Через пару часов я решила, что сыщик из меня никудышный и пошла готовить обед: делать надо то, что у тебя лучше получается. Опять же нелишне продемонстрировать Мише мои достоинства хозяйки.
Заглянув в холодильник и в кухонные шкафы, я убедилась, что хозяин квартиры жил по-спартански, взяла сумку и отправилась в магазин (ключ от своего жилища Миша оставил, сказав: «На всякий случай»), магазин был по соседству, но шла я туда с опаской, приключения успели мне изрядно надоесть. Поход прошел спокойно, никто на мою жизнь не посягал, даже не толкнул плечом ни разу, но все равно я очень обрадовалась, вновь оказавшись в квартире. И приступила к приготовлению обеда.
Тут-то и выяснилось, что в доме нет соли. Может, она была, но найти ее не представлялось возможным. Заглянув во все мыслимые и немыслимые места, я поняла, что нового похода не миновать. Чем больше я это понимала, тем меньше мне хотелось покидать квартиру. Тут я вспомнила о соседях. Нормальные соседи просто обязаны выручать друг друга. Мои, например, задолжали мне не только яйца, соль и спички, но еще холодильник, запаску и четырнадцать томов Джека Лондона. Конечно, что у Миши за соседи, мне неведомо, однако попробовать всегда стоит.
Я вышла на лестничную клетку, позвонила в дверь напротив и заранее лучисто улыбнулась. Дверь открыли где-то через минуту. Выглянула женщина лет шестидесяти, посмотрела на меня, на мою улыбку и сказала:
— Здравствуйте.
Я поздоровалась, объяснила, откуда меня черт принес, и, извиняясь, попросила соли.
— Проходите, — кивнула женщина, и мы отправились в кухню. Она извлекла пачку соли, содержимое было монолитным, напоминало булыжник и высыпаться не хотело. Мы по очереди стучали пачкой по столу, бумага лопнула, но булыжнику ощутимого вреда не принесли. Тогда вооружились молотком, рваную пачку завернули в полотенце и крушили на полу, крушила я, а Мария Николаевна сидела на табуретке и на чем свет кляла пищевую промышленность. Больше всего досталось колбасе и почему-то подсолнечному маслу. В конце концов солью я разжилась, но на это потребовалось время, потому мы с хозяйкой успели познакомиться и проникнуться друг к другу искренней симпатией.
Закончив поединок с солью, прибрались и сели пить чай, потом я вспомнила, что собираясь выйти на минутку, не заперла дверь, и мы отправились пить чай в Мишину квартиру.
— Вы перебрались насовсем? — осторожно поинтересовалась Мария Николаевна, когда мы обсудили вопросы внутренней и внешней политики.
— Нет. — Я неожиданно для себя покраснела и зачем-то сказала: — Мы с Мишей друзья, а у меня в квартире ремонт, жить там совершенно невозможно (ремонт длится годами, жить там, по мнению моих друзей, и вправду нельзя, а я живу и радуюсь).
— Миша — хороший человек, — кивнула Мария Николаевна. — Серьезный, самостоятельный. Шесть лет живет, ничего плохого про него не скажу. Ни пьянства, ни компаний каких, или там женщин… Повезло с соседом. Вежливый такой, внимательный, всегда разговор поддержит… У Павловых с мальчишкой неприятность вышла, так он помог. Надя, мать то есть, отблагодарить хотела, а Миша обиделся, что, говорит, за глупости. Хороший человек.
— Да, — согласилась я. — Жаль, что работа отнимает у него много времени, такой симпатичный мужчина и до сих пор не женат.
