Город для отдыха героев враждующих армий - Андрей Курков 17 стр.

 Как раз под эту чертову русскую тушенку кто-то предложил тост за

 генерала, что, конечно, Казмо очень понравилось и он потребовал налить "по

 полной". Заедать вино жиром было малоприятно, и я дотянулся до

 лендлизовской банки.

 - Феликс, а помнишь наш последний бой?! - обратился слегка охмелевший

 генерал к своему слуге.

 Феликс и так был бледным, но после этих слов как-то весь сжался и еще

 больше побледнел - воспоминания, должно быть, не были слишком приятны.

 - Это было уже двадцать три года назад, - продолжал генерал. - Даже

 не верится! Да, двадцать три года назад. Я как раз обедал - я это

 прекрасно помню - в палатке-шатре стоял крепкий дубовый стол на одну

 персону... мой стол, одним словом. А Феликс тогда приготовил удивительное

 блюдо - поросячьи ушки в... в каком-то сногсшибательном соусе...

 - В апельсиново-спаржевом... - подсказал глухим голосом Феликс.

 - Да-да... Ты-то, конечно, помнишь! - генерал на мгновение замолчал,

 будто сбился с мысли, но тут же, сделав здоровый вдох, продолжил. -

 Феликсу было нелегко работать, ведь в той обстановке он должен был

 постоянно иметь на плече автомат. А попробуйте приготовить что-нибудь

 изысканное, когда у вас такая тяжесть болтается и мешает и рукам, и спине!

 Но он все-таки приготовил эти ушки! Я до сих пор чувствую на языке их

 вкус... Эта память неистребима! И я сидел за столом и ел их специально

 медленно, чтобы продлить удовольствие. А запивал я обед настоящим "Шато де

 Мутон". Это был удивительный букет. И вот в тот момент, когда я

 только-только принялся за третье ушко - а было их не меньше двенадцати -

 поганый неприятель решил атаковать... не наши, а именно мои позиции. Они

 не пошли на специально для них построенные укрепления, но покарабкались,

 черт побери, на тот самый холм, который я облюбовал для своего командного

 пункта. И вот тогда мой верный Феликс совершил свой подвиг. Он с автоматом

 в руках оборонял мою палатку, чтобы враг не смог прервать мой обед. Когда

 бой был уже позади, я специально вышел из палатки, чтобы посмотреть; чем

 же там все кончилось. И что я увидел?! Это было невероятно: двенадцать

 вражеских трупов и в двух метрах от палатки истекающий кровью Феликс -

 последний, уже к тому времени смертельно раненный враг бросил гранату... И

 вот с тех пор мой Феликс уже двадцать три года живет без ноги... Но живет

 здесь, потому что я не предаю и не бросаю настоящих друзей! Да, Феликс?!

 - Так точно, - кивнул слуга.

 Мне показалось, что слуга даже улыбнулся - видно ему было приятно,

 что сам генерал рассказывает о его подвиге. И бледность куда-то пропала с

 лица Феликса, или, может быть, ее заменил пьяный румянец?!

 - А помнишь, я просил тебя отдать мне свою оторванную ногу?! - Казмо

 повернулся и пристально смотрел на Феликса. - Просил! Но ты отказал! И

 совершенно зря!..

 Уловив после этих слов странные взгляды гостей на себе, генерал

 поспешил объяснить:

 - Я хотел высушить ее и оставить на память, как свидетельство его

 подвига, но Феликсу взбрело в голову похоронить ее со всеми воинскими

 почестями... И я пошел у него на поводу. Мы заказали маленький гроб,

 положили туда его ногу и забили гроб гвоздями, а спецкоманде объявили, что

 там останки убитого разрывом снаряда офицера... Ну, а действительно,

 сколько вы найдете останков, если снаряд упал прямо под ноги! Шиш вы

 найдете, а не останки! Но, во всяком случае, похороны были торжественные,

 с залпом в небо, как полагается. Феликс плакал, я тоже не удержался от

 слез... Это было просто невероятно - хоронили часть живого человека! Там

 теперь памятник безымянному герою и наверно местные жители приносят иногда

 цветы...

 В глазах у Феликса блеснули слезы. Мне стало как-то не по себе.

 Что-то неладное творилось в желудке, подташнивало, и я стал подозревать в

 этом тушеночный коктейль.

 - Давайте выпьем, друзья! - закончил свой рассказ Казмо. - За

 президента!

 Выпили, хотя я только пригубил. За столом поднялся говорливый шумок.

 Вацлав спорил о чем-то со своим соседом, Тиберий расспрашивал Феликса о

 его жизни. Генерал молча жевал тушеное мясо, заедал его хлебом и взгляд

 его был направлен в сторону горизонта. И был этот взгляд какой-то

 застывший и холодный.

 Я встал из-за стола и подошел к бортику террасы. Внизу на волнах

 качались две яхты. Низко летали чайки, то и дело ныряя в воду и иногда

 выныривая с мелкой рыбешкой в клюве.

