– Хоть что-то вампирское пусть будет, а то, сколько ни смотрю записи, не вижу ничего кровососущего. Даша же вот и венгры увидели, причем им поверили. Ну, так что там еще…?
– Они съедают нас. Они не умеют мыслить, но очень активны. Мы восстанавливаем структуры и пытаемся наладить диалог. Тщетно, их мотивы неясны, причины, побуждающие к действиям, непонятны. Нужно познать, чтобы узнать.
«Надо же, съедают…» И комментарии венгров: «Возможно, недостаточно пить кровь, в некоторых случаях нужно съедать целиком, включая плоть».
Вот уж правда, не умеют мыслить – кретины азартные. Хуже нет азартного кретина.
– Познать можно, лишь обратившись живым. Но могуч разум и глушит плоть. Не удается познать живое. Решено отринуть разум и дать свободу плоти. И стало так. И разум начал восхождение через познание плоти.
«Непонятная чепуха какая-то, разум был, но отринул и глушил. Чей разум? Зачем разум? Ну, ясно, ляляляля, божественные силы и прочая чертовщина… Ладно, подразумевается какая-то рокировка, выдвижение вперед неразумного. Видимо, для познания – изучения, речь ведется от некоего стороннего наблюдателя. Еще бы понять, что это значит. Но как раздражают подписи-комментарии этих двинутых. Надо же, ярко-красными буквами да капсом:
«Так вампиры одичали».
Но, определенно, не стоит даже пытаться ломать их болезненные предрассудки, тем более реально болезненные. Нужно попытаться осторожно экспериментировать дальше. Анализ крови, повторы экспериментов, оборудование для изъятия стволовых… Интересно, ведь если у них также пойдет регенерация, то с такими жизненными установками начнут ведь жрать людей без зазрения совести.
Очень любопытно то, что указания для поиска сокровищ и вот этого помещения очень однозначные и понятные. Похоже, понимание остального специально размыто и затушевано, дескать, кому надо поймут… Гм, кому надо…
Заскучавшая Лариска пробежалась по столу, потеснила мышь и уселась на коврик с видом «я хоть и крыса, но палас забираю». Не встретив возражений, сладко разлеглась, вытянувшись на полстола. Хвост откинула набок, вытянула розовую грязную пятку в сторону, словно разнежившаяся одалиска, сладко зевнула.
Славутич, заразившись зевотой, тоже не удержал челюсть. Крыса охотно снова разинула пасточку. Он усмехнулся, погрозил пальцем:
– Смотри, вомперам отдам!
Потер лицо, подмигнул красным глазом в зеркальце. Хватит на сегодня.
В гробу оказалось неожиданно уютно. Выстланный плотным упругим материалом, он пахнет деревом и еле уловимо женщиной… Похоже, Дарья частенько использовала его для ночевки. Отсюда и постельное белье, льняное в цветочек. Славутич усмехнулся, вспомнив, с каким аппетитом съел ее маечку. Ничо, вытащим… Сон пришел тихий и спокойный, но прервался довольно жестко, громким стуком в крышку.
– Ну что за дятел долбит, – спросонья поинтересовался профессор. Выскочил наружу, заставив отшатнуться рослого охранника. – Чего тебе, глотку порвать, тупица?
Тот отскочил еще на пару шагов, с уважением рассматривая тело, казалось, сплетенное из одних жил. Пробормотал:
– Велено позвать вас в операторскую. Великая… Дарья, в общем, как-то вырвалась от спецслужб сама и передала повеление… просьбу то есть, запиской, чтоб вы… в общем, подошли к мониторам.
Профессор еще немного посверкал глазами, что не мешало ему быстро надеть приготовленную «повседневную одежду». Видимо, в команде хорошие портные – все тряпки оказались впору и выглядели на этот раз вполне приемлемо.
Мониторная оказалась в той же яме, что и библиотека, только дверями выше. И едва под профессором скрипнуло вращающееся кресло, он увидел на центральном экране Дарью. Она ворвалась в высокую залу летящей походкой. Сразу посыпались указы и распоряжения, Славутич никогда не видел ее такой деловой.
