– Что говорить?
– Что ты к убийству причастна.
Нонна не повелась на его удочку.
– Но я не причастна...
– У тебя нет алиби, но есть мотив...
– Не убивала я Аллу, сколько раз говорить?
– Но ты же не хочешь, чтобы тобой прокуратура занялась?
– Пусть занимается. Все равно доказательств не будет...
– Ты в этом так уверена?
– Да, потому что не убивала... И хватит об этом... А к Насте я, так уж и быть, схожу... Если...
– Что, если?
– Не заставляй меня напрашиваться.
– А ты не напрашивайся.
– Ты – черствый чурбан...
Нонна налегла на коньяк. А он действовал на нее похлеще снотворного. Флакон еще не опустел, а она уже спала, облокотившись на барную стойку и положив голову на руки.
Глава четырнадцатая
Утром Панфилова разбудил легкий стук в дверь.
– Да!
В комнату вошел Левшин. Он действительно когда-то был прапорщиком, но не милиции, а федеральной службы безопасности. И сейчас он работал на безопасность, на личную. Равно как и прапорщик Захарский. Порядок в сельском поселении волновал их меньше всего. Отвечали они исключительно за охрану Марка Илларионовича. Раньше снимали комнату по соседству с домом, где он жил. Сейчас местом их обитания был особняк, который он купил.
– Там к вам пришли.
– Кто?
– Сосед. Господин Лосев, – коротко ответил Левшин.
– Что ему нужно?
– Вас хочет видеть... Похоже, он не в духе.
– Нонна Сергеевна где?
– В каминном зале. Мы ее на диван положили. Спит до сих пор...
– В каминном зале... Камера у нас там есть.
– Разумеется.
– Значит, так, проведешь Лосева в каминный зал. Скажешь, что я сейчас буду. Пусть подождет.
– Но там же Нонна Сергеевна.
– В том-то и весь смак... Хочу послушать, о чем они говорить будут. Изображение на мой экран выведи.
Панфилов оделся, но из спальни выходить не стал. Удобно устроился в кресле перед жидкокристаллической панелью, на которой в динамическом режиме изображен был каминный зал. Диван, на котором спала Нонна, рядом два кресла в том же готическом стиле.
Лосев озирался по сторонам. Левшин показал ему на кресло, но он продолжал стоять, пока не увидел Нонну. Удивился, но ничего не сказал. А когда охранник удалился, тронул ее за плечо. Она резко села, не свешивая ног на пол, протерла спросонья глаза. Удивленно вытаращилась на Лосева.
– Витя?! Ты что здесь делаешь?
– Что-что. Мой это дом, вот что!
Панфилов сам опешил от такого заявления. Надо было видеть, как изменилось лицо Нонны.
– Твой?
– Уже мой... А ты думала...
Видеокамера давала четкое изображение, Лосев был в фокусе – хорошо было видно его лицо. Недобрый взгляд, нервно вздымающиеся желваки, на тонких губах змеилась язвительная улыбка. На него неприятно было смотреть. Панфилов чувствовал к нему неприязнь. Такому банкиру он бы свои деньги не доверил.
– Он сказал, что это его дом.
– Кто, Панфилов? А бумаги он тебе показывал?..
– Показывал.
– Через принтер состряпал?
– Не знаю... Да, наверное... А я, дура, поверила... А ты зачем его к себе в дом впустил?
– Надо, значит, было...
– Он меня твоим коньяком угощал...
– Каким коньяком?
– Французским. «Л’Арт де Мартель»
– Семь тысяч долларов за бутылку, – задумавшись, кивнул Лосев.
– Вот-вот, а он этот коньяк за милую душу хлестал...
– А тебе что, жалко? – усмехнулся банкир.
– Тебе должно быть жалко.
– Жалко у пчелки... Он что, миллионер?
– Нет... Сказал, что миллиардер...
– И ты поверила?
– Сначала нет. Потом да. Он так убедительно говорил. Сказал, что пар спускать сюда приехал. Типа причуды олигархов...
