Бенёвский нахмурился, но Устюжин положил здоровую руку ему на плечо и что-то зашептал на ухо. Слава богу, хоть этот быстро оставил меня в покое. Скоро мы подошли ближе и я разглядела название этой каракки, или как ее там: «Дон Жуан ди Кастру». Хотя правильнее, наверное, «Каштру» — не знаю, не сильна в португальском. На палубе, понятное дело, вовсю шли приготовления к бою.
— Поднимем «Веселого Роджера»? — предложил Моррисон.
— Нет, — решила я, немного подумав. — Лучше будет оставить испанский флаг.
Мира между испанцами и португальцами никогда не было, только перемирия иногда. А уж в этих водах они нападают друг на друга постоянно. Португальцы не хотят, чтобы вокруг Африки ходили еще чьи-то суда, а испанцы знают, что в случае встречи терять им нечего. И все же испанский флаг не должен был напугать их слишком сильно — в рабство угодить можно запросто, а вот топить людей без причины никто не станет. Так что пусть лучше пока не знают, что мы пираты.
Я спустилась к пушкам, выбрала одну и стала командовать наводкой, предварительно повесив на шею кобру. Кажется, дельфин не возражал. Когда мы еще немного приблизились, я приняла от канонира горящий фитиль и рискнула. К этому просто нельзя было привыкнуть! Моя неопытная наводка оказалась точна: описав высокую дугу, ядро попало почти туда, куда я целилась. Но все же почти — примерно на фут левее. Поэтому просто порвало парус, не задев мачты.
— Вот видишь! — Клод, конечно, накручивал усы. — Я же говорил, что с предметом надо разобраться! Вдруг именно тебя он не слушается?
Я приказала заряжать и отошла от пушки. В самом деле, предметы имеют какой-то характер… Дюпон ведь не мог сам воспользоваться дельфином, потому что его украл. В этот раз вором оказался Роберт, а я приняла его как подарок. Дельфин подчинялся мне. Кобра… Нет, с ней все должно было быть в порядке.
— Клод, перестань меня бесить! Я ведь уже стреляла в бутылку на голове Джона!
— Да я просто пошутил! — он и в самом деле удивился. — Что тебя гнетет все утро?
Лучше бы не спрашивал! Да, была одна мысль, или даже чувство, которое я изо всех сил старалась не пускать в голову. Смутные воспоминания о каком-то сне. Что-то, что заставляло нервничать.
Я вернулась к пушке, по пути задев плечом Дюпона, и снова навела в то же место. Португальцы как раз открывали пушечные порты — думали, что это был пристрелочный выстрел, случайно едва не задевший мачту. Я снова поднесла к пушке фитиль, и в этот раз все прошло как по маслу. Ядро ударилось в мачту, разорвалось, и две трети переломленного грота рухнули им на палубу, запутали шкоты, сделали невозможным управление парусами.
— Право руля! — я не хотела подходить близко и оказаться под огнем. — Держаться на таком расстоянии!
Третьим выстрелом я уронила португальцам вторую и последнюю мачту — просто чтобы они не считали мои проделки случайными.
— Джон! Правь кораблем — сделаем круг. Огня не открывать.
— Хорошо бы все-таки положить им пару ядер на палубу, — заметил Моррисон. — Ты, конечно, произвела впечатление, но если еще перебить человек двадцать, они будут сговорчивее.
Боцман искренне не понимал моего поведения. А мне не хотелось объяснять, что убивать таким образом — все равно, что убивать безоружных. Это как минимум скучно. Скучно, точно так же, как скучно ходить по морям с дельфином. Все штормы обойдут нас стороной, если только я сама не захочу с ними повстречаться. И ветер будет попутным, и матросы будут дремать на палубе… И ни один враг не сможет нас обидеть, пока рядом с дельфином у меня на шее висит кобра. Разве что вдруг появится подводная лодка или еще какое-нибудь чудовище из далекого будущего.
Я вздохнула. Как ни загоняй печальную мысль поглубже, а она все равно выберется на поверхность. Мне не нравились эти предметы! Но и расстаться с ними глупо. Тем более, я капитан, а команду такое положение вещей вполне устраивает. Конечно, все давно уже знают о волшебных фигурках. Знают, и рады им! Все, кроме меня.
— Сигнальте — переговоры! Или пустим их ко дну.
Спустя полчаса португальцы спустили шлюпку. Она проделала половину расстояния между кораблями и остановилась, ожидая, видимо, и с нашей стороны такого же поведения. Пожав плечами, я встала к штурвалу и спустя пять минут «Ла Навидад» навис над шлюпкой своей громадой. Гребцы поняли, что уйти от нас не получится, и бросили весла. Еще через пять минут к нам на борт поднялся толстый мужчина в богатой одежде. Его бородатое, загорелое лицо выражало крайнее негодование.