– Ворота перекрыть, полы начистить, ту дверь распахнуть, эту закрыть, комод перетащить, скелет покрасить в красный цвет и выстроить банки по ранжиру… – Десятки, десятки слов, хлопает одного по плечу, другого толкает в грудь, тянет, указывает пальцем… Сплошная круговерть. Явно пришла настоящая хозяйка…
Мгновенно перескакивает с экрана на экран, а их десятки. Оказывается, дачка значительно больше, чем представлялось. Через несколько минут перед профессором положили смятую, коряво написанную записку.
«Я уговорила репепедеров выпустить меня, сказала, что ты сам меня найдешь, но главное – нам нужно поехать в Румынию, чтобы ты обрел полную силу. Подозреваю, что мне куда-то вшили камеру и микрофон, так что пока не высовывайся. А то как бы наши друзья не решили, что синица в руках вернее».
Понятна ее деловитость, очень понятна. Никто не успевает сказать ей в камеру, что, хе-хе, главный уже на месте. Хорошо они все-таки вышколены. А Даша действительно мастер уговоров. Умеет, да… потом как-нибудь расскажет, как это проделала.
Глава XVI
К поезду, шелестя двухколесными тележками, подрулила колоритная пара. Тележки встали – два столбика по четыре ящика из-под бананов, притянутые резинками. Тяжело уперлись в асфальт. Через вентиляционные отверстия виднеются яблоки, кукуруза, груши. Из одной высунулся огурец, словно норовил сбежать, но на полпути понял – снаружи ничуть ни лучше, да так и остался висеть ни там ни сям.
– Гриша, та ты шо ж, без билетов-то как? Поезд – это ж не электричка…
– Нормально, слухай меня, баба, и не пропадешь! Щас все решим!
– А если не возьмут?! – руки уперлись было в боки, но женщина, похоже, вспомнила, что не на кухне, и понуро опустила плечи.
Гриша выдвинул переразвитую челюсть вперед – ямка посередине словно прорублена колуном. Он повернулся к вагону и засиял зубастой улыбкой, сверкая вперемешку золотыми и железными зубами. Подрулил гоголем к проводнице, вставшей могучей грудью в проеме, поиграл сросшимися бровями. Проводница, похожая на невысокий шкаф в форменной юбке, равнодушно смотрела сквозь, но, едва мужик пересек некую запретную черту, взвизгнула, как сигнализация:
– Билетики готовим!
– Милая, возьми без билетиков. Деньги ведь нужнее?
– Иш-шь ты… И докуда?
– Ну, до Белгорода, а там можа и дальше сговоримся, на перецепке.
Проводница наконец сфокусировала взгляд, глаза блеснули интересом:
– Ты смотри, какой ушлый. Ну, знаешь – цена белгородского билета, и менты тебя не видят, но стоять будешь в тамбуре. Ночью третья полка или топчан свободный.
– Да, конечно, красавица… Но могла бы скинуть стольничек…
– Ничо, не обеднеешь, торговля!
Мужик пожал плечами, мол, не прошло так не прошло, ловко вкатил тележки в тамбур, потом тележку спутницы. Отшелестел положенное количество бумажек и открыл дверь в вагон перед спутницей:
– Зайди там, сядь где-нибудь. Я покурю, посторожу ящики.
Женщина шмыгнула внутрь, а следом понесся выкрик проводницы:
– По-оезд отправляется! Провожающим – покинуть вагоны!
– Нет, это не та проблема, что проблема. Проблема складывается из кучи маленьких проблемок, – пробормотала Даша, просматривая расписание поездов.
Голова побаливала, на висках виднелись крошечные царапинки. Прическа, подровненная умелыми парикмахерами, чудна и разноцветна. Девушка прикрыла глаза, прижала было ладошки к вискам, но сразу отдернула – запрещено закрывать голову. Не факт, кстати, что именно в виски встроили электронных соглядатаев, – пробритых наголо полосок, разделяющих разноцветные клочки волос, хватает.
