— Не смотри на него, а то он будет являться тебе в ночных кошмарах, а дурацкая песенка гвоздем застрянет в башке, — предупредила Ирка, торопливо тиская пульт.
— Шпиль ми! Дрюкен ми! — вытягивая морщинистые красные губы в коктейльную трубочку, утробно проворковал жуткого вида упырь в седых локонах и кружевной комбинации.
Вкупе со сладострастным зайчиком это сексуально озабоченное страшилище могло организовать в ночных кошмарах настоящий демографический взрыв. Волосы на моей голове зашевелились безотносительно прохладного дыхания кондиционера. Ирка правильно оценила мой прерывистый вздох, спешно переключила канал, и на экране появились две фотографии одного и того же лохматого зверя. В уголке кадра ссутулилась тощенькая, с виду — смертельно усталая девушка. Она вяло жестикулировала, без пауз и знаков препинания выговаривая бесконечное немецкое слово.
— Это белый медвежонок, символ берлинского зоопарка и города вообще, — скороговоркой объяснила мне Ирка. — Телезрителем уже почти сутки предлагают любоваться снимками его бренного тела, обещая награду тому, кто увидит, чем одна картинка отличается от другой.
— По-моему, ничем, — сказала я и задумалась.
Что-то такое закрутилось у меня в голове в связи с медведями, которые не имеют видимых различий… Я попыталась сосредоточиться, но помешал телефон. Он завибрировал у меня под боком, и я мгновенно почувствовала себя маленьким хулиганом, который прячет в кармане штанов майского жука, дожидаясь возможности опустить его за шиворот понравившейся девочке: понимание того, что мой поступок не приведет в восторг окружающих, не могло помешать мне его совершить.
Сотрясение мобильника, конспиративно переведенного в режим вибрации, сигнализировало о поступлении эсэмэс-сообщения, и я догадывалась, кто мне его прислал.
Моя охочая до призов подружка как раз засмотрелась на телевизионных мишек, и я воспользовалась моментом, чтобы тайком прочитать короткие строчки на дисплее телефона: «В половине восьмого в баре твоего отеля, идет?»
«Идет? — саркастически повторил мой внутренний голос, безошибочно предугадывая ближайшее будущее. — Да нет, она не идет — она уже бежит, спотыкаясь и падая!»
— Я в душ! — в полном соответствии со сказанным падая с кровати, крикнула я Ирке.
29
Руди Виккерс вышел к мосту через Шпрее в седьмом часу вечера. Уже темнело, и накрапывающий дождь сыпался на круглые шары уличных фонарей, как мошкара на медоносные кашки. Отражения светящихся вывесок кисли в лужах, расползаясь в бесформенную массу под ногами гуляющего инспектора, и огни на знаменитой Берлинской телебашне за мелкой сеткой дождя сияли смутно, как неизвестное науке созвездие. Руди и сам не мог сказать, какого дьявола он затеял долгую пешеходную прогулку в такой неприятно тоскливый вечер. Виккерса вела интуиция. Вернее сказать, она его подталкивала изнутри, барахтаясь в черепе инспектора, как маленькая старушка в несоразмерно большом для нее пальто. Старушка-интуиция прилагала массу усилий, чтобы сплести из обрывков информации и разнородных соображений нечто цельное и осмысленное, вроде добротного шерстяного носка.
Руди шлепал по лужам, бессмысленно созерцая окружающую действительность, отдельные фрагменты которой неожиданно припутывались к его интуитивному носку крепко, как двойная пятка. Первым таким вкраплением стал памятник, вблизи которого Виккерс остановился, склонив голову к плечу, как недоумевающий пес. Огромные фигуры Маркса и Энгельса Руди видел не в первый раз, но лишь сейчас догадался, почему этот монумент пользуется огромной популярностью у туристов из стран СНГ. Воспитанные в духе марксизма-ленинизма, они остро чувствовали, что в отсутствие фигуры Ильича памятнику на две персоны не хватает русского духа, и компенсировали этот недостаток, лично фотографируясь на фоне некомплектных корифеев. Руди не знал, какое значение может иметь эта его догадка, но бабушка-интуиция приняла ее с благодарностью и завозилась с удвоенной энергией. Виккерс ощутил очередной побудительный толчок и побрел дальше.
Река лежала под мостом уныло и тяжко, как темное шершавое бревно под изящной аркой из дикого хмеля. Инспектор долго стоял, глядя на черную воду, в которой утопающими светлячками трепыхались отблески фонарей. В висках у него стучало: это бабуля-интуиция хлопотливо брякала спицами, вывязывая очередной рядок.
Руди вытянул из кармана веревку с привязанным к ней крючком, пропустил бечевку сквозь маленький железный блин от штанги и опустил свое рукоделие с крючком и грузилом в черно-золотую воду.
