Но на покой не удалось, только с делами разобрался, Карл со Стемидом стали нашептывать что-то про договор с Византией. Олег сначала отмахивался, потом разозлился – чего же во время похода молчали?! Однако выслушать пришлось.
Стемид объяснял, показывая греческие письмена, что византийцы как бы даровали русским хрисовул.
– Ну и что?
– А то, княже, что это вроде дара, что ли, – Стемид упрямо склонил голову.
Олег зашагал по своей привычке по гридне.
– Подарили, говоришь? А как такое с другими они делают? Не одни же мы с Царьградом воюем?
– Есть с кем они договора подписывают на равных.
Олег фыркнул:
– Выходит, обманули нас?
Карл попробовал осторожно объяснить, понимая, что могут полететь их со Стемидом головы:
– Не совсем так. Мы же никогда договоров не писали, а тут дань великую взяли, клясться заставили…
– Не крутись, говори прямо – обманули?
Карл вздохнул, чего уж тут, все одно – Олег не отстанет, вон как взглядом по ним полоснул!
– Ладно, не в том беда, что обманули, хорошо, что вы хоть сейчас поняли…
– Так ведь все, что хотели, получили, только называют это греки хрисовулом, даренным правом значит.
Отмахнулся Олег, надолго о том забыл, но где-то внутри засело, видно, что не на равных все же с греками, стал время от времени со Стемидом о том заговаривать, вроде думать, как теперь исправить.
Немало времени прошло, снова вернулся к этому разговору Олег. Сам позвал Карла со Стемидом и предложил… договор с греками переписать! Старый франк удивился:
– Да кто ж договоры просто так переписывает, княже?
Снова хитро сощурились глаза князя, оба советчика уже хорошо знали, почему, видно, придумал что Олег. Так и было.
– Надо, чтоб греки поверили, что снова скуфь собираю. А против кого – тайна, пусть посомневаются…
Долго рядили после этого, велел князь греческим купцам осторожно оружейные склады показать, чтобы поняли, что запасы делает вроде как для будущего похода. Как поверят, так и съездить в Царьград с новым договором.
– Только на сей раз все вперед продумайте, чтоб промаха не было!
Карл со Стемидом с того времени только договором и занимались, все боялись упустить чего, понимали, что князь хоть и не казнит, а по головке не погладит, если что не так сделают.
Глава 44
Цареградский торг гудел множеством голосов, предлагая все возможное и невозможное. У Сбыша, который топал позади Хореня, даже голова закружилась, столько ею вертел.
– Где ж здесь можно что найти? – почти с тоской произнес русич. Хорень хмыкнул в усы:
– Найдем! Если здесь, то отыщем.
Он не раз бывал на рынках Византии и прекрасно знал, где и что продается. Конечно, ромеи делают вид, что не торгуют людьми, но это только для непосвященных, торгуют, и еще как! От 10 номисмов за ребенка до 50–60 за умелого взрослого или красивую девушку. 50 номисмов у Хореня еще были, если не хватит, он рассчитывал взять в долг у знакомых купцов. Только сразу отправляться к ним не стал, сначала стоило найти Ганку, хазарин, уверявший, что продал ее ромею за целых 100 номисмов, мог и солгать. Хореню не хотелось сейчас думать над тем, что он сделает в случае обмана с тем хазарином.
Сбыша пришлось подгонять, слишком увлекало того происходящее вокруг. Сам русич торопился, словно что-то почувствовав. Они столько дорог прошли, стольких врагов побили, со столькими людьми побратались… Если сейчас окажется, что Ганку только вчера продали куда-нибудь в кабак развлекать пьяных вояк, то Хорень просто разнесет весь рынок, достанется и Царьграду!
Наконец они добрались до места, где стояли пригнанные на продажу. Мужчины, женщины, дети, они располагались согласно своей ценности – отдельно сильные и крепкие юноши, способные стать хорошей тягловой силой в хозяйстве, если, конечно, будут подчиняться; отдельно женщины, которым предстояло заниматься домашними делами купивших их; отдельно дети, чья цена была минимальной, ведь неизвестно, что из ребенка вырастет, да и когда еще… Отдельно красивые девушки, предназначенные на потребу сластолюбцам. Завидев таких, Хорень со Сбышем прибавили шаг. И все же Хорень, пожалуй, мог пропустить ту, которую искал. Ганку заметил Сбыш, он дернул старшего за рукав, показывая на стоявших чуть в сторонке славянок:
– Смотри!
Это действительно была Ганка, привязанная еще к одной девушке. И без того худенькая, сейчас она просто просвечивала насквозь.
– Сколько ты хочешь за эту девчонку?
