Йерма (с тоской). Недостает!
Виктор. За чем же стало? Скажи мужу, чтоб меньше о богатстве думал. Нажить наживет, а кому оставит? Пойду, пора к овцам. Пускай Хуан отберет, каких купил, а про то – пусть подумает. (Улыбаясь, уходит.)
Йерма (пылко). Да, пусть подумает!
Йерма завороженно встает, подходит к тому месту, где стоял Виктор, останавливается. Она дышит полной грудью, словно горным воздухом. Потом идет дальше – в другой угол комнаты, будто что-то ищет. Возвращается, берется за шитье, но вдруг замирает, глядя в одну точку.
Занавес.
Картина вторая
Поле. Появляется Йерма с корзиной и Старуха-безбожница.
Йерма. День добрый.
Старуха. Доброго пути, красавица. Куда собралась?
Йерма. Обед мужу носила. К оливам.
Старуха. И давно замужем?
Йерма. Три года.
Старуха. Дети есть?
Йерма. Нет.
Старуха. Ну, еще будут.
Йерма (загоревшись). Думаете, будут?
Старуха. Как не быть? (Садится.) Я тоже обед носила. Старик мой работы не бросает. Девять сыновей у меня, девять солнышек в дому, а женщины ни одной – вот и кручусь сама.
Йерма. Вы за рекой живете?
Старуха. У мельницы. А ты чья?
Йерма. Пастуха Энрике дочь.
Старуха. А! Знавала я пастуха Энрике. Добрая кровь. От зари до зари в поле, ни отдыха, ни гулянки. Хлеб да вода, а под конец – земля сырая. Праздники не для них. Молча жили. Меня за дядю твоего сватали, да куда там! Я огонь была, только ветер юбки трепал. От танцев да сластей меня не отвадишь, а на заре вскочу, бывало, и слышу, будто струны кто перебирает, то дальше, то ближе. Выбегу, а это ветер! (Смеется.) Тебе и слушать смешно? Двух мужей я пережила, четырнадцать детей родила, пятерых схоронила, а живу – не плачу, и не нажилась еще вволю. Вот что я тебе скажу. Олива свой век простоит, дом до срока не рухнет, одни мы, окаянные, сами себя изводим.
Йерма. Я спросить вас хочу…
Старуха. Спрашивай. (Смотрит на нее.) Знаю о чем. Про это не говорят. (Встает.)
Йерма (удерживает ее). Но почему? Я как услышала вас, так и доверилась. Я давно хочу поговорить со старым человеком. Я понять хочу, понять. Скажите мне…
Старуха. Что сказать?
Йерма. Да вы знаете! Почему я бездетная? Затем я разве живу, чтоб за птицей ходить да занавески крахмалить? Не за тем же! Скажите мне, что делать, я все сделаю, скажете: зрачок иголкой проткни – проткну.
Старуха. Что я? Ничего не знаю. Я бросалась навзничь и пела, дети приходят, как дождь. Эх! Ты ли не красавица! Ступишь – на улице конь заржет! Не проси ты меня, девочка, не скажу. Знать знаю, да не скажу.
Йерма. Почему? Я только и говорю мужу…
Старуха. Стой. А муж тебе нравится?
Йерма. Как?
Старуха. Ну, люб он тебе? Тянет к нему?
Йерма. Не знаю.
Старуха. Ты дрожишь, когда он подойдет? Плывет в глазах, когда целует?
Йерма. Нет.
Старуха. Ни разу? А прежде? На танцах?
Йерма (припоминая.) Один раз… Виктор…
Старуха. Ты рассказывай!
Йерма. Он обнял меня, а я смолчала, потому что слова не могла молвить. И еще… Мне было лет четырнадцать, а Виктор – он уже овец пас – подхватил меня на руки и перенес через ручей, и я задрожала, как осиновый листок. Но это от застенчивости.
Старуха. А с мужем?