— Жила тут одна, — обрадовалась Мария Николаевна и придвинулась поближе ко мне. — Полгода, может, больше. Крашеная да расфуфыренная, я сразу сказала — она ему не пара. Он мужчина положительный, а она как есть — вертихвостка. Он на работе, а у нее музыка орет, целый день подруги да друзья табунами ходят, потом пустые бутылки на помойку ведрами таскают. Мише надоело все это, он ее и выгнал. В два часа ночи. Вызвал такси и отправил. До этого ругались целый вечер, вертихвостка громко кричала, а Миша спокойно ей так: «Все, мол, милая, пожила, пора и честь знать». Приходила потом, не один раз, все плакала. Дура, такого мужика проворонила… И вот уж четыре месяца никого. Правда, недели две назад приводил одну, поздно уже приехали, а утром я видела, как девица уходила… дело-то молодое… Повезло с соседом, — заключила Мария Николаевна и с любопытством уставилась на меня.
Нравственный облик Миши порождал в душе чувство, близкое к благоговению. Хотя выставить за дверь женщину ночью, даже вызвав ей такси, по-моему, не очень благородный поступок. Я отогнала эту мысль прочь, не стоит портить романтический образ, который успел утвердиться в моем воображении.
— А вы читали про Мишу в газете? — всполошилась Мария Николаевна.
— Читала, — улыбнулась я.
— Про него уже второй раз пишут. С фотографией. Я Сережке-то, Мишиному брату, вы его знаете? — Я кивнула, а Мария Николаевна продолжила: — Так вот, я ему всегда говорю: бери пример с брата, брат-то у тебя какой, а ты лоботряс лоботрясом. Сережка у меня учился, я ведь в школе работала, год как на пенсии. Сережка-то, можно сказать, на моих глазах рос, и честно говоря, парень он непутевый. Когда Миша сюда переехал и я узнала, что они родные братья, очень удивилась. Сколько Миша с ним бился, все без толку.
— Они дружили? — проявила я интерес.
— Какое там, ругались все время, Сережка-то часто заезжал, а как приедет, так и пошли ругаться, хоть святых выноси. Наде за стеной все слышно, дом панельный, вот она и рассказывала.
— А последний раз Сережа когда был? — почему-то спросила я.
— Во вторник, точно, во вторник. Я с дачи приехала. Опять ругались. Сережка из квартиры выскочил как ошпаренный и так дверью хлопнул… Потом вернулся, где-то через час, и все тихо было, видно, помирились. И ночевал здесь, потому что машина его под окнами стояла, уехал он рано, около четырех утра. Машину завел, я и проснулась…
Болтовня соседки меня насторожила, по Мишиным рассказам выходило, что братья виделись редко, и о том, что Сережа накануне гибели был у него, Миша мне сказать не пожелал. Хотя, может быть, просто не придал этому факту значения.
Мы еще немного посидели, чай остыл, разговор я поддерживала вяло, и Мария Николаевна с легким вздохом меня покинула. А я стала готовить обед и ломать голову.
Обедать пришлось поздно, потому что Миша вернулся уже вечером. Выглядел он усталым и даже недовольным, я поостереглась лезть с расспросами, только спросила:
— Есть что-нибудь новое?
Он покачал головой и сел за стол, ел без аппетита и моих стараний скрасить его холостяцкую жизнь, кажется, вовсе не заметил.
Около девяти ему позвонили, разговаривал он минут пять, потом заглянул в комнату, где я сидела в кресле, стараясь сосредоточиться на страданиях госпожи Бовари, и сообщил, что должен срочно уехать, сказать куда не пожелал, но просил его не ждать и располагаться на диване. Расследование стало казаться мне делом нудным и даже утомительным, и в ум не шло, какого черта я делаю в чужой квартире, но сейчас чужая, пожалуй, была предпочтительнее своей, и я стала устраиваться на ночь.
Миша вернулся около двенадцати, тихо прошел в ванную, затем появился в комнате и, не включая свет, устроился на раскладушке, заботливо мною подготовленной. Лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Я приподнялась и позвала:
— Миша…
— Не спишь? — откликнулся он.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего. — Он вздохнул, а я прониклась к нему сочувствием. Подумала с ужасом, что труп Сережи убийцы где-то спрятали, и парень до сих пор не похоронен по-человечески, каково его матери, да и Мише тоже.
