Но я понимаю, что моего названого брата завораживала и манила грандиозность, небывалость задачи. Молодые Боги не сделали ему ничего особенно плохого, разве что в один прекрасный день постарались положить предел его особо рьяным изысканиям в близких к Хаосу областях. Собственно говоря, с этого и началось так называемое «Первое Восстание» Ракота, название не совсем верное, потому что никакого отдельного «Второго Восстания» не было; так стали называть то всеобщее наступление, в которое перешёл новоявленный Владыка Тьмы, отразив первый натиск на свою цитадель. Именно тогда, в те дни, он и добился наибольших успехов, трижды штурмовал Обетованное, но на последний рывок сил уже не хватило — или же и не могло хватить изначально.
Но речь об этом ещё впереди.)
Он говорил хорошо и горячо, молодой маг Хедин. Тьма, тьма, тьма — постоянно повторялось в его речи. А Отец Дружин невольно думал в тот миг о великом волке, Фенрире, что скрылся где-то в междумирье и затаился, ожидая своего часа. У злосчастного сына Локи, несостоявшегося убийцы бога Одина, хватило соображения не жрать всё вокруг себя, привлекая внимание новых хозяев Упорядоченного. Конечно, Локи — «не ас и не ван», но асы приняли его, он сам, собственными силами сделался богом огня, пламя признало его власть над собой, но оно же и сделалось частью его натуры.
Истинный маг Ракот стремительно шёл по тому же пути. Власть над первозданной стихией завораживает, и ты сам не замечаешь, как, повелевая ею, становишься с нею единым целым.
Тьма поведёт Ракота одной-единственной дорогой. Она не может не бороться со светом, ибо их борьба — один из перводвигателей сущего. Но Ракот, его судьба, его война, ещё не начавшаяся, но неизбежная, — не более чем средство. Ракот не может победить, как Свет не может победить Тьму, а та — Свет. Однако те, кто связывает себя с тем или иным, проиграть вполне могут.
Впрочем, Ракот — всего лишь орудие. Хедин же — оружие. Оружие единственное и главное, и ошибки тут невозможны.
— Тьма Тьмою, — проворчал, поднимаясь, Отец Дружин и брякнул обратно на стол тяжеленную пивную кружку. — Сдаётся мне, нас опять с тобой ждёт странствие.
Теперь, когда было сказано главное, верхом на Слейпнире, дороги сделались куда короче. Бог Один и маг Хедин вдвоём отправились на дальний юг, туда, где начинались дороги, ведущие за пределы Большого Хьёрварда, вниз, к великому Дну Миров.
(Комментарий Хедина: это не так. В каком месте покидать мир — совершенно безразлично, Межреальность имеет свои тропы.)
Им годились не всякие пути. Не всякие — но лишь те, по которым Тьма расползлась особенно далеко. Словно древесные жилы, тянулись эти тропы вниз, к забытому богами Дну, и оттуда поднимался, сочась по капле, вековечный мрак.
(Комментарий Хедина: а, теперь понятно. Это так и назвалось — «тёмными дорогами», и я долго считал их лишь досужей выдумкой людских шаманов и колдунов, пока сам не оказался на них. Это лишь укрепляло меня в решимости моей «познать Тьму» и…
И как я понимаю, я и впрямь шагал прямо по пути, угодному Старому Хрофту. Не самое приятное осознание, должен признаться. Я долго ему сопротивлялся, написал множество комментариев выше, споря больше с собой, чем с хитроумным богом Одином, оказавшимся под стать Локи, своему меньшему брату, пусть и названому.
Он показывал мне демонов, чудовищ, иных, порождённых Тьмой, и чем больше я смотрел, то острее ощущал обречённость Ракота и его дела. Я поделился со Старым Хрофтом своими тревогами, но тот лишь пожал плечами.
— Не становись меж истинным воином и его судьбой. Ни он, ни Рок не возблагодарят тебя за это.
— Он мой названый брат!
— Как и все остальные Истинные маги. Но сделаешь ли ты то же самое для других из твоего Поколения?
— Нет, — пришлось признать мне.
— Тогда отойди в сторону и не мешай ему. Воин следует только собственным путём.
Красивые слова. Я-нынешний знаю им цену; я-тогдашний дрогнул и уступил.)
Залитые Тьмой дороги сливались и раздваивались, упирались в бездонные, заполненные мрачным огнём пропасти. Через бездны тянулись длинные, невесть как держащиеся мосты безо всяких опор — одни лишь вытянувшиеся с края на край арки. Здесь властвовал сильный, здесь не знали иного закона, кроме силы и жестокости.
