– Самый простой способ разрешить наш спор – найти деревню. Или берлогу Славы, если угодно.
– Ты что, спятила? По лесу за ним носиться! Да у нас и собаки-то нет. Опять же неизвестно, когда он снова здесь появится.
– Но если все-таки появится, обещай, что мы попытаемся.
– Мы зачем сюда приехали? – вздохнула я. – У нас же Кошкина…
– Ты прикинь, если мы Велесово найдем, это же будет сенсация! – Глаза Женьки опять засверкали, она возбужденно размахивала руками, а я напомнила себе, что имею дело с журналисткой. Их, как известно, хлебом не корми, а дай сенсацию. Сообразив, что речи Женька будет произносить долго, я, толкнув ее, сбросила в воду, а чтобы ей было не обидно, плюхнулась вслед за ней сама.
Мы весело барахтались в воде, брызги серебряными каплями оседали на наших лицах, а мы радостно хохотали. Вода в озере была прохладной, и через некоторое время мы выбрались на берег погреться.
В монастыре ударили в колокола, призывая на вечернюю службу.
– Думаю, нам не мешало бы посетить обитель, – заметила Женька.
Я и сама об этом подумывала. Если мыслями подруги целиком завладело таинственное Велесово, то меня по-прежнему очень интересовала Наташа. Возможно, удастся поговорить с матушкой и что-то узнать об этой девушке. В общем, мы отправились в монастырь. Как выяснилось позднее, Женьку туда влекло желание заручиться поддержкой господа в борьбе с нечистой силой, меня же переполняли думы мирские.
На службе, кроме монастырских и нас с Женькой, присутствовали Козлов, двое рабочих и женщина лет шестидесяти. По дороге к монастырю мы ее не видели, значит, она пришла раньше, не из Рождествена, а из какой-то другой деревни. Женька истово крестилась и кланялась, а я очень быстро начала томиться, но покинуть церковь до конца службы сочла неприличным. Матушка, конечно, обратила внимание на наше присутствие, но упорно на нас не смотрела. После службы она, однако же, сама подошла к нам.
– Сегодня Наталья ездила в город, – сказала настоятельница. – Я попросила ее зайти в управление архитектуры. Вашей Кошкиной никто там не знает.
Признаться, это меня не удивило. Но Петечка не мог ошибиться, значит, кто-то все-таки звонил. Теперь Наталья интересовала меня даже больше, но поговорить о ней с матушкой не удалось, та, кивнув нам, поспешно удалилась, и мы покинули церковь. Выйдя на улицу, мы обратили внимание на женщину, которая была на службе, теперь она сидела на скамейке. Увидев нас, улыбнулась и громко поздоровалась.
– Вы из Рождествена? – спросила с любопытством.
– Да.
– К кому приехали?
– Мы в гостинице остановились, – ответила я. – У нас отпуск, вот и…
– Отдыхаете, значит, – усмехнулась женщина. – Ну-ну… не больно-то рождественские к чужим приветливые. Или ничего?
– Нормальные люди, – пожала я плечами.
– Ну-ну, – вновь произнесла она, точно в этом сильно сомневалась.
Женька, недолго думая, устроилась рядом с ней на скамейке.
– А вы сами откуда? – спросила весело.
– Из Прохоровки. Тут недалеко, шесть километров. Мне идти надо, чтоб по-светлому успеть.
Она тяжело поднялась со скамьи, с любопытством глядя на нас, чувствовалось, что-то не дает ей покоя. Женька это тоже поняла и вдруг предложила:
– Давайте мы вас проводим. Нам все равно заняться нечем, а небольшая прогулка нам не повредит.
– Если только чуток, до озера. Дед у меня захворал, – начала объяснять женщина, направляясь к монастырским воротам. – Вот я и решила, надобно Богородице свечку поставить.
Мы шагали рядом с ней, Женька сосредоточенно кивала, должно быть, прикидывала, как вывести разговор на интересующую ее тему: о Велесове и колдуне Славе. Однако первый вопрос задала Полина Ивановна, так звали женщину; к тому моменту мы успели познакомиться, покинули монастырь и теперь вдоль озера направлялись в сторону леса. Темной громадой он возвышался впереди, невольно приковывая внимание.
– Говорят, сегодня в Рождествене Слава появлялся? – вдруг спросила она, хитро взглянув на нас.
