Павел поднял брови, посмотрел на меня с озорством и спросил:
— Серьезно?
— Конечно, — обиделась я. — Если ты смог отыскать меня, зная только мое имя, то уж найти новенькую «Ауди» особого труда для тебя не составит.
— Да… — пропел он и почесал за ухом, чем очень напомнил дворовую собаку, я присмотрелась к нему получше и решила, что сегодня, пожалуй, не умру.
— Что ж, алмазы дело хорошее, — согласился он, вдоволь начесавшись. — Вот только в отношении тебя у меня большие сомнения. Затевать опасное дело, имея в напарниках такую сомнительную личность, как ты…
— Что значит «сомнительную»? — насторожилась я.
— А то и значит, что веры тебе никакой. Продашь почем зря. Или подставишь, как в прошлый раз. Опять же бабушка надвое сказала: может, ты все это выдумала, чтоб я тебя сразу не убил.
— Ничего я не выдумывала. И тебя не подставляла, а просила подождать в машине, чтобы не вышло с тобой какой неприятности. Ты меня не послушал, а теперь еще и оскорбляешь…
— Ладно, — отмахнулся он и предложил: — Пива хочешь?
— Нет.
— А водки?
— Водку я не пью.
— Если человек не пьет водку, ему точно веры никакой.
Я подумала и согласилась:
— Ладно, давай водку.
Он достал из холодильника бутылку, открытую банку шпрот, два яблока и пачку печенья, я посмотрела на все это и скривилась:
— Не скажешь, что ты живешь как Рокфеллер, думаю, алмазы тебе очень бы пригодились… и мне тоже, — подумав, добавила я.
Водку пили из бумажных стаканчиков, я с трудом сделала несколько глотков и закашляла. Павел постучал ладонью по моей спине так, что я охнула и сурово посмотрела на него, подозревая, что он хотел меня искалечить.
— Пей до дна, — сунув нос в мой стаканчик, заявил он.
— Я не могу так много, меня вырвет.
— А я не могу верить человеку, который боится опьянеть. Боится, значит, что-то скрывает.
— Ничего я не скрываю, — обиделась я и выпила.
После чего мы вполне душевно поговорили. Я в деталях поведала о гибели Сережи и исчезновении подруги. Павел слушал внимательно, смотрел чуть ли не с жалостью, потом вышел в соседнюю комнату, извлек из кармана пиджака сотовый и кому-то позвонил.
— Слушай, у меня знакомая девка… Матвеева Татьяна Юрьевна, проверь, она в психушке на учете не стоит? — Павел вернулся ко мне и разлил водку в стаканчики.
— Стою? — зло спросила я, а он ответил:
— Перезвонит.
Звонка ждали в молчании. Вскоре выяснилось, что на учете я не состою, меня это, естественно, не удивило, а вот мой собутыльник вроде бы порадовался.
— Ну, вот, — довольно заметил он. — Ты просто дура, но не психическая, уже кое-что.
Я хотела ответить, но мысленно махнула рукой и вместо этого выпила еще водки. После чего Павел придвинулся ко мне еще чуть-чуть, то есть оказался в опасной близости, нагло обнял за плечи, а правую руку пристроил на моем колене. Все это мне очень не понравилось. Я повела плечами, передвинула колено и взглянула на Павла без одобрения. Он вроде бы удивился.
— Партнеры должны дружить, — произнес он наставительно, я немного поразмыслила и ответила:
— Дружить я не против, только при чем здесь мое колено?
— Как же без него? — моргнул Павел с видом законченного придурка. — Деловые отношения лучше всего скрепить личной симпатией.
— Хорошо, пусть будет личная симпатия, — нахмурилась я. — Но чтобы она появилась, необходимо время, надо присмотреться друг к другу, а ты лезешь ко мне под подол, это совершенно по-другому называется.
— Ну и что? Зато ускоряет процесс, буквально через пару часов уже ясно: есть симпатия или нет, и долго присматриваться не надо. В общем, давай скрепим наш союз и не зли меня, — хмуро добавил он. — А то пошлю этот самый союз к черту и оторву тебе голову.
— Ты чокнутый, что ли? — растерялась я. — Как же это так можно… ни с того ни с сего?
— Можно, можно, — заверил он и стал стягивать с меня платье.
Это не только пугало, но прямо-таки обескураживало. Я зажала подол коленками, взвизгнула и отодвинулась от дорогого союзничка:
— Подожди, я не могу так сразу… лучше давай еще выпьем.
— Ладно, — неохотно согласился он. — Только много я тебе не налью, не то от тебя не будет никакого толку.
— Будет, — хмуро ответила я и лихо хватила полстаканчика водки.