Ганка вздрогнула и обернулась на голос. Глаза ее обрадованно заблестели, еще мгновение – и девушка бросится на шею Хореню! Этого русича Ганка узнала бы даже с закрытыми глазами стоящего в толпе сотен других людей! Но тот смотрел в сторону так, словно и не видел не только радости Ганки, но и ее саму. И торговал он вторую славянскую девушку – Живу, с которой Ганка последнее время спала, укрывшись одним рваным одеялом, и ела из одной плошки. Ела, если давали. Они не хотели выполнять распоряжения сначала хазарина, который привез их в Константинополь, а потом и торговца живым товаром, купившего славянок у хазар. Потому строптивых били и морили голодом. Наверное, убили бы, если бы не надеялись получить за красивых девушек много золотых монет. Но надежда выгодно продать товар с каждым днем таяла, потому что покупатели понимали, что непослушные девчонки не станут работать в кабаках на потеху жаждущим, а значит, доход с них будет маленький.
Хозяин девушек, почувствовав, что наконец сможет сбыть товар, принялся нахваливать Живу как только мог. Купец равнодушно осматривал достоинства славянки, морщился, сбивая цену, потом перевел глаза на Ганку:
– А за эту?
Понимая, что может потерять выгодного покупателя, хозяин вдруг объявил, что продаст вполовину дешевле, всего за 70 номисмов, но только если купец возьмет обеих. Тот в ответ так же лениво-разочарованно протянул:
– Куда мне обе?
– Хороши девки, хороши! – засуетился ромей. – Бери обеих, не пожалеешь!
Хорень махнул рукой:
– Ладно, беру!
Сунул в руку ромею монеты и кивнул девушкам, чтоб следовали за ним. Владелец заверещал, что просил больше, это не произвело на русича никакого впечатления, он сонно обернулся и пожал плечами:
– Не хочешь? Возвращай деньги.
Глядя на покупателя, ромей согласно закивал головой, отдать обратно уже полученные номисмы рука не поднималась. Он утешил себя, что хоть ничего не потерял, купил-то у хазарина дешевле, за десятку, да их еще и кормить надо…
А Ганка с Живой семенили вслед за Хоренем, едва поспевая из-за связанных ног, но не решаясь попросить развязать. Ганка не могла понять, почему русич ее не узнает и зачем купил? Тот вдруг остановился и, обернувшись, вынул из-за сапога нож:
– Давайте, разрежу путы.
Голос девушки дрогнул:
– Ты нас искал?
Хорень кивнул:
– Искал. Я же обещал тебе, что вернусь и заберу, а ты не дождалась…
Глаза русича блестели лукаво, Ганка поняла, что тот в хорошем настроении, и в ответ улыбнулась. Впервые за много месяцев.
На следующий день они уже плыли в Киев. Глядя на Хореня, работавшего вместе с другими огромным веслом, Ганка вдруг заметила, что прядь на его виске стала совсем седой.
Раголда уж не было в живых, и Хорень где-то по дальним землям бродил, но купцы, каким доверять можно, нашлись. Назвали греков, таких, чтоб показ оружия не бесполезен был, что в Константинополе к императорскому двору близкие, куда надо вхожи. Исподволь, осторожно с ними разговоры про русское оружие вели, ромеи хитрые, надо, чтоб не заподозрили, что им специально работу ковалей показывают. С кузнецами тоже договорились, тут Зорень помог, он давно вместо отца мечников возглавлял.
Все как надо прошло, купцов тех вроде втайне сводили к мечникам, булат показали. Как бы случайно и склады с готовыми мечами на глаза попались, да запасы стрел для луков… Заторопились вдруг купцы обратно в Византию.
А князь, как узнал, что в Константинополь собираются, к себе позвал. Испугался старый грек Филимер, слышал о князе, что тот волхв, хотя и был другой веры, а испугался. Только Олег не просто кликнул, он людей за купцами прислал, как тут не пойдешь? Шли в княжий терем и с жизнью прощались, понимали, что если ведомо Олегу про их поход к мечникам, то в живых не оставит. Уже и жалели, что соблазнились на предложение русского купца Невоя булат одним глазом глянуть…
Олег встретил почти ласково, долго расспрашивал про торги, не обижают ли, про выгоду, про то, какие товары привозили, да что вдруг скоро домой собрались. Филимер ответил, мол, семейные дела зовут. Олег закивал согласно, попросил передать императору Льву и его соправителю Александру пожелания добра и процветания, а еще подарки. Только подарки надо чуть подождать, а потому задержаться. Глядя в стальные насмешливые глаза киевского князя, Филимер думал, кому пришло в голову сказать, что они почти синие и веселые? Подождать, конечно, согласились, только просили недолго. Олег пообещал… мечников поторопить. От этих слов снова похолодело внутри у греков, но князь глядел все так же довольно.
