– Не одна. Тут кошка и собака. И еще цветочки, – уточнила я.
Меня именно из-за этой оравы и попросили неделю пожить в квартире материной подруги. Собаку выгуляй, цветы полей, ну и корм по мискам разложи. Больше всего задирала уборка кошачьего туалета. Но неделю можно вытерпеть.
– Животные не в счет, – обрадовался сатанист Гоша и срочно напросился провести со мной ночь.
– Ты не офигел ли, друг мой Гоша? Мне этого кошака доверили не для твоих черных целей, – окрысилась я.
– Приставать не буду. Ни к тебе, ни к кошке. Клянусь! Если только сама не захочешь… Ну не ори так, а? Мне твоя помощь нужна. Раз в жизни прошу. И шутка насчет кошака не катит. Я к кошкам параллельно отношусь.
Обсудив его почти коммерческое предложение, я сменила гнев на милость.
Приперся он около одиннадцати вечера. С первого взгляда видно – адреналин бурлил так, что его заметно трясло.
– Погоди, не закрывай дверь. Я сейчас вернусь.
Удивленная, я осталась ждать. Протопали шаги. Медленно. Неторопливо.
– Дело в следующем, – сдавленным голосом сообщил Гоша. – Я сейчас снова уйду и вернусь. Так надо.
Не знаю, чего он хотел добиться этими брожениями, наверное, тоже Папюса начитался. Там про походку хорошо написано.
– Мрачные предчувствия или таинственный голос Бесконечного… С каждым шагом человек притягивает флюиды, непрестанно скрещивающиеся в формирующем плане Природы… блин, забыла, там еще что-то про флюидический след было, – радостно сообщила я Гоше при его третьем явлении у моего порога.
– Ну у тебя и память. – Я было успела загордиться, но он продолжил: – Дырявая.
После такого заявления Гоша разгрузил баул, нашпигованный магическими причиндалами. Там даже шпага была. Короткая и откровенно самодельная, отчего смахивала на штопальную иглу-переростка.
– Я готовился. Все сделал как надо. Ты, главное, меня не сбивай, я нервничаю что-то.
Хозяйский пес, белая кудлатая сука пуделиного обличья, недоверчиво обнюхал Гошу, его барахло и звонко чихнул. Суку звали Мика. Кошка Масяня побрезговала барахлом, на Гошу поглядела издали и, гордо задрав хвост, удалилась на кухню.
– Где вызывать будем? – деловито поинтересовался Гоша.
– Не «будем», а «буду». Иди в ту комнату. Там места больше. Только, чур, не гадить. Меня хозяйка прибьет.
Поклявшись быть чистоплотным, Гоша расстелил на полу две простыни. Одну черную, вторая оказалась кроваво-красной. На красной он устроил гнездо, в котором разложил кучей необходимые для ритуала предметы. Нацепив на себя черный бархатный плащ с капюшоном, Гоша немного угомонился. Теперь движения его перестали быть дергаными. Начался этап жестов. Впечатление портили постоянные попытки справиться с капюшоном. Он в нем ни фига не видел, хотя там и были проделаны прорези для глаз. Четыре штуки.
– Это я, когда резал, нечаянно ткань неправильно сложил, – пояснил Гоша, офигительно похожий на четырехглазого монстра.
Дело принимало более забавный оборот, чем я ожидала.
На черной простыне Гоша решил начертать треугольник. Так он сам сказал. Открыв баночку из-под огурчиков, в которой теперь, судя по всему, была зола, он, как великий слепец, принялся тыкать в нее шпагой. После каждой удачной попытки следовали шкрябанья по простыне. Треугольник, если это был он, получился незаметным даже для меня. Гоша заерзал головой, чтоб глаза совпали с прорезями, и сумрачно уставился на результат своего начертательного труда.
– У тебя вроде мел есть. Мелом лучше, – посоветовала я.
Наконец у Гоши был треугольник. С кругом на красной простыне он справился гораздо быстрее и даже перестал потеть. Сверяясь со шпаргалкой, он написал мелом в треугольнике какую-то абракадабру и вытер руки о плащ, отчего стал похож на работника ЖЭКа после побелки парадной.
– Так-с, теперь ты молчи.