– Был какой-то Слава. А что в нем особенного? – обрадовалась Женька.
– Неужто местные вам ничего не рассказали? Впрочем, они все там молчуны, боятся.
– Чего боятся? – нахмурилась я.
– Знамо чего, грехов своих.
Я мысленно чертыхнулась в досаде. Если верить гражданам, у местных грехов – точно блох на собаке, при этом ничего конкретного об этих самих грехах узнать не удается. Может, на этот раз повезет? Только я собралась развить эту тему, как вмешалась Женька:
– А этот Слава, кто он?
– Ну, вроде человек. Только дар у него особый.
– Какой?
– Травы знает, судьбу предсказать может. Много чего может. А еще говорят, не помрет он никогда.
– Это враки, – не выдержала я.
– Как посмотреть, – пожала Полина Ивановна плечами. – Вы его видели? – Мы с Женькой кивнули. – И сколько ему лет, по-вашему?
Этот вопрос и меня очень интересовал.
– Лет тридцать пять, наверное, – пожала я плечами.
– То-то – тридцать пять, – усмехнулась женщина. – А он деду моему ровесник. Как и мой, сорок девятого года. Только дед у меня еле ногу волочит да на сердце жалуется, а этот любого молодого мужика за пояс заткнет.
– Вы же сами говорите, он травы знает, вот и поддерживает организм, опять же – здоровый образ жизни.
– Может, и так. Только наши говорят, если смерть от него один раз отступилась, он ее и во второй раз обманет.
– Вы нам расскажите, пожалуйста, что значит отступилась, это очень интересно, – заволновалась Женька.
– Расскажу, только история больно страшная, к ночи и вспоминать не хочется.
– Мы вас до самой деревни проводим, вы только расскажите.
– Когда мать его беременная им ходила, заболела вдруг и вроде как померла, лежала белая и не дышала. Врача в ту пору было не сыскать, а про нее говорили, что колдунья она. Появилась здесь с мужем, он на железке работал большим начальником, но местные знали, она из этих, из велесовских, что в лесах прячутся. Они все сплошь колдуны. Слыхали, поди, деревня тут есть, Велесово, только найти ее не могут, как ни искали. Мать-то молчала, откуда пришла, и муж ее помалкивал, где их судьба свела, но люди видели у нее знаки на руках. Колдовские. Муж ее все это, конечно, суеверием считал и никого не слушал, любил ее очень. Пожили они тут недолго, железку дальше тянуть стали, мужа-то в село перевели, километров в тридцати отсюда, а она в Рождествене осталась, дом у них был хороший, пленные немцы строили. Муж, конечно, приезжал, на нее нарадоваться не мог, особенно когда она ребеночка понесла, первенца ждал. И вдруг… Три дня она лежала бесчувственная. Уж как он по ней убивался, да что делать? Пришли люди, сказали, надо ее хоронить. Положили в гроб, а она лежит как живая. Аж жуть берет. Ну, закопали. А ночью деревня содрогнулась от волчьего воя. Полнолуние было, собрались волки у ее могилы и до рассвета выли. Ночью, само собой, подойти никто не рискнул, а утром пришли на кладбище и видят: могила разрыта, крышка гроба сорвана, в гробу лежит покойница, а в ногах у нее ребеночек. Поняли, что живую ее схоронили, в летаргическом сне она была, не зря как невеста в гробу лежала. А в гробу, видать, очнулась, когда ребеночек наружу проситься стал. Родила она его, а у самой сил уже не осталось, померла. Запрягли лошадь да в больницу скорей, ребенка в город повезли. Но по дороге его материна родня выкрала. Воспитали они его по-своему, и теперь он самый настоящий колдун.
– Потрясающая история, – пряча усмешку, заметила я, наблюдая, как Женька с очумелым видом, спотыкаясь, бредет рядом. – Я не поняла, кто могилу раскопал?
– Ясно кто, родня ее. Я ж говорила, полнолуние было, а все велесовские запросто в волков перекидываются.
– Зачем же волками перекидываться, человеку выкопать гроб гораздо проще.
– А вот этого, милая, не скажу. Видно, им так положено, – с некоторой обидой заметила женщина.
То, что Полине Ивановне на ночь глядя вздумалось рассказывать страшные сказки, меня не очень-то удивило: в деревне какое общение, а тут сразу четыре благодарных уха, – но вот Женькино поведение меня прямо-таки возмутило. Судя по ее виду, она готова была поверить в эту чушь сразу и безоговорочно.
