Я решительно направилась к дому. Одна из монашек встретила нас в дверях.
– Что вы хотите? – спросила сердито.
Не обращая на нее внимания, я прошла к двери кабинета и постучала. Матушка, стоя перед иконами, молилась. Мы терпеливо ждали в дверях, монашка, подскочив к нам, замахала руками:
– Уйдите, вы что, не видите…
– Оставь их, – тихо произнесла настоятельница, поворачиваясь, и хмуро спросила, обращаясь к нам: – Ну, что еще?
– Разговор, боюсь, получится долгий, – сказала я, закрывая перед растерявшейся монашкой дверь. Матушка прошла к столу, села, сцепив руки перед собой, и кивнула нам на лавку возле стены.
– Вчера мы встретили в городе Наталью, – начала я. Мой рассказ занял довольно много времени, я решила поведать обо всем: о наших подозрениях, о странностях в поведении местных жителей, на которые мы успели обратить внимание, и на поведение Натальи в городе. Про «Мирену» я тоже рассказала. Если у милиции возникнут сомнения в несчастном случае, мы вынуждены будем выложить им все, так что я не видела смысла что-то от нее скрывать. Сообщение о покупке контрацептива матушка восприняла с возмущением.
– Да вы с ума сошли? Какая противозачаточная система? Вы же сами не видели, что она покупала, а женщина в аптеке могла ошибиться.
– Вряд ли, мы были там через пять минут после того, как ушла Наталья.
– Я не верю вашим словам. Вы или лжете, или вас самих ввели в заблуждение. – Матушка раскраснелась, глаза метали молнии.
– Я понимаю ваше состояние, – как можно спокойнее сказала я. – Мы тоже были удивлены, даже более того. Но факт остается фактом. У Наташи была другая жизнь, о которой никто не догадывался. И если вскрытие покажет…
– Вы считаете, что сей факт имеет отношение к ее гибели? – нахмурилась матушка, как видно, прикидывая, в какой скандал все это может вылиться.
– Мы не уверены, если вам так спокойнее, но…
– Я не думаю, что она лицемерила, – покачала головой настоятельница. – Когда она впервые появилась здесь… вы бы ее видели. Совершенно сломленный человек, готовый совершить самый тяжкий грех: наложить на себя руки. В монастыре она стала душой оттаивать. Не думайте, что кто-то принуждал ее жить здесь. Совершенно наоборот. Она умоляла меня принять ее в монастырь. Но это чрезвычайно ответственный шаг, и я, признаться, была категорически против.
– Почему? – спросила Женька. Вопрос прозвучал излишне резко, но матушка вроде бы не обратила на это внимание.
– Потому что не была в ней уверена, – тихо сказала она. – Потому что она не к богу стремилась, а хотела спрятаться в обители от людей, это разные вещи. Моя обязанность была ей помочь, и я делала все…
– Вчера мы говорили с женщиной из деревни, откуда родом Наталья, – подождав немного, вздохнула я. – Она рассказала нам ее историю. Вам она известна?
– Разумеется.
– Что, если человек, обманувший ее, вдруг вернулся?
– И она его простила? Что тогда мешало ей уйти отсюда?
– Это так просто?
– Она никаких обязательств не принимала. Все зависело только от нее.
– У Натальи была возможность незаметно покидать монастырь?
Этот вопрос вызвал у настоятельницы замешательство. Она взглянула на нас и пожала плечами.
– Калитка запирается на засов изнутри.
– И вы ни разу…
– Хорошо, – кивнула она. – Я вам скажу. Да, несколько дней назад я вдруг услышала, как скрипнула дверь в ее комнате. И пошла проверить. Застала Наталью в коридоре. У нас произошел серьезный разговор. Она сказала, что иногда уходит. Ночью. Сидит у реки, смотрит на звезды. Чему вы улыбаетесь? – недовольно покосилась она на Женьку – на лице подружки и впрямь появилась ухмылка, которую она поспешила убрать. – У любого человека появляется желание побыть одному. Конечно, бродить по ночам неосмотрительно, злых языков хватает, но она… она смогла убедить меня в своей искренности. Я ее простила, но взяла с нее слово, что больше это не повторится. Она мне обещала…
– Но слово не сдержала? – тихо спросила я. Матушка стиснула зубы. – Когда вы вновь обратили внимание на ее отсутствие? – поняв, что попала в точку, спросила я.
– Прошлой ночью, – весьма неохотно ответила матушка. – Проснулась, и вдруг… сама не знаю, почему я решила проверить Наталью. В комнате ее не оказалось. Я вышла из монастыря и увидела, как она идет от реки.
– В котором часу это было?
– Что-то около двух.
Я кивнула. Примерно в это время мы безуспешно пытались догнать привидение.
– Разумеется, вам она сказала, что вновь любовалась звездами?
