– Как там твоя шалава поживает? – поинтересовался тот.
– Шала… А, интуиция! Обалдела, потеряла дар речи, пребывает в полной прострации. А ты что скажешь?
– Не знаю, – покачал Игорь головой. – Насчет бодуна вышло убедительно. И полиция небось свидетелей – участников попойки – опросила. Представить, что все они в сговоре, не то чтоб совсем невозможно, но сложно.
– Может, мы ошиблись в выводах насчет письма? Я счел, что на такие сложности с его доставкой Маше мог пойти только человек, который действительно имеет основания считать, будто Донникова погубили.
– И я с тобой согласился. Мы рассудили логично и психологично, как ты любишь выражаться.
– Однако помнится, мы еще говорили о том, что Автор Письма мог неверно интерпретировать некую информацию, в силу чего сделал неправильный вывод. И этот вариант пока никто не опроверг. К тому же мы совсем не затронули гипотезу, что он просто любитель теории заговора.
– Кис, ты расстроился, вижу. Но подумай, пьянка пьянкой, однако она не исключает вероятность чужого присутствия на дороге. Представь, что Автор Письма прав. В этом случае, помнишь, я говорил, что могли вывести из строя либо машину, либо водителя, академика. Но тогда я не знал про Адыгею. Там горы, и это дает нам еще одну возможность: его кто-то подстерег на горной дороге. Выскочил из-за поворота, напугал, вынудил свернуть… Когда на тебя мчится машина, ты уклоняешься от нее инстинктивно – раньше, чем сообразишь, что уклон твой ведет в пропасть… Как ты считаешь?
– Или злоумышленник ударил в «Ауди» Бицаева. Это сложнее, водитель должен был иметь мощную машину – более мощную, чем «Ауди А6», а она отнюдь не малышка, – чтобы не потерять управление и самому не слететь с обрыва. Но заметь: в обоих случаях – напугал ли этот человек академика или столкнул его – он должен быть асом. Профи. Давай-ка посмотрим спутниковые снимки на Гугле.
Игорь сходил к машине и вернулся с ноутбуком. Сыщики уселись за столом в кухне, включили комп. Алексей продиктовал название поселка, где жил Бицаев, почерпнутое из старой записной книжки академика, Игорь ввел данные в окошко поиска.
– Что ты хочешь там увидеть? – спросил он шефа.
– Тот, кто отправил академика в пропасть, должен был поджидать его на дороге. Он откуда-то знал, что Донников поедет по ней в данный день и данное время, – но пока не будем зависать над этим аспектом. Для начала я хочу убедиться, что убийца чисто физически мог где-то прятаться, подстерегая жертву. От этого зависит жизнеспособность нашей гипотезы.
– Не понял.
– Ну, смотри: по словам Бицаева, академик выехал от него в десять утра. А около одиннадцати раздался взрыв, который услышал его сосед, возвращавшийся домой. Сосед, видимо, вышел из своей машины, посмотрел вниз – и увидел горящий остов. Он и вызвал полицию, надо думать. Полиция, осмотрев место происшествия, установила, что до взрыва машина уже горела, и долго, поскольку выгорело все: и тело, и железо… Это заняло как минимум полчаса – так сказали Бицаеву. Около одиннадцати – будем считать, что это без десяти одиннадцать. Теперь отнимем полчаса пожара – итого десять двадцать утра. Но машина, скорее всего, загорелась не сразу… Она вообще не должна была загореться, даже после мощного удара, но мы теперь знаем, что Бицаев отдавал «Ауди» в мастерскую для установки газобаллонного оборудования, то есть в нутро машины залезали наши «умельцы»…
– И две крутки не докрутили, – дополнил Игорь.
– Как водится… Получается, что академик к моменту падения в пропасть проехал совсем небольшую часть пути. Точнее определить невозможно, мы не знаем скорость, с которой он ехал. Но на горной дороге особо не разгуляешься, так что Донников все еще находился в высокой части дороги, что обеспечивало убийце мощный удар при падении машины… Город, куда Донников собрался за покупками, находится на равнинной местности, смотри, – Кис указал на экран, – а «Ауди» сорвалась в пропасть примерно здесь… Так что убийца должен был прятаться поблизости – из города, будь у него даже прослушка сотового академика, он бы не поспел: Донников уже спустился бы на равнинную часть… А в поселке убийца не посмел бы припарковаться: чужака бы сразу заметили и запомнили, а то и спросили, какого черта тут делает… Поэтому я и говорю: он должен был подстерегать Донникова на дороге. Но если там спрятаться негде – то и гипотеза наша не годится. Увеличь, Игорь… Еще немножко…
– Больше не получается. Гугл такими местами не интересуется.
