– Это я прям завтра… Еще крышу надо сделать, пока дожди еще не начались!
– Я, Даш, хочу на пленэре жить… – Варвара выпустила клуб дыма. – Интернет проведем, сценарии на студию буду по электронной почте посылать… А если в город понадобится ехать – нет проблем, у меня же машина – зверь!
– Ты готова жить в деревне? – поразилась Даша.
– Всю жизнь мечтала, – хладнокровно, без тени сомнений, произнесла Варвара.
Даша широко открытыми глазами таращилась на свою подругу. «Я ведь совсем ее не знаю, Варьку… Наверно, здесь ей будет очень хорошо. С Сергеем…»
Даша вдруг представила Варвару зимой, стоящую на крыльце Сергеева дома, – огромную, в огромных валенках, с шалью на плечах, с распущенными черными волосами, с сигарой в руке (пальцы – в серебряных кольцах!). Как индейская скво из рассказов Джека Лондона про Аляску… Картина была фантастической и абсолютно реальной. «Хотя индейцы трубку курят, а не кубинские сигары!» – спохватилась Даша.
У них будут дети. Например, мальчик и девочка. Ну и что с того, что Варьке почти сорок, сейчас все поздно рожают… Сергей их будет без памяти любить. «Наш папка – самый лучший!» – с гордостью будут говорить дети.
Командовать парадом, конечно, будет Варька. Хозяйка дома, суровая и справедливая. Пусть командует, если уж так того требуют законы драматургии…
– …Даш! А Даш!
– А? – очнулась Даша от своих фантазий.
– Я говорю – ты точно завтра со мной не поедешь?
– Точно, точно…
– Ну ладно, дело твое.
Даша вскочила, начала прощаться:
– Спокойной ночи, мне пора… Еще раз счастья вам… Поздравляю! Здоровья, счастья…
– Куда торопишься? Посиди еще! – одновременно воскликнули Варвара и Сергей.
– Нет-нет, у сестры рано ложатся, боюсь детей разбудить…
Даша через боковую калитку прошла во двор сестры.
Было холодно и очень темно – почему-то не горели фонари у входа. Спотыкаясь в полутьме, Даша кое-как добрела до двери.
…В доме было тихо. «Точно, спят уже все…»
Она завернула за угол и вдруг увидела, что на кухне горит свет. Шагнула вперед…
За столом, в полном одиночестве, сидел Борис. Перед ним была бутылка, в руках он сжимал стакан. Лицо – мрачное, непроницаемое.
Несколько секунд Даша смотрела на Бориса (поскольку она стояла в глубине темного коридора, он ее не замечал), а потом осторожно, на цыпочках, поднялась на второй этаж.
Весь следующий день она не выходила из комнаты. Работала, дописывала свою пьесу.
В обед к ней зашла Наталья, пожаловалась:
– Борис второй день не просыхает… Что делать?
– Это от безделья. Работу пусть ищет! – единственное, что могла посоветовать Даша.
– Тебе легко говорить… – нахмурилась сестра. – А сейчас очень трудно найти работу по специальности…
– Пусть не по специальности ищет.
– Что, ты предлагаешь ему в дворники идти?
– Нет, но… – Даша не успела договорить.
– Натаха! Натаха, ты где?.. – раздался раздраженный голос снизу.
Наталья выскользнула из комнаты, потом последовала ее отдаленная перебранка с мужем.
Даша не стала прислушиваться и снова углубилась в работу. Вечером заглянула Света:
– Теть Даш, ужинать.
– Светочка, я не хочу, потом…
– Мама хочет, чтобы на ужин все вместе собирались! – с вялым упрямством произнесла девочка.
– Ладно, иду…
…Внизу, на кухне, вся семья уже собралась за столом. Борис – мрачный, опухший, неподвижно сидел над своим бифштексом. Чтобы разрядить обстановку, Даша сказала:
– Сергей с Варварой решили пожениться.
Наталья пожала плечами, Борис вообще никак не отреагировал.