– Может быть, – глядя на пальцы своих рук, кивнул Лосев.
– Что может быть?
– Ну, причуды... Я сразу понял, что он не простой мент... И дом этот купил... Мне назло...
– Он купил?
– Ну да. А ты что, поверила мне? – с неприязнью к Нонне хмыкнул он.
– Я уже не знаю, кому верить.
– Мне верь. И ему тоже... Он правда этот дом купил... Я хотел его взять, а Сурков, сука, два «лимона» выставил. Если б зеленью, а то в европейских рублях. Пока я думал, мент его за два с полтиной взял. Два с половиной миллиона долларов. Не торгуясь... Зачем он это сделал, а?
– Зачем?
– Вот я и хочу в глаза ему посмотреть. И спросить, зачем, а?
– У него же любовь. К Насте Грецкой.
– К Насте? Любовь?!.
– Ну ты что, я же тебе про него рассказывала. Он здесь лейтенантом служил, с Настей крутил... Ей тогда пятнадцать было. Оксанке столько же было, когда ты с ней...
– При чем здесь Оксанка? – вскинулся Лосев.
– Да так, вспомнила... Я ж тебя у Оксанки отбила... А Панфилова у Насти... Только с тобой дальше крутила, а с ним – облом...
– Ты? С ним крутила?
– Что, ревнуешь?
– Да пошла ты!
Банкир взял совершенно недопустимый тон. Нонна просто не могла не возмутиться.
– Сам пошел! – взвилась она.
– Крутила она с ним... – хмыкнул Лосев. – А здесь что делаешь?
– Не твое дело!
– Все, хватит... – пошел на попятную банкир. – Извини, что-то нервы не в дугу. Всю ночь вчера не спал, все про дом этот думал... Ты же знаешь, я очень хотел у воды свой дом поставить. А этот Грецкий... Максютов такой же... Слушай, я вот что хотел спросить. Кто дом продавать будет?
– Какой дом?
– Какой, какой, сестры твоей...
– А что, его продавать собираются?
– Не знаю. Потому и спрашиваю, что не знаю.
– Да нет, разговора вроде бы не было.
– А достанется он кому?
– Не знаю. Это как суд решит... Скорее всего, детям Максютова...
– Но они же не будут здесь жить?
– Не знаю... Я бы не жила. Плохой дом, плохая аура...
– Вот-вот, и я о том же... Такая аура цену на дом сбить должна...
– Ерунда.
– Почему ерунда?
– Дом риэлторы продавать будут. Неужели они расскажут покупателю, что здесь два трупа было?
– Риэлторы не расскажут. Но найдутся добрые люди, которые объяснят, какого кота им предлагают...
– И кто они – эти добрые люди? Ты, что ли?
– А хотя бы и я.
– Сам хочешь дом этот купить?
– Не знаю... Не знаю, успею ли...
Лосев замолчал, удрученно склонив голову к правому плечу. Панфилов не видел его глаз, но интуиция подсказывала, что в них смертная тоска.
Марк Илларионович решил, что пора выходить на сцену.
Банкир дернулся, увидев его. Порывисто сделал шаг, крепко сжав кулаки. Но, спохватившись, остановился, набросил на лицо располагающую к общению улыбку.
– Приветствую вас, Марк... Э-э...
– Илларионович, – с безмятежным видом подсказал ему хозяин дома.
– Марк Илларионович... Приветствую вас... Или можно просто Марк? Ну, по-соседски, так сказать...
– Можно и просто...
– И на «ты»...
– Ты брататься со мной пришел, Витя?
– Почему бы и нет?
– Откуда узнал, что мы теперь соседи?
– Так я ж этот дом хотел купить, – невольно помрачнел банкир. – А ты перекупил...
– Я не знал, что ты на этот дом претендовал.
– А что, Сурков не говорил?
– Если честно, я его и в глаза не видел. Этим домом юристы мои занимались...
– Юристы твои... Слышал я, что ты миллиардами ворочаешь?