Я кивнула в знак согласия, пододвинула к себе собаку, взяла на колени заинтригованную кошку и приготовилась к эпохальному событию. Судя по Гошиным пристрастиям, сейчас мы увидим злобного и могущественного демона или даже самого Сатану. Немного смущал тот факт, что этот гад никаким образом не обезопасил зрителей. Мне такое отношение показалось верхом невоспитанности, и на всякий пожарный я начертила круг огрызком мела. Ни собака, ни кошка не отказались посидеть со мной на полу в круге.
– Бу. Бу-бу, – бормотал Гоша, изредка поднимая голос от баса до фальцета.
Торжественной походкой вышел из круга и вошел в треугольник. Сбился с ритма, пытаясь посмотреть на меня, потом слегка пригнулся.
Меня начал разбирать ржач. По-другому не скажешь. Теперь я достоверно знала, из какого источника Гоша черпал свою информацию. И источник этот был левее не бывает. Вот идиотина! Разве можно доверять бульварным изданиям? Тем более что там было указано, что второй участник спектакля тоже не просто так сидит – он должен читать заклинания и еще что-то делать.
Тем временем в руке Гоши объявился какой-то камень, и он поднес его к одной из прорезей для глаз. Что он там ожидал узреть – не знаю, но заорал он вполне прилично. Из его воплей я поняла только одно – теперь наш Гоша стал холерой и чумой.
Собака пришла в ужас и начала угрожающе рычать. Когда Гоша признался, что теперь он – глухота гадюки и вымя кикиморы, кошке тоже стало не по себе. Она спрыгнула с моих коленок и ринулась в атаку на холерную гадючью глухоту. Вполне вероятно, слов она не понимала, скорее всего, ее привлекла нитка, которая болталась на подоле Гошиного плаща, но дело не в этом. Масяня с какого-то перепугу сиганула на ни о чем не подозревающего Гошу и, втыкая в него когти, забралась на самую вершину. То есть на голову великого мага. Который решил, что демон вызван удачно и теперь пытается содрать с него скальп.
Ободренная успехом Масяни, в бой кинулась Мика, вцепившись в плащ. За который она тянула, насколько хватало сил. Дважды ей досталось Гошиной шпагой, отчего она разъярилась не на шутку и повалила мага вместе с кошкой на пол.
Понимая всю опасность своего положения, Гоша упирался как мог. Он не желал быть выкинутым из треугольника. Хотя, по моему разумению, круг в данной ситуации был ничуть не лучше.
Отсмеявшись, я принесла Гоше воды. Приложив стакан к нижней прорези для глаза, Гоша шумно отпил пару глотков. Пнул кошку, но не сильно – плащ мешал. Тогда он избавился от него. Мика и Масяня бросились на бархат как на злейшего врага и терзали его до лоскутного состояния.
– Кому расскажи – не поверят! – От моей реплики Гоша заметно скис.
– Но ты ведь никому не расскажешь? – заискивающим голосом поинтересовался он.
– Нет. Ты ведь обещал заплатить за аренду помещения, – неблагородно намекнула я.
Мне не стыдно было. У него денег кура не клюет. Потому как нет у него куры. Шучу. В общем, много у Гоши денег. И порой он тратит их на такую хрень, что в моем случае можно сказать – заплатил за полученный опыт. Ну, и оказал мне материальную помощь на покупку новых брюк.
– Я тебе вот что посоветую, сатанист ты наш, рассказывай всем, что вызывание прошло удачно. Бесы вселились в кошку и собаку и пытались тебя растерзать. Если что, я подтвержу. Мы дураки – надо было на видео все заснять. Реально – вселение бесов было.
Преисполненный благодарности, Гоша помог мне прибраться в комнате, свалил ошметки плаща в помойное ведро и даже попытался ласково поговорить с Микой. Но Мика ему не доверяла. Собаки и кошки – они гораздо умнее людей. Я вам правду говорю. Им бы никогда не пришло в голову столько всего сделать ради сомнительного удовольствия быть оттраханным каким-то неведомым демоном. Пусть даже и не по-настоящему.
СоветЕсли вы верите в озабоченность Сатаны вашей персоной и от этого трясетесь со страху – то проще всего жить так, чтоб перестать вызывать у него интерес. Живите по совести и правильно