Как шли из княжьего терема на свой двор, и не помнили, только там уже повалились без сил на лавки, стали на себе вороты рвать, чтоб воздуха свежего глотнуть. Не понимали – то ли пронесло грозу мимо, то ли отложило на время.
Оказалось – пронесло. Князь подарки задержал всего на три дня, мечники закончили рукояти у двух великолепных мечей, и купцов позвали к Олегу снова. На сей раз предупредили, что за дарами для императоров византийских.
Мечи были хороши! Таких Филимер отродясь не видывал даже среди фризских. И убранство рукоятей им не уступало. Показал Олег оружие, велел завернуть, приобнял за плечи Филимера и стал что-то по-русски говорить. Грек хотя и понимал язык, все же не зря столько лет торговал в Киеве, а с перепугу враз слова забыл. Князь поглядел на него все так же насмешливо, кликнул толмача, велел перевести на греческий, чтоб понятней было. Говорил о приветах императорам, о том, чтоб не забывали силы русской, что дружина его всегда наготове, ежели Византии помощь нужна против какого врага, то пусть только пожалуются, русских ныне многие боятся…
Уходили ромеи к себе в Константинополь с богатыми дарами и тяжелым сердцем. Так и слышался вкрадчивый голос князя, точно не помощь он предлагал, а силу показывал. Филимер и так понимал, что не та уже Русь, не тот Киев, что когда-то были, сильный князь у власти, недаром Лев и Александр вынуждены с ним договариваться… Почти два года прошло, Киев только богаче да сильнее стал.
Одного так и не смог сделать Олег – сказать Ингорю про свое отцовство, так и не решился. Сколько раз уже и рот раскрывал, а слова не шли. Князь корил себя за слабость, тысячу раз обещал сказать сегодня же, но видел сына и молчал.
Была у князя тайная радость – Альмош, чуя скорую свою смерть, у угров не полагалось править старому, не помирал князь своей смертью – убивали или ослепляли, скрытно от всех вернул Олегу сына. Приехал в Киев альмошский посланец Сарыч, привез ребенка втайне. Того снова поселили у Зореня с Младой, строго-настрого наказав не открывать пока своего родства.
Князь никому не сказал про это, но к кузнецу наведался, подарки богатые привез и Зореню, и Младе, и детям. По двору все глазами искал, Млада чуть не заплакала, виноватой себя чувствовала:
– Прости, княже, уехали они с Зоренем на дальние ловы к моим родителям. Туда не опасно ездить, да и не одни поехали…
Оправдывалась, точно и впрямь ребенка страшной опасности подвергла. Олег остановил:
– Чего оправдываешься? Верно сделали, главное – здоровы?
– Здоров, здоров, – заторопилась уверить Млада. Они не произносили имени, и так оба понимали, о ком говорят.
Через несколько месяцев после отъезда греческих купцов, с которыми в Царьград подарки передал, Олег позвал к себе Карла со Стемидом. Позвал не в терем, а на капище. Оба понимали, что разговор будет тайный и серьезный, и уже догадывались о чем пойдет речь.
Олег насмешливо сверкнул глазами на ставших друзьями переговорщиков:
– Ну, теперь-то все продумали? Или мне еще придется императорам мечи раздаривать? Дошли греки-то? Не пропали труды Зореня даром?
– Дошли, княже, слышали мы про то, что Льву подарок понравился, – с удовольствием доложил Карл.
– А мне что ж не сказали?
– Да… как-то недосуг… – чуть растерялись оба.
– Недосуг… – заворчал князь. – Ну, говорите, готовы в Царьград отправиться с новым договором?
– Мы-то да, а как греки? – засомневался старший.
Олег смотрел на него во все глаза:
– Гре-е-ки? А что, греки? Как они могут быть готовы, если и не подозревают о вашей задумке? Придете и увидите, – вдруг с удовольствием закончил он. – Давайте говорить о том, что изменить в прежнем договоре надобно, только не упустите чего…
За следующий год Карл со Стемидом побывали в Константинополе дважды, убедились, что Филимер все правильно увидел и правильно пересказал, что ромеи про русские лодьи под своими стенами не забыли, нового похода князя Олега как огня боятся, знают, что хитер и что силен. Только и сами греки тоже хитры, ежели б не были готовы послы ко всяким их каверзам, то снова оплошали бы. Но на сей раз все взвесили, все предусмотрели, когда везли домой уже новый договор, все там учли, князь Олег доволен будет.
Никто даже из их родных не знал, зачем эти двое в Царьград то и дело плавают, все думали, что сговариваются против Хазарии или еще кого. Был и сговор, только не такой, как думали, Олег снова показал, что может предвидеть все наперед и договариваться о том, что и в голову никому не придет!
Глава 45
– Ингорь, ум правителя не в том, чтоб оружием бряцать громко.
