Они вручили Осе промасленный свёрток.
– К себе не прижимай, – предупредил Пахом.
– Попахивает, – объяснил Пархом.
14. С детьми трудно договориться
С полными руками добра они вышли на лестничную площадку. Пахом и Пархом предупредили, что сосед – личность неприятная, дверь абы кому открывать не любит, поэтому действовать надо решительно.
– Ну что, стучать будем? – спросил Пахом и начал дубасить кулаками в дверь.
– Или сразу дверь высаживать? – завопил Пархом громовым голосом.
Петя и Ося от неожиданности прижались друг к другу. Промасленный пакет с дрессированной копчёной щукой уткнулся в свёрнутые в трубочку плакаты.
– Зачем же высаживать, да ещё сразу, – послышался голос из-за двери. – Открою сейчас.
Дверь приоткрылась. Перед ними стоял высокий худой человек средних лет без особых примет. Если только особыми приметами не считать строгий костюм и галстук. Дмитрий Константинович – а это и был он – несколько секунд молча разглядывал всю компанию. А потом сделал шаг в сторону и приглашающе махнул рукой вглубь квартиры.
Протиснувшись в дверь, они попали в небольшую прямоугольную комнату почти без мебели. Посредине стоял лишь письменный стол с офисным креслом. На идеально чистой поверхности стола лежала тонкая папка с бумагами.
– Присаживайтесь, – сухо сказал хозяин. – Вы, наверное, по поводу чердака?
Он обошёл стол и сел в кресло. Гости оглянулись, но увидели только одинокий стул у противоположной стены. Никто садиться не стал.
– Вот документы о предоставлении права получения дополнительных двадцати трёх метров жилой площади моему отцу, персональному пенсионеру союзного значения. – Сосед открыл папку и показал один листок.
– Союза нет.
– Сто лет в обед, – раздались голоса Пахома и Пархома.
– Советского Союза, действительно, уже нет, но льготы для персональных пенсионеров союзного значения сохранены. Вот свидетельство персонального пенсионера федерального значения. Вот справка об официальной площади чердака. Как раз двадцать три квадратных метра. Вот решение городской думы о выделении особых льгот участникам решающей битвы с басурманами. Вот документ, подписанный сотрудником департамента жилищно-коммунального хозяйства мэрии.
Вот разрешение на перестройку чердака. Вот…
Ося едва держался, чтобы не заснуть во время этого перечисления прямо стоя. Судя по тому, что Пахом и Пархом примолкли, им тоже приходилось нелегко.
– Игрушки отдайте, – раздался звонкий Петин голос.
– Какие такие игрушки? – удивился Дмитрий Константинович.
– Ёлочные игрушки, которые украли из нашей квартиры, – ответил Петя.
– Это не он был, – шепнул ему Ося. – У того борода была.
– Сбрить мог! – ответил ему Петя так же шёпотом.
– Украли? А мы-то при чём? Вы в полицию, надеюсь, обращались? – холодно спросил Дмитрий Константинович, подняв брови, и продолжил: – Или нет? У вашей семьи ведь проблемы с законом? Я слышал, матушку арестовали? Кстати, если нужна какая-то помощь – внести залог, взять на поруки, – наш банк может выделить кредит работающему члену семьи. Под небольшие проценты. Ах, у вас и тут проблема! Я слышал, вашего батюшку уволили?
– Если у вас нет игрушек, значит, они на чердаке. Пустите нас на чердак, – твёрдо прервал его Петя. – Это наши игрушки.
Лицо Дмитрия Константиновича как-то странно исказилось. Он прищурил глаза, уголок его губ задергался. Пальцы правой руки начали выбивать дробь на поверхности стола.
– Ваши? – каким-то шипящим голосом проговорил он. – Заблуждаешься. Это ваша бабка, Марья Моревна, силой забрала всё себе. А какое у неё было право на яйцо? На иглу? На чужую жизнь, извините за пафос? Но мы ведь сейчас не об этом, – усилием воли Дмитрий Константинович взял себя в руки и даже изобразил на лице подобие улыбки. – Ваш отец временно не работает? Не страшно, наша задача помогать людям. Главное – написать заявление! Попробуем дать кредит. Под залог квартиры, разумеется, но вам ведь только на ноги встать. Бабушку по отцовской линии поднять. Хорошей медицинской страховки тоже, наверное, нету? А мы сделаем.
– Мы сами всё сделаем, а вы верните наши игрушки. Или пусть ваш пенсионер вернёт. И пустите нас к нему на чердак. Мы отсюда не уйдём.
– Как же трудно вести переговоры с детьми, – Дмитрий Константинович обхватил руками голову. – С родителями я бы уже давно договорился.
– Если не пустите, – выдвинул Петя главный аргумент, – я обо всем напишу в интернете. В социальной сети «Соседи», чтобы все соседи знали.
