва слышно прошептал Зябликов.
Но умно прошептал, чтобы скандалист его не услышал.
– Нет, не из-за «Тангейзера», – устало ответил Колпаков.
– Но вы собираетесь сломать Оперный театр? Как это, нет? Я ведь все вижу!
А посмотреть было на что. Патрульные плотно оцепили сквер, удалив за его пределы всех зевак. А у самой стены, практически погубив клумбу, установили демонтажного робота с гидромолотом на стреле. Около него заканчивали суетиться инженеры. А ярдах в тридцати позади робота приготовился спецназ: взвод парней в черных комбинезонах, которыми командовал капитан Феликс Яхонтов. Спецназовцы были вооружены автоматами и смотрели на здание Оперного так, словно из него вот-вот должны полезть фашисты.
– Вы понимаете, что собираетесь уничтожить памятник архитектуры?
– Никто не собирается его уничтожать…
– Представитель власти ушел от прямого ответа, – громко произнес в диктофон Десятник. – Так я и думал.
– Я ведь говорил… – Колпаков тяжело вздохнул. – Нам поступило сообщение… По оперативным данным, короче… В общем… Да…
– Что вы собираетесь делать?
– …в театре обустроено подпольное казино.
– В храме искусств? – с издевкой уточнил блоггер/журналист. – В здании, которое является символом города? Символом сопротивления творцам косной лжи и пропаганде? И вы хотите, чтобы я вам поверил?
– Можете верить, можете не верить – ваше право. – Майор махнул рукой. – Поговорим после операции.
– Поговорим! – пообещал Десятник. – В моем лице вы будете говорить со всей общественностью Новосибирска!
Получив разрешение принять участие в настоящей полицейской операции, блоггер/журналист решил, что по-настоящему прижал «слуг режима», и с каждой секундой становился все более и более неадекватным.
– Как скажете, – кивнул майор.
Зябликов вынул из рюкзака «ПМ» и сунул в карман штанов, но, поскольку узкие джинсы не были предназначены для таких довесков, пистолет пришлось переместить за пояс.
– Не отстрели себе там… – усмехнулся Колпаков.
– Я осторожен.
– Похоже, вы сексист, – заметил Десятник.
– Кто?
Зябликов закатил глаза и отвернулся.
Инженеры отошли от робота, один из них в последний раз проверил показания на пульте дистанционного управления и кивнул. Старший инженер выразительно посмотрел на Колпакова.
Театр покорно ждал продолжения.
– Я буду снимать это варварство! – пообещал блоггер/журналист. – Для истории!
– Для этого вы тут. – Майор отвернулся: – Спецназ?
Феликс поднял вверх большой палец:
– Начинаем.
Инженер плавно нажал на кнопку. Десятник поднял фотоаппарат, робот медленно поднес молот к стене и нанес первый, осторожный удар.
– Никогда бы не поверил, что стану свидетелем этого варварства, – бормотал Десятник в диктофон, не забывая снимать происходящее на видео. – Они все-таки добрались до храма искусств, не забыли о смелой постановке и принялись душить свободу. Они по кирпичику разбирают фундамент русского искусства у всех на глазах. Это горько. Это ужасно. Точно такие же чувства я испытал, узнав о смерти принцессы Дианы: полное опустошение. Помню, я пришел домой, лег на диван и не вставал с него два дня… Полное опустошение…
Тем временем робот нанес еще один удар и замер, отведя стрелу назад.
– Что там? – Колпаков нетерпеливо подошел к инженерам. – Что-нибудь нашли?
– Там точно пусто.
– Отлично! – У майора задрожали пальцы. Разумеется, за стеной могла действительно оказаться вентиляционная шахта, и в этом случае скандал был бы неизбежен, однако полицейский чувствовал, что идет по правильному следу. – Бей еще! – Покосился на Десятника и добавил: – Только аккуратнее.
– Вам нужно пройти или аккуратно пройти? – сварливо поинтересовался старший инженер.
Чувствовалось, что он был хорошим профессионалом. А спорить с профессионалом – себе дороже.
– Бейте так, как считаете нужным, – кивнул майор.
– Вот это разговор, – повеселел инженер. И что-то прошептал помощнику.