– Как не в том?! Ты сам сколь походов совершил? Это говоришь ты, который щит к вратам Царьграда прибил? – Ингорю было обидно, точно насмехается над ним Олег. Иногда он совсем не понимал старшего.
Фыркнул тот в усы, как кот, ежели его разозлить:
– Договорить не даешь! Дослушать не хочешь! Князь должен уметь слушать. И мыслить быстро впереди того, что случиться может.
Опустил голову Ингорь, прав, как всегда, прав Олег, на то он и Вещий, всегда в суть глядит, то видит, об чем другие помыслить не успевают. Но оттого и тошно Ингорю, что в такие годы все сосунком при сильном Олеге остается, зарождается внутри нехорошее чувство, боится его Ингорь, ох как боится… Сам себя боится.
А Олег продолжает поучать, словно можно в сына мысли свои вложить на много лет вперед:
– Никогда не кричи о военном союзе, пусть все видят только дань и торговлю. – Предупреждая вопрос, поднял палец вверх. – Иначе подготовятся заранее.
Подошел к двери в гридню, велел позвать воеводу своего нынешнего Свула, но Ингорю показал, чтоб не уходил.
Когда воевода явился, велел обоим сесть ближе и снова стал говорить:
– Пойдете в Табаристан к Абесгуну, город богатый, дани много взять можно. – Олег обернулся к Ингорю: – Ты же давно в бой рвешься, вот и веди дружину, Свул с тобой воеводой пойдет.
Растерялись оба, Свул решился спросить первым:
– Абесгун за хазарами, княже, все поляжем, пока дойдем. Хазары хоть и слабее стали, но все равно сильны.
Князь кивнул:
– Про хазар не забыл. Мои послы с греками сговорились, а те с хазарами, чтоб пропустили нас миром. На обратном пути половину дани заберут.
Засомневался Свул:
– Кто ж им мешает всю забрать и нас положить?
– А я на что? Не вся же дружина пойдет. Да и греки не рискнут, понимают, что ежели вас тронут, то я от Константинополя и камней не оставлю. Что я в Киеве останусь – все знать будут. Пора Ингорю самому славу добывать.
Княжич не знал, радоваться или печалиться, с одной стороны, Абесгун не Царьград, там славы Олеговой не сыщешь, с другой – сам рать поведет, можно с добычей хорошей вернуться. Пока он о возможной славе размышлял, Свул осторожно выяснял, на каких условиях Олег с греками договорился. Князь рассмеялся:
– Мы купцам царьградским наше оружие, что я для Абесгуна делал, показали, чтоб своим императорам про то поведали. Лев готов нас хоть куда отправить, только бы опять под парусами под их стены не пошли! Ему нужно, чтобы мы арабам помешали, хотел нас в свое войско вставить, да мы не глупее. Туда пойдете, куда нам нужно, а грекам просто не помешает. Там арабов повоюете, они нас не ждут.
И все равно сомневался Свул:
– А ну как греки с хазарами сговорятся? Туда нас пропустят, а обратно… – Он прихлопнул одной ладонью о другую, вроде комара раздавил.
– Я же в тереме сидеть не стану, выйду ближе к морю. Ежели вам помешают, то и грекам худо станет. Они о том знать будут, чтоб не было желания против что делать…
Поход на Табаристан оказался удачным, хазары, хотя и скрепя сердце, а пропустили давних противников через свои земли, у Каспия русские дружины никак не ждали, кто мог подумать, русичи с хазарами договорятся? Помог Константинополь. С каким удовольствием хазары уничтожили бы этих новоявленных друзей Византии! Но, скрепя сердце, открыли свои военные заслоны, пропуская русские суда волоком от Дона к Итилю. Русские дружины на 16 судах прошли через владения Византии в Крыму и земли хазар, чтобы вдруг появиться в Табаристане. Дань взяли большую, даже после дележа с Итилем много осталось. Ингорь чувствовал себя победителем!
Встречая его в своем лагере, где стоял в ожидании, Олег тоже блестел глазами, хорошо получилось, он смог-таки организовать сыну удачный поход! Хотя и переживал, пока тот не вернулся, действительно стоял аж за порогами, чтоб не появилось желания ни у степняков, ни у греков предать договор, но теперь все это казалось неважным. Главное – княжич вернулся живым и с победой!
Не знал князь, какую головную боль сам себе придумал. Не прошло и месяца, как Ингорь снова заговорил о таком походе! Олег даже не сразу его понял. Зачем? И как? Степняки пропустили только из-за договоренности, в другой раз этого не будет, а через хазар просто так не пройдешь. Но младший князь, почувствовавший вкус победы и совершенно не думавший, что для нее сначала понадобилась хитрость старшего, стоял на своем: