Завещание с того света - Татьяна Гармаш-Роффе 14 стр.


Это подтверждало показания Бориса. Что ж, уже неплохо.

– Человека, который ворвался к вам в квартиру и стал бить Евгения Дмитриевича, вы раньше где-нибудь видели?

– Никогда.

– Он кричал, что является вашим мужем.

– Это ложь. Я не знаю этого ублюдка. И я никогда не была замужем. Можете проверить.

– Деньги вам заплатили?

– Нет.

– Этого следовало ожидать.

– Я бы их не взяла, – Лида посмотрела детективу в глаза. – Я не продалась. Я просто испугалась!

Она заплакала, уткнувшись лицом в ладони, а детектив направился к двери. Он ее не осуждал. Но и не жалел.


Было почти шесть вечера, и Алексей подумал, что хорошо бы уже не ехать на Истру, а заглянуть домой, к Александре, детям. Он с удивлением осознавал, как много стал для него значить дом. Точнее, семья. Хотя это почти одно и то же. Где семья, там и дом… Можно менять место прописки хоть каждый год, но пока с ним его семья, любое место станет родным.

Он раньше и не предполагал – ни в первом браке, ни в последующей холостяцкой жизни, – что однажды очертится на планете какой-то магический круг, его личный круг. Его место на земле. Дорогое сердцу место, где ему так хорошо. Потому что там живут его любимые люди. Там, с ним. И они тоже любят его. Это место его счастья – может, сказано неуклюже, зато точно.

Неожиданно он вспомнил о странной Сашиной задумчивости, и его философское настроение мгновенно улетучилось.

Надо поговорить с женой. Если там что-то… Если есть причина… То он должен об этом знать. Знать заранее. Чтобы успеть подготовиться к мысли, что его магический круг разрушится.

Нет. Нет, какая чушь! Их с Александрой связывает намного больше, чем «любовь», как ее понимают обычно. У них общие взгляды на вещи, на ценности, на мир; больше того, у них общие требования к себе. Когда люди умиляются и называют Алексея с Александрой идеальной парой, они даже не догадываются, что идеальность эта – плод душевного труда, который называется «самосовершенствованием». Система саморазрешений и самозапретов. Культивация в себе доброго и разумного – как культивируют растения, развивая полезные качества и сводя к минимуму вредные.

Поэтому они с Александрой никогда не предадут друг друга. Этого не позволит система их ценностей.

Да, но если… Человек может устать от этой постоянной работы. Махнуть на все рукой и сказать: надоело мне быть добрым и порядочным, всех понимать и со всеми считаться! Больше не хочу, и отныне мне на всех наплевать. Буду думать только о своих удовольствиях, и пропади все пропадом!

Может ведь такое случиться?

Алексей вдруг заулыбался. Все, что он сейчас вообразил, – это карикатура на Александру. Глупость, одним словом. Разве можно одним махом отказаться от того, за что себя уважаешь? Нет, конечно, нет.

Желание немедленно увидеть жену стало настолько нестерпимым, что он решил передоговориться с Игорем, которого обещал вывезти из донниковского имения. В конце концов, Маша может его довезти до станции, а там Игорь доберется до Москвы на электричке… Да, и пусть Машин отчет об утренних переговорах с собой возьмет, вдруг пригодится. Хотя Кис сомневался в том, что кто-то еще, помимо шофера Бориса, смог дать ценную информацию. В лучшем случае люди снова подтвердили, что академик был чем-то озабочен, – вот и все. Тогда как он, Кис, теперь знает точно, чем был озабочен Евгений Дмитриевич. Полученную информацию еще надобно обдумать, но она хороша как раз тем, что уже получена.

С этими мыслями детектив набрал номер своего ассистента.

– У вас есть что-нибудь новенькое? – издалека начал он.

– Есть, – неожиданно сообщил Игорь. – Помнишь, я тебе утром сказал, что Маша проявила инициативу и обзвонила нескольких друзей отца из тех, с кем была знакома лично?

– Да… – ответил Кис, пытаясь угадать, к каким последствиям Машины звонки могли привести.

– Один из этих людей – тоже академик, между прочим, – недавно перезвонил ей. И сказал, что хотел бы познакомиться со школьным другом Жени. Сечешь? С тобой то есть. Он уже едет к Донниковым. Ты далеко?

Алексей прогнал разочарование. Работа есть работа, и она является приоритетом, если уважаешь собственную профессию. А он уважал.

«Задерживаюсь, не знаю, когда приеду домой, не жди. При возможности позвоню, целую», – отправил он Александре эсэмэску. Звонить не стал: побоялся снова услышать ее сдержанный – или безразличный? – голос.

Через пару минут пришел ответ: «Оки (это был домашний вариант от «ОК»), не волнуйся, у нас все в порядке».