– Меня на свадьбу свидетельницей позвали…
– Да? Почетная миссия… – усмехнулась Наталья. – А в свидетели они кого собираются взять?
– Бориса.
Борис поднял на Дашу тяжелый, точно свинцом налитой взгляд, а затем медленно сложил из пальцев «фигу».
– Вот. Видели? – оскалился он. – Вот вам Борис!.. Кого другого ищите… Делать мне больше нечего!
Даша ничего не ответила. Подумала только: «А Варька-то… как в воду глядела!»
– Никитка… Никитка, ешь! – спохватилась Фелица Юрьевна. – Нечего взрослые разговоры слушать…
– Не хочу! Не хочу есть! – с места в карьер заорал Никита и сполз под стол.
– Никита! – рассердилась Наталья. – Ты куда?
Младший сын нырнул в коридор.
– Ничего, я его догоню… – Фелица Юрьевна шустро засеменила за ним.
– Папа вчера фонари перед домом забыл включить, я чуть ногу вечером не подвернула… – пробормотала Света.
– А ты не шастай по ночам, дома сиди! Ишь, распустились…
– Борис, не надо так с девочкой! – спокойно и твердо произнесла Наталья.
– Ну правильно, пусть делают что хотят… – с раздражением зарычал Борис. – Совсем распустились!
На кухню заглянула запыхавшаяся Фелица Юрьевна:
– Даш, к тебе пришли…
– Кто?
– А я не знаю, мужчина какой-то… Приличный. Нос у него выдающийся еще…
«Герман!»
– «Вечер, поле, два воза, ты ли, я ли, оба ли…» – глухо, без выражения, забубнил Борис.
– Извините… – Даша вышла из-за стола, наклонив голову, и в полном молчании покинула кухню.
…За воротами стоял Герман.
– Даша! Господи, я опять прождал тебя целый день… – он бросился к ней, схватил за руки и заглянул в глаза с такой трогательной, детской радостью, что Даша даже рассердиться на него толком не смогла.
– Так получилось… Но ты зря сюда пришел, сестра и ее муж – люди очень консервативные, старомодные, они бог знает что теперь обо мне станут думать…
– Надо же! – засмеялся Герман. – Вот уж не ожидал, что в наше время кто-то печется о репутации… Позапрошлый век! А ты дай мне номер своего мобильного, я тебе буду звонить…
– Мобильный? – растерялась Даша. – Но, ты понимаешь, он у меня выключен…
– Так включи!
– Н-нет… Не могу. Меня один человек ищет.
– Какой человек?
– Нехороший… – с трудом выдавила из себя Даша.
– Так смени номер! Это же очень просто!
Они пошли по дороге опять в сторону озера.
– Я, наверное, так и сделаю…
– Скажи мне, кто тебе угрожает? Я ему голову оторву!
– Если бы я знала… Я его называю – «черный человек». У него нет ни имени, ни лица… – прошептала Даша. – И он, кажется, хочет меня убить. Правда, я понятия не имею, за что.
Некоторое время Герман молча смотрел на нее, потом вдруг порывисто обнял:
– Нет… Я никому не дам тебя обидеть!
– Спасибо… – вежливо произнесла Даша и опять вспомнила о Руслане Кедрове. «Капитан… Он – капитан. „Два капитана“. „Выйти замуж за капитана“. „Пятнадцатилетний капитан“… Что там еще? „Капитанская дочка“… Видно, есть какая-то магия в этом звании, что-то такое… отважное и честное! Я хочу, чтобы у меня был свой капитан. Пусть он уходит надолго в плавание, пусть – такова уж судьба всех капитанов. А я буду ждать его на берегу. Своего капитана Грея…»
– Я все думаю о нашем вчерашнем разговоре… – тихо произнес Герман, шагая рядом с Дашей.
– Мы много о чем говорили! – пожала она плечами.
– Помнишь, ты сравнивала семейную жизнь с жизнью на острове? – Герман погладил ее руку. – Так вот, несмотря ни на что, я хочу оказаться на острове. С той единственной, которая никогда не предаст меня.
