подчинены. Так мой сон неожиданно превратился в заурядный кошмар,
 продержав меня в том состоянии до утра.
 А утром в окно снова светило добродушное солнце, и начинавшийся день
 ничем не отличался от предыдущих.
 Айвена в кровати не было, и я подумал, что он вовсе не приходил в
 номер - может быть так и заночевал у генерала, а может быть, после моего
 ухода они со всей серьезностью разрабатывали план действий на сегодняшний
 день?! Во всяком случае, если в городе к тому утреннему часу что-то и
 происходило, то лишним шумом оно явно не сопровождалось.
 Выйдя на улицу, я тут же обратил внимание на развешанные на дверях и
 стенах домов листки бумаги. Только начав читать один из них, я сообразил,
 что это и было то воззвание, или, если быть точнее - декларация о
 независимости города, о которой я уже слышал от Айвена. Но кроме
 присутствия этой декларации никаких изменений, по крайней мере внешних, в
 пространствах, доступных моему взгляду, я не наблюдал.
 Захотелось поесть, и ноги сами привели меня в то просторное кафе, где
 три раза в день кормились, если не все, то уж наверняка почти все герои,
 отдыхавшие в городе.
 Внутри кафе было непривычно спокойно. Только несколько столиков были
 заняты посетителями, да и то, посетители эти, вопреки уже утвердившейся в
 городе традиции, ели молча, и, казалось, как-то сосредоточенно.
 Я присел за свободный столик и принял позу нетерпеливо ожидающего
 клиента: уперся локтями в полированную поверхность стола и покрутил
 головой, нащупывая взглядом следы официантки.
 Она не заставила себя долго ждать. Но вместо того, чтобы предложить
 мне меню, она опустила на столик поднос и поставила молча передо мной
 тарелку овсянки, два кусочка хлеба и стакан чая.
 Я поднял на нее вопросительный взгляд, но она устояла и только перед
 тем, как развернуться, проговорила тем же глуховатым голосом, которым
 однажды произнесла "слонятина...": "Если бы не объявили ночью о своей
 независимости, то и продукты бы вовремя прислали..."
 Вкус овсянки напомнил мне о моем недавнем прошлом и я, еще не доев
 ее, уже забеспокоился - нынешнее меню пахло приближающейся войной.
 Я поискал среди посетителей кафе знакомые лица, но никого из друзей
 не увидел.
 Вышел на улицу, вспотевший после чая.
 Город был тих и ласков. Он лежал, расслабившись под лучами солнца, на
 относительно пологом спуске. В мареве, испаряемом землей, линии стен и
 крыши домиков теряли правильность и ровность, они пульсировали, дышали,
 тяготясь, возможно, этой влажно соленой жарою.
В Ртот РіРѕСЂРѕРґ Р·Р° пару РјРёРЅСѓС‚ СѓСЃРїРѕРєРѕРёР» РјРѕРё нервы лучше валерьянки Рё СЏ,
 поначалу медленно, а потом все свободнее и раскованнее зашагал назад, к
 своей гостинице с надеждой встретить там Айвена или Вацлава и разузнать у
 них, что происходит.
 В гостинице было безлюдно. Деревянный пол коридора потрескивал под
 моими ногами, и из-за того, что кроме своих шагов я ничего не слышал, на
 душе снова стало немного тревожно.
 В моих дверях торчала записка и, взяв ее, я заметил, что пальцы мои
 дрожат.
 "Очень жаль, что вы не застали меня. Если возможно, придите сегодня
 вечером. Адель".
 Я зашел в комнату, перечитывая на ходу эти два предложения.
 Конечно, это было больше, чем неожиданностью.
 Убрав ширмочку, я присел на кровать и задумался.
 В голове не укладывалось, что сегодняшний день, такой до странности
 обычный, должен был изменить мою жизнь.
 Я встал с кровати и выглянул в окно. Рувидел Айвена, Вацлава и
 других ребят, деловитою походкой двигавшихся по другой стороне улицы.
 Держа в руках какие-то бумаги, они на ходу о чем-то спорили.
 Оставив записку на кровати, я выбежал из номера. Догнал всю компанию,
 остановил их и потребовал, именно потребовал сообщить мне: что происходит.
 - Самое интересное ты проспал! - сразу ошарашил меня Айвен. - Еще
 ночью мы взяли телеграф, радиостанцию и все остальное.
 - Как "взяли"?! - вырвалось у меня.
 - Совершенно спокойно... - ответил Айвен.
 - Рбез единой капли крови! - добавил Тиберий.
 - А телеграфист даже поздравил нас с независимостью и в нашем
 присутствии отстучал на своей машинке текст декларации, который мы
 направили во все основные информационные агентства мира...
 - Только арабы нас подвели... - чуть грустновато произнес Вацлав. -
 Ушли все ночью...
 - Черт с ними! - махнул рукой Айвен.
 - Не черт, а Аллах! - поправил его кто-то.
 - Прошли ночью маршем через весь город! Напугали всех! Те, кто спал -
 подумали, что войска вводят! - сказал коренастый парень с татуировкой
 якоря на предплечье.