Робот, замерший было у стены, неожиданно резко поднялся, изогнул стрелу, точнее прицеливаясь, а затем нанес несколько мощных ударов подряд, вызвав облако пыли, короткий вскрик свидетелей и обрушение стены…
За которой появилась лестничная площадка.
Феликс выругался. Десятник присвистнул. Зябликов остался спокоен, но только потому, что ждал чего-то подобного.
– Вентиляционная шахта, говоришь? – с облегчением произнес Колпаков. Все-таки одно дело уходить на пенсию со скандалом и совсем другое – героем.
– Да уж, явно не она, – ответил инженер.
– Старая постройка, – прищурился его помощник.
– За восемьдесят лет никто не обнаружил? Странновато как-то, тебе не кажется?
– Откуда там дверь?
Они подошли ближе и с изумлением посмотрели на тяжеленную металлическую дверь, которая вывалилась вместе с куском стены.
– Может, она раньше была заштукатурена? – предположил инженер.
– Похоже…
– Теперь наше дело? – уточнил подошедший Феликс.
– Да.
Командир спецназовцев поднял руку, указал на пролом, и его ребята неспешно двинулись вперед. А за ними, через минуту, Колпаков, Зябликов и блоггер/журналист.
– Мы находимся в страшных подвалах, которые вырыла под храмом искусств советская репрессивная машина. Что здесь было? Тайная тюрьма НКВД?
– Это театр, а не Гуантанамо, – не выдержал Зябликов. – Перестаньте молоть ерунду.
– Этот театр строили преступники!
– Инженеры и рабочие.
– Вертухаи и рабы! Я знаю людей, которые сидели при советской власти! Я слышал их рассказы! Я знаю…
– Успокойтесь, Десятник.
– Господин Десятник! – взвился блоггер.
– Много вас таких, желающих быть господами…
– Что вы сказали?
– Тихо! – попытался остановить скандал Колпаков, но «на голос» закусивший удила Миша уже не реагировал.
– Не нравится, что мы – господа? Не нравится нам подчиняться? Быдло!
А в следующий миг испуганно пискнул, потому что Феликс неожиданно развернулся и упер ствол автомата в подбородок блоггера.
– У нас операция, дегенерат, или ты идешь тихо, или тебя выведут.
Десятник бросил взгляд на Колпакова, увидел, что майор демонстративно отвернулся, и кивнул:
– Будет тихо…
И зашептал что-то в диктофон о зверствах «кровавой гэбни»…
Лестница была обыкновенной. Ну, для старых построек, разумеется: бетонные ступеньки, металлические перила, крашеные стены… Немного смущало отсутствие освещения, но фонарики позволяли видеть достаточно ясно.
А вот подземелье, в которое их привела лестница, выглядело серьезно. Зарешеченные лампы на стенах, пучки сплетенных, словно косы, проводов в древней оплетке и на фаянсовых крепежах, облупившаяся местами краска, медные трубы под потолком, а в довершение картины – отполированный каменный пол и трафаретные надписи. Так не строили и не оформляли интерьеры спецпомещений с шестидесятых годов. Ну и в пол никто давно не вмуровывал выложенные мраморной крошкой даты. В конце тридцатиметрового коридора, под порогом массивной двери были хорошо различимы четыре цифры – «1934».
Дверь была приоткрыта. Майор заглянул в помещение за ней и увидел нескольких спецназовцев. Они замерли, словно охотники, на которых идет дичь, глядя на одну из внутренних дверей в левой стене отсека.
Колпаков подошел, замер и прислушался. Внутренняя дверь была не такой могучей, как входная, поэтому из смежного помещения доносились какие-то звуки. Кажется, там кто-то разговаривал.
В отзвуки невнятной беседы вклинился новый звук, легкое постукивание, а затем еще и скрип, словно кто-то крутил ржавый водопроводный кран.
Затем последовала пауза, после которой послышался резкий возглас.
– Почему ты не сказал, что твой дед прячет здесь выводок големов?
– Прадед.
– Сейчас не важно.
– Важно.
– Почему?
– Потому что он – прадед.
– Ты идиот.
– Мне просто очень страшно.
Страшно им было обоим.