– Вы знаете, где она была?
– Догадываемся. В ту ночь нас посетило привидение. В озере мы нашли маску, которую кто-то в спешке не потрудился утопить как следует.
Теперь матушка выглядела озадаченной.
– Привидение?
– Местные считают, что это дух Ефросиньи, насильно постриженной в монахини.
– Чепуха какая-то.
– Матушка, – вздохнула я. – Наталья слышала наш разговор о Кошкиной. Ей он по какой-то причине не понравился. Вспомните про звонок, о котором никто ничего не знал. Об этих ее ночных прогулках… боюсь, она ловко водила вас за нос. Причем не одна. У нее был сообщник, скорее всего любовник. Маску, кстати, она вряд ли могла раздобыть так быстро.
– Маску? – переспросила настоятельница. – Странно… странно… – повторила она, глядя на нас, и нехотя продолжила: – Маску привезли мальчишки, те, что с Волковым работали, археологи. Хотели напугать рабочих. Постучали в окно вагончика. Я была возмущена. Монастырь не подходящее место для таких шуток.
– И куда эта маска делась?
– Не знаю. Наверное, Волков ее выбросил. Неужели… – она не договорила. – Не может быть.
– Матушка, – тихо спросила я, – какую тайну хранит монастырь?
– Ах, вот вы о чем, – усмехнулась она. – Разумеется, вам нужна сенсация. Ее не будет. Водила она меня за нос, как вы выразились, или нет, не знаю. Если так, то за свой грех она уже наказана. Этот монастырь – дело всей моей жизни. Я перед богом поклялась, что восстановлю обитель. И слово свое сдержу. Знаете, почему я решилась на этот разговор с вами? Надеялась, что вы меня поймете. Шумиха вокруг обители приведет только к одному… Вы знаете, как тяжело найти деньги? И если финансирование прекратится…
– Это мы как раз очень хорошо понимаем, – усмехнулась Женька. – А вот вы до сих пор не поняли: что-то заставило ее жить здесь и делать то, что послушнице не пристало. Что-то или кто-то. И этот кто-то вряд ли успокоится. Наталья лежит с проломленной головой, и вы…
– Не вам меня судить, – возвысила голос настоятельница. – У меня другой судья, он все видит…
В этот момент за дверью послышались шаги, она без стука распахнулась, и в кабинет вошла одна из монахинь. Лицо ее было испуганным, в крайнем волнении она пыталась что-то произнести, но получалось лишь невнятное:
– Там… там… – Она куда-то тыкала пальцем, сжавшись под гневным взглядом матушки. Настоятельница резко поднялась и вышла из комнаты, мы, переглянувшись, бросились за ней; монахиня почти бежала впереди, не оборачиваясь и не произнося ни слова.
Через калитку мы вышли из монастыря и направились вдоль стены. В той стороне, где была река, прямо над обрывом стоял каменный крест, здесь мы с Женькой еще не были и пытались отгадать, что нас ждет. Еще один труп? Монахиня остановилась и жалобно произнесла:
– Вот.
– Что «вот»? – рассердилась матушка.
– С той стороны, – пролепетала монахиня.
Мы обошли крест и в недоумении замерли. Кто-то красной краской написал на кресте цифру «25». Матушка смотрела на нее так, точно увидела привидение. Потом повернулась и пошла назад, гневно бросив:
– Сотри это. Немедленно.
Монахиня побежала следом, а мы с Женькой удивленно уставились на крест.
– Ты что-нибудь понимаешь? – жалобно спросила подружка.
Я пожала плечами, продолжая разглядывать надпись. Это, вне всякого сомнения, были цифры «2» и «5», намалеванные очень грубо, краска растеклась, образуя подтеки, похожие на сгустки крови. Я прикоснулась к ним. Краска успела высохнуть, значит, сделали надпись несколько часов назад. Я продолжала в немом изумлении разглядывать крест, и тут меня осенило…
– Женька, – нахмурилась я. – Ты помнишь, сколько было пленных немцев? Вера тогда назвала точную цифру.
Женька ошалело посмотрела на меня, потом перевела взгляд на цифры и пробормотала:
– Двадцать пять. Ни хрена себе… Анфиса, что это может значить? – беспокойно оглядываясь, спросила она. – Просто совпадение или в этом есть какой-то смысл?
– Понятия не имею, но очень хотела бы знать. На матушку надпись произвела самое отталкивающее впечатление.
– Ага, что у нее может быть общего с пленными немцами?
– Ты же слышала, любая шумиха вокруг монастыря самым печальным образом скажется на его восстановлении.
– Да, везде одно и то же, – пригорюнилась Женька. – Как ни крути, все упирается в презренный металл. Почему так?
– Философские вопросы оставим на потом, – предложила я. – Для начала я бы хотела выяснить, что это за крест такой.