– Вы в монастырь часто ходите? – вздохнув, решила я сменить тему.
– Куда там часто, далеко пешком, а транспорта никакого. Сами видите, дороги и той нет.
– Но с матушкой вы знакомы?
– Не то чтобы знакома. Уж очень строгая она, подступиться боязно.
– А с кем-нибудь из монахинь?
– Так они все приезжие. По именам только и знаю. Из наших там Наталья-послушница.
Признаться, я боялась поверить в такую удачу, не зря, выходит, мы тащились через лес и слушали всякую чушь.
– Наташа из вашей деревни? – спросила я.
– Из нашей, из нашей. Мать с отцом у нее непутевые были, оба пьяницы. Жила она самой себе предоставленная, в школу ходила когда вздумается, школа у нас за тринадцать километров, там интернат. Из интерната она то и дело сбегала. Приглядеть-то некому, раз родители, почитай, каждый день пьяные. Ясно было, пропадет девка. Как на грех, уродилась она красавицей. Само собой, парни вокруг нее вертелись, а она то с одним, то с другим… Тут художник у нас в деревне появился, дом купил, стал на лето приезжать. Рисовал все, Наташку тоже рисовал, голую, прости господи. У него что ни день, то гости, на рыбалку приезжают, со всей России, художник-то, говорят, знаменитый. Ну и каждый день застолье. И Наташка там, с мужиками. Вышло дело, прижила ребенка. От кого, не ясно, может, от художника, может, от кого из гостей. Должно быть, надеялась, что в город ее возьмут. Да кому она нужна, в городе красавиц и без нее много, а она деревенская да необразованная. На зиму все разъехались, а она с пузом. Жить не на что, работы в деревне никакой, подалась было в город, и там на работу никто не берет, кое-как концы с концами сводила, родила ребеночка и в роддоме его оставила. Думала, ей без него легче будет. Но жизнь свою не устроила, видно, судьба такая. Вернулась домой, мать с отцом у нее померли, отравились какой-то дрянью, а чего девке в деревне делать, где одни старики остались? Думали, она опять в город уедет или того хуже, сопьется, как родители ее. А она вдруг в церковь подалась. Скромницей такой ходит, глаза опустив. Матушка ее и настроила – надо, говорит, ребеночка тебе из приюта забрать, будет ради чего жить и бога благодарить. Уговорила, одним словом. Только ребеночка уже чужие люди взяли, а Наталье от ворот поворот. Отказалась ты от него, сказали, и теперь никаких прав не имеешь. И так это на нее повлияло, что она осталась в монастыре, грехи свои замаливать.
Насчет замаливания грехов я была не уверена. А вот художник меня очень заинтересовал. Лес неожиданно кончился, теперь тропинка бежала через поле, впереди показалась деревня, домов двадцать.
– Ну, вот и пришли, – остановившись, сказала Полина Ивановна. – За разговорами-то и не заметила как. Спасибо, что проводили. Дорогу назад найдете? А то пошли ко мне, переночуете, я вас чаем напою, а утром в Рождествено отправлю.
– Спасибо, в гостинице беспокоиться будут. А где дом художника?
– Вон, на пригорке, – махнула она рукой. – А мой третий с краю. Заходите, если что.
Мы простились, женщина направилась к своему дому, а мы остались стоять на месте, провожая ее взглядами.
– Думаешь, это он? – вывела меня из задумчивости Женька. И пояснила свою мысль: – Таинственный любовник?
– Похоже, что так. Полина Ивановна ясно дала понять: либо сам художник, либо кто-то из его гостей.
– Давай на его дом взглянем, – вздохнула Женька.
– Давай, – в ответ вздохнула я.
Дом за высоким забором выглядел вполне обыкновенно, двухэтажный, бревенчатый, с резными наличниками. В заборе ни одной мало-мальски приличной щелочки, так что пришлось довольствоваться лицезрением второго этажа и окон с опущенными жалюзи. Ворота и калитка были под стать забору – в общем, что происходит во дворе и уж тем более в доме, остается лишь гадать.
Мы обошли участок по кругу, он был в стороне от прочих домов, из окон второго этажа, должно быть, открывался прекрасный вид на небольшое озеро внизу и лес. Привлечь к себе внимание хозяев мы не боялись: раз мы их не видим, то и они из-за забора тоже вряд ли что увидят. Тут Женька обратила внимание на дерево, росшее неподалеку.