— Ты думаешь о брате? — спросила я.
— Да, — ответил он нехотя. — Думаю. Как такое могло случиться? Мать места себе не находит…
— Ты ей сказал?
— Нет. Не могу… Может быть, позднее… пусть свыкнется с мыслью, что… — Он судорожно вздохнул, а я села в постели, не зная, что сказать. Нужные слова не приходили на ум.
— Ты не должен себя винить, — осторожно заметила я, думая при этом, что иногда все-таки лучше помолчать и оставить человека в покое. Я опустилась на подушку и неожиданно для себя спросила: — Вы давно виделись?
— Давно. Проклятая работа…
Я замерла с открытым ртом, силясь понять, зачем он лжет. Или болтливая соседка все напутала и Сережа не ночевал здесь накануне своей гибели?
— А от кого ты узнал, что он ездил в Нижний, от мамы?
— Да, он звонил ей. Сказал, что уезжает, вернется в среду. В среду как раз годовщина смерти отца, мы собрались на кладбище. Сережка не приехал, мама беспокоилась, и я стал его искать. — Голос звучал совершенно искренне, и все-таки Миша лгал.
Такие, как Мария Николаевна, приметливые и страдающие от безделья, ничего не путают. Однако повода лгать мне я не находила и поэтому забеспокоилась еще больше. Возможно, он мне не доверяет, считая, что я как-то замешана в убийстве брата? А зачем тогда притащил к себе? Привез, оставил, а сам носится неизвестно где, проводит свое следствие и мне ничего не рассказывает.
Подобное недоверие показалось мне обидным. Помолчав немного, я пожелала Мише спокойной ночи, но уснуть еще долго не могла. Он, как видно, тоже, потому что где-то через час поднялся и ушел в кухню. Курил, гремел посудой, потом вернулся, сел на раскладушку и стал смотреть в пол. Я решила не прикидываться спящей и опять позвала его:
Подобное недоверие показалось мне обидным. Помолчав немного, я пожелала Мише спокойной ночи, но уснуть еще долго не могла. Он, как видно, тоже, потому что где-то через час поднялся и ушел в кухню. Курил, гремел посудой, потом вернулся, сел на раскладушку и стал смотреть в пол. Я решила не прикидываться спящей и опять позвала его:
— Миша, я не знаю, чем могу помочь тебе, но… в общем, помочь я бы очень хотела… И, пожалуйста, верь мне…
— Почему ты это сказала? — удивился он.
— Что?
— Верь мне… Ты считаешь, что я тебе не доверяю?
— Ты мне ничего не рассказываешь…
— Нечего рассказывать, Танечка, — вздохнул он, поднялся и подошел ко мне. — Потому и молчу. — Он сел на диван.
— Ты ведь не думаешь, что я что-то скрываю? — спросила я, голос мой звучал жалобно.
— Нет, конечно. С чего ты взяла?
«С того, что ты врешь», — хотелось ответить мне, но делать этого я не стала, вздохнула и попыталась разглядеть его лицо в темноте. Он наклонился и поцеловал меня, поцелуи становились все настойчивее, но я не спешила к нему в объятия: не в моих правилах иметь дело с мужчиной, который меня обманывает бог знает с какой целью. Я осторожно отстранилась и напомнила о насущном:
— Какие у нас планы на завтра?
— Разузнать о делах этой фирмы, может, удастся выйти на человека, который не хотел, чтобы ты его увидела, ну, и Самохин, конечно…
— Возьмешь меня с собой? — попросила я.
— Тебе будет скучно… — заверил он.
«А здесь мне очень весело», — едва не съязвила я, но вместо этого сказала:
— Я не хочу быть в тягость…
— Что ты… — Он вроде бы даже огорчился. — Ты не можешь быть мне в тягость. Я… в общем, я очень рад, что мы встретились, жаль, по такому невеселому поводу.