— Добрый вечер! — проходя мимо, приветствовал его благообразный старичок с собачкой на поводке.
Виккерс мрачно зыркнул на него, но все-таки сказал:
— Здрасте.
Общительный дедушка тут же остановился, всмотрелся в затененное козырьком непромокаемой кепки лицо Руди и добродушно поинтересовался:
— Мы где-то встречались? Мне кажется знакомым ваше лицо.
— Неужели? — с едкой иронией спросил инспектор и посмотрел на собачку.
В смородиновых глазах йоркширского терьера читалась неизбывная покорность судьбе.
— Вы не внук фрау Фогель? Или вы племянник фрау Шульц?
— Я не тот и не другой! — Руди фыркнул, отвернулся и энергично закрутил веревку, образовав в сонных водах Шпрее небольшой водоворот.
Смущенный его интонацией, дедушка пошел дальше, часто оглядываясь и шевеля губами — очевидно, продолжал перебирать имена почтенных фрау, имеющих юных родственников подходящего возраста. Виккерс поводил веревкой туда-сюда и неожиданно почувствовал рывок: крючок за что-то зацепился.
«Что-то» было тяжелым. Очень тяжелым! Руди быстро понял, что не сможет вытянуть такую тяжесть в одиночку.
— Эй, уважаемый! — позвал он старика с собачкой.
Оба охотно вернулись и составили компанию инспектору, который пристально всматривался в свинцовую воду. Собачка просунула голову между чугуннуми балясинами, а дед свесился за перила, по-мальчишески присвистнул и сказал:
— Наверное, это сом! Огромный. Кажется, он такой старый, что даже покрылся водорослями.
Нечто буро-коричневое, похожее на морские водоросли, Руди тоже разглядел, только в его версии это были волосы. Виккерс напрягся, сделал рывок, подтягивая добычу повыше, и быстро намотал веревку на перила. Бурые волосы образовали на поверхности воды небольшой островок. Старушка-интуиция, потрясенная собственной прозорливостью, уронила спицы и вставную челюсть.
— У вас телефон есть? — тяжело дыша, спросил Руди компанейского деда.
У самого инспектора от напряжения и волнения дрожали руки, и он вряд ли смог бы попасть пальцем в кнопочки мобильника.
— Конечно, есть! — Старик с готовностью сунул лапку за пазуху, извлек сначала пластмассовый метательный диск, который со словами «Подержи, Бисмарк!» сунул в зубы покорной собачке, а потом и телефон. — Хотите позвонить?
— Позвоните сами, — отмахнувшись от трубки, сказал Руди.
— Но куда?
Дед удивленно вскинул голову, встретил пронзительный взгляд инспектора и тоже принял ментальный сигнал фрау Интуиции.
— Вы знаете, куда звонить, — моргнув и оборвав сеанс телепатической связи, констатировал Виккерс.
— Знаю… — эхом откликнулся потрясенный старик.
Собственное необъяснимое знание повергло херра Акселя в глубокое изумление, но это не помешало ему безошибочно набрать номер Крипо.
Спустя четверть часа расторопные полицейские извлекли находку Виккерса из воды и столпились вокруг нее, как дети, затеявшие игру в «Угадай, кто?».
— М-да… — протянул дежурный эксперт, косо посмотрев на Руди. — Такого в моей практике еще не бывало.
— О майн гот! — всплеснул руками дедушка Аксель Китцель. — Это вовсе не сом! Это медведь!
— Интересно, кто там будет в следующий раз? — пробормотал один из полицейских, пытливо заглянув под мост. — Слон?!
Тем временем эксперт обнаружил в гуще искусственной шерсти обыкновенную молнию, потянул за нее, добрался до содержимого меховой оболочки, и после этого зевак в лице старика Китцеля и его собачки настойчиво попросили удалиться.
30
Я влетела в ванную, разделась с ловкостью, которая произвела бы фурор на соревнованиях по скоростному стриптизу, и уже встала под душ, когда меня осенила гениальная мысль. Я придумала отличный способ сбежать из-под надзора своей дорогой подруги на часок-полтора!
Путь к свободе был водным и пролегал по дорожке бассейна. В нашем отеле он наверняка был! Гостиницы категории «три звезды» и выше обязаны предоставлять гостям возможность поплескаться в водоеме более просторном, нежели ванна. Зная об этом, я взяла в заграничную поездку и спортивный купальник, и шапочку, и очки для плавания. А вот Ирка, которая не планировала зарубежный вояж, ничем таким не запаслась, да и не любит она плавать — особенно после того, как замороченный спасатель в Сочи, краем глаза увидев в море мою могучую подругу в глухом купальнике стройнящего черного цвета, заорал в мегафон на весь пляж: «Граждане отдыхающие, кто оставил за буйками надувной матрас, верните плавсредство в зону купания!»