– Если на него взобраться… – начала она, я с усмешкой отвернулась. – Чего ты, – обиделась Женька. – Вполне можно влезть. – И в доказательство своих слов она, сопя, полезла на дерево. Я наблюдала за ее телодвижениями с ухмылкой, потом начала беспокоиться, потому что Женька делала определенные успехи, и если она сейчас оттуда свалится, то, чего доброго, покалечится. Подружка между тем оседлала крепкий сук и теперь, держась за ствол дерева, оптимистично болтала ногами, невероятно собой гордясь. Подозреваю, к тому моменту она успела забыть, зачем, собственно, туда полезла.
– Женечка, что ты видишь? – робко спросила я.
Она вытянула шею и сообщила:
– Во дворе три тачки. Кстати, все три «Нивы», даже цвет одинаковый. Граждан поблизости не наблюдается, должно быть, в доме сидят.
Она еще немного посидела на дереве, поскучала и в досаде начала спуск. Далось ей это нелегко, она ободрала колено и сломала ноготь, потом, довольно громко чертыхаясь, повалилась в траву.
– Вот почему так? – возмущенно выговаривала она мне. – Если на дерево лезть, то непременно мне?
– Это была твоя инициатива, – напомнила я.
– Конечно, от тебя никакой инициативы не дождешься.
Я помогла ей подняться, она еще раз взглянула на загубленный ноготь и вдруг заявила:
– Зато я видела место, где можно легко перемахнуть через забор.
– Ты что, спятила? – ужаснулась я, зная решимость подружки.
– Ты хочешь выяснить, кто ее любовник? – зашипела Женька.
– Допустим, хочу, но на кой черт через забор лезть? Что ты надеешься там обнаружить? Наталью? Ты же ее на службе видела.
– Видела. А где она сейчас, неизвестно.
– Через забор я не полезу. И ты тоже, – сказала я и решительно взяла подружку за руку. – Идем.
Только я это произнесла, как на тропинке, ведущей от озера к дому, появились двое мужчин. В руках удочки, на ногах сапоги. Они негромко разговаривали, очень быстро приближаясь. Женька рухнула в траву, увлекая за собой и меня.
– С точки зрения реализма это никуда не годится, – донеслось до нас – это говорил мужчина с бородой, голос у него был низкий, красивый.
– Валя, милый мой друг, ты же художник.
– Я художник-реалист.
– Тут я не спорю, но…
– У нас вроде гости? – вдруг перебил его бородатый.
– Да? Наверное, Пашка приехал.
Они вошли в калитку, мы услышали, как бородач сказал:
– Точно, Пашка, – и зычно крикнул: – Павел…
Хлопнула дверь, и мужской голос ответил:
– Он на озеро пошел, вас искать. Должно быть, вы с ним разминулись. Здравствуйте.
– Здорово. Давно приехали?
Ответа мы не услышали, вновь хлопнула дверь, мужчины, видимо, скрылись в доме.
– Ну вот, и через забор лезть не надо, – пискнула я.
– И что теперь делать? – нахмурилась Женька.
– В гостиницу идти. Скоро стемнеет, не хватало только заблудиться.
Женька с сожалением согласилась. Думаю, ее так и подмывало махнуть через забор, а потом, припав ухом к окну, подслушать, о чем будут говорить эти трое, но даже у нее закралось сомнение, что разговор окажется особенно интересным. Мы отправились в обратный путь в глубокой задумчивости. Я с унынием размышляла, что у меня уже голова пухнет от обилия сведений, по большей части совершенно ненужных, и что самое обидное, мы ни на шаг не продвинулись в своем расследовании. Более того, все окончательно запуталось. Кто звонил Кошкиной из монастыря, до сих пор не ясно, зато у нас есть послушница, которая покупает в аптеке противозачаточную систему, неизвестный знаменитый художник, не пойми с какого бока в этой истории, три сестры, потерявшие мужей и зачем-то скрывающие факт приезда сюда Кошкиной, колдун, Велесово с идолопоклонниками, страшная тайна, которую тщательно хранят жители деревни, и монашка-привидение в придачу. Впрочем, то, что никакое это не привидение, уже ясно, а вот кому вздумалось нас пугать… в общем, задача с десятком неизвестных.