— Вы говорите по-английски? — спросила я. — Так будет проще.
— Вот и я видеть, что не испанцы здесь! Вы нападать как пираты, английские моряки?! — португалец даже ногой притопнул. — Вы права не иметь тут находиться, чужие воды!
Я не была расположена к долгим переговорам, игре в оскорбления и тому подобному. Поэтому просто приказала притащить толстяка к пушке.
— Просто скажите: куда вы хотите, чтобы я положила ядро?
— Себе в голова! — прошипел он, вырываясь из рук наших матросов. — Что ты хотеть?
— Я хотеть вам кое-что показать! Например, как можно уронить честь флага, — прицелилась я теперь в кормовой флаг, точнее, в то место, где он крепился к судну. Очень скоро флаг плавал в воде. — Вот так. Если хотите — всажу ядро куда-нибудь еще. Прямо в какого-нибудь матроса, например, по вашему выбору.
Португалец перестал вырываться и мрачно смотрел на меня. Это могло продолжаться долго, поэтому я приказала снова заряжать.
— Знаете, что? Топить я вас не буду, и «Дон» ваш мне не нужен. Но раз вы никуда не торопитесь, то я вам сейчас хорошую дыру сделаю в борту — просто, чтобы было чем заняться перед починкой мачт.
— Что вы хотеть? — снова спросил португалец.
— Хочу, чтобы ваша команда сложила оружие и впустила моих людей на борт, что же еще? Мы собираемся взять все, что нам нужно. А ваши жизни и ваш корабль меня не интересуют.
— Я не капитан, — печально сказал он. — Но если вы меня отпустить, я постараться убедить дон Диаш. Но он мне не верить. Я и сам не верить, дьявол!
— Заряжай! — что мне оставалось делать? Только продолжать эти скучные упражнения. — Теперь в бушприт.
— Не надо! — взмолился португалец. — Наши последние паруса там. Здесь шторм часто, к берег надо плыть.
Тогда я выстрелила снова в мачту. Теперь и оставшаяся треть грота покосилась. Португалец молча спустился в свою шлюпку и вернулся на корабль. Меня совсем разобрала тоска, и только Джон догадался огласить наши условия: команду в шлюпки без оружия, пушечные порты закрыть, на судне остаются только офицеры.
Капитану Диашу потребовался целый час, чтобы решиться. Я уже собиралась отдать кобру Робу и отправить его пострелять — ну нельзя же было торчать друг напротив друга целый день! Однако шлюпки наконец были спущены, и Бенёвский в бинокль не заметил, чтобы в них грузили оружие. Впрочем, его могли положить заранее. Я бы так сделала обязательно.
Мы подошли вплотную, зацепились «кошками» и перебросили трап с борта на борт. Португальцы, восемь человек, встретили нас на палубе. Капитан Диаш, верзила с испещренным шрамами лицом, произнес какую-то речь и вручил мне шпагу. Я ни слова не поняла, но подарок приняла вежливо. Матросы обыскали судно: все без обмана, никто нигде не спрятался. Если только не считать запертых в трюме негров, человек тридцать. Всех их явно взяли в той самой деревушке, дым от которой мы видели до сих пор. А еще этот «Дон» просто ломился от восточного товара: пряности, шелк, чай… Я поманила к себе дона Бартоломеу, того самого толстяка-переговорщика, и попросила все объяснить.
— Мы идти из Индия! Хорошее плавание. Если бы не вы.
— Нам нужна вся вода и весь провиант, — начала перечислять я. — Пожалуй, половина пороха и свинец для пуль. Еще я заберу вашу козу. Не потому, что люблю коз, а потому что у меня на борту раненые и им нужно молоко.
— И все? — не поверил португалец. Он посветлел лицом, и тут же опять разгневался. — Зачем тогда в нас стрелять?! Зачем разбой?!
— Потому что так мне проще! — пояснила я. — К тому же, из вашего груза я тоже кое-что возьму, просто для себя и команды. Но вы останетесь с неплохой прибылью.
— Вино! — подсказал Дюпон. — Еще мы заберем вино!
Бартоломеу закатил глаза и перевел наш разговор капитану. Вышло довольно долго: насколько я поняла, из-за того, что португалец очень много ругался. Дон Диаш вытаращил на меня глаза и впал в оцепенение.
— Может, все же возьмем что-нибудь? — предложил Роб. — А то они, кажется, обижаются.
— Да мне наплевать! — честно призналась я, и тут вспомнила о рабах. — Бартоломеу! А какого черта вы с таким богатым грузом решили еще и людей похватать?
— Просто заодно! Место в трюме мало, но все равно ведь не все выживать! — сердитый португалец шумно дышал. — И что делать ваш человек там с команда наша?