То есть Саша даже не расстроилась, что он не едет домой?

Стоп. Кис, уймись, сказал он сам себе. Ты пустился с некоторых пор в подозрения, но подозрения – это ржавчина, которая разъедает душу.

Уймись и займись делом.

Подправив зеркало заднего обзора, детектив завел мотор и тронулся в направлении Новорижского шоссе.

Глава 7 Президентский супчик

– Он какой-то странный, – шепнул детективу Игорь, открывая дверь дома Донниковых, – все время чему-то радуется…

Алексей вошел в гостиную и сразу понял, в чем дело: академик Виктор Павлович Копылов принадлежал к тому редкому типу людей, чьи губы сама природа сложила в легкую улыбку. Обычно это выглядит очень мило, придавая лицу постоянную доброжелательность, но частенько приводит и к неловким ситуациям: против воли своего обладателя такое лицо улыбается даже на похоронах. А с возрастом улыбка начинает множиться в морщинах и морщинках, и от нее уже не спастись.

Кис понял это по тем усилиям, которые делал Виктор Павлович, безуспешно пытаясь прогнать улыбку со своих губ, – речь все-таки шла о смерти Донникова. И, разумеется, это не «синдром Петрушки» – люди с таким генетическим отклонением страдают умственной отсталостью и академиками не становятся. Просто у природы дрогнула рука, когда она лепила лицо Виктора Павловича. Точно так же, как не повезло другим, чей рот оказался уголками вниз – всегда то ли плаксивая, то ли брезгливая гримаса на лице. Неизвестно, с чем труднее жить.

– Нет, у меня не синдром Ангельмана, – будто догадался о мыслях детектива Копылов, пожимая ему руку и… улыбаясь.

Ангельмана… Кис не знал, что это за зверь такой, но сообразил с учетом контекста.

– Кажется, так называется «синдром Петрушки» по-научному? Что вы, мне подобное и в голову не пришло, – любезно ответил он.

– Очень рад познакомиться с другом моего друга, – все тряс Кисову руку академик. – Я тоже с ним в школе учился, только на два класса старше, что не помешало нашей дружбе.

Алексей намек понял: его раскусили. Виктор Павлович помнит тех, с кем общался маленький Женя. И даже если среди них был Костя Чебыкин, то не с Кисовой физиономией.

– Пойдемте прогуляемся, здесь так чудесно, – Виктор Павлович сделал широкий приглашающий жест в сторону распахнутой во двор двери. – Ничего, если мы оставим вас тут ненадолго одних, молодые люди?

Маша с Игорем закивали.

– Машенька, не сделаешь ли для нас пока чайку?

И, подхватив Алексея под руку, Виктор Павлович повлек его во двор.

– Красота, а? – вздохнул он полной грудью, настойчиво таща детектива в глубь сада, в румяную гущу яблонь, подальше от дома.

Ясно, не хочет, чтобы за ними подсматривали. Или подслушивали.

– Тут нас уже никто не увидит, – притормозил Алексей. – А то еще немного, и мы упремся в ограду.

– Смотрю, вы успели изучить здешнюю топографию… Главное, чтобы нас не услышали. Надеюсь, в деревьях «жучки» не понатыканы.

– Вот как? А в доме есть «жучки»? Вам что-то известно о прослушке?

Известно? Нет. Но я опасаюсь и имею для этого веские основания… Вы кто? – спросил он без перехода. – Утром мне звонила Маша, задавала вопросы. Якобы на них ее натолкнул папин школьный друг, приехавший в гости. Только мне не лгите. Вы пытаетесь разузнать подробности о гибели Жени? Вы профессиональный сыщик? Или любитель?

– Частный детектив. – Алексей чувствовал, что с этим человеком он может и даже должен быть откровенен.

– Вас Машутка наняла?

– Да.

– Почему вас? Вы как-то знакомы были раньше?

– Нет, кто-то ей меня порекомендовал… Это вы написали письмо?

– Какое письмо?

Виктор Павлович удивился так искренне, что даже его жутковатая улыбочка на мгновение разгладилась.

– Раз не вы, то нечего и обсуждать.

– Воля ваша. Я буду краток: немедленно бросайте это дело. Вы не только подставляетесь сами, но и Машу подставляете. Мне не нравится, что она обзванивает знакомых и задает вопросы. Это опасно.

– Это совет? Приказ?

– Лучше бы послушались меня без встречных вопросов. Я знаю, что говорю.

– Не тратьте время, все равно не прокатит. Я не стану объяснять вам причины, по которым я взялся за это дело, – но я взялся. И найду хотя бы часть ответов.

Копылов покрутил головой, будто удивляясь услышанному, но ничего не сказал.

Копылов покрутил головой, будто удивляясь услышанному, но ничего не сказал.