— Кипящий Котёл вечно извергает Тьму, первородную субстанцию. Однако в его окрестностях она хоть и могущественна, но мягка и податлива. Окунись в неё, чародей Хедин, задай ей свои вопросы. Быть может, она и ответит.
— Вопросы задаются не так, — сурово возразил Истинный Маг. — И нам нет нужды спускаться к самому Кипящему Котлу. Боюсь, что этим путём уже прошёл мой друг и названый брат Ракот, а такая дорога открывается только одному.
— Хитро, — покачал головой Старый Хрофт. — Но разве ты не видишь, сколько дармовой силы пропадает тут, растрачивается даром? Я не ведаю дел твоего друга и брата, но могу сказать — Тьмы хватит на всех.
(Комментарий Хедина: Отец Дружин несколько слукавил — о делах Ракота он-то как раз был осведомлён весьма неплохо.)
— И вновь не соглашусь с тобой, почтенный Хрофт. У Тьмы, как и у Света, может быть только один хозяин, только один владыка. Меня эта честь не прельщает. Могущество первородной Тьмы и впрямь огромно, но Свет ей ничуть не уступает. Ввязываться в их борьбу — это не путь Истинного Мага. Мы — Великий Предел, мы — граница. Брать лучшее с обеих сторон и обращать к… ко… всеобщему благу — вот наша дорога.
— Но Тьма наступает, — возразил Отец Дружин. — Она растекается по сущему. Почему Молодые Боги ничего не сделают?
— Они и не должны, — пожал плечами Хедин. — Тьма — естественная часть великой совокупности миров. Как и Свет, она не может не быть. Не может не распространяться. Какие-то обитаемые земли неизбежно окажутся под её тенью. Таков естественный порядок вещей. Он задан богами, но он справедлив.
— Я видел, во что превращаются «обитаемые земли», что угодили под великую тень, — не отступал Отец Дружин. — Тебя бы не обрадовала эта картина, Истинный Маг.
— Каждый может сражаться за лучшую долю, — как по писанному отчеканил Хедин. — Ямерт не воспрещает этого. Напротив…
— Что «напротив»? Он покровительствует тем, кто берёт свою судьбу в собственные руки? Не сказал бы, маг Хедин, не сказал бы.
— Докажи.
— И докажу. Следуй за мной.
По уже ведомой дороге они спускались всё ниже, к тем самым местам, где уже успели побывать бог Один и Истинный Маг Ракот.
Знакомый мир, залитый тенями, бессолнечный и холодный. И те же племена, но уже не столь жалкие. В стойбищах пылают огромные негасимые костры, и не похоже, что топливом для них служили одни лишь окрестные деревца, чахлые и примученные. Хотя и они на глаз Хрофта казались теперь и повыше, и попышнее.
— Что хотел ты показать мне здесь? — неподдельно удивился Хедин. — Я повидал уже множество дикарских племён. Чем отличаются эти? У них какие-то особенно сильные шаманы?
— И это тоже, — кивнул Старый Хрофт. Его добровольный ученик стал с совершенно несвойственным Истинным Магам вниманием относиться к заклятиям смертных. — Но главное здесь — власть Тьмы. Эти миры забыты Ямертом и его братьями. Никто здесь никому не покровительствует, как нетрудно заметить.
Отец Дружин чуть было не добавил «кроме твоего названого брата Ракота», но вовремя остановился.
Хедин сощурился.
— Уж не хочет ли сказать почтенный Хрофт, что покровительствовать здешним племенам следует мне? Но это не есть долг Великого Предела. Всех не облагодетельствуешь.
Здесь напрашивался вопрос «а в чём же тогда долг этого самого Предела, раз уж он прямо-таки и Великий?», но Отец Дружин вновь промолчал. От этого разговора ему требовалось совсем иное.
— Всех не облагодетельствуешь, маг Хедин, ты прав. Да и не в том дело сильных — каждый сам добывает свой хлеб. Но долг божества — устроить всё так, чтобы смертные не гнили бы так, как эти несчастные.
— Скажи, почтенный Хрофт, когда ты властвовал сам — были ли у тебя такие? Такие вот несчастные, забытые племена?
Отец Дружин понимал, куда клонит его ученик.
— В Митгарде хватало самых разных племён, иные пребывали в бедности; но безысходности не было. В этом я готов тебе поклясться. Солнце светило всем одинаково.
— Неодинаково, — проворчал Хедин. — На юге и на севере оно весьма разнится.
— Однако же светило, — возразил Старый Хрофт. — А тут его нет совсем.