Йерма. С мужем иначе. Отец его выбрал – я согласилась. С радостью согласилась, я правду говорю. Потому что в тот самый день, как я стала невестой, я уже думала… о детях… И в глаза ему заглядывала – чтобы увидеть себя, такую жалкую, крохотную, словно это моя дочка.
Старуха. Да, по-другому со мной было. То-то и оно. Надобно, чтоб мужчина нравился. Чтоб косы расплетал и водой изо рта поил. На том мир стоит.
Йерма. Мой мир – не на том. Знали бы вы, сколько я мыслей передумала, и в одно верю, что эти думы мои сын исполнит. Лишь ради сына я мужу отдалась, лишь ради сына отдаюсь, и нет мне в том радости.
Старуха. Потому и сына нет, потому и пустая.
Йерма. Не пустая. Меня обида полнит. Скажи, чем я виновата? Разве в мужчине только мужчина и нужен? А когда он отвернется и заснет, а ты все глядишь с тоской в потолок – о чем тогда думать? О нем или о том, что затеплится в моем теле и согреет душу? Я темная, не знаю, но ты-то скажи мне, смилуйся! (Встает на колени.)
Старуха. Эх, цветок ты мой ранний! Милая ты моя! Пусти! И не тяни меня за язык. Здесь о чести речь, а я чужой чести не трону. Сама все поймешь. Да только уж очень ты неопытна.
Йерма (печально). Я в поле выросла – куда пойдешь, у кого спросишь? Для таких, как я, все двери заперты. Одни намеки да ухмылки, а правды никто не скажет. И ты молчишь, ты тоже молчишь и проходишь мимо, знаешь все, а меня в пустыне бросаешь.
Старуха. Разумной женщине я бы сказала. А тебе – нет. Стара я и знаю, что говорю.
Йерма. Один Господь меня спасет.
Старуха. Не спасет. Я не зря его терпеть не могла… И когда вы поймете, что нет его? В людях спасение.
Йерма. Зачем ты мне такое говоришь, зачем?
Старуха (уходя). А жаль, что нет его, хоть захудалого – разразил бы мужей с тухлой кровью, чтоб не гноили земную радость!
Йерма. Что ты такое бормочешь? Я не понимаю!
Старуха. Зато я понимаю. Ты не горюй. Надейся, пока молода. А я тебе не советчица. (Уходит.)
Появляются Две подруги.
Первая. Всюду народ.
Йерма. Страда! Мужчины в поле, надо им еду носить. Одни старики дома.
Вторая. Назад идешь?
Йерма. Да, уже.
Первая. Я спешу. Дома никого, а ребенок спит.
Йерма. Беги скорее. Детей нельзя одних оставлять. У вас свиньи есть?
Первая. Нет. Но ты верно говоришь. Побегу.
Йерма. Торопись. Всякое может случиться. Ты заперла его?
Первая. Еще бы!
Йерма. Все равно. Не разумеете вы, что такое дитя! Для вас – пустяк, а для него – гибель. Иголка, миска с водой…
Первая. Твоя правда, я и не подумала. Побегу.
Йерма. Беги скорее.
Вторая. Будь у тебя четверо или пятеро, по-другому бы заговорила.
Йерма. Хоть сорок.
Вторая. Как ни толкуй, а нам с тобой без детей спокойней.
Йерма. Мне – нет.
Вторая. А мне – да. Что за нужда такая? Мать все травами меня поит, а осенью на богомолье поведет, говорит – Бог посылает детей просящим и страждущим. Пускай сама и молится. Я погожу.
Йерма. Зачем же ты замуж вышла?
Вторая. Выдали, вот и вышла. Всех выдают. Скоро в девках одни малолетки останутся. Ну и ладно… да ведь замуж-то до венца выходишь. А старух не переупрямить! Мне девятнадцать, и мука для меня стирать да стряпать. И что ж? С утра до вечера только и делаю, что мучаюсь. Может, мужу моему припекло жениться? Так мы с ним и до свадьбы не жеманились. Вот они, старушечьи бредни!
Йерма. Да замолчи! Язык у тебя!..