 - А ты мне дашь рецепт поросячьих ушек в том соусе?! - донесся до

 моих ушей голос Вацлава.

 моих ушей голос Вацлава.

 Постояв минут пять, я не почувствовал себя лучше и решил уйти. Слава

 богу, никто на меня не смотрел и я, спустившись по деревянной лестнице,

 нашел выход из дома и, перейдя черный мостик, стал подниматься по

 вырезанным в камне ступенькам. Поднявшись к той тропинке, что бежала по

 краю обрыва, я посмотрел на виллу генерала - застолье продолжалось,

 Феликс, выбрасывая вперед свою деревяшку, нес на подносе еще несколько

 бутылок вина, а генерал так же неподвижно сидел, уставившись в горизонт.

 Но только с этого расстояния ничего, кроме крика чаек, не было слышно, и

 поэтому картина казалась более привлекательной и даже соблазнительной в

 каком-то смысле. Пир над морем...

В

 В город я возвратился, когда солнце уже начало краснеть, наклоняясь

 все ниже и ниже к земле. Было тихо и спокойно. И голова моя, после того,

 как нашел я наконец гимн, находилась в состоянии просветления. Брожение в

 желудке прекратилось, настроение опять приподнялось, а вместе с ним

 появилась уверенность, твердая уверенность в завтрашнем дне, в том, что с

 завтрашнего дня жизнь моя станет еще лучше и свободнее. Подумал было зайти

 к Ирине в кафе, но снова внутри возникло непонятное сопротивление, и

 поэтому, чтобы не попасть в разлад с самим собой, я отложил встречу с моей

 "балериной" на завтра, если она, конечно, не придет ко мне ночью, а этим

 вечером решил погулять вдоль моря по своей излюбленной набережной.

 Я шел и смотрел на сгущающиеся воды моря. Сумрак опускался так

 медленно и мягко, что если смотришь не моргая, то и разницы не замечаешь

 между светом дня и светом вечера, пока вдруг не ударит тебя по глазам

 густой южной темнотой.

 Уже вернувшись в свой номер, я отгородился от кровати Айвена

 ширмочкой и, выключив свет, улегся. Первые минут пятнадцать бодрился и

 заставлял себя не закрывать глаза, ожидая, и в то же время побаиваясь

 прихода Ирины. Но было так тихо вокруг, что очень скоро мои глаза

 сомкнулись. Через открытое окошко в комнату струился прохладный и чистый

 воздух, откуда-то сверху, может быть с неба, доносилось едва различимое

 жужжание и подумалось мне, что это восходящий морской воздух соприкасается

 с раскаленными добела звездами.

 А в коридоре и на улице было тихо, и тишина эта усыпляла и создавала

 некую сказочную иллюзию, готовя меня к вступлению в сон, который опустит

 меня на совершенно другую землю и еще раз докажет, что нет пределов ни

 мечтам, ни желаниям.

 И действительно, пролетело как будто несколько мгновений, и я уже

 вступал в иной, сказочный мир, полный зелени и неба. И был я сильным и

 счастливым, а навстречу мне, приветливо улыбаясь, шла русоволосая Ирина. И

 я шел навстречу ей и чувствовал на себе еще один чей-то взгляд, и ощущение

 это могло сравниться только с ощущением солдата, пробирающегося ночью к

 позициям противника и вдруг освещенного лучом мощного прожектора. И я

 обернулся и тут же увидел недалеко от себя, на невысоком холме девушку,

 черная косичка волос которой торчала вверх. На руках она держала маленькую

 рыжую собачонку. На лице ее не было улыбки.

 Я остановился. Показалось, что расстояние между мной и каждой из

 девушек было равным, но Ирина шла мне навстречу, а та, вторая, имя которой

 я не знал, стояла на месте и взгляд ее, словно сотканный из безразличия и

 одиночества, пронизывал меня насквозь, пропитывал мои чувства жалостью к

 ней, жалостью, в которой она, возможно, и не нуждалась.

 Но Ирина приближалась, и я уже мог считать, сколько шагов осталось ей

 преодолеть, чтобы дотронуться до меня.

 И она дотронулась, она взяла меня за руку, и я послушно пошел за ней,

 все еще кося взглядом на ту, оставшуюся стоять. И слышал как отрывисто и

 кратко взвизгнула собачонка - может быть ее хозяйка, повинуясь собственным

 мыслям, совершенно случайно, но довольно больно ущипнула ее?!

 А я шел за Ириной по зеленому лугу и слышал звуки из жизни насекомых,

 и вылавливал взглядом среди зелени желтые пятна одуванчиков.

 И вдруг услышал вокруг себя леденящий топот марширующих ног, обутых в

 тяжелые походные ботинки. Бросал взгляд на Ирину, но она, казалось, ничего

 этого не слышала. А топот тем временем нарастал, и я даже сквозь сон

 почувствовал, как меня бросило в холодный пот, и наволочка, и простыни

 мгновенно пропитались им и я заерзал от неприятных ощущений, не будучи в

 состоянии проснуться в той степени, когда движения тела тебе полностью