Ох, как же профессор свяжется? Подсядет по дороге? Спрыгнет с вертолета? И на какой станции? Ощущение слежки несколько раз становилось особенно острым. Может, со спутника следят? Или пустили этого… топтуна, или как там они уж называются? За такой прической можно и с километра следить.
Платформа двинулась, плавно пошла назад. В городе рельсы отлично уложены – колеса плацкартного вагона катятся почти бесшумно. Это дальше пойдет бесконечное татах-тадах, тадах-татах. К вечеру оно уже будет убаюкивать, как правильная бессмысленная колыбельная.
Так на какой же остановке… Может быть, подаст сигнал, проходя через вагон, когда пойду в туалет? Но как? Главное – нельзя ни на кого прямо смотреть, нужно ждать, хладнокровно ждать сигнала, ничем себя не выдавая… И всегда, по идее, можно сойти, лишь появится подходящий момент.
Дарья нащупала в кармане курточки вагонный ключ. Похожий на дверную ручку буквой «г», с четырехгранным наконечником. Всунул, повернул – дверь вагона открыта. Вопрос лишь, когда открыть и зачем… Довольно бесполезный предмет, взят на всякий случай, а придает уверенности. Может, потому, что в форме пистолета?
Очень скоро вокруг распахнулись сумки и пакеты. На столиках к пиву и коктейлям присоединились неизменные куры гриль, колбасы, хлеб, фрукты, мясо. Со всех сторон понеслось шуршание, жевание и шумные глотки.
Молодой парень в тельняшке сыплет анекдотами, прихлебывает пиво, оттопыривая «по-офицерски» локоть. Он явно положил глаз на Дашу, старается, раздувает плечи… похоже, солдатик в отпуск или на дембель, пытается вспомнить, как вести себя с женщинами. Два пассажира в кожаных куртках охотно хохочут. Тот, что у окна, прямо сотрясается пышным телом, картинно прикрывая глаза ладонью, словно в изнеможении. Другой ржет, загибая губу с щеточкой усов к ноздрям, сверкая длинными желтыми зубами, брызжет слюной, еще немного, и пойдет вскачь – жеребец, хвост набок.
Молодой парень в тельняшке сыплет анекдотами, прихлебывает пиво, оттопыривая «по-офицерски» локоть. Он явно положил глаз на Дашу, старается, раздувает плечи… похоже, солдатик в отпуск или на дембель, пытается вспомнить, как вести себя с женщинами. Два пассажира в кожаных куртках охотно хохочут. Тот, что у окна, прямо сотрясается пышным телом, картинно прикрывая глаза ладонью, словно в изнеможении. Другой ржет, загибая губу с щеточкой усов к ноздрям, сверкая длинными желтыми зубами, брызжет слюной, еще немного, и пойдет вскачь – жеребец, хвост набок.
Скромная толстуха с пустыми глазами тоже время от времени рассыпается мелким смешком. Через пару часов вместо нее вдруг появился железно-золотозубый тип, сразу неприятно начавший пялиться на ноги Даши, прямо стягивая взглядом джинсы. Анекдоты от солдата пошли реже, брови стали сдвигаться чаще.
– Пи-иво холодненькое, са-аленые орешки, чи-ипсы! Пи-иво, орешки, чи-ипсы! – понесся по плацкарте задорный голосок. Пассажиры сразу оживленно зашумели, с проходов начали высовываться жаждущие. Но вожделенная сетчатая тележка остановилась в самом начале.
– Пошла, пошла отсюда! – проводница, словно рассерженная тумбочка, выскочила в проход.
– Я от вагона-ресторана! – взвизгнула «пиво-орешки».
– Знаю я, от какого ты ресторана! – рявкнула проводница. – Это мой вагон, мой и бизнес! Пошла вон! Все с начальником договорено!
Зрители уже одобрительно гикали, подзуживая вцепиться друг другу в волосы. Но на этот раз симпатии перешли на сторону проводницы, которая явно не будет вызывать чуть что милицию.