– Идеи есть? – со вздохом спросила Женька – ее, как видно, посетили те же мысли. Я пожала плечами:
– Завтра поедем в город, встретимся с Волковым. Хотя, может, он с утра сам появится. Еще я бы поговорила с Машей, у которой брат Иван, но она его упорно именует Вальтером. Такое впечатление, что они не в ладах с остальными жителями. Наши сестры ее точно не жалуют.
– Она не производит впечатление особо дружелюбной, – напомнила Женька.
– Да, но попытаться все-таки стоит. Женька, – позвала я. – Может, рванем домой?
Бьюсь об заклад, подружка секунду назад готова была сама произнести эти слова, но теперь, из духа противоречия, начала возмущаться:
– Спятила? Тут такое…
– Какое? – поморщилась я.
– Одна аномальная зона чего стоит. И вообще. Хотели разобраться, вот и…
Я пожала плечами, решив, что еще один день вполне способна выдержать. Между тем в лесу уже стемнело, мы бежали по тропинке, опасаясь в темноте сбиться с пути. Вскоре над лесом поднялась луна, и стало даже хуже. Тропинку мы видели вполне отчетливо, но все вокруг, и лес, и даже сама тропинка, выглядело таинственно и жутковато.
– А мы правильно идем? – забеспокоилась Женька, переходя на шепот.
– Правильно, – бодро ответила я, будучи в этом совсем не уверена.
Наконец впереди показалось озеро, а потом и монастырь на пригорке. Я вздохнула с облегчением, Женька тоже приободрилась и тут же начала ворчать:
– Надо было возле дома покараулить. Вдруг Наталья отправится к своему дружку?
– Разумнее следить за Натальей, а не сидеть возле дома, где она, скорее всего, никогда не появится. Но даже если появится, что нам это даст?
– Ну, они могли бы разговориться, и мы бы узнали, почему она предпочитает жить в монастыре.
– Что, если у нее коварные намерения попросту отсутствуют? Влюбилась в парня, он ее бросил. Попыталась свою жизнь без него устроить – не получилось. Стала жить в монастыре. А тут снова он появился. Слышала поговорку: «Сердцу не прикажешь»? Вот и она знает, что он мерзавец и опять ее обманет, но… В общем, из монастыря она уходить боится, чтобы у разбитого корыта не остаться, не грешить у нее тоже не получается. Как тебе такой сюжет?
– Дрянь, а не сюжет, потому что Наталья единственная наша зацепка, Кошкиной звонили из монастыря, и я уверена: звонила Наталья.
– А я в этом совсем не уверена.
За разговорами мы не заметили, как подошли к гостинице. На стоянке рядом с Женькиной машиной появилась еще одна.
– Кажется, у нас гости, – заметила подружка.
– Кто-нибудь из местных, – решила я. – Наверное, на рыбалку приехали.
– Номера московские, – сообщила глазастая Женька.
– На такой тарантайке из Москвы? – усомнилась я. Подружка взглянула на меня со смешанным чувством недоумения и жалости.
– Эта тарантайка, как ты выразилась, «Лендровер» и чертовых бабок стоит.
– Серьезно? А по виду ничуть не лучше нашего «козлика».
– «Козлика», – передразнила Женька. – Твоя неосведомленность просто поражает, неужели так трудно уловить разницу между хорошей тачкой и дерьмом? Ты же писатель, в конце концов тебе для сюжета необходимо…
– У меня есть каталог машин…
Договорить я не успела, мы как раз поднялись по лестнице, и очам нашим явилось зрелище воистину восхитительное. По крайней мере на мою подружку оно произвело неизгладимое впечатление, хотя и я тоже была слегка ошарашена. На веранде за столом сидел мужчина и читал газету. Услышав голоса, он поднял голову и взглянул в нашу сторону. Вы скажете: ну и что в этом необычного? Разумеется, ничего, если не считать самого парня. Смуглая кожа, русые волосы, собранные в хвост, и глаза изумрудного цвета, которые сияли на его лице поярче тех самых изумрудов. Высокие скулы, подбородок с ямочкой и красиво очерченный рот. Короче, его облик наводил на грешные мысли даже меня, на мгновение забывшую про мужа-воина, которого надо беречь, что ж говорить о Женьке, которая вообще к блондинам дышала неровно, а тут такое сокровище.