– Однако же видно, что… Смотри, вот здесь, здесь и здесь – на дороге видны «карманы». К тому же на обочине зелено – деревья или кусты. Убийце это на руку, его автомобиль мог там притаиться. И если убийца сумел подключиться к геолокализатору «Ауди» Бицаева… или к сотовому академика… То он отслеживал траекторию машины и точно знал, в какой момент ему следовало выскочить наперерез.
– То есть гипотезу об убийстве мы удерживаем?
– Она вполне правдоподобна, как мы сейчас в этом убедились. И потом, Маша… Уже только ради нее я буду – мы с тобой будем – искать до последнего. Пока не найдем. Или окончательно не упремся лбом в стену.
На лестнице горел неяркий подвесной светильник, имитация старинного уличного газового фонаря в черной чугунной оправе – дежурный свет. Все спальни находились на втором этаже, и если бы кому приспичило спуститься вниз среди ночи, то не пришлось бы искать в темноте выключатель.
Детективы тихо поднялись по лестнице и… удивились, увидев на верхней ступеньке грузную женскую фигуру в пестром коричнево-красном платье с отложным воротником. Ее лицо казалось вылепленным из мягкого сдобного теста. Белые отекшие ноги были обуты в бархатные коричневые тапочки.
Женщина явно поджидала их, приветливо улыбаясь.
– Вы Машунькины гости? Женечкины школьные друзья?
– Да… – несколько растерялся Алексей, не понимая, с кем имеет дело. – Друг, собственно, я, а это мой сын.
– Я Анна Ивановна, компаньонка Елизаветы Николаевны.
– Елизаветы… Николаевны… А, бабушки!
– Женечкиной мамы, – кивнула Анна Ивановна. – Она приглашает вас к себе, если не сочтете этот час слишком поздним. У нее бессонница, знаете, как бывает у старых людей, так что ей в самый раз гостей принимать. Она хочет с другом Женечки познакомиться, для нее это важно, понимаете… Она очень страдает, бедная. У меня сердце плачет, когда на нее смотрю… Но если вам уже поздно, то…
– Я с удовольствием, почту за честь. А мой сын пусть идет отдыхать. – Алексей полагал, что ночные посиделки с бабушкой молодому человеку неинтересны, а если там есть что ловить, то детектив выловит сам. – Он у меня спортсмен, привык к режиму. Ты какую комнату выбрал? – обратился он к Игорю.
– Без разницы. Пусть будет эта, – указал он на первую из «гостевых».
– Отлично. Я во второй тогда переночую.
– Ага, правильно. А то ты храпишь по ночам, пап, – с непередаваемо тонким ехидством ответил ему ассистент.
Отомстил, хе. Пару недель назад Игорь вернулся с мальчишника, где он, всегда аккуратный с алкоголем, невзначай перебрал, – а Кис как раз засиделся у себя в кабинете допоздна и остался ночевать на Смоленке. А на следующий день имел неосторожность сообщить ассистенту, что тот храпел, как целый полк солдат.
Отвечать на подкол Кис не стал, в ответ лишь снисходительно улыбнулся, как полагается мудрому любящему папаше.
Анна Ивановна указала детективу на приоткрытую дверь, из которой струился неяркий свет:
– Прошу вас.
Алексей ступил за нее и понял, что тут не просто комната – тут апартаменты. Он оказался в небольшом коридоре, в народе называемом «предбанником», в который выходили три другие двери. Анна Ивановна, обойдя детектива, раскрыла перед ним одну, и в комнате, мягко освещенной несколькими настенными светильниками, Алексей увидел женщину в бархатном брючном костюме темно-малинового цвета, сидевшую на широкой кровати, полной цветных, бархатных же подушек. На голове ее была шифоновая косынка, повязанная как широкая лента, из-под которой выбивались короткие светлые кудряшки, причем не седые, а русые, что Елизавету Николаевну молодило. Как и одежда, впрочем.
– Проходите-проходите, спасибо, что согласились развеять мое одиночество, – слабо улыбнулась ему Елизавета Николаевна, протягивая бледную руку для поцелуя. – Как, вы говорите, ваше имя?
– Константин, – Алексей почтительно коснулся губами суховатой кожи.
– А фамилия?
Ох ты ешкин кот! Кис допустил оплошность, не изучил как следует страницу академика в «Одноклассниках». И теперь ему придется туго, похоже…
– Костя Чебыкин, – выпалил Алексей, неожиданно вспомнив чью-то фамилию на сайте.
– Не припомню… Память стала меня подводить… Врач говорит, это из-за шока, что пройдет, память восстановится, но в моем возрасте… – Она покачала головой с сомнением. – Где-то Женечкины фотографии есть школьные, вы ведь тоже должны быть на снимке, да?