– Да у меня и выбор получше, – уже с оправдывающимися нотками произнесла она, когда вытолкнула конкурентку. И словно в доказательство через минуту вышла с большой металлической сеткой. – Есть пиво, орешки, чипсы. А еще коктейли, шоколад, раки и копченые миноги.
– Мне пива с раками! – Разнозубый тут же вытянул веер смятых бумажек, игнорируя хохот.
– Миножек купи! – порекомендовала проводница. – От них волоса хорошо растут.
– Волосы у меня и так растут, мне бы волосы подтянуть, а то плешиветь начал, – ничуть не смущаясь, гаркнул торгаш.
Даша вздрогнула… впилась взглядом в торгаша. Он подмигнул и похлопал по коленке, мол, пересаживайся.
– Ты бы держался за волосенки, мужичок, а то как бы вместе с головенкой не слетели, – прошипел солдатик, аккуратно закатывая рукава тельняшки.
– А чо, невеста, что ли? Ну, тогда горька! – ухмыльнулся торгаш. Но рядом встала его спутница, укоризненно покачала головой, мотнула подбородком в сторону тамбура. Он развел руками, похлопал по карману и двинулся в конец вагона уже с сигаретой в зубах. Даша тоже встала и под пристальным взглядом солдата направилась в другую сторону. Морячок разулыбался и присоединился к обсуждению, чем рыба тугунок лучше рыбы кильки.
Даша купила пакетик чая, сахар. Повернулась к титану, пустила струйку воды еле-еле и не вздрогнула, когда тяжелая рука легла ей на плечо. Сжала пару раз, потом к спине прислонилось тяжелое тело проводницы. Несколько секунд, и палец с узкими полосками недоделанных мягких ногтей осторожно постучал ей по лбу. Даша облегченно улыбнулась, вильнула спиной и понесла дымящийся стакан в купе.
– Объект сошел на станции. Направился в вокзальный магазин, до этого спрашивал у проводницы кока-колу, которой нет в наличии, – пробормотал крупный мужчина с красным лицом, легко спрыгивая на асфальт.
На улице не по сезону жарко, кожа у него сразу начала лосниться-потеть. За край кармана клетчатой рубашки зацеплены дужкой черные очки. На подбородке вызывающе прилеплен крест-накрест пластырь, на ухе навороченная прищепка гарнитуры блютус.
Окинув площадь беглым взглядом, он сладко потянулся и начал активно торговаться со старухой, страстно нахваливавшей «пирожки горяченькие з миясом». Не сходились в цене, старуха упирала, что они не с чем-то там, а именно с миясом, потому и дороже. Народ курил, пил напитки, что-то жевал, перешучивался, довольно посматривая на теплое, едва перевалившее за полдень солнышко.
Наискось через привокзальную площадь неспешно ехал конный милиционер. С высоты угрюмого ленивого коняги с повадками ишака осматривал копошащееся население. Вдруг конь ржанул, цокнул копытом, быстро вытянул вперед шею и, смачно клацнув длинными желтыми зубищами, откусил ухо краснолицему, только прицелившемуся попробовать справедливо выторгованный пирожок «з миясом».
– Ох ты господи! – крикнула пирожочница, отскочила, мелко крестясь.
– Ля-а-а-а! – заорал мужик, ухватившись за зачищенную сторону черепа. Сквозь пальцы хлынула кровь.
Милиционер обалдело дернул поводья. Конь взвился на дыбы, и человек в форме, неготовый к джигитовке, вылетел из седла. Впрочем, успел в воздухе по-кошачьи извернуться и вскочил, едва коснувшись земли.
– Да я щас пристрелю паскуду! – заорал погрызенный и выхватил пистолет. К кому он обращался, осталось загадкой, похоже, он сам еще не понял, потрясая стволом. Ну, пока гадал, за патрульного сработали инстинкты. Он ударил буяна под колено, ткнул кулаком в почку, завернул руку и начал застегивать наручники, приговаривая:
– Разберемся, кто там пристрелит, кого пристрелит и как сдвигать предохранитель тоже…
Конь ржал и фыркал, потрясая гривой. Бил копытом асфальт, мол, да-да, хозяин, я за тебя болею!