– Может быть. А может и не быть.
– Я многих олигархов в лицо знаю. Тебя ни разу нигде не видел.
– А я не олигарх. И на власть влиять никогда не пытался. И не свечусь, как некоторые... И вообще не хочу об этом говорить.
– Понимаю.
– Вот и хорошо, что понимаешь... Извини, ко мне сейчас человек должен прийти.
Панфилову не нужно было искать повод, чтобы выставить Лосева за дверь. Он действительно ждал Костромского. И не только его. Должны были быть и другие должностные лица, из города. Правда, не сейчас, а ближе к вечеру.
– Что за человек? – непозволительно поинтересовался банкир.
– Все-то ты хочешь знать, – недобро усмехнулся Панфилов. – Заместитель мой придет, по участковой работе.
– Понял, не дурак... Если вдруг что, «ВВВ-банк» к вашим услугам...
– Хорошо, я подумаю.
– Я серьезно.
– Я тоже.
Банкир ушел. Но у Нонны не возникло желания последовать его примеру. Впрочем, Панфилов ее не торопил. Из головы не выходило имя женщины, о которой она говорила с Лосевым.
– Ольга меня интересует, – сказал он. – Горничная твоей сестры. Насколько я помню, она из Серебровки.
– Из Серебровки, – кивнула Нонна.
– А первая горничная, Оксана, она тоже из Серебровки?
– Оксана? Ну, она не первая. Хотя да, из Серебровки...
– Ты ее знаешь?
– Ну так, в общих чертах, – замялась она. – А что такое?
– И Лосев ее знает.
– Ну да, – еще больше смутилась Нонна. – Ты что, знаешь про их отношения?
– Я, конечно, мог бы сказать, что да, знаю. Но что-то нет настроения ломать комедию... Сколько ей лет было, когда Лосев любовь с ней закрутил?
– Ну вот, а говоришь, что не знаешь... Да, любовь у них была.
– А у тебя?
– Ну вот, а говоришь, что не знаешь... Да, любовь у них была.
– А у тебя?
– С Оксаной? Нет, не было у нас любви.
– Я же тебе русским языком сказал, нет у меня настроения шутить, – сердито глянул на собеседницу Панфилов. – Я про Лосева спрашиваю.
– У меня, да, была с ним любовь... Он на год меня моложе, я уже работала, а он из армии только вернулся. Весь из себя, первый парень на деревне. У него тогда конфликт с родителями был, у бабки он тогда жил, царствие ей небесное. Здесь же в деревне с Оксанкой закрутил. Потом со мной. А когда с родителями помирился, в Москву подался. Там и кооператив свой открыл. Квартиру снимал, я к нему ездила... Думала, замуж меня возьмет, а он снова с Оксанкой сошелся... Правда, опять потом бросил... Ну, не то чтобы бросил... Она сама хвостом вильнула, парень у нее был, она его из армии ждала. Так, детская любовь. Он на побывку приехал, она его пожалела, не стала ничего про Витьку говорить... Она говорит, что не спала с ним, но Колька на всю деревню растрепал, что было у них. А потом сам узнал, что Оксанка с Лосевым любилась, так изорался весь. А как он мог не узнать, если деревня у нас, а не город. Здесь же все друг друга знают, а языки, сам должен понимать, без костей. А Витька сюда наезжал, ему рассказали... В общем, Оксанка тогда и Кольку потеряла, и Витьку. В Москву подалась, училась там вроде, вернулась с животом, дома родила. Дитя матери оставила, снова уехала. Потом опять вернулась. И опять с животом. Так в деревне и осталась. Я ее случайно встретила. Поглядела на нее, ничего, смотрится баба. Ей тогда уже под тридцать было, не молодая, но чистенькая такая, аккуратная. И симпатичная. А то, что два короеда на руках, так это не повезло бабе. Алла тогда горничную искала, я ей Оксанку и присоветовала... Потом выслушивать пришлось, когда она у нее деньги украла...