Может, память и вправду начала подводить Елизавету Николаевну, но живая мимика, ясный взгляд не позволяли усомниться в ее умственной полноценности. Более того, детективу показалось, что бодрая старушка его проверяет.
– Разумеется, – кивнул он, холодея. Если бабушка сейчас найдет старые школьные снимки, то Кис вряд ли отличит на них Костю Чебыкина!
– Аня, где у нас детские Женечкины фотографии?
– Ой, Елизавета Николаевна, альбомы в библиотеке, не буду я их посреди ночи искать!
– Ну ладно, с утра тогда найди. А ты, Костя, садись, садись, – и она указала на кресло, обитое вишневым шелком.
Кажется, пронесло, подумал Алексей, усаживаясь. К утру он успеет изучить фотки класса на сайте.
– Жизнь пролетела, я и не заметила… – печально продолжила Елизавета Николаевна. – Вроде бы вы только вчера были школьниками, а мы, родители, молодыми и красивыми – как вдруг, нате вам, мы стали старыми, а вы, детки, сделались пожилыми… Какой нонсенс, вы только вслушайтесь, Костя! Пожилые дети… Вы, кстати, хорошо выглядите для своих лет. Моложе моего Женечки. Вы какого года?
И снова Алексей чуть не попался: он действительно моложе академика, но в качестве его одноклассника должен иметь тот же (плюс-минус один) год рождения!
– Одного с Женей. Кстати, я его в школе Жекой звал, – поторопился детектив увести разговор в сторону. – А то, вы уж не обижайтесь, но «Женя» похоже на «жена». Мне это не нравилось. Почему вы его так назвали?
– В честь моего отца… Мне никогда не приходило в голову сопоставить эти два слова. Даже странно слышать, – поджала губы Елизавета Николаевна.
Черт, неловко получилось, спохватился детектив.
– Извините. Пацаны всегда немножко чокнутые, просыпающаяся сексуальность колошматит мозги, – улыбнулся он.
– Это вы мне рассказываете?! Я всю жизнь проработала педиатром, уж мне ли не знать, как гормоны влияют на психику подростков!
– Так вот почему Жека подался в медики! Это наследственное! – Детектив обрадовался смене темы.
– Отец его, Дмитрий Ильич, тоже врачом был, к вашему сведению, – строго произнесла Елизавета Николаевна, – дерматологом. Женя рос в семье медиков, и неудивительно, что он выбрал медицину в качестве профессии. Но, скажу я вам, хоть он и пошел по нашим стопам, однако куда дальше нас, родителей. Он видел, мой мальчик, как к вечеру я не могла разогнуть спину, весь день наклоняясь к деткам. А отец целыми днями грибки да прыщи рассматривал, к концу рабочего дня у него аппетит пропадал, и по ночам ему разные поганки снились… Это он так называл всякую нечисть на коже, мой муж: «поганки». Сын насмотрелся на нас, потому и захотел стать в медицине «белым человеком». Пошел в аспирантуру, занялся наукой… Учеба далась ему легко – он уже и так почти все знал, подрастая между двумя медиками. Защитил одну диссертацию, затем другую, стал доктором медицинских наук и профессором. Но все это время, все эти годы он вынашивал свою идею. Она, в принципе, вроде не особо-то оригинальна, даже далекие от медицины люди об этом так или иначе слышали: организм – это единая экосистема, и лечить надо не болезнь, а организм в целом, включая психику. Однако слышать-то слышали, а практического применения этой благой идее так и не появилось. А Женя создал собственное учение и на его базе лечение.
– Учение? – удивился детектив. – Так вроде бы, вы сами сказали, оно уже давно существует?
Кис подал реплику просто так, для поддержания беседы. Но Елизавета Николаевна отнеслась к его словам крайне серьезно. Она покачала неодобрительно головой, затем устроилась поудобнее в подушках и приступила к лекции.
– Организм человека – это мегаполис. Огромный город, где уживаются (вынуждены уживаться!) разные этносы, у которых совершенно разные задачи и стремления. Наши собственные живые клетки, пришлые бактерии и грибки (это из разряда «понаехали тут») – все это мы. Клетки одного органа не похожи на клетки другого ни по структуре, ни по функциям – они разные этносы, с разными языками и обычаями. Все наши болезни на самом деле – от неслаженности этого громадного общежития. Вавилонская башня рано или поздно падает из-за того, что этносы не умеют между собой договориться. Если бы могли навести порядок в мегаполисе своего организма – мы бы могли жить вечно… Или почти.