Мы тщательно его осмотрели, но не обнаружили ни одной надписи, просто крест из черного гранита. Рядом с невысоким гранитным основанием никакого намека на могильный холмик, справа стена, слева обрыв, не похоже, что раньше здесь было кладбище.
– Старинный? – понаблюдав за мной, спросила Женька.
– Нет.
– Почему ты так уверена?
– Потому что вижу. Такой крест изготовят в любой мастерской, правда, стоить это будет недешево, черный гранит – удовольствие из дорогих.
– Надо ментам об этой надписи сказать. Может, матушка с ними будет откровеннее, чем с нами?
– Очень сомневаюсь, но сказать надо.
Мы вернулись в монастырь. К тому моменту тело уже увезли, несколько мужчин осматривали яму. Мы слышали, как они переговаривались:
– Здесь все затоптано, рабочие, археологи… проходной двор…
Мы дождались, когда они поднимутся наверх, и спросили:
– Это нечастный случай?
– Конечно, – без тени сомнения ответил мужчина. – Тут ноги переломать не трудно и свалиться в яму – дело двух минут.
– А что ей, по-вашему, понадобилось в этом месте ночью? – спросила Женька.
– А вам что здесь понадобилось? – резонно поинтересовался мужчина.
Женька принялась долго и нудно объяснять, кто мы, потом поведала, почему заинтересовались Натальей. Услышав об аптеке, мужчина усмехнулся и головой покачал. На лице его читалось что-то вроде «ох, уж эти святоши», но никакого намека на интерес. Женька настояла, чтобы наши показания занесли в протокол. Мы его подписали, и нам предложили под ногами не вертеться, то есть попросту указали на калитку. Женька, которая и до того момента была невысокого мнения о родной милиции, сейчас кляла их на чем свет стоит, совершенно не стесняясь в выражениях.
– Готова спорить на что угодно, они спишут ее смерть на несчастный случай, – возмущалась она. – И никто даже пальцем не пошевелит.
– Давай рассуждать здраво, – попыталась я воздействовать на нее добрым словом. – Мы не знаем, действительно ли это было убийство или все-таки несчастный случай.
– Несчастный случай, – презрительно фыркнула Женька. – Совсем как с Кошкиной.
– Хорошо, предположим, это убийство. Кто и за что ее убил?
– Откуда мне знать? Здесь сплошные тайны и ни из кого слова не вытянешь. Я уверена, Наталья была знакома с нашей Кошкиной и это она ей звонила.
– Спрашивала, не сохранились ли в семье какие-то чертежи? Зачем они Наталье? Почему Кошкина сюда приехала сразу после похорон отца? Допустим, что-то нашла в его бумагах. Но что? Что такого она могла найти, из-за чего ее убили, а вслед за ней еще и Наталью?
– Отец Кошкиной болтал по пьяному делу о каком-то кладе. Выходит, Наталья о нем знала, поэтому от нее поспешили избавиться.
– И что это за клад, скажи на милость? Если о нем кому-то было известно, то его давно бы нашли или хотя бы попытались.
– Хорошо, – вздохнула Женька. – А ты что думаешь?
– Если эта надпись что-то значит и действительно связана с лагерем военнопленных, значит, нам надо ехать в город, найти Волкова и попытаться понять, что происходило здесь в те годы. Возможно, мы найдем зацепку. И не забивай себе голову дурацкими кладами.
– Я не забиваю, – обиделась Женька и замолчала.
Мы как раз вошли в деревню. Проходя мимо дома, где жил Вальтер, мы заметили Машу, она шла от колодца с ведром воды в руках. Я шагнула ей навстречу, прикидывая, как бы начать разговор, но она сама задала вопрос:
– Увезли Наталью?
– Да.
Она кивнула, нахмурившись.
– В деревне неспокойно, – осторожно начала я. – Такое впечатление, что все чего-то боятся.
– Правильно боятся. Вы их спросите, чего они своих чад отсюда на край света отправили? Они все тут дети убийц, а грехи отцов падают на потомков, – сурово отрезала она.
– А нельзя ли о грехах поподробнее? – влезла Женька и все испортила. Мария нахмурилась еще больше и прошла мимо, не обращая на нас никакого внимания. Пока я соображала, о чем ее еще спросить, она успела подняться на крыльцо и скрылась в доме.
– Вот тебе и клад, – буркнула я. Подружка почесала нос и громко вздохнула. – Хорошо, поехали в город, надеюсь, нам сегодня повезет больше и с Волковым мы встретимся.
Тут Женька взглянула на дорогу, ведущую от монастыря, и сказала:
– Менты отчаливают. В деревню даже не заглянули.
– Наверное, торопятся на паром. И нам бы не мешало.
– До парома время еще есть. Может, попытаться поговорить с сестрами?