– Если на острове нет чужих, то предательство в принципе невозможно… – возразила Даша. – Высший пилотаж – хранить верность, когда вокруг толпы людей, множество соблазнов…
– Нет, – решительно возразил Герман. – Пока я жил на острове, я был счастлив. А потом, среди толпы… я потерял ту, которую…
– Не надо! – Его горячность подавляла Дашу. – Я не готова. Я сейчас не в том состоянии, чтобы слушать исповеди, у меня у самой куча проблем… – проговорила она и потерла виски.
– Хорошо, не буду, – послушно кивнул Герман. – Но потом я тебе все расскажу.
– Обязательно расскажешь, да!.. – ответила Даша. У нее было чувство, что она сейчас разговаривает с ребенком.
Они опять вышли к озеру. Было холодно, клочковатый туман вился над поверхностью воды.
Даша ненавидела туман.
– Пойдем назад… Я замерзла! – Дрожа, она резко развернулась, потянула Германа за рукав.
– Встретимся завтра, – в утвердительной форме заявил Герман.
– Я не знаю…
– Я опять зайду за тобой. – Герман, кажется, даже не услышал слов Даши.
«Вот привязался!» – с бессильной досадой подумала она.
– Герман, послушай…
– Я зайду за тобой, – упрямо повторил тот.
– Ну хорошо… – сдалась Даша. – Часов в шесть, ладно? Жди меня на улице, за поворотом – я все-таки не хочу, чтобы нас видели вместе.
«Что-то я слишком добренькая стала…» – тут же подумала она.
Герман обрадовался.
– Да, я буду ждать! Только ты приходи, обязательно приходи… – он повернул Дашу к себе, провел ладонью по волосам. – И ничего не бойся, ладно? Черный человек больше никогда не придет за тобой, я обещаю!
«Интересно, как это он устроит? – скептически думала Даша, заходя во двор Натальиного дома. – „Черный человек никогда не придет…“ Горазд на обещания!»
В доме уже все спали, даже на кухне свет не горел.
Даша поднялась на второй этаж, прямо в куртке села на кровать. «Холодно… И почему я до сих пор дрожу? Чаю горячего выпить…»
Она хотела встать, но в этот момент дверь тихо распахнулась, и в комнату вошел Борис. Мрачный, с опухшим лицом, но, кажется, не совсем пьяный.
– Почему ты не стучишься? – вспыхнула Даша.
– Это мой дом.
– Но я-то – не твоя жена! – раздраженно возразила Даша.
– Какое тонкое замечание! – оскалил он зубы. – Мисс драматургиня так и сыплет афоризмами…
– Вон.
– Сама – вон! Я тебя сюда не звал, между прочим… Явилась не запылилась… – хихикая, Борис изобразил, как припудривает носик и взбивает несуществующие кудри – пародия на Дашу. – Фу-ты ну-ты, ножки гнуты, как говорит мой алкаш-сосед…
«Нет, все-таки он пьян!» – решила Даша, с отвращением разглядывая мужа сестры. Она вскочила с твердым желанием перебраться к Сереге, а наутро и вовсе уехать отсюда.
– Куда?! – Борис толкнул ее, и Даша снова упала на кровать. – Сидеть.
– Ты… ты что это себе позволяешь? – задыхаясь от гнева и изумления, прошептала Даша. – Иди проспись!
– А что ты себе позволяешь, детка?!
– О чем ты?
– О том самом… Где ты шлялась опять?
– Не твое дело, – угрюмо ответила Даша. – Я что, должна перед тобой отчитываться?
Борис ухмыльнулся, качнул головой и сел рядом с Дашей. Закинул ей тяжелую руку на плечи – сразу придавил, лишил дыхания… Точно могильная плита опустилась на нее.
– Должна, детка, должна… – пропел Борис, глядя Даше в лицо мутными темно-синими глазами. – Ты в моем доме находишься, так что веди себя прилично… Ишь, шляется по ночам!