– Деньги украла... – в раздумье, механически повторил Панфилов. Чуть погодя спросил: – А Лосева она знала?
– Ну да.
– Он женат?
– Да... Но жена у него лохушка...
– Кто?
– Ну, лохушка. А то ты не понимаешь?
– Понимаю. Что с ней не так?
– Да то. У Лосева даже служанки нет, Валька сама все по дому делает... Ладно б это. Он гуляет напропалую, а она вид делает, что ничего не замечает. Банк у него в Москве, там у него и квартира, где он с бабами живет. Может неделями дома не появляться, а Валька даже не спросит, где он был. Скажет ей, что в командировке был, она и верит. То командировка, то аврал, то инопланетяне за кредитом прилетали. Всему верит... Он ее в страхе воспитал, пугал, что бросит, если слушаться не будет. А он может бросить, совести у него хватит... Вернее, совести у него совсем нет. Но, парадокс, на все хватает...
– Гуляет, говоришь, напропалую? А с Оксаной тоже гулял?
– Это вряд ли. У него Москва есть, чтобы гулять... Да и где бы он с ней встречался?
– Может, к Максютовым в гости ходил.
– К Максютовым?.. Он Пашу терпеть не мог. Но да, в гости к нему ходил. И к Грецким тоже ходил... Улыбается, а у самого камень за пазухой...
– Камень?
– Ну, так говорится.
– Я не иностранец, можешь не объяснять... Если за пазухой камень, то рано или поздно он полетит в чей-то огород, кому-то на голову...
– Это ты к чему? К тому, что Максютов погиб? – догадалась Нонна. – Так зачем Лосеву его убивать? Весь сыр-бор из-за каких-то двадцати соток...
– Бывает, что из-за двадцати квадратных метров люди гибнут.
– Но это когда спорят из-за клочка земли. А здесь же спора нет, здесь все давно распределено и утрясено...
– А неприязнь осталась...
– Неприязнь. У Лосева с Грецким давняя неприязнь. Они же соседствовали. Дома впритык стояли. Им бы дружить, так нет, враждовали. Антон же местный, а Лосев как бы дачник... Дрались иногда... Но сейчас вроде ничего. Хотя да, Лосев претендовал на его участок у озера. Не успел... Но не стал бы он убивать людей из-за клочка земли...
– Никто и не говорит, что он убивал, – кивнул Панфилов.
Он и сам не воспринимал всерьез собственную спонтанную версию. Не нравился ему Лосев, но это же не значило, что убийство Максютовых – его рук дело. Глупо это слишком. Если не сказать, что смешно...
– Вот и я говорю, Лосев здесь ни при чем, – сказала Нонна.
– Ни при чем, – согласился Панфилов. – К тебе претензий больше, чем к нему...
– Хочешь сказать, что я убила сестру? – вскинулась она.
– Хочу сказать, что на тебя думаю больше, чем на него...
– Думай. И проверяй. К родителям моим сходи, спроси, была ли я у них в ночь убийства. И в гараж сходи, под моей московской квартирой, сторож там, он скажет, брала я машину или нет. И охранник на контрольно-пропускном пункте...
– Сам ходить никуда не буду, но проверю, – кивнул Марк Илларионович.
– Ах да, совсем забыла, ты же у нас миллионер, – не без ехидства, но с определенной долей уважения во взгляде сказала она.
– И что?
– Так ты миллионер?
– Допустим.
– Вчера ты говорил, что миллиардер.
Это была небольшая провокация с ее стороны.
– Мало ли что я говорил.
– Про яхту говорил, про остров в океане.
– Разве?
– Говорил... Ты говорил, а я не верю.
– Твое право.
– Если ты миллиардер, у тебя самолет свой должен быть.
– И что с того?
– Давай на Мальдивы с тобой слетаем. На выходные.
– А сегодня выходной?
– Суббота. Ты думаешь, почему я никуда не спешу?
– И Лосев тоже дома...
– Кто о чем, а вшивый о бане... Кстати, баня у тебя на острове есть?
– Есть. Баня есть, а острова нет...