Истинный маг приумолк. Видно было, что соглашаться с Древним Богом ему совсем не хочется. Не давала гордость. Но идти против истины не дано даже Поколениям из Замка Всех Древних.
— Однако же светило, — возразил Старый Хрофт. — А тут его нет совсем.
Истинный маг приумолк. Видно было, что соглашаться с Древним Богом ему совсем не хочется. Не давала гордость. Но идти против истины не дано даже Поколениям из Замка Всех Древних.
(Комментарий Хедина: как же, как же. «Не давала гордость»! Не гордость, а самый простой здравый смысл. Бог Один постоянно пытается утверждать, будто это он составил хитроумный план со множеством ответвлений и отнорков на все случаи жизни, а я лишь покорно шагал, куда ему было угодно меня направлять. Конечно, над этими мечтаниями можно посмеяться, но…
Но я действительно многому научился у Старого Хрофта. И да, я не знал, чего хочу и к чему стремлюсь, до того, как познакомился с ним. Это верно, не верно другое. Не верно, что бог Один искусно и незаметно для меня самого лепил из молодого мага Хедина убеждённого врага Молодых Богов, готового подхватить выпавший из рук владыки Асгарда стяг.
Врагом Ямерта я так и не стал, как бы удивительно это ни казалось сейчас, когда мы с Ракотом, что называется, «заняли его место».
Моё собственное восстание, моя война не имели цели захвата Обетованного, ниспровержения Молодых Богов. Встать вровень, избавиться от их власти над Поколением, лишить их возможности прекращать бытие Поколений по собственной прихоти — вот была цель.
Это если не вспоминать освобождение Ракота, друга и брата.
Я написал последние строчки и вновь остановился.
Бог Один был более чем искренен в своём манускрипте. Он отдал его мне, чтобы меж нами не осталось бы умолчаний и недоговорённостей. Но настолько ли откровенен с собой я сам?)
После долгих споров молодой маг Хедин признал правоту Старого Хрофта. По-иному и быть не могло — владыка Асгарда рассказывал правду, одну лишь правду, и показывал то, что не могло быть иллюзией. Залитые Тьмой миры, покинутые пресветлым Ямертом, влачащие жалкое существование, — несомненно, они не могли не зажечь душу справедливого Хедина огнём благородного негодования.
(Комментарий Хедина: это он так шутит? Или насмехается?! Ну, Хрофт, ну, хитрец!..)
Хедин и Отец Дружин как раз собирались пуститься в обратный путь, когда случилось то, что впоследствии вошло в тёмные летописи как «Первотолчок».
Истинный Маг Ракот в открытую объявил себя Владыкой Тьмы и, бросив вызов Молодым Богам, начал своё знаменитое восстание.
Гнилые туманы пронзило множество клинков тёмного пламени; вулканы все разом выдохнули исполинские столбы лавы. Обычно густая и тягучая, сейчас она устремлялась к бессолнечному небу. Облака вспыхивали, словно сухая солома, волны пламени неслись по небу, открывая его голубизну. Клубы тяжёлого дыма стлались по земле, и хотя от него слезились глаза и приходилось кашлять, он изгонял мокрень, и покрывавшая всё разноцветная плесень мгновенно чернела и распадалась прахом от его касаний.
Маг Хедин смертельно побледнел.
— Ч-что это, почтенный Хрофт?
— Война, — торжественно, с мрачной гордостью ответил бог Один. — Наточены мечи и копья тёмных воинств, чёрные маги готовы спустить с цепей истребительные заклятия. Упорядоченное будет залито огнём и кровью, молодой маг Хедин.
(Комментарий Хедина: Отец Дружин опять сбивается на скальдический стиль. Я припоминаю, что сказал он тогда почти то же самое, но лишь самую малость иначе: «Война, Хедин. Тьма наточила мечи с копьями, а её маги решили, что их заклятия достаточно сильны. Упорядоченное ждут огонь и кровь, друг мой».)
— Но это не наша война, — продолжал бог Один, в то время как Истинный маг почтительно внимал. — Я не кинусь в сражение, пусть даже Молодые Боги — мои враги и месть моя не свершена.
— Почему? — жадно спросил молодой чародей.
— Потому что ни Свет, ни Тьма не могут победить друг друга в прямом единоборстве. Мира нет без обеих этих сущностей.
— Сущности победить нельзя, а вот тех, кто ими распоряжается?
— Ты хорошо понял меня, — одобрил Старый Хрофт. — Но для этого надо нечто большее, чем послушные твоей воле легионы и воинства. Многочисленные полки были и у меня, и у других, кто встал на пути Ямерта. Это не помогло.