Я проследила за его взглядом и увидела сидящего на борту Устюжина с оружием в руках. Он смотрел вниз, и я догадалась, что Бенёвский спустился в шлюпку к португальским матросам.
— Иван! Твой Мауриций что, умрет, если перестанет всем рассказывать о счастье и свободе?
— А вдруг кто-то захочет плыть с нами? — отвечая, Устюжин продолжал внимательно следить за происходящим в шлюпке. — Это ведь бедные люди! Вся прибыль от добычи этим донам пойдет, а матросам зачем на них горбатиться?
— Правильно, пусть идут в пираты! Извините, — я улыбнулась дону Диашу, — если вашей команды немного убудет. Этот джентльмен умеет уговаривать. И, если уж говорить о счастье и свободе, то я хочу дать свободу вашим неграм. Хватит с дона Диаша и пряностей.
— Несправедливо! — упрямый Бартоломеу снова нашел повод злиться. — Почему пряность можно, негры нельзя?!
— Будешь еще на меня кричать, и пряность твою вывалю прямо в море! — рявкнула я на него. — Хватит ворчать! Я сказала всем свободу — значит, всем свободу! Джон, выпусти их.
— С удовольствием!
Пока негры с опаской выбирались из трюма, я пыталась разобраться, что все-таки мною движет. В наших краях захват людей — обычное дело. Бывает, что после удачного набега и плантаторы становятся рабами. Но эти дикари, которых поймали и затолкали в тесную клеть, чтобы, может быть, держать там еще два месяца, вызывали у меня не совсем понятную жалость.
— Как вы их поймали? — спросила я у Бартоломеу.
— Обычно как! — пропыхтел он. — Туда плыть — вставать якорь, подарки-бусы дарить. Обратно плыть — вставать якорь, все за подарки приходить, мы сколько надо ловить.
— Боже мой! — Бенёвский наконец вернулся на борт и увидел негров. — Ну вот, еще один страшный порок — рабство! Человек не должен владеть другим человеком, словно имуществом! Кристин, я надеюсь, мы освободим этих несчастных?
Мне сразу захотелось загнать негров обратно в трюм. Но из-за своей неприязни к зануде Бенёвскому не хотелось портить людям жизнь. Пусть уж им сегодня повезет, простакам доверчивым.
— И еще! — полковник просто сиял. — Семь человек согласны плыть со мной на Мадагаскар! Граждан Либерталии становится больше!
— Еще каких граждан?! — прямо-таки подпрыгнул Бартоломеу, но я посмотрела на него сурово, и продолжил он тише и по-португальски.
— Я неплохо вас понимаю, милейший! — Бенёвский раскланялся. — Прошу прощения, но я считаю всех людей свободными от рождения. Чего желаю и вам.
— Пусть приходят без оружия и ведут себя тихо, — согласилась я. — У меня маловато команды. А сейчас нам нужна помощь с погрузкой.
За час мы почти управились. Матросам я разрешила подняться на борт «Дона» с длинным именем, а негры, наоборот, начали спускаться. Все, кроме двух, которых Бенёвский ухитрился уговорить отправиться с ним на Мадагаскар. По тому, как один из них попытался поцеловать ему руку, я догадалась, что именно полковник в их глазах выглядит освободителем. Но мне было все равно. Главное, чтобы в пути от работы не отлынивали, а то мигом окажутся за бортом.
Уже когда я поднялась на трап, чтобы вернуться на «Ла Навидад», меня окликнул Роберт. Он, хромая, тащил тяжеленную резную шкатулку. Опустив ее на трап передо мной, он утер пот и откинул крышку. Шкатулка оказалась полна золотых украшений, сверкали драгоценные камни.
— Я просто чувствовал, что там что-то есть! — засмеялся Роб. — Все-таки нашел в одной из кают!
— Что вы молчали? — я укоризненно посмотрела на Бартоломеу. — Золото — другое дело! Это я обязательно заберу.
— Я не знать, откуда! — Бартоломеу и правда выглядел удивленным. — Это не наш.
— Конечно, не ваш! Потому что он уже наш! — передразнила я его. — Все, заканчиваем! И не вздумайте стрелять в шлюпки с неграми — вернусь и потоплю!
— Это мое золото!
Все время молчавший португалец, невысокий и смуглый, пошел ко мне. Он весь дрожал от страха и злости, но остановиться не мог. По-английски он говорил в совершенстве.
— Фариа! — зло буркнул Бартоломеу. — Конечно, это Фариа!
— Я добыл его сам! Оно только мое!
— Да где же ваше, дон? — мне стало забавно, но на всякий случай я вытащила пистолет. — Оно уже мое, разве не видите?
— Я всем рисковал! — при виде пистолета португалец остановился, но не смирился. — Я один, один вошел в дом раджи! Я был там первым, я это нашел, и это мое!