Народ, что стоял рядом, убежал, стоявшие поодаль, напротив, примчались посмотреть, что за шум. А где-то далеко-далеко под столом катался оператор, ухватившись за оглохшие уши, которые пронзил мощный хруст микрофона, раздробленного крепкими лошадиными зубами.
Тем временем продавщица привокзального магазинчика, до которой не дошли звуки вокзальной суеты ввиду хорошей герметичности окон, наблюдала странную картину. В центре зала замерла молодая женщина со странной разноцветной прической. В руке расписание поездов. Рука вытянута так, что непонятно, то ли у нее дальнозоркость, то ли собралась декламировать время отбытия-прибытия, как стихи, вслух. Но это ладно – чуднее показалась могучая проводница, вставшая вплотную сзади, вытянув руку с мобильником, который подмигивал цифрами секундомера. Через несколько секунд странные женщины оказались лицом друг к другу, и проводница страстным поцелуем прильнула ко лбу молодой. В позе танцующих танго они нырнули под прилавок, в потолок устремился белый кроссовок молодой. Штанина джинсов слегка сползла, обнажая белоснежную икру.
Продавщица вытянула шею и с интересом заглянула за… Но проводница уже молниеносно откачнулась и что-то быстро выплюнула в дальний угол, по лбу у молодой текла кровь. Плевальщица воскликнула грубым мужским голосом:
– Ложись!
Обе рухнули на пол, и почти сразу бухнул глухой взрыв, разнесший в клочья урну. Не успели еще горящие бумажки опуститься, как дверь магазина хлопнула за странными женщинами.
– Хрен ли, тераристы не дремлють, хоть и лезбиянки, – понимающе заявил испитого облика пенсионер.
– О как… – ошарашенно пробормотала продавщица.
– Скорее, бегом! – выкрикнул Славутич, сорвал через голову форменную одежду. Под ней оказался ярко-зеленый спортивный костюм. – Чо хотел, пшел! – он на бегу пнул тележку игриво попытавшегося загородить дорогу носильщика. Тележка с грохотом улетела на рельсы, заставив несчастного рассыпаться горестными матюками. За поворотом профессор быстро сорвал пластиковую маску стареющей женщины, сдернул с горла ларингофон – преобразователь голоса. Швырнул все в сумку, одновременно бросая Дарье зеленый спортивный костюм. Она попыталась было натянуть прямо на джинсы. Тот остановил ее, гаркнув уже своим голосом:
– Долой тряпье! Запаришься! Парик нацепи!
Она мгновенно сдернула и натянула одежду, на пару секунд сверкнув обнаженными сосками.
Пара в зеленом, явно опаздывающая на какое-то глобальное соревнование, помчалась вокруг вокзала.
Чтобы увидеть… хвост тронувшегося поезда.
– Не успели… – пробормотала Даша, тяжело переводя дыхание.
– Бегом! Бегом! – подхлестнул ее выкрик профессора. Он набрал скорость, догнал неспешно разгоняющийся состав и лихо вскочил на ступеньку двери последнего вагона, вцепившись в поручни. – Скорее, сюда! – он протянул руку, рывком подхватил подпрыгнувшую девушку и поставил на ступеньку перед собой. Прижал ее к закрытой двери, ухватился за ручки.
Поезд начал быстро набирать ход. Ветер трепал волосы, уносил слова.
– Все хорошо, даже местами отлично! – Профессор подмигнул.
– Да, пока оторвались. Я вот только не пойму, как ты ощутил, где эта камера?
– Да вот ощутилось, понимаешь. Как ужасно горькое место над лбом. Стекляшка сама по себе, будь она хоть трижды камера, в целом нейтральна. Поэтому я не понял поначалу, почему такая горечь. Мог только предполагать, что постарались на всякий случай поставить противосъемное устройство. Так что убедить-то тебе репепедеров удалось, но подстраховаться они постарались. Труднее было быстро выучить обязанности проводника. Но там неплохо ваши подыграли, молодцы, ребята. Прямо артисты.