— А что бы помогло? Тебе это ведомо?
Бог Один покачал головой.
— Тайна Ямерта скрыта тщательно, очень тщательно. Однако он не непобедим. Когда мы бились с ним, он испытал страх, я знаю. Его можно одолеть, но не прямым штурмом. Встать вровень с ним, иначе никак.
(Комментарий Хедина: это мои слова! Это я сказал «встать вровень», не Старый Хрофт! Даже Древнего Бога может подводить память, как мы видим.)
— Легко сказать, да трудно сделать, — покачал головой молодой маг.
— Трудно, — согласился Отец Дружин. — Так что не стоит пытаться, пока не поймёшь.
— Пытаться? — делано удивился Хедин. — А кто тут говорит о попытке?
— Никто, разумеется, — усмехнулся бог Один. — Никто и никогда.
Начало Ракотова восстания вышло под стать ему — громко, ярко и яростно. Никакой тайны, никаких ударов в спину. Поднять знамя бунта и двинуть собранные воинства вперёд. Бездны изрыгали огонь, Тьма покорно свивалась тугими клубами, оборачивающимися, если надо, настоящими таранами, крушившими вражьи твердыни.
— Мне надо торопиться, — молодой маг Хедин озабоченно потирал лоб. — Великий Мерлин собирает совет Поколения. Не иначе, как потребует… заставит… — он поморщился.
— Поколение выступит против собственного брата? — поднял бровь Отец Дружин.
— Выступит, куда денется, — буркнул Хедин, — если на то будет воля Ямерта.
Отец Дружин не знал, откуда молодому магу стало известно о сборе совета, и спрашивать он не стал. Просто молча кивнул и пожелал своему ученику счастливого пути.
Хедин лишь криво дёрнул щекой.
(Комментарий Хедина: Старый Хрофт не знает и знать не может о моём последнем разговоре с Ракотом. Том самом разговоре, когда мы поссорились с братом.
Случился он как раз незадолго до нашего с Хрофтом последнего странствия, и о нём Древний Бог ничего от меня не услышал. Слишком это было больно и неприятно.
Ракот нашёл меня в Хьёрварде, у альвов. К ним я отправлялся, когда требовалась тишина; нигде в ту пору мне лучше не удавались магические практики, чем у них. Альвы отличались редкостной запасливостью в том, что казалось всяческих чародейских ингредиентов или артефактов.
Ну и была ещё одна причина, гм, гм…
Ракот, напротив, альвов недолюбливал.
«Воображалы! — бывало, мог бросить он. — Только и думают, как бы насолить эльфам, своим создателям. Воевали б тогда уж открыто, а они всё исподтишка норовят!»
Считаные единицы из этого народа все-таки оказались в его войске; но это, как говаривал Ракот, «те альвы, которые уже не альвы».
Но в тот раз он изменил себе.
Всё тот же красный плащ за плечами, всё тот же чёрный меч. Правда, клинок, мне показалось, неуловимо изменился, словно Ракот наложил на него какие-то новые чары. Спрашивать я, однако, не стал, понимая, что названый брат явился сюда совершенно не за этим.
Всю ночь мы с Лиайей собирали линзами лунный свет, пронзали им хрустальные скляницы, где дозревали кой-какие снадобья, когда примчался альв-посыльный.
Ах, ну да. Лиайя. Враново-чёрные волосы и тёмно-синие глаза, словно глубокие воды над донным провалом. Из альвов, из их аристократии, тех, кто был сотворён первыми и кто потом возглавил бунт против создателей из Серебряного Кора.
Она и походила на Сигрлинн, и не походила. Походила внутренней силой, словно скрытый под плащом клинок. Походила отвагой, жаждой риска. Походила неистовством в любви, другим альвийкам, в общем, не слишком свойственным.
А отличалась тем, что никогда не язвила и не острословила. Словесных пикировок у нас с ней не бывало вообще. И… какое-то время мне это нравилось.
Ракот ввалился, едва не снеся покрытую тонкой резьбой дверь с цветными витражами. По правде говоря, дверь и впрямь не отличалась ни шириной, ни высотой, так что мощному телом Властелину Тьмы пришлось поворачиваться чуть ли не боком.
— Брат Хедин! — он шагнул, облапив меня по-медвежьи. — Ба! А это кто ж?
— Э… Лиайя, Ракот.
— Приветствую могучего владыку, — прошелестела альвийка, церемонно приседая и склонив голову.
— Прими вот, — Ракот небрежно скинул алый плащ ей прямо на руки. — Вели ей удалиться, брат.