После чего, стянув платье, села на стол и с трепетом обняла свалившегося на голову возлюбленного. На счастье, он никуда не спешил. Я постанывала, откинувшись на руках, прикидывая, как еще выразить бурную страсть, а Павел развлекался с моим нижним бельем и коленками, которые ему чем-то необыкновенно понравились. Он был очень увлечен своей деятельностью, поэтому я без проблем ухватила бутылку пива, ту, что он так и не выпил, и огрела его по голове. Голову он поднял, томно посмотрел на меня, скосил глазки и рухнул на пол, а я, глядя на горлышко бутылки в своей руке, опечалилась: не переусердствовала ли я? А вдруг этот гад умер? Гад дышал. В этом я смогла убедиться, склонив голову ему на грудь, причем не только дышал, но собирался вот-вот очнуться. Я заметалась по комнате, натянула платье, схватила сумку и с опозданием подумала: как же я выйду отсюда? Через дверь, в которую вошла, не хотелось — где-то в коридорах прятался тип с разными глазами, окон нет, вся надежда на комнату рядом. Я выскочила туда и обнаружила еще одну дверь, она была заперта, но ключ торчал в замке, я торопливо повернула его дрожащей рукой, толкнула дверь и оказалась в мужской раздевалке. Голый дядька доставал вещи из шкафчика, увидев меня, он икнул, но ничего не сказал. Остальные тоже. Я шла по проходу, улыбалась налево и направо, и повторяла:
— Извините… извините, — пока не уперлась носом в дверь.
За дверью был холл со стеклянной кассой посередине. Толстая тетка приподнялась со стула, увидев, как я выпорхнула из мужского отделения, и на всякий случай перевела взгляд на противоположную дверь, там было женское отделение. Я ускорила шаги, перешла на бег и вылетела на улицу. Криков «Держи ее!» слышно не было, но это не успокаивало.
Я бросилась к троллейбусной остановке, вскочила в подошедший троллейбус и наблюдала из окна за баней до тех пор, пока она не скрылась за поворотом. После чего стала думать, что мне делать дальше. Потратив пять остановок на размышления, я вышла из троллейбуса и стала искать телефон, с намерением позвонить Мише. Его не оказалось ни дома, ни на работе. Немного поревев от отчаяния, я решила, что мне следует добраться до его квартиры и ждать там, как он мне и советовал.
Однако его квартира была далеко, находиться на улице, пожалуй, небезопасно, и я пошла на остановку такси. Заглянула в кошелек, желая узнать, какой суммой располагаю. Как-никак ехать мне на другой конец города.
И тут я вспомнила про Витьку. То есть я про него никогда и не забывала, но со всеми этими возникшими в моей жизни трудностями, длительное время с ним не встречалась и даже не перезванивалась. Тут и телефон возник весьма кстати. В офисе Витьки не оказалось, я набрала домашний номер, трубку он снял сразу и сказал:
— Слушаю. — Судя по голосу, был он при последнем издыхании.
— Как дела? — бодро спросила я, никакой бодрости при этом не ощущая.
— Это ты? — удивился он. — Я тебе звонил. Вчера и сегодня.
— Я была в гостях у Мальчика, — заявила я.
— У кого? — не понял Витька.
— У Мальчика. У того самого бандита, про которого ты мне рассказывал.
— Ты была у него в гостях? — переспросил Витька, так же, как я, туго соображая.
— Была. Без всякой охоты. Какие-то типы схватили меня ночью в собственной квартире и привезли к нему.
— Что творится, а? — ужаснулся Витька. — И что?
— Вопросы задавал. А сегодня еще один псих решил со мной подружиться. Я только-только смогла унести от него ноги. Боюсь, что, если мы встретимся еще раз, он меня убьет.
— Ты извини, но я ничего не понимаю. Зачем ты им нужна?
— Я тоже не понимаю. Одно мне ясно: из города сейчас лучше уехать. Так что, если не сможешь до меня дозвониться, — не беспокойся.
— Слушай, у меня есть знакомые… если тебе надо где-то укрыться.
— У меня тоже есть знакомые, — заверила я, заводить новых мне не хотелось. — Что с Алькой?
— Ничего. Сегодня по телевизору, в областных «Новостях», будет обращение ко всем, кто ее видел, с просьбой сообщить в милицию… — Витька вздохнул и добавил: — Машину ее нашли. На стоянке, возле хлебокомбината.
— И что?
— Ничего, — опять вздохнул Витька. — Стоит там с четверга, но как туда попала — неясно. Парень, что в тот день дежурил, ничего толкового сказать не мог. Лавочка там совершенно левая, ни квитанций, ни журнала. Ставь машину, плати деньги и двигай дальше.
— Он что, вообще ничего не помнит?
— Говорит, вроде бы мужик какой-то ее ставил. В темных очках. А кто в жару без очков?