– Дурак! – с отвращением прошипела Даша, скинула с плеч его руку, вскочила. – Убирайся… – Потом не выдержала и выпалила: – И вообще, это не твой дом!
Все те чувства, которые она поначалу испытывала к мужу сестры, исчезли давно, испарились словно дым. Недаром говорят – от любви до ненависти один шаг… Даша сейчас ненавидела Бориса – мучительно и остро. Так же остро она желала его раньше.
– Что значит – не мой дом?! – В темно-синих глазах вспыхнул зловещий огонек.
– А вот то… Не ты его купил, не ты его строил. Это Наташин дом!
– Чей-чей?.. Чей? – Голос Бориса съехал на шепот.
– Наташин! Она все на себе везет, все! Почти не спит по ночам… А ты – бездельник и трутень. Приживал. Самец, способный только к оплодотворению… – Даша уже не владела собой.
– Ты… – Борис рванул к ней, но Даша толкнула ему под ноги кресло на колесиках. – Ах ты, дрянь!
Борис споткнулся, чуть не упал. Поднял на Дашу совершенно звериное, искаженное ненавистью лицо.
– Сука… – в одно мгновение он подскочил к двери, повернул ключ в замке. – Ах, ну какая же ты сука…
– Что, правда глаза колет, пан спортсмен?
– Шлюха! Ты – шлюха! – шепотом, раздельно произнес Борис. – Бегаешь на случку каждый вечер…
– Неправда! – тоже яростным шепотом возразила Даша.
– О, о, о! Мужики к ней в очередь выстроились… – мерзко гримасничая, взвизгивал этот, казалось, такой мужественный и достойный человек. – Один, другой, третий, вместе с Серегой… Бордель у меня дома устроила. Дом свиданий. При детях прямо!
– Не ври! Я ничего такого себе не позволяла… – не отводя взгляда от Бориса, твердила Даша.
Они кружились друг напротив друга по комнате, и волны ненависти расходились от них кругами.
– Шлюха…
– Ничтожество…
Борис изловчился, схватил Дашу сзади за волосы. Она застонала, едва сдерживая крик. Разбитый затылок давно зажил, но все равно боль была нешуточной.
– Пусти… Я Наталью сейчас позову!
Он вдруг рванул рубашку на груди Даши – пуговицы с треском разлетелись в разные стороны.
– Зови. А я скажу, что ты меня соблазняла…
– Наташа не поверит!
– Пове-ерит, куда ей деваться! Она твой характер сучий знает… – Борис засмеялся Даше прямо в лицо.
– Она не поверит!
– А вот мы посмотрим… Бельишко-то на тебе какое, а? – Он свободной рукой потянул за лифчик. – Какое бельишко-то… Развратное! В таком бельишке только шлюхи и ходят!
– Дурак… Нет, но какой дурак… – едва слышно застонала Даша, пытаясь оторвать его руку от волос. – Пусти! Мне больно…
– А тебе и должно быть больно! Иди, жалуйся своему мальчику двадцатилетнему… – Борис потянул назад, вниз – Даша выгнулась, едва держась на ногах. У нее было чувство, что Борис сейчас сломает ей позвоночник. Слезы непрерывным потоком текли из глаз…
Она почти теряла сознание. Потом из последних сил взмахнула рукой и что было сил провела ногтями по его щеке – словно разъяренная кошка. Или – как пантера?..
Борис беззвучно взвыл и, моментально выпустив Дашу, отскочил в сторону.
– Ну, ссссука… – На щеке у него красовалось несколько глубоких борозд, из которых сочилась кровь. Он взглянул в зеркало и, судя по всему, сразу понял, какой урон нанесла ему Даша. Мало того, что эти царапины будут очень долго заживать, так они еще и сами по себе весьма красноречивы…
– Негодяй. Ты – негодяй. Негодяй! – исступленно шептала Даша.
В один прыжок Борис подскочил к ней, опрокинул на кровать.