– А яхта?
– И яхты нет.
– Дома этого тоже нет.
– Дом есть.
– Может, банный день устроим?
– Как раз об этом и думал, – кивнул Панфилов.
При доме была баня – большая, из оцилиндрованного бревна, с мансардой, восемьдесят квадратов общей площади. Просторная, но жаркая парилка, бассейн с подогревом, трапезная, массажная, мансарда отведена под бильярдную. Есть, где посидеть с мужиками, пивка попить, шары по сукну покатать...
– Так в чем же дело? – кокетливо повела бровью Нонна.
– В том, что праздник будет без тебя.
– Почему?
– Не задавай глупых вопросов, не получишь глупых ответов... Тебе уже домой пора.
– А разве ты меня не арестуешь? – с кислой обиженной миной на лице улыбнулась она.
– Нет.
– Но ты же меня в убийстве обвиняешь.
– Обвинения следователь предъявляет. А я всего лишь участковый уполномоченный. К тому же у меня сегодня выходной день...
– У меня тоже.
– Рад за тебя... Тебе уже пора.
– А если я скроюсь от правосудия? За границу, например, укачу...
– Не укатишь. Траур у тебя, по сестре.
– Это мое личное дело.
– Кто знает, кто знает...
– Следить за мной будешь?
– Много будешь знать, скоро состаришься...
– Я и так уже не молодая...
– Тем более.
– Что, не молодая? – возмутилась Нонна.
– Ну ты же сама сказала, – усмехнулся Панфилов.
– Не молодая... Сама знаю, что не молодая. А ты мог бы и польстить...
– Ты очень молодая, – не без глумления в пафосной интонации протянул он.
– Сволочь ты, Панфилов... Ну да, ты же у нас миллиардер, тебе молоденьких девочек подавай. Таких, как Агата...
– При чем здесь Агата? – хищно сощурился Марк Илларионович.
– А при том, что ты на нее глаз положил...
– Если ты сейчас не уйдешь, тебя выведут.
– Прогоняешь, да?.. Так знай, не один ты такой. Лосев тоже глаз на нее положил...
– Что?! – изумился он.
– Да, да, ему Агата очень нравится...
– Ты откуда знаешь?
– Знаю!
– Откуда?
– Не скажу...
Панфилов решил, что Нонна нарочно мутит воду, чтобы заинтриговать его, чтобы он не гнал ее от себя.
– И не надо... Тебе уже пора.
Нонна угнетенно вздохнула и стала собираться. Не хотела она уходить, но ему не было никакого дела до ее желаний.
Глава пятнадцатая
Яхта сама создала волну, сама же на ней и качнулась. Маленький по океанским меркам катер: длина метров семь-восемь, водоизмещение тонны полторы. Премиум-класс, пять-шесть спальных мест. Открытая капитанская рубка, широкая белоснежная палуба с ограждением из нержавеющей стали. Удачный вариант для не самого большого в мире озера.
Плохо, что хозяин яхты вел себя не очень прилично. На палубе три шезлонга, на одном спортивного сложения парень в шортах, справа и слева от него две живые женские модели, все трое с полностью голым торсом. У парня грудь прикрыта густым волосяным покровом, что само по себе не очень приятно для созерцания, а у девушек их силиконовые цацки открыты полностью. И это при том, что до берега всего ничего, метров двадцать пять – тридцать. Ясный жаркий день, жители элитного поселка на своих частных пляжах.
Панфилова не очень смущало это зрелище. Ему и самому приходилось катать на яхте роскошных фотомоделей, видел, как они загорают топлесс, как раздеваются до полного «ню». И не только видел... Но ему не нравилось, что голых девок могла видеть Агата. Жаркий солнечный день также выманил ее из дома на берег озера. Вода еще прохладная, она не купается, но стоит на пристани в закрытом купальнике. И тоже смотрит на яхту, на клоуна с шерстяной грудью, на обнаженных красоток. Может, она и современная девушка, но в любом случае такое безобразие развращает ее.