– Судя по вашему предостережению, – продолжал Алексей, – вы полагаете, что имел место не несчастный случай, а убийство?

– А вы?

– Скажем так: я это допускаю.

– Вот и я допустил. Хороший врач не обходится без логического мышления. Для этого необязательно иметь ксиву сыщика.

– Алан Бицаев… вы знакомы? Он тоже друг Донникова.

– Знакомы.

– Он пытался меня убедить в том, что Донников выпил лишнего накануне.

– Он вас не знает. Он не мог сказать вам правду с бухты-барахты.

– Почему?

– О чем мы говорили минуту назад? Соображайте, уважаемый, вы же детектив.

– О том, что Евгений Дмитриевич не мог без посторонней «помощи» слететь в пропасть. Он опытный и аккуратный водитель, он был трезв, дорогу хорошо знал, и «Аннушка масло не разлила».

Аннушка? А, вспомнил… Похоже, мы оба осторожничаем, не зная, можно ли доверять друг другу.

– Верно. Но мне доверять можно хотя бы потому, что я ни в чем не замешан по определению. Я не был знаком с Донниковым, с его работой, коллегами, семьей. А нашему знакомству с Машей всего сутки. Мне даже некому сболтнуть лишнего, поскольку ни одного заинтересованного в ваших секретах лица я не знаю. Зато вы можете оказаться лазутчиком, подосланным убийцей для того, чтобы разведать, что мне известно.

– Браво. Мне нравится, как работает ваша голова. Если – не приведи господь! – вдруг надобность возникнет в сыщике, то обращусь именно к вам… Ну что ж, придется мне, видимо, помочь вам с информацией. Как там у вас с тайной исповеди?

– Если вы не собираетесь признаваться в убийстве, то работает тайна клиента.

Академик Копылов еще раз посмотрел на детектива, еще поизучал его лицо и решился.

– Ладно. То, что я скажу вам… – Он оглянулся по сторонам, вытягивая шею, затем ухватил детектива за рукав и утащил еще поглубже в чащу деревьев. – Об этом Женя никому не говорил, кроме меня… Ну, еще Алан знает. То, что вы сейчас услышите, надо сразу же забыть.

Алексей кивнул. Виктор Павлович тоже кивнул: поверил.

– Женя наблюдал за здоровьем самого президента, – веско проговорил он.

– Об этом в прессе говорилось, хоть и мельком. Так что невелик секрет.

– А вот о чем в прессе не говорилось… Последние несколько недель – последние до гибели Жени Донникова, как вы понимаете, – президенту нездоровилось. Он зачастил к Жене. И тот, осуществив полный спектр исследований, установил, что его пациента травят. Не политически, а в прямом смысле, ядом. Каким-то растительным токсином, маленькими дозами. Женя хотел исследовать токсин, узнать, откуда он родом, но привлекать специалистов по редким растительным ядам ему запретили – чтобы волна не пошла. Сказали, что у них есть нужные ученые, обойдутся без помощи Донникова.

– И как, нашли?

– Откуда Жене знать? Он показал результаты анализов своему пациенту, объяснил, что к чему, и вызвался исследовать токсин. В ответ пациент его сердечно поблагодарил, обещал награду и просил никому не говорить, вообще забыть. Поскольку дальше он будет разбираться сам и помощь академика Донникова больше не понадобится. Женя выписал ему кучу рецептов, назначил разного рода процедуры для очищения организма, на чем они и расстались. С тех пор этот пациент к нему не приходил. Зато на Женю вскоре стали покушаться. Теперь вы понимаете, почему я опасаюсь прослушки. Уровень тут такой, что, возможно, уже и вами интересовались…

Вот почему Алан Бицаев так боялся! Теперь ясно: он опасался, что его телефон прослушивается. Уж если Копылов был готов искать «жучки» на яблонях…

– Так вам Евгений Дмитриевич рассказал о покушениях? Давайте сверим версии: я знаю о четырех попытках, а вы?

– О трех…

Понятно: о Лиде Евгений Дмитриевич предпочел умолчать.

– Но вы меня не поняли, – пылко продолжал Виктор Павлович. – Не надо сверять версии – ваше расследование необходимо полностью свернуть! Причем немедленно! И главное, Машу попридержите!

– Не вижу причин для паники. Донников спас жизнь президенту, ему орден нужно дать. И президент академику благодарен. Ему незачем избавляться от своего спасителя! А тот, кто пытался отравить главу государства, уже опоздал: Донников токсин нашел и своему пациенту о нем сказал. Тайне не было суждено умереть с академиком, так сказать. Зачем же после драки кулаками махать?