– А то они не знают? – почти ласково улыбнулся Дмитрий Константинович. – Но тут ты, пожалуй, прав. Шуму нам не надо. К сожалению, у меня связаны руки. Репутация банкира, то да сё….
Дмитрий Константинович поднялся из-за стола и подошёл к окну, повернувшись к гостям спиной. Несколько минут все молчали. Потом он, словно бы нехотя, обернулся и посмотрел на Петю тяжёлым взглядом.
– Вопрос решим так. Я, возможно, не стану препятствовать вашему визиту на чердак. В конце концов, вам же хуже. Но при одном условии. Вы получите разрешение и подписи у нашего треугольника. Мы так называем трёх референтов моего отца. Пройдёте собеседование и получите. – Он усмехнулся. – Или не пройдёте, что кажется более вероятным. При их репутации. Зато удобно. Ходить далеко не надо. У них офис в этом же здании, на подземном этаже. Приёмные часы в полночь. Обратитесь к Сан Санычу. Он вас сопроводит.
Пахом и Пархом разом судорожно вдохнули воздух с каким-то стоном. Осе стало холодно. Со щуки начало капать. Петя, расправив плечи, с вызовом смотрел на Дмитрия Константиновича.
– К сожалению, всё, на сегодня приём окончен.
Дмитрий Константинович сделал шаг вперёд, и всем как-то сразу стало понятно, что сейчас действительно пора уходить.
Они вышли на лестничную площадку. На Пахома и Пархома было жалко смотреть. Им было то ли страшно, то ли стыдно. Они даже говорить стали как-то странно, как обычные люди.
– Дальше вы сами, ребята. Мы с референтами не справимся, они не дрессированные, – сказал Пахом.
Пархом же и вовсе промолчал.
– Всё равно, спасибо вам, – сказал Петя, и вместе с Осей они отправились вниз.
У двери в квартиру их поджидала Нинель Филипповна.
– Бедные вы, бедные, – всхлипнула она, – сожрут они вас.
– А как же двадцать первый век? – спросил Петя.
– А цивилизованный мир? – добавил Ося.
– А не цивилизованные они, – Нинель Филипповна махнула рукой, а потом вытерла рукавом глаза. – Вот, хоть свечку возьмите! А то у вас теперь совсем темно.
Она протянула им маленькую горящую свечку на блюдечке.
– И вот ещё, – спохватилась она, – вам перекусить-то надо! Натощак-то, как говорится, и песня не поётся… Да и как дитям-то полночи не спать?
Нинель Филипповна порылась в карманах и вынула два завёрнутых в обрывок газеты пирожка.
15. Мы не еда
Ровно в двенадцать братья спустились вниз, держа перед собой блюдечко с горящей свечкой. Пирожки оказались очень вкусными, и есть им уже совсем не хотелось. Казалось даже, что они добавили им сил, но, может быть, просто хотелось верить в то, что пирожки волшебные и помогут им на собеседовании. Было страшновато, и от помощи братья не отказались бы. Но помощи никто не предлагал.
Внизу их молча встретил Сан Саныч, кивнул и так же молча отвёл в подвал и отпер железную дверь.
– Спиной к ним только не поворачивайтесь и в глаза не смотрите, – бормотнул он. Потом забрал свечку и махнул рукой.
Братья вошли. Дверь за их спиной со стуком захлопнулась.
В мрачном каменном подземелье у огромного очага в нише, свернувшись, грелся трёхглавый дракон. Потрескивали дрова, от огня разлетались искры и падали на каменный пол и на драконью шкуру. От этого чешуя на шкуре начинала переливаться разными цветами, и подземелье освещалось слабым неверным светом. Головы приподнялись и с интересом уставились на детей. Лысая зашипела и сказала:
– Еда пришла. Сама пришла.
– Мы не еда. Мы на собеседование. По поручению Дмитрия Константиновича, – возразил Петя.
Вообще, как ни странно, братья почти не боялись. То есть страх, конечно, был, но он прятался где-то глубоко и ничему не мешал. Ося с Петей знали, что пойдут до конца, что бы ни происходило. И либо спасут семью, либо…
– Правильно, – сказала рыжая голова. – Сначала собеседование, потом ужин. Извините, что не приглашаем. Три вопроса. Минута на размышление. Одна ошибка – и ужин.
Рыжая голова посмотрела на их старую знакомую – русую и курчавую:
– Что-нибудь простенькое для начала. Поехали!
Курчавая оскалилась.
– Да вот хотя бы про вас. Семь бед – один ответ! Поясните.
Петя посмотрел на брата, и Ося показал ему большой палец. Петя перевёл взгляд на курчавого референта.
– Отвечаем сразу. Экономим минуту. Отвечает Ося, – сказал он.
– Ну, – отозвалась курчавая.
– Лапти гну, – Ося процитировал Илью. – В общем, на нашу семью обрушились страшные беды. А всё началось с игрушек. У нас украли игрушки. Это раз. Потом потоп в музее. Это два. Потом папу уволили. Это, значит, три. В доме отключили электричество. Четыре. Баба Таня заболела, пять. А сегодня маму полиция забрала. Шесть.
Осин голос задрожал, когда он вспомнил маму, и Ося остановился. Все замерли и смотрели на него. Шесть бед, а нужно семь. Что-то было ещё, но он не помнил что. Какой-то недавний разговор про беды. Точно не с Сан Санычем. Пожалуй, что и не с Нинель Филипповной. С Ильей и Жорой? Тоже нет. Он мысленно добрался до Васи. Лысая голова зашипела и сглотнула. Курчавая облизнулась, а рыжая напряжённо смотрела на Осю. Петя замер.
– Кризис в стране, – вспомнил Ося. – Это будет семь. Ну, и денег на науку не дают.
– Это, что ли, будет восемь? – осторожно спросила курчавая.
– Нет, – решительно ответил Ося, понимая, что восемь – это много. – Это просто следствие кризиса.
– Ну, семь бед – ладно, а ответ, – напомнила курчавая вопрос. – Ответ-то какой?
– Ответ такой: игрушки придётся отдать! – ещё более решительно сказал Ося.
Три головы переглянулись, и рыжая почти незаметно кивнула.
– Принимается, – сказала курчавая, а лысая снова зашипела:
– Надоело! Жрать хочу! Всех порву! Что делает наша левая задняя нога? Отвечайте! Быстро!
– Берём минуту на размышление, – не растерялся Петя и посмотрел на Осю.
Левой задней ноги они разглядеть никак не могли: она была спрятана за большим драконьим крылом. Ося шагнул за спину Пете, осторожно вытянул из-за пояса волшебное зеркальце и прошептал: «Я – Ося, я – Ося. Хочу видеть левую заднюю ногу Змея Горыныча». По зеркалу пробежали волны, а затем появилась когтистая нога. Когти поскребли пол, потом как-то странно изогнулись и переплелись.
– Ответ готов, – сказал Ося, незаметно пряча зеркальце.
– Ответ готов, – повторил Петя и добавил: – Отвечает Ося.
– Ваша левая задняя нога показывает фигу, – громко сказал Ося и добавил: – А это неприлично.
– Неееет! Нечестно! Подглядел! – закричали все головы разом.
– Никто, никто ещё не проходил второй вопрос, – завопила лысая голова.
– Нет, проходил, – возразила курчавая, – помнишь, в шестнадцатом веке этот дурак…
– Иван, что ли? – удивилась лысая.
– Нет, другой. Емелей звали, – ответила курчавая.
– Ну, так ему щука помогала, – вспомнила лысая. – Но в конце концов мы же его всё равно озадачили.
Головы повернулись к рыжей, и все вместе они начали перебирать вопросы. Загадка сфинкса. Или игра в напёрстки. Или теорема Пуанкаре. Или кто автор «Тихого Дона»? Или где прошлогодний снег?
– Не то, не то, – сказала рыжая. – Надо, чтобы ни подглядеть не могли, ни погуглить, ни догадаться, ни состроумничать. Математика не годится. Философия тоже. Ни прошлое, ни настоящее. Что в сухом остатке? Будущее!
– Будущее? – оторопели лысая и курчавая.
– Именно! – рыжая утвердительно кивнула. – Оно самое. Я же всё вижу.
Рыжая голова повернулась к детям и пристально посмотрела на них, как будто хотела прожечь их своим взглядом. Они, помня совет Сан Саныча, уставились в пол.
– Ладно, игры закончились. Впрочем, для таких умников, как вы, вопрос, в сущности, простой, – медленно проговорила рыжая голова. – Что случится двадцать девятого февраля будущего года? Время пошло.
– Но этого же ещё нет. Как же проверить? – заволновался Ося. – Это нечестно.
– А никто и не обещал, что будет легко, – ехидно сказала рыжая. – А как проверить? Ты не волнуйся, правду от лжи всякий отличит.
Петя смотрел на Осю, а Ося на Петю, но в голову ничего не приходило, да и прийти не могло. Щуку они оставили дома на тумбочке, но ведь и она, кажется, не смогла помочь Емеле с третьим вопросом.
– Минута закончилась. Ваш ответ, – сказала рыжая.
– Берём дополнительную минуту, – ответил Петя.
– Имеете право, – подтвердила рыжая. – Время пошло.
– А, всё равно помирать, – прошептал Петя, поднял голову и посмотрел рыжей прямо в глаза.
Что-то произошло, какие-то искры и даже молнии пробежали между ними, глаза рыжей вспыхнули и погасли. Что происходило с Петиными, Ося видеть не мог, но подозревал, что и с ними не всё в порядке.
– Врееемя, – прошипела лысая.
– Ответ готов. Отвечать буду я, – сказал Петя, и Ося поразился твёрдости его голоса. – Двадцать девятого февраля будущего года Ося во время ужина подавится рыбной костью и не сможет дышать. «Скорая помощь» будет опаздывать из-за пробок. Баба Яга свистнет гусям-лебедям. Вместе с Осей помещусь только я. Мы успеем в больницу. Осе сделают операцию, но состояние будет тяжёлым. Меня пустят в реанимацию, и я буду сидеть на стуле рядом с Осей.
– Я выживу? – прошептал Ося.
– Не знаю, я вижу только двадцать девятое февраля, – честно прошептал в ответ Петя.
Лысая и курчавая уставились на рыжую. Рыжая нехотя кивнула.
– Ты знал! – завопила курчавая.
– Всё равно сожрёёём! – прошипела лысая.
– Нельзя, – ответила рыжая. – Они есть в будущем. Этот (кивок на Петю) читает мысли. Этот видел то же, что я.
– Нельзя, – с сожалением подтвердила курчавая и повернулась к лысой. – Подставляй башку.
Лысая нагнулась, и две других дохнули ей на темечко. Лысина чуть загорелась, а когда погасла, от неё отделился кусок кожи и запорхал в воздухе. Лысая тоже дохнула на него, и кожу понесло прямо в руки к Пете.
– А как же она? – Ося показал на рану на лысине.
– Зарастёт до свадьбы-то, – хохотнула курчавая.
– Собеседование закончено, – подвела итог рыжая.
Дверь за спиной у братьев заскрипела и начала открываться. Ося с Петей, не поворачиваясь, спиной вперёд шагнули в темноту.
Их ждал Сан Саныч с потухшей свечкой, так что до квартиры пришлось добираться почти на ощупь, ориентируясь только на два огонька. Это впереди, оглядываясь на них, шла кошка Даша, и глаза её светились.
Сон № 7
Не было никакого сна № 7. Братья спали как убитые. Или как солдаты перед битвой. Без снов.
16. Коллекционер бабочек
Не открывая глаз, Ося похлопал руками вокруг себя. Вроде бы постель. Вроде бы его собственная. Он ещё полежал и повспоминал. Воспоминания обрывались на фиге – неприличном жесте и одновременно ответе на второй вопрос Змея Горыныча. А ведь был ещё третий вопрос… Но Ося его не помнил. Он приоткрыл глаза и огляделся. Он находился в своей комнате. На соседней кровати лежал Петя. И тяжело дышал.
– Петя, – позвал Ося.
– Что? – встрепенулся Петя и сел на кровати. – Где? Когда?
– Закончилось что-где-когда, – сообщил Ося брату, – только я не помню, что было после второго вопроса. Ты помнишь?
Брат помолчал и сказал, что был ещё третий вопрос, но раз Ося не помнит, то и не надо. Потом ещё помолчал и сказал, что, наверное, надо идти наверх. Раз их не съели.
Они собрали все свои вещи: зеркальце, баллончики с живой и мёртвой водой, плакаты с волком и соколом. Когда брали пакет со щукой, увидели, что у неё в зубах зажат кусок кожи, как будто бы опалённый по краям. Ося взял его и повертел в руках. И всё вспомнил: и вопрос, и вспышки молний, и Петин ответ, и лысину с обожжённой кожей. Ему стало грустно.
– Это наш пропуск, – сказал Петя и забрал его. – Пора, брат.
– Пойдём, брат, – ответил ему Ося.
И они вышли из квартиры.
На всех этажах двери были приоткрыты, а в дверях стояли соседи. Нинель Филипповна мяла в руках носовой платок и шмыгала носом. Илюха приветственно поднял руку, сжатую в кулак, а Жора показал двумя пальцами букву «V», что означает «Victoria», то есть «победа». Вася в строгом костюме просто улыбнулась им и кивнула. А Жанна, в красивом зелёном платье, помахала рукой.
На пятом этаже двери были закрыты, и Осе пришлось постучать в восьмую квартиру. На стук никто не отозвался. Петя постучал сильнее. Никакой реакции. Тогда Петя достал из кармана свой красный ключ и сам отпер дверь.
Братья вошли и оказались в огромном музейном зале с лестницей посредине. Лестница была покрыта красной ковровой дорожкой, прижатой к ступенькам латунными штангами, и упиралась почему-то в потолок. На стенах висели картины в тяжёлых резных рамах. Почти в самом центре зала на овальном дубовом столе стояла большая открытая коробка, а в ней бабочки разных цветов и размеров. Бабочек было невероятно много, и все они были прикреплены иголками к картонкам.