Вторая. Скажи еще, что я шалая. Шалая! Шалая! (Смеется.) Меня жизнь одному научила – все по домам запираются, чтоб мучиться. А на воле куда лучше! Хоть на реку беги, хоть в колокола бей! А хочешь – анисовой глотни.
Йерма. Дитя ты малое.
Вторая. Малое, да не шалое. (Смеется.)
Йерма. Мать твоя на горе живет?
Вторая. На горе.
Йерма. В крайнем доме?
Вторая. Ну да.
Йерма. А зовут ее как?
Вторая. Долорес. Тебе зачем?
Йерма. Просто.
Вторая. Просто не бывает.
Йерма. Я так спросила… Сама не знаю…
Вторая. Тебе видней… Понесу обед мужу. (Смеется.) Куда денешься? А хорошо бы – дружку! (Смеется.) Ну, я пошла. (Уходит, смеясь.) Унесло шалую! Прощай!
Голос Виктора (поет).
Йерма (вслушивается).
Йерма хочет уйти, но сталкивается с Виктором.
Йерма хочет уйти, но сталкивается с Виктором.
Виктор (обрадованный). Что там за красавица спешит?
Йерма. Это ты пел?
Виктор. Я.
Йерма. Как хорошо. Никогда тебя не слышала.
Виктор. Разве?
Йерма. И какой сильный голос. Будто ключ из горла бьет.
Виктор. Я веселый.
Йерма. Знаю.
Виктор. А ты вот безрадостная.
Йерма. Я не безрадостная. Да радоваться нечему.
Виктор. Муж-то еще безрадостней.
Йерма. Это правда. Очерствел он.
Виктор. Сроду такой. (Молчание. Йерма садится.) Обед ему несешь?
Йерма. Да. (Глядит на Виктора. Молчание.) Что это у тебя?
Виктор. Где?
Йерма (встает и подходит к нему). Здесь… на щеке. Как ожог.
Виктор. Не знаю.
Йерма. Мне показалось.
В воздухе повисает молчание.
Виктор. Солнце слепит.
Йерма. Да, солнце.
Молчание сгущается, и без единого жеста между ними начинается незримая борьба.
Йерма (вздрагивая). Слышишь?
Виктор. Нет.
Йерма. Ты слышишь, плачет?
Виктор (прислушивается). Тихо.
Йерма. Ну как же? Ребенок плачет.
Виктор. Разве?
Йерма. Где-то близко. И так жалобно, взахлеб.
Виктор. Здесь полно детей – за яблоками лазят.
Йерма. Нет. Это маленький плачет.
Молчание.
Виктор. Ничего не слышу.
Йерма. Видно, опять почудилось.
Пристально смотрит на него; Виктор смотрит таким же взглядом и медленно отводит его, словно пугаясь. Входит Хуан.
Хуан. Ты еще здесь?
Йерма. Мы разговаривали.
Виктор. Я пошел. (Уходит.)
Хуан. Тебе давно пора дома быть!
Йерма. Задержалась.
Хуан. Не с чего было.
Йерма. Птицы пели.
Хуан. Наслушалась? Теперь начнется!
Йерма (резко). О чем ты, Хуан?
Хуан. О людях, не о тебе.
Йерма. Чтоб им пусто было, этим людям!
Хуан. Не ругайся. Не к лицу женщине.
Йерма. Это я – женщина?
Хуан. После поговорим. Ступай домой.
Молчание.
Йерма. Иду. Когда тебя ждать?
Хуан. Не жди. Мне всю ночь поливать. Мой черед – до зари, а воды мало, да и ту гляди разворуют. Ложись и спи.
Йерма (с надрывом). Лягу! (Уходит.)
Занавес.
Действие второе
Картина первая
Горный ручей, где на камнях, там и сям, стирают и поют крестьянки. Занавес поднимается под песню.
Первая. Не люблю я пересуды.
Третья. Не с нас повелось.
Четвертая. А чем это плохо?
Пятая. Доброе имя даром не дается!
Четвертая.
Смеются.
Пятая. О том и речь.
Первая. Болтают, чего не знают.
Четвертая. Знаем одно – к мужу сестры перебрались.
Пятая. Эти безмужние?
Четвертая. Они. Раньше церковь стерегли, а теперь невестку. Не ужилась бы я с ними.
Первая. Что так?
Четвертая. Жуть от них берет. Только гляну, могильные лопухи мерещатся. Обе они как восковые. Тихие да въедливые. Должно быть, и жарят на лампадном масле.
Третья. Насовсем перебрались?
Четвертая. Вчера еще. А он опять в поле ночует.
Первая. Сказали бы толком, что стряслось?
Пятая. Позапрошлую ночь она до рассвета на пороге просидела. В такой-то холод!
Первая. Да с какой стати?
Четвертая. Дома не сидится.
Пятая. У этих яловых вечно так. Чем кружева плести да варенье варить, то на крышу лезут, то разуются да по речке бродят.
Первая. Что ты взъелась? Нет детей, так не ее вина.
Четвертая. Захочешь – родишь. Это привередницам, бездельницам балованным, неохота брюхатеть.
Смеются.
Третья. Им бы пудриться, румяниться, да цветы на себя цеплять, да приманивать кого взбредет, лишь бы не мужа.
Пятая. Что верно, то верно!
Первая. Вы ее с кем видели?
Четвертая. Не мы, так люди видели.
Первая. Люди увидят!
Вторая. И что ж они?
Четвертая. Разговаривали.
Первая. Говорить – не грех.
Пятая. Глядеть – тоже, да только по-разному глядят. От матери знаю. На розы по-одному, а на мужские ляжки – по-другому. Вот так и она глядит.
Первая. На что?
Четвертая. На то самое. Смекнула? Или вслух сказать? (Смех.) А когда не глядит, потому что некуда, один черт – не перед глазами, так в глазах маячит.
Первая. Будет наговаривать!
Гомон.
Пятая. А что муж?
Третья. Слеп и глух. Размяк, как ящерка на припеке.
Смеются.
Первая. Все бы наладилось, будь у них дети.
Вторая. Будь они сами с собой в ладу.
Четвертая. В доме сущий ад, и что ни день – хуже. Она золовкам – ни слова, они тоже, и целыми днями втроем полы трут, стены белят, посуду чистят, окна моют. Снаружи блестит, а внутри-то полыхает.
Первая. Его вина, его! Не дал детей – вот и стереги жену!
Четвертая. Сама виновата, у нее что ни слово – колючка.
Первая. Тебя что – дьявол за язык тянет?
Четвертая. Скажи на милость, указчица мне нашлась!
Вторая. Перестаньте!
Первая. Всадила бы я кой-кому шило в досужий язык!
Четвертая. А я бы твое шило назад сунула, одной притворщице за пазуху.
Вторая. Тихо! Не видишь, золовки идут?
Переходят на шепот. Появляются Золовки в черном. Молча принимаются за стирку. Слышен перезвон бубенцов.
Первая. Откочевали пастухи.
Третья. Сегодня все разом уходят.
Четвертая (глубоко вдыхая). Люблю овечий дух.
Третья. Да ну?
Четвертая. А что? Сама так пахну. Я и запах рыжей глины люблю, на реке в осенний паводок.
Третья. Такое скажешь!
Пятая (смотрит). Гуртом пошли, отара к отаре.
Четвертая. Овечий паводок. Все с собой унесет. Если б озимь понимала, затряслась бы от такого потопа.
Третья. Валом валят. Чем не вражья орда!
Первая. Все сошлись, до последней отары.
Четвертая. Постой-ка… Все, да не все. Одной нет.
Пятая. Чьей же?
Четвертая. Виктора.
Золовки выпрямляются и глядят на женщин.
Первая.
Пятая.
Четвертая.
Первая.
Вторая.
Пятая.
Четвертая.
Первая.
Четвертая.
Первая.
Четвертая.
Пятая.
Четвертая.
Вторая.
Четвертая.
Первая.
Шестая (появляясь выше по течению).
Первая.
Шестая.
Первая.