– Я не заметила, чтобы они были особо разговорчивы.
Сестер мы застали в гостинице. Они сидели на веранде, спиной к нам, и тихо переговаривались. Женька сделала мне знак молчать, мы замерли в нескольких метрах от них, пытаясь услышать, о чем идет речь.
– Она-то здесь при чем? – шепнула Люба.
– Как при чем? Ты что, фамилию ее матери не помнишь?
– Ох ты, господи…
– Вот именно, она Петра Плещеева дочь, Наталья, выходит, внучка, так что все… – В этот момент Надя повернулась и заметила нас. – А-а… девчонки. В монастырь бегали? Ну, что там?
– Говорят, несчастный случай.
– Ага, ага, – закивала головой Люба, приглядываясь к нам.
– Может, чаю попьете? – предложила Надя.
– Нет, спасибо, мы в город собрались.
– А то я соберу.
– Скажите, – решилась я, – а что за крест стоит возле монастыря?
– Какой крест? – нахмурилась Вера.
– Черный, из гранита. Над самым обрывом.
– А-а, да кто ж его знает, стоит и стоит.
– Давно?
– Что давно?
– Стоит, спрашиваю, давно?
– А сколько себя помню, столько и стоит.
Я была уверена, что она говорит неправду, но возражать не стала.
– Чего вам этот крест дался? – нахмурилась Люба.
– Матушка сердилась, кто-то на кресте надпись сделал.
– Что за надпись? – помедлив, спросила Вера.
– Цифра «25».
Женщины переглянулись, на их лицах появился страх, они даже не пытались скрыть его.
– Вот тебе раз, – произнесла Люба. – А мы гадаем, чего Ванька Рогожин точно с цепи сорвался.
И тут в деревенской тишине мы вдруг услышали волчий вой. Он шел из леса, со стороны монастыря, протяжный и жуткий, от него волосы, казалось, вставали дыбом. Женщины торопливо перекрестились.
– Началось, – прошептала Вера.
Я испуганно огляделась, одновременно пытаясь призвать себя к порядку.
– Что это было? – выдохнула Женька, когда вой стих.
– Знамо дело, волк, – ответила Надя, пожав плечами.
– Они что, вот так прямо возле деревни бродят? – разозлилась я. – Летом, в светлую пору, да еще и воют?
– Ага, ага, – кивнула Люба. – Вы ж сами слышали?
– Кому-то пришла охота дурака валять, – сквозь зубы прошипела я.
– Вы бы ехали отсель, девки, – тихо сказала Надя. – Ни к чему вам здесь… отдохнуть и в других краях можно.
– Волки, – наставительно изрекла я, – летом не подходят так близко к жилью, особенно днем. Это я знаю совершенно точно.
– Ага, – кивнула Люба. – Только это такие волки, что и в дом запросто войдут. И никто их не остановит.
В этот момент распахнулась дверь дома, что стоял напротив жилища сестер, мужчина лет сорока выскочил на крыльцо и бросился к гаражу. Вслед за ним выбежала женщина, громко крича:
– Да куда ты поедешь? Подожди…
Не обращая внимания ни на ее слова, ни на нее саму, мужчина через несколько минут выехал из гаража на стареньком «Москвиче» и на предельной скорости помчался в сторону переправы. Женщина, горестно всплеснув руками, смотрела ему вслед.
– Ну, вот и Серега Рогожин побежал, – наблюдая эту сцену, произнесла Люба.
– От судьбы не уйдешь, – вздохнула Надя, и все трое печально посмотрели на нас.
– Что у вас тут творится? – не выдержала я.
– Ничего, – пожала Вера плечами. – Живем потихоньку, а вы бы, в самом деле, ехали себе…
– Мы в город, – сурово ответила я. – К вечеру вернемся.
– Кстати, а Илья где? – спросила Женька.
– С рыбалки еще не вернулся.
– Странно, – бормотала Женька, поглядывая на его машину.
– Чего странного? – удивилась я, не понимая, что конкретно она имеет в виду.
– Машина здесь, значит, он рыбачит неподалеку. В деревне такой переполох, а ему и горя мало.
– Не все такие любопытные, как мы. Надо спешить, не то паром пропустим.
На паром мы успели. Впереди стояла милицейская машина, мужчины курили, поглядывая на воду, и тихо переговаривались. А мы предприняли еще одну попытку привлечь их внимание к странным событиям в деревне. Выслушали нас охотно, стараясь прятать ухмылки, после чего посоветовали:
– Вы бы, девчонки, всей это чепухой не увлекались. Про местных в округе много небылиц ходит. Волчий вой, говорите? Волки здесь не балуют, железка рядом, да и деревень полно. Конечно, дальше к Устинову, может, и бродят, там такая глушь, ни одной дороги. Это кто-то из местных дурака валяет. И краской крест извозили из хулиганства.