К тому же никто не представлял, что следует делать дальше, и потому кладоискатели застряли в дверях, растерянно наблюдая за вооруженными куклами.
До сих пор Пиф тешил себя мыслью, что Бортников создал нескольких слуг для обслуживания убежища, однако теперь видел, что ошибся. Это убежище было создано для обслуживания «слуг», а точнее – целого подразделения высококлассных боевых кукол.
– Зачем он их сделал?
– Ты действительно думаешь, что сейчас это важно?
– Да.
– Почему?
– Не знаю…
– Они отключены?
– Не думаю.
– Почему?
– Мы ведь слышали голоса.
– Черт!
В следующий миг ближайший голем поднял руку, собираясь указать на кладоискателей пальцем, и Пиф спринтером сорвался с места:
– Бежим!
– Куда?
Ответа не последовало, зато сработал инстинкт самосохранения, и молодой человек бросился следом. Да так бросился, что в проеме первой «подлодочной» двери они с Пифуцием очутились одновременно и даже столкнулись плечами, «выясняя», кто должен убраться из опасного места первым.
– Пусти!
– Сам пусти!
Големы могли без труда пристрелить беглецов, но до сих пор не прозвучало ни одного выстрела, только топот. А значит, их явно хотели взять живыми.
– Наверх!
– Нет! – крикнул Макс, хватая Пифа за рукав. – Не пройдем!
В тоннеле, по которому они добрались до комнаты, повисло зловещее черное облако, и не надо было быть ни магом, ни провидцем, чтобы понять, что его предназначение – преградить беглецам дорогу к лестнице. Что оно делало, не имело значения: возможно, погружало в сон, возможно, замедляло движения – не важно. Важно было то, что нырять в него не следовало.
– Сюда!
Големы приближались, надежда на спасение таяла, но Воронов все равно ухватился за вентиль замка второй двери и принялся лихорадочно его крутить.
«Прощай, приятель, с тобой было весело!»
Пифуций понял, что приключение зашло слишком далеко, и решил более не рисковать собой, любимым: сдавил в кулаке «Дырку жизни», прикрыл глаза – он не любил падать в принудительный портал, – и лишь через пару секунд понял, что по-прежнему стоит в проклятом новосибирском подвале, а не барахтается на простынях в приемной московской обители.
Артефакт перехода не работал.
Конец похолодел.
Радость вновь сменилась… нет, не унынием, конечно же, но настороженностью: вслед за наследником Бортникова к театру подошли полицейские. Причем вооруженные так, словно собирались штурмовать американскую военную базу.
Сначала Кукловод не обратил на их появление внимания, решив, что они по привычке расположатся вокруг и будут ждать, когда к ним выйдут големы. Но так, увы, получилось. Полицейские пошли в атаку: проломили стену как раз в районе замаскированного входа в убежище и тем запустили цепочку отключения морока, что привело к обнаружению тайной лестницы, по которой челы отправились вниз.
В принципе, и в этом не было ничего страшного: при желании Кукловод мог замаскировать «казарму» големов, оставив любознательных блюстителей порядка без главного приза, но наследник Бортникова и конец спутали все карты. Их Кукловод прикрыть не мог, поскольку Пифуций молниеносно почувствовал бы чужую активность и насторожился. Полагаться на их сообразительность также не имело смысла, но главное – Кукловод не имел права отдавать их в лапы полиции. Оставалось одно: устроить кавардак.
Поэтому големы спугнули недотеп, выгнав их из «казармы», и позволили пройти дальше по тоннелю.
И стали прикрывать их от полиции…
Испуганный возглас за дверью и топот послужили знаком, что пора вмешаться.
Командир группы подал бойцам знак, спецназовцы распахнули дверь и вломились в смежное помещение.
За ними бросился Зябликов.
«Карьерист!»
Майор отреагировал последним, как, впрочем, и положено пенсионеру, а Десятник – самым последним. И начал не с движения, а с крика:
– Что происходит?!
– Будь позади!
– Я должен все видеть!
Миша наконец-то собрался с духом и обозначил шаг вперед.
«Проклятье!»
Нарушить приказ Колпаков не мог, но получить мертвого блоггера ему не хотелось.