Его товарищи выглядели смущенными. Ничего удивительного — целая шкатулка! Это не колечко на память припрятать от товарищей, хотя пираты и за колечко могут лишить и доли, и головы. Может быть, он и вошел в какой-то дом какого-то раджи первым, но плыли к этому дому через половину мира они все вместе. Ненавижу таких людей.
— А ты грабишь ради забавы! — вдруг закричал Фариа. — Тебе даже не нужно это все! Ты, дрянь, приходишь и берешь то, что тебе не принадлежит, только чтобы развлечься! Хотел бы я видеть, как ты однажды запляшешь на веревке! Грязная воровка!
Что ж, желающих увидеть меня на веревке, смею надеяться, на земле немало. И я их прекрасно понимаю. Но вот оскорблять меня… Это неправильно. Тем более, когда это делает человек, к которому я сама не испытываю ни малейшего уважения. Но, как говорил покойный папа, «Не прикончила человека сразу — дай ему шанс!».
— Ну хорошо, можешь забрать свое золото. Только учти: тебе придется покинуть корабль. Ты больше не член команды.
Он оглянулся на капитана, и тот плюнул в его сторону. Тогда Фариа повернулся к шлюпкам с неграми.
— Подождите! — хрипло крикнул он. — Я вам заплачу! Ты в самом деле отдашь мне золото и оставишь здесь?
— В самом деле, — подтвердила я. — Бери.
Он поднялся на трап, подошел, нагнулся и хотел было поднять шкатулку, но я поставила на нее сапог.
— Нет, шкатулка мне чем-то нравится. Вместительная такая, красивая… Я в ней буду держать веера, или пистолеты, или сушеные головы врагов — что-нибудь такое, — Фариа смотрел на меня, ничего не понимая. — Я серьезно: шкатулку не отдам. А золото бери.
Он опустился на колени и стал быстро, жадно распихивать украшения по карманам. Не прошло и минуты, как шкатулка полностью опустела. Он даже и не подумал что-нибудь подарить мне, такой доброй и щедрой! Я посмотрела на его товарищей. Все отвернулись, и только Бартоломеу, то бледнея, то багровея, шептал какие-то проклятия. Чем-то мне нравился этот толстяк. А вот Фариа не нравился совсем.
С некоторым трудом поднявшись с колен, он заискивающе посмотрел на меня и снял шляпу.
— Разрешите откланяться?
— Да, ступай к земле, — я захлопнула ногой шкатулку, встала на нее и сильно пнула дурака в грудь. Взмахнув руками, он без крика упал в воду и тут же пошел на дно. — Карманы он набивает быстро. Теперь посмотрим, сможет ли еще быстрее их очищать. Если выплывет — делайте с ним, что хотите, капитан Диаш.
Мы минут пять смотрели на воду, но Фариа, конечно, не появился. Слишком много у него было карманов. А вот высыпал бы все за пазуху — и остался бы жив.
— А я бы в шляпу все сложил, — будто читая мои мысли, прошептал стоявший рядом Роб. Я удивленно посмотрела на него. — Шучу, конечно! Ты же знаешь, я у своих не ворую.
— Подумать только! — Бартоломеу взмахнул короткими ручками. — Мог вернуться с нами, мог стать самый богач!
Сказал что-то и капитан Диаш. Бартоломеу перевел:
— Жил как крыса, умер как крыса.
— У меня на корабле крысы ничего, кроме сухарей, не воруют, — я, честно говоря, немного обиделась за крыс. С детства на корабле, отец меня стрелять учил, охотясь на этих хитрых тварей. — Что ж, рада была познакомиться. Прощайте, господа!
Португальцы не слишком весело приподняли шляпы, и мы втащили трап. Отплыв, мы обогнули шлюпки со счастливыми неграми. Те двое, что остались у нас, долго что-то им кричали. Наверное, передавали приветы родне. По пути к каюте я встретила Бенёвского.
— Полковник, зачем вам люди, о которых вы ничего не знаете? Такие могут предать в любой момент.
— Не надо обращаться с людьми, как с животными, и они не укусят, — твердо сказал он. — Не надо подталкивать их к преступлению, и тогда они не совершат преступлений в отношении вас. Я верю в людей. В тех, конечно, которые еще не испорчены окончательно. Эти дикари — идеальный материал для создания нового человека. Сытого, свободного, счастливого.
Я только головой покачала. День не задался с самого утра, вот и грабеж вышел каким-то странным. У самых дверей я наткнулась на Клода.
— А ведь он кое в чем прав, — ухмыляясь, сказал он. — Ты грабишь для развлечения. Те, кто любит золото, не отправляют его на дно.
— А ты для развлечения болтаешься со мной по океанам, хотя, кажется, вообще ничего не хочешь! Дай пройти, я устала.
— У меня просто нет сейчас никаких других занятий… — он посторонился. — Кроме того, ты нуждаешься в присмотре.