Поэтому относиться к своему организму нужно не как к какой-то целостности, которая работает сама по себе, – напротив, к нему нужно относиться, как мэр относится к вверенному ему городу. Это огромное хозяйство, и за всем надо следить – ему. Получать отчеты, направлять средства на строительство, ремонт, развитие различных сфер жизни города, на поддержку неимущих или малого бизнеса… И врач должен вести себя как мэр. Исследовать мегаполис организма пациента по всему спектру, как это делал Женя, – он еще шутил, что делает полный аудит. И исправлял любую неполадку, которую находил, будь то баланс электролитов или состав микрофлоры кишечника, набор ферментов или гормональный фон… не буду вас утомлять медицинскими рассуждениями. Жене быстро удалось доказать эффективность своего подхода. Он лечил не болезнь – он исправлял организм. При этом случалось, что люди вдруг избавлялись от ранних форм рака, начального диабета и даже аутоиммунных болезней, представляете!
Елизавета Николаевна все говорила, говорила, прошел почти час, и Алексей начал отключаться. Хотелось спать – день был долгим и насыщенным, – но он все еще не задал ей свои вопросы, а перебивать старую женщину не хотел. Он уже стал прикидывать, как бы повежливей откланяться, а с вопросами повременить до завтра, как вдруг его слух уловил фразу: «…тогда она явилась к нам домой, позвонила в дверь и сбежала, а на пороге оставила месячного ребенка…»
Кажется, речь уже пошла о той женщине, которая забеременела от Жени Донникова в его аспирантские годы, Маша о ней упоминала.
– Юлей ее зовут вроде бы? Внучка ваша говорила…
– Юля – это тот самый ребенок. А ее мать, подложившую дитя на наш порог, звали Инной. Мы, конечно, с ней связались немедленно, девочку вернули. Удивительное дело, Инна тогда много кричала о несправедливости, хотя в кровать к Жене прыгнула сама и предохраняться не подумала, то ли по легкомыслию, то ли намеренно, оттого что изначально план имела молодого ученого захомутать. Так что ж потом вину на мужчину валить? Сама должна за свои решения отвечать, вы согласны со мной? Я постоянно удивляюсь, что жалеют всегда женщину, мужчина же вечно выходит скотина и подлец. На самом же деле они, мужчины, просто бедные болваны, которыми женщины с легкостью манипулируют… Если б я не настояла, то Женя и женился бы на ней из чувства вины – а какая его вина, скажите на милость? Что не смог устоять, когда девица к нему в постель по своей воле залезла?! И то, Женечка мой необыкновенной доброты человек, он с Инной этой договорился, что помогать будет материально, хотя мы сами тогда… ну, не то чтоб бедствовали, нет: в конце концов, мы с мужем зарабатывали какие-то деньги как врачи, – но деньги небольшие, лишних у нас не было. И все же Женя решил, что будет отдавать ей свою аспирантскую стипендию. Не вспомню уже, кажется, сто рублей тогда стипендия была, по тем временам больше иной зарплаты. Ну а мы с мужем взялись Женю прокормить. Благородно с его стороны, не правда ли? Вы со мной согласны?
– Полностью, Елизавета Николаевна. Но с годами отношения, наверное, смягчились? Ваш сын виделся с Инной? С дочерью своей Юлей встречался?
Детектив, назначивший на следующее утро опрос близких, хотел понять, включать ли в список этих «внебрачных» жену и дочь.
– С Инной совсем нет, не простил ей Женя той выходки! А с Юлей… Она странная. В мать пошла, надо думать: ребенка родила без мужа. Я его никогда не видела, Юля его не привозила. Даже фотографию не показывала. Она вообще редко приезжала к нам, сидела в гостиной напряженная, молчаливая и быстро уезжала, не допив чай. Я даже как-то сказала ей: «Ты зачем к нам ездишь? Чего хочешь? Помощь нужна? Так скажи! Общения ищешь? Так общайся! Чего сидеть и молчать, как истукан, какой прок?» А она только зыркнула на меня и не ответила.
– А вне дома они не встречались, как вы думаете?
– Ну что вы. Иначе зачем бы Юля к нам ездила? Да и Женечка сказал бы мне.
– Он ее признал официально? Она является наследницей?
– Признал. А как там с наследством… Не надо про наследство. Я не верю, что Женечка умер. Он просто уехал… в командировку. И он вернется. Обязательно. Я его жду. И Машенька ждет. Мы его ждем!
– Понимаю вас, – пробормотал Алексей, толком не зная, как ответить на слова матери, потерявшей сына. – Я бы на вашем месте тоже бы… наверное… так же чувствовал… «Жди меня, и я вернусь»…
Елизавета Николаевна замолчала, чем усложняла детективу задачу. Он не мог вдруг взять и сменить этот скорбный поворот в разговоре, чтобы задать свои вопросы. Однако как вырулить из темы поделикатней, Кис не представлял.