— Черт-те что… — задумалась я.
— Ты куда сейчас? — спросил Витька как-то вяло.
— Черт-те что… — задумалась я.
— Ты куда сейчас? — спросил Витька как-то вяло.
— К другу. Он работает в милиции. А мне после всех этих гостеваний в городе неуютно. Наверное, уеду к сестре.
— Когда? — заинтересовался Витька.
— Да я бы хоть сегодня, но не могу, пока не выяснилось, что там с Алькой.
— Думаешь, еще есть надежда?
Мы дружно вздохнули.
— Ладно, — помолчав, сказала я и уже хотела проститься, но Витька опять заговорил:
— Наверное, с тобой все-таки захотят побеседовать в милиции. Ты близкая подруга… — Витька томился, и я спросила:
— Ты не хочешь, чтобы я рассказывала про любовника?
— Не хочу, — ответил он. — Не надо всей этой грязи…
— Но если я не скажу об этом, то и про фабрику молчать придется, иначе, как все объяснить?
— Вот и молчи…
— Ты предлагаешь мне вводить в заблуждение следствие…
— Ладно, как знаешь… Ты где сейчас?
— На конечной седьмого маршрута, возле бассейна. Слушай, а машина в каком состоянии?
— В отличном.
— Тебе ее вернули?
— Перегнали на стоянку ГАИ. Черт с ней, с машиной, мне Алька каждую ночь снится, неживая. — Он заплакал тихо и горько, и я вместе с ним.
— Витя, — позвала я. — Прости, но я, ей-богу, не знаю, что тут сказать…
— А что тут скажешь? — ответил он и повесил трубку.
За моей спиной уже выстроилась очередь, однако слезы произвели впечатление: народ безмолвствовал, проявляя понимание. Я уныло побрела по улице, забыв про такси. Надо идти в милицию. Заниматься розыском убийц с Мишей мне не по силам: уж очень опасно. А в милиции люди за это деньги получают.
Я замерла, повертела головой, пытаясь сориентироваться, в каком я сейчас районе, после чего обратилась к прохожему:
— Вы не скажете, где здесь РОВД?
Мужчина начал путано объяснять, а я кивать. Потом отправилась плутать по улицам. Однако районное отделение найти оказалось несложно, свернув в очередной раз за угол, я обнаружила здание, выкрашенное в ярко-желтый цвет, с нужной мне табличкой на фасаде. Вместо того чтобы увеличить шаг, я притормозила, а потом устроилась на скамейке. Что рассказывать и о чем умолчать?
Пока я ломала голову, в поле моего зрения появилась темная «девятка». Она медленно проехала мимо, а потом замерла в нескольких метрах от моей скамейки. В «девятке» не было ничего подозрительного, окно со стороны водителя открылось, молодой парень лениво посмотрел на пейзаж вокруг и закурил, стекла были темные и разглядеть, один он там или нет, возможным не представлялось. «Далась тебе эта „девятка“!» — разозлилась я, но машина упорно вызывала тревогу. В свете последних событий все движущиеся в радиусе десяти метров предметы меня беспокоили. «Или иди в милицию, или к Мише!» — прикрикнула я на саму себя и поднялась. Не успела я сделать и трех шагов по направлению к заветной двери, как из «девятки» вышел парень, лучисто мне улыбнулся и спросил:
— Девушка, не скажете, который час?
— А что случилось с вашими часами? — спросила я в свою очередь, тыча пальцем на его руку.
— Стоят, — еще лучистее улыбнулся он.
Я попятилась и заявила:
— Если еще шаг сделаете, я закричу. А тут милиция, табличку видите?
— Я ж у вас время спросил, — вытаращил глаза парень.
— Я вас предупредила, а там как хотите…
Пока парень возвращал свои глаза на место, из-за угла появилось такси, я махнула рукой, машина остановилась, я запрыгнула в нее и сказала:
— В ближайшее отделение милиции.
Водитель повернулся, посмотрел на меня и сказал, кивнув головой на здание канареечной расцветки:
— А это не подойдет?
— Не подойдет, — отрезала я.
Он пожал плечами и тронулся с места. На первом же светофоре я заприметила «девятку» и начала томиться. Вскоре ее заметил и водитель.
— Это за тобой? — сурово спросил он, я замотала головой, но не убедила его, потому что он заявил: — А ну, давай выметайся!
— Да вы с ума сошли! — ахнула я.
— Выметайся! — повторил он. — Мне приключения без надобности.
— Какие приключения, если я прошу вас отвезти меня в милицию.