 - А в остальном - все в порядке! - подытожил Айвен. - Теперь ждем,
 когда нас начнут признавать другие державы... Вечером приходи на площадь
 святого Лаврентия - будем праздновать День Независимости. Будет, кстати,
 первое исполнение нашего гимна!
 - Ну, а сейчас вы куда?! - спросил я, поняв, что самое важное к этому
 часу уже произошло.
 - Выбираем дома для правительства, штаба и т.д., - объяснил Вацлав, -
 потом будем выбирать дома для себя...
 - Не бойся, о тебе тоже не забудем! - пообещал Айвен бодрым голосом.
 - Ага, - кивнул я сам себе, переваривая новости.
 - Ну до вечера! - крикнул мне Вацлав и вся компания будущих министров
 и просто жителей вольного города, отвлекшись от меня, направилась дальше.
 Я еще постоял минут пять, пытаясь разложить по полочкам несколько
 сумбурные мысли, возникшие в моей голове после разговора с ребятами.
 Наконец, начав привыкать, а главное - уже твердо поверив во все
 происшедшее, я вспомнил о той неожиданной записке, оставшейся на кровати в
 моем номере.
 - Ну, - подумал я, - если происходят чудеса, то обязательно много и
 сразу!
 Записка была для меня чуть ли не официальным приглашением, и я, перед
 тем, как пойти вверх на авеню Цесаря, вернулся в гостиницу и так долго
 мылся под душем, словно старался "очистить" себя не только снаружи, но и
 изнутри.
 Наконец, я даже погладил свою цивильную одежду - дар Айвена - и
 только после этого снова вышел на улицу.
 Поднялся к уже знакомому особняку (интересно, а не выберут ли его
 ребята под какое-нибудь административное здание?!) и дернул цепочку
 колокольчика. Затем услышал легкие спешащие шаги.
 - Хорошо, что вы меня застали! - вздохнула, увидев меня, девушка по
 имени Адель. - Я же просила вас прийти вечером!
 Я стоял перед открытой калиткой и чувствовал себя полным идиотом.
 Ведь в записке действительно шла речь о вечере, а я сорвался и прибежал
 сюда, совершенно забыв об этом.
 - Проходите! - девушка сделала шаг в сторону, таким образом
 освобождая для меня аккуратную, посыпанную золотистым песком тропинку,
 ведущую к ступенькам крыльца.
 Тропинка была узкая, я шел впереди, а Адель, сопровождая меня,
 неслышно ступала за моей спиной, но все-таки не след-в-след, потому что
 иногда, повернув голову, я мог видеть ее загорелое округлое плечико.
 Я старался идти как можно медленнее, растягивая это расстояние во
 времени. Но как я ни старался, а через минуту мы уже входили в особняк,
 потом поднимались по широкой винтовой лестнице и в конце концов оказались
 на той самой террасе, возвышавшейся над городом и морем.
 - Присаживайтесь! - мягко произнесла хозяйка. - Я через минуту
 вернусь!
 Я присел за красный столик, посмотрел по сторонам, словно хотел
 проверить: на месте ли те четыре пальмы, потом оглянулся и разыскал
 глазами извилистую тропинку, по которой я забирался на вершину одного из
 предгорий, на мусульманское кладбище и, найдя эту тропинку, вскочил. Я не
 знаю, что за сила подбросила меня, но, подавив дрожь, возникшую в руках и
 коленях, я понял, что причиной этому было то, что я сидел не на своем
 месте. Ошибиться я не мог: у округленного треугольника красного стола
 стояли всего лишь три маленьких стульчика и только сидя на одном из них,
 можно было отвлечься от города и моря, только один из них позволял сидеть
В СЃРїРёРЅРѕР№ РєРѕ всем, РєСЂРѕРјРµ сидящих Р·Р° этим же столиком. Рменно РЅР° этом месте Рё
 сидел тогда тот мужчина, сидел и писал что-то, даже не догадываясь, что
 кто-то, кто-то совсем ему неизвестный, готов был испепелить его своим
 взглядом. Р—Р° что? Почему? Рти РІРѕРїСЂРѕСЃС‹ СЏ задавал себе несколько раз Рё РЅРё
 разу не смог на них ответить вразумительно. Рвот сейчас, вскочив со
 стульчика и, успокоившись, присев на другой, я не мог себе объяснить корни
 собственного поведения. Рта ревность была СЃСЂРѕРґРЅРё глупости...
В - Рзвините, - спешащей РїРѕС…РѕРґРєРѕР№ Адель вошла РЅР° террасу. - РЇ никак РЅРµ
 могла найти Софью, а она, оказывается, убирала в саду. Сейчас она сделает
 кофе...
 Девушка присела рядом, но тоже не на тот стульчик, с которого я
 вскочил.
 - Меня зовут Адель... - сказала она. - Я знаю, Софья сказала, что вы
 приходили сюда... Вы видели мою собачку?!.
 - Да, - я кивнул, глядя девушке в глаза. Потом опустил свой взгляд на
 ее плечи и руки.
 На ней было блекло-пурпурное короткое платье, державшееся на двух
 тесемочках.
 - Расскажите... - попросила она.
 "Неужели ей действительно хочется услышать о том, где и когда я видел