— У тебя кто-нибудь есть? — рискнула спросить я.
— Женщина? Расстались несколько месяцев назад.
— Почему?
— Почему люди расстаются? Она не могла жить так, как живу я, а я… Я даже не сделал попытки понять это…
— И выставил ее отсюда, — брякнула я.
— Выставил, — помолчав, кивнул Миша, а мне пришлось пояснить:
— Як твоей соседке за солью ходила, — и добавила: — Извини…
Миша поднялся, подошел к окну.
— У нас с братом были очень сложные отношения, — тихо начал он. — С самого детства. Какое-то дурацкое соперничество, то есть не соперничество… Ему как будто нравилось делать все мне назло. Если я считал, что поступать так подло, — значит, Серега именно так и поступал. Всегда правый старший брат, который действует на нервы. Я хорошо учился, он плохо, я серьезно относился к жизни, он шел по ней играючи, я пошел в милицию, а он… И все-таки мы были очень близки, наверное, это трудно понять, но… он и я — точно две стороны одной медали. Любой самый пустяковый разговор заканчивался у нас ссорой, но обходиться друг без друга мы не могли. А потом появилась Юля. На дне рождения у Сереги… Гостей полон дом, и на нее он совершенно не обращал внимания. Я даже подумать не мог… и только от нее узнал где-то через месяц, что они были близки. Я думаю, он был уверен, что я сделал это нарочно, и… в ту ночь, когда я выставил ее за дверь, я застал их здесь… Все и так было очень сложно: ей не нравилась моя работа, мой образ жизни, а мне это казалось глупыми бабьими капризами. Когда она пыталась поговорить со мной, я просто уходил… Думаю, она это сделала нарочно… Мы расстались, Серега, разумеется, ее бросил, и это было хуже всего, потому что стало ясно, зачем ему понадобилось все это… Извини, что я рассказываю.
Миша повернулся ко мне, а я тихо попросила:
— Рассказывай…
— Отношения между нами окончательно испортились, и вдруг… Он приехал во вторник. Сначала мы, как всегда, разругались. Из-за мамы. Он обещал привезти ее с дачи, забыл, я взялся его поучать, ну и дело кончилось скандалом. Он уехал, потом вернулся. Это было на него не похоже, обычно он после такого не появлялся неделями, а тут… приехал пьяный, вел себя странно, мне кажется, он хотел со мной поговорить, потому и вернулся. Поговорить о чем-то важном. Его что-то мучило, беспокоило… Нервный был, шуганый какой-то… А я стал воспитывать: пьяный за рулем, и все такое… дурак, одним словом. Потом заявил, что утром мне рано вставать на работу, и лег спать… Часа в четыре он уехал, даже не простившись. — Миша провел пальцем по стеклу и сказал с усмешкой: — Я мог спасти брату жизнь…
К этому моменту я уже рыдала, размазывая по щекам слезы, Миша подошел и сказал виновато:
— Я не хотел все это рассказывать… Не знаю, как вышло…
— Ты правильно сделал, что рассказал. Боль нельзя бесконечно носить в себе. От этого можно свихнуться.
Он вздохнул и обнял меня, а я потянулась ему навстречу, после чего мы легли рядом обнявшись и стали смотреть в потолок, время от времени осторожно вздыхая то вместе, то по очереди.
Полежав так с полчаса, я решила, что самое мудрое сейчас — уснуть, сказала:
— Спокойной ночи. — И закрыла глаза.
— Спокойной ночи, — ответил Миша, на мгновение оторвавшись от своих мыслей, и потеснее прижался ко мне. Меня это немного раздражало, потому что спать я привыкла на своей широкой кровати в одиночестве, а если в ней кто-то появлялся, то уж вовсе не для того, чтоб пожелать мне счастливых снов. Хотя Миша, безусловно, человек положительный и, возможно, считает неприличным использовать ситуацию. «Ну его к черту», — совершенно неожиданно брякнула я, правда, мысленно, и в самом деле вскоре уснула.