– Я ж тебя убью… – он так сдавил ее, что она опять чуть не потеряла сознание. – Стерва!.. Да за такое…
Он тряс ее что было сил, навалившись сверху, потом сжал ее шею в своих широких, жестких ладонях. Капелька его крови медленно сорвалась со щеки и упала на Дашины губы. Она машинально облизнулась, ощутив солоноватый привкус его крови…
В этот момент в дверь постучали.
– Даш, ты спишь?
Даша вздрогнула всем телом – одновременно с ней содрогнулся и Борис.
– Тш-ш… – прошипел он Даше на ухо. – Ты убьешь ее. Ты хочешь причинить боль своей сестре, да?
Даша молчала. Она и Борис. След ногтей на его щеке… На ней кофточка без единой пуговицы. «Наталья, он на меня набросился точно зверь… Я защищалась, ты видишь!» – «Эта сучка все придумала! Она ненавидит нас, она тебе завидует, она хочет все разрушить…» На шум прибегут дети. Света, Игорь, Никитка.
Света, Игорь, Никитка.
Шли секунды. Тик-так, тик-так, тик-так… После такой паузы приступать к обвинениям – бессмысленно. И потом – Света, Игорь, Никитка…
– Да, я сплю… – сонным голосом отозвалась Даша.
– Ты Бориса не видела случайно?
– Нет… – умирающим, вялым, полным бесконечного безразличия голосом ответила Даш.
– А… куда-то он пропал.
– У Сереги небось…
– Ну все, спи… Не буду тебе мешать.
Некоторое время Борис и Даша лежали молча, с трудом удерживая рвущееся из груди дыхание. Потом Даша попыталась спихнуть с себя Бориса. У нее ничего не получилось.
Он скатился с нее сам. Повернулся на спину и стал смотреть в потолок неподвижным взглядом.
– Чего ты ждешь? – прошипела Даша. – Уходи…
Он молчал.
– Завтра же, прямо с утра… Я уеду отсюда. Ноги моей тут никогда не будет! – сдержанно бушевала Даша.
– Ты никуда не уедешь, – вдруг холодно, очень спокойно произнес Борис.
– Это еще почему?
– Если ты с утра пораньше помчишься прочь, а я при этом с расцарапанной мордой… Ты думаешь, Наташка не догадается, кто меня разукрасил?..
– Это твои проблемы.
– Нет уж, детка! Это наши проблемы… Ты представляешь, что будет с Натальей? Ты представляешь, о чем она подумает?!
Даша прижала ладони к лицу.
– Ты уедешь, да, – холодно продолжил Борис. – Обязательно уедешь. Но не завтра. И не послезавтра. А на третий день. И при этом будешь сама любезность. Если я – с расцарапанной мордой, а ты при этом – туча тучей, то она, опять же, догадается…
– Она все равно догадается.
– Нет. Я найду, что ей сказать. Например, упал спьяну, в темноте… Оцарапался о доски.
Даша молчала.
– Ну все, я пошел. Приятных снов, детка…
Борис осторожно повернул ключ в двери и выскользнул наружу.
Даша осталась лежать на кровати. Разбитая, раздавленная, уничтоженная.
Что это было? Что только что произошло?
С одной стороны – ничего. Они просто поскандалили с Борисом: он трепал ее за волосы, она – расцарапала ему физиономию. Обычные разборки родственников. Но с другой – произошло нечто отвратительное, жестокое, унизительное для нее.
Раньше она ни за что бы не стала терпеть подобное. Подняла бы скандал и среди ночи укатила восвояси (плевать на «черного человека»!).
Но именно сейчас Даша поняла, насколько дорога ей Наталья, сколь сильно она любит ее. И эта нестерпимая, почти физическая жалость к сестре – какое у нее измученное лицо, как вздуваются вены на ее тонких руках, как мало она спит, как бьется в вечном цейтноте: от плиты к компьютеру, от дачи до Москвы, таща на себе все, абсолютно все…