— Просишь, — согласился водитель. — Вопрос, доедем ли…
Умеют же некоторые успокаивать. Он уже тормозил, а я до смерти перепугалась: ненавистная «девятка» маячила в стороне, но, заметив, что мы остановились, начала приближаться. Я готова была взвыть в голос и тут увидела двадцатипятиэтажку, прозванную в народе «Пизанской башней». Она была одной на весь город и печально знаменита тем, что в ней вечно чего-то недоставало: то воды, то газа. Через полгода после сдачи дома выяснилось, что подобные высотки строить у нас нельзя, сданное в эксплуатацию сооружение, точно желая подтвердить это, вдруг дало крен вправо, незаметный глазу, но чутко уловленный специальными приборами. От мысли строить двадцатипятиэтажки сразу отказались, а людей из «Пизанской башни» решили выселить, но не выселили и пятый год вели дискуссию о последствиях где-то там образовавшейся трещины в фундаменте, вгоняя тем самым жильцов в тоску.
— Высадите меня у «Пизанской башни», — попросила я, водитель покосился на «девятку» и кивнул.
Башня возвышалась посередине проспекта, рядом с торговым центром, месте очень людном, и влипнуть здесь в историю он, как видно, не опасался. На приличной скорости мы въехали во двор.
— Второй подъезд, — сказала я, сунула таксисту деньги и ухватилась за ручку двери.
Через несколько секунд я уже стояла в подъезде и давила на кнопку вызова лифта. К счастью, лифт находился на первом этаже, я поднялась на двенадцатый, затем бегом спустилась на девятый и позвонила в сто вторую квартиру, где вот уже несколько лет проживала моя подруга Людка.
Работала она дома (шила то ли рукавицы, то ли какие-то чехлы, бог знает на что) и сейчас должна быть в своей квартире. Я позвонила еще раз, чутко прислушиваясь к тому, что творится в подъезде: кто-то вызвал лифт, и я начала нервничать. Дверь открыться не пожелала. «Где тебя черти носят?» — в отчаянии спросила я, потом наклонилась и приподняла коврик у двери, под ним другой, резиновый, а между ними лежал ключ. Избавить Людку от дурных привычек не мог никто, их у нее было великое множество, и она им следовала с упорством, достойным лучшего применения. Сейчас я этому была очень рада.
Проникнув в квартиру подруги, я устроилась возле двери и стала ждать. Ничего не происходило. Ни шагов, никакого иного шума… Я порадовалась и прошла к окну. К сожалению, окна Людкиной квартиры выходили на проспект. Я села на диван без спинки и задумалась. Существенным недостатком Людкиного жилья было то, что у нее отсутствовал телефон. Покинуть убежище я вряд ли рискну, парень на «девятке» вполне мог наблюдать за домом, значит, оставалось одно: дождаться Людку и отправить ее сообщать о моем бедственном положении Михаилу или в милицию.
Тяжело вздохнув, я прошла в кухню и выпила воды из-под крана. Чашка в доме была одна, без ручки и такая грязная, что пить из нее никому бы не пришло в голову. Людка относилась с презрением к общепринятым нормам гигиены. Тараканы ее не тревожили, так же как пауки и мухи. Беспокоили только мыши, на них она с упорством охотилась при помощи мышеловок, в которые никто не попадал. Сейчас одна из них с крохотным кусочком сыра стояла посередине кухни. Людка считала себя поэтессой, непризнанным гением, раз в год печаталась в областной газете и по этому случаю непременно впадала в запой, из которого выходила долго, мучительно и с большими финансовыми потерями, так что лучше бы ее вовсе не печатали. Алька даже хотела обзвонить местные газеты с такой просьбой, но я ее отговорила. Еще одной Людкиной бедой были мужики, у нее дар находить забулдыг с ярко выраженными уголовными склонностями, потому что они ее без конца обворовывали. По этой причине у Людки не было ни телевизора, ни холодильника, ни какой-либо другой более-менее ценной вещи. Последний сожитель превзошел всех, и теперь у Людки не осталось даже мебели (это меня немного удивило, так как я не была у нее больше месяца и об изменениях в личной жизни подруги еще не знала). Теперь должно быть ясно, почему меня не обрадовала перспектива долгого ожидания. В том, что оно будет долгим, я не сомневалась: если Людка покидала свое жилище, то потом продолжительное время не могла в него вернуться, что, в общем-то, понятно в доме, где часто не работал лифт. «Что за день сегодня!» — пожаловалась я, устраиваясь на диване, подобрала с пола какой-то журнал и попробовала ни о чем не думать.
В дверь настойчиво звонили, я вскочила, силясь сообразить, что происходит, а главное, где я нахожусь? В комнате царил полумрак, а часы показывали половину четвертого. Утра, надо полагать. Я подошла к двери и спросила:
— Кто там?
— А там кто? — раздался пьяный Людкин голос.
Я открыла дверь, Людка, отлепившись от стены, упала в коридор, обхватила меня руками за шею, и мы вместе оказались на полу.