Утро было солнечное, а постель пуста, то есть я-то в ней, конечно, присутствовала, но в одиночестве. Вместо Миши рядом лежала записка: «Танечка, заеду около трех. Целую». Я повертела записку в руках и так и эдак, громко сказала: «Целую», скривилась и потопала в ванную.
— Сидеть здесь все равно что в камере-одиночке, — жаловалась я самой себе, стоя под душем. — Взять меня с собой он не хочет, а я не хочу здесь томиться. У меня тоже есть дела. Например, надо съездить домой, собрать необходимые вещи, уж если я живу в людях, так хоть устроиться должна с максимальными удобствами.
Я выпила кофе и через полчаса покинула Мишину квартиру. Остановила такси, устроилась на заднем сиденье и попробовала отгадать, что меня с самого утра так раздражает: город, несмотря на солнце, выглядел унылым, водитель казался на редкость неприветливым, а жизнь в целом не сулила ничего хорошего.
Мы въехали во двор, я расплатилась, пожадничав на чаевые, вышла и только тогда заметила «БМВ». Машина стояла чуть впереди, у самого подъезда, а рядом с ней два парня в шортах, сандалиях на босу ногу и рубахах навыпуск, похожие, как братья-близнецы, правда, один был высокий, с хорошей фигурой, а другой — здоровущий коротышка, хотя коротышкой он все-таки не был, просто так казалось из-за его необыкновенной ширины. Так вот, несмотря на различия в высоте и ширине, выглядели парни совершенно одинаково, это смущало своей не правильностью и сбивало с толку.
Тут я заметила еще кое-что: парни не просто стояли, а разговаривали с нашим дворником, он как раз повернулся, увидел меня и ткнул в мою сторону пальцем. Парни глянули в указанном направлении и ходко двинулись мне навстречу. Среди моих друзей таких типов не водилось, а приобретать новых знакомых мне сегодня не хотелось, поэтому, развернувшись на пятках, я попыталась покинуть двор и почти преуспела в этом, но, выйдя на улицу, услышала за спиной слоновий топот в опасной от себя близости, охнула и вознамерилась кричать «караул». Улица, как назло, выглядела совершенно пустынной, и слушать меня было некому.
Я затравленно обернулась и увидела прямо перед своим носом красную с желтым рубашку, высокий парень ухватил меня за локоть и прохрипел:
— Только вякни, без зубов останешься.
Я не решилась на подобный риск, выпучила глаза и замерла, глядя на суровое лицо обладателя красно-желтой рубашки, в этот момент подъехала машина, тот самый «БМВ», что стоял у подъезда, задняя дверь открылась, и высокий очень невежливо впихнул меня в кабину, сел сам, и мы выехали на проспект.
Я зябко поежилась, попробовала отодвинуться от парня, но он положил мне руку на плечи, хмыкнул:
— Не дергайся, — и одарил таким взглядом, что мне разом расхотелось не только дергаться, но и просто шевелиться. Открыть рот я тем более не рискнула, поскольку только что поднимался вопрос о моих зубах, смотрела с тоской за окно и силилась отгадать, что это за типы. Мальчик раздумал охотиться и решил поговорить со мной без затей? Остатки мужества разом меня покинули, жизнь не только не внушала оптимизма, она откровенно пугала. А может, это мои незадачливые убийцы? Чего ж это мне у Миши не сиделось, приготовила бы ему обед, выслушала еще какую-нибудь грустную историю и всплакнула. И никаких хлопот с безопасностью.
Я смотрела на свои колени и готовилась зареветь, хоть и не видела в этом никакого толка, уж если моя красота не произвела впечатления, то рассчитывать на слезы было бы довольно глупо. Хотя наперед никогда не знаешь и любой возможностью в такой ситуации пренебрегать не стоит.