– Вы правы, совершенно правы. Но не так все просто… Женя не только свидетель, но и единственный, кто мог об этом убедительно рассказать и научно обосновать, с формулами и терминами, если кто спросит, – будь то журналисты или органы. Так что некто устранил источник бесценной – в силу своей компетентности – информации государственной важности. Этот некто рассуждал примерно так: пока академик Донников жив, он может проговориться, может в суде стать свидетелем, может интервью дать. А то еще в мемуарах написать. Или в секретном дневнике, который завещает детям… Кому-то этого очень не хотелось.

– Отравителю. Кому же еще. Вернее, той группе людей, которые за этим стоят… Кто-то собирается захватить власть, что ли? И для начала намерен освободить место власти предержащей?

– Вот вы и сами дошли до правильного вывода, поздравляю! – с легкой насмешкой проговорил Копылов. – Осталось вам еще одну вещь понять, и мы у цели.

Алексею не понравился его ироничный тон. Конечно, детектив не силен в дворцовых интригах, но это не повод разговаривать с ним, как с пацаном!

Он хотел было осадить академика, но передумал: какая ему, Кису, разница, в конце концов. Пусть как с пацаном, – главное, не уводить разговор в сторону.

– Какую вещь? – покладисто поинтересовался он.

– Вспомните: Женю настоятельно просили об этом молчать и даже запретили ему поиски природы токсина.

Кис подумал некоторое время.

– Значит, там, в близком окружении пациента, догадываются, из чьих рук токсин упал в президентский супчик, и не хотят выносить сор из избы. Будут разбираться по-тихому, между собой. Так?

– Зачет. Если это не полная истина (чего мы никогда не узнаем), то очень близко к ней, тут двух мнений быть не может, – откликнулся Копылов. – Так что расследование, по крайней мере ваше, им не нужно. Допустим даже, найдете вы заказчика убийства – вам некуда будет нести эту информацию. У вас ее не примут. Она лишняя, никем из окружения пациента не востребованная, поскольку сору надлежит остаться в избушке, как вы верно заметили. Зато если те, кто с токсином играется, прознают о вашем расследовании, то вам крышка. Найдут в каком-нибудь овраге и вашу машину… с вашими обгоревшими неопознаваемыми останками. А вы еще и Машу в это дело вовлекли! Теперь вы понимаете, что натворили?!

Алексей похолодел. А ведь действительно он подставил девочку… Конечно, он всего этого не знал и знать не мог, и Маша сама его призвала на помощь, но это все жалкие оправдания. Пусть по неведению, но дров он явно наломал!

– Так что быстренько сворачивайте деятельность, – жестко проговорил Виктор Павлович. – И Маше скажите, что отказываетесь. Настоящую причину вы озвучить не можете – значит, придумайте какой-нибудь благовидный предлог. И оставьте этот дом и его обитателей в покое.

Копылов внимательно посмотрел на Алексея, на его растерянное, виноватое лицо и, повернувшись к нему спиной, зашагал к дому. Кис двинулся за ним, с трудом переставляя враз отяжелевшие ноги.


Как ни странно, Виктор Павлович ждал его у двери в дом. Видимо, не хотел провоцировать лишние вопросы со стороны Маши и Игоря, которые удивились бы, что мужчины возвращаются со своей таинственной прогулки поодиночке.

– Чай готов! – радостно объявила Маша, зорко всматриваясь в их лица, будто надеясь прочитать ответы на свои вопросы.

– Деточка, мне пора ехать, ты уж меня извини, старика, – проговорил Копылов, приобнимая девушку за плечики. – Мы так увлеклись воспоминаниями с Костей Чебыкиным, – академик кивнул в сторону Алексея Кисанова (с улыбкой, разумеется), – что я не заметил, как время пролетело… Вы уж попейте чаю без меня.

И он, бросив многозначительный взгляд на детектива, направился к выходу. Маша пошла его провожать.

– Что-то не так, Кис? – обеспокоенно спросил Игорь. – У тебя лицо прям перевернутое…

– Потом.

Алексею чрезвычайно не нравился поворот, который приняло дело. Конечно, его самолюбие было чувствительно задето – он и впрямь выглядел дилетантом, взявшимся за дело, для которого не обладает нужной компетенцией. Кроме того, из полученной информации вытекало, что опасность реально существовала для него и для Маши.

Но…

Во-первых, бросать расследование ему совершенно не хотелось. Вопреки здравому смыслу, да, – но охотничий азарт разыгрался. Он уже влез в семимильные сапоги («Кис в сапогах», как шутил Ванька, его первый ассистент), и шпоры уже позвякивали от нетерпения. Сегодня он много узнал, очень много, и какие-то смутные соображения крутились у него на периферии сознания. Времени поразмышлять над информацией у него не было – осмыслить все и разложить по полочкам, как он любил. Но там было что-то интересное, и Кис хотел докопаться до этого «интересного».

Назад Дальше