— Ирусик! — оживленно молвила я, выйдя из ванной в незатейливом наряде из двух полотенец, одно из которых укрывало мое тело, а второе в виде крученой башни высилось на голове. — Я решила сбегать в бассейн, пока он не закрылся. Пойдешь со мной?
— Да что там делать, в этом бассейне? — скривилась подруга.
В другое время я непременно предложила бы капризуле в качестве альтернативного варианта нескучного времяпрепровождения в бассейне бесплатно поглазеть на мускулистых полуголых мужиков, но на сей раз у меня не было желания пропагандировать подруге здоровый образ жизни во всех его проявлениях.
— Ладно, как хочешь, я поплаваю одна, — согласилась я, избавляясь от полотенечных покровов.
Сушить мокрые волосы и рисовать лицо я не стала — это насторожило бы Ирку, но сунула косметичку и расческу в сумку, завалив их сверху сугубо бассейновым барахлом. Подружка, надув губы, следила, как я собираюсь и ухожу, но отговаривать меня не пыталась — знала, что со мной лучше не спорить, иначе я могу заупрямиться и тогда буду стоять на своем до последнего вздоха.
Чтобы не вызывать лишних вопросов, оделась я простенько — в джинсы и свитер, но под полотенцем в сумке спрятала игривую кофточку. Сказала Ирке: «До скорого!» — и побежала заниматься спортом.
«Ведь, в сущности, охота на мужиков — это и есть самый главный женский спорт, — глубокомысленно заметил мой внутренний голос. — Практически олимпийская дисциплина!»
Если бы кто-нибудь вздумал за мной проследить, то увидел бы, что я вошла в раздевалку, однако до бассейна я не добралась — оккупировала большое зеркало в «предбаннике», поменяла плотный черный свитер «под горло» на ажурную розовую кофточку с голыми плечами, высушила и уложила волосы, подкрасилась и выплыла в холл отеля преображенная и потому неузнаваемая.
На диванчиках в интимно затемненных углах никого, похожего на моего друга, не было, я увидела только пару пожилых педиков, которые нежно держались за руки и жеманно хихикали. Зато к барной стойке посетители тянулись, как к колодезному срубу в жаркий полдень. Я пополнила собой небольшую очередь жаждущих, терпеливо дождалась, пока бармен обратит на меня внимание, и на универсальном эсперанто выпивох всех стран и народов сказала:
— Текила, плиз!
Горячительные напитки латиноамериканского происхождения все больше соответствовали моему настроению.
Со стопкой кактусовой водки в одной руке и затрезвонившим мобильником — в другой я отошла в укромный уголок под сень декоративного кактуса и бархатным голосом роковой мексиканской женщины мурлыкнула в трубочку:
— Алле-о?
— Я знаю, кто задушил вашего коллегу, — даже не поздоровавшись, деловито сообщил незнакомый мужской голос. — Сто евро — и я поделюсь информацией. Хотите?
— Конечно! — без раздумий ответила я.
Непреодолимая тяга к раскрытию тайн и выведыванию секретов — профессиональное заболевание большинства журналистов, и меня эта зараза тоже давно зацепила. Разумеется, мне очень хотелось узнать, кто задушил нашего с Вадиком коллегу Юру Солнцева. Гораздо меньше меня интересовало, почему его задушили, потому как поводы для смертоубийства противный Юрик давал чаще, чем честное пионерское слово. По правде говоря, у меня и у самой не единожды возникало желание его убить. Особенно в тот раз, когда этот прихвостень нашего директора подкараулил меня на входе с хронометром в руках и заставил писать объяснение, почему я опоздала на работу на четыре секунды.
— Я жду в парке рядом с вашим отелем, — сказал голос в трубке. — Только приходите одна. И не забудьте принести сто евро!
«Может, ты с ним поторгуешься? — без особой надежды спросил мой внутренний голос. — Право, сто евро за разгадку убийства гадкого Юрика — это слишком дорого, за такие деньги для него в своем же коллективе можно было пару киллеров нанять!»
— Я заставлю Гадюкина вернуть мне эту сотню из кассы, — пообещала я, закапываясь в сумку.
Ее штатное содержимое, включая кошелек, потерялось под инородными наслоениями (купальник, шапочка, очки, шлепанцы, свитер и полотенце).
«Сдача в кармане», — коротко напомнил внутренний голос.
За текилу с меня взяли десятку, а девяносто евро сдачи я сунула в задний карман джинсов. Там они и нашлись.
— Попрошу у платного информатора десятипроцентную скидку, — решила я, цепляя сумку на плечо.
Александр Андреевич все еще не пришел, и сидеть, как сирота мексиканская, дожидаясь его появления, я не собиралась. Пусть теперь он меня подождет!
Я соскочила с диванчика и бодрым шагом направилась к выходу, даже не подумав, что не одета для вечерней прогулки по зимнему парку — текила и журналистский азарт подогревали меня изнутри. Да и не тянул на гордое звание парка микроскопический зеленый оазис, цветом и размером напоминающий подгнивший пучок салата.
— Ау! Кто тут есть? — позвала я, войдя в чахлый скверик по гравийной дорожке, скрипящей под ногами почти так же противно, как песок на зубах.
Над моей головой нависали черно-бурые дубовые ветви, с них то и дело шлепались тяжелые капли, способные за весьма непродолжительное время испортить мою свежую прическу.
— Ну, где же вы? — крикнула я, раздражаясь и начиная замерзать.
— Идите сюда! — послышалось совсем рядом.
Я обняла себя за плечи и пошла на голос. Свет фонарика ударил мне в лицо, вынудив зажмуриться, тут же скользнул в сторону, пропал и снова вернулся — совсем как луч пограничного прожектора, нащупавший в море чужое судно. Дальше по сюжету должна была взреветь сирена, но послышался только окрик:
— Ленка, стой! Ты куда?!
Встревоженный голос Александра донесся со стороны гостиницы. Я оглянулась, но ничего не увидела: в глазах, ослепленных «прожектором», плавали цветные пятна.
— Са…
Позвать друга я не успела. Твердая мозолистая ладонь зажала мне рот, а крепкий, как дубовая ветка, локоть сдавил мое горло. Я поняла, что чувствует воздушный шарик, когда его туго-натуго перетягивают ниткой, и для полноты образа и подобия даже взлетела. Не так высоко, как воздушный шар — в дубовую крону не въехала, — но сцепление с гравием потеряла и задергалась, беззвучно протестуя.
— Вякнешь — я и тебя задушу! — уверенно пообещал мне в ухо уже узнаваемый голос.
«Ну, вот! — совершенно некстати обрадовался мой внутренний голос. — Еще одна идиотка сэкономила денежки! Смотри, тебе совершенно задаром позволили узнать, кто задушил Юрика Солнцева!»
Ответить я, разумеется, не могла — не хотела разделить судьбу гадкого Юрика.
— Шевелись! — шикнул убийца. — Живо, топай и помалкивай!
Меня поставили на ноги и тут же дернули за шиворот, заваливая назад. Мой инстинктивный порыв к сопротивлению намертво задавила мысль о том, как безобразно растянется ворот хорошенькой розовой кофточки, если мы с убийцей начнем игру в тяни-толкай. Я бросила исполненный сожаления взгляд на освещенный фасад отеля, перечеркнутый ветвями разделяющих нас деревьев, и с прискорбием повиновалась чужой злой воле.
Злодей протащил меня через скверик и с разбегу зашвырнул в открытую дверь автомобиля. Будь противоположная дверь тоже распахнута, я бы просвистела по скользкому сиденью насквозь и вывалилась на дорогу с другой стороны, но та дверца была закрыта. Я въехала в нее головой, машинально посетовала, что прическа моя теперь испорчена так же, как кофточка, а в следующий момент почувствовала жуткую боль: этот гад уселся мне на ноги! И тут же улегся! Еще поворочался, словно стараясь устроиться поудобнее!
«Как татарский хан на телах плененных русских витязей!» — внутренний голос вспомнил исторический прецедент, зафиксированный в летописях.
— Хочешь еще пожить — лежи тихо! — дохнул мне в ухо последователь татарского хана.
Хлопнула дверца, потом еще одна. Водительское сиденье скрипнуло, принимая в себя другого оккупанта. Негромко заурчал мотор, машина тронулась, а этот гад, придавивший меня, как злая кошка бедную мышку, противно хихикнул:
— Тише едешь — дольше будешь!
— Остроумный, гад, — угрюмо пробурчал мой внутренний голос.
Кажется, впервые в жизни меня совершенно не обрадовало проявленное мужчиной чувство юмора.
Мысль о том, что убивать меня будут весело, с шутками и прибаутками, на оптимистичный прогноз развития событий не тянула.
31
Инспектор Виккерс — уже не при исполнении — сидел в своем любимом кресле с потертой гобеленовой обивкой и неспешно попивал собственноручно приготовленный глинтвейн. Напиток получился в меру горячим, сдобренным специями не чересчур, а в самый раз. Было очень приятно потягивать ароматное вино, поглядывая в окно, за которым дождь и ветер уже соткали серые, как холстина, сумерки.
— Айн, цвай, драй! — взглянув на часы, скомандовал Руди, и фонари во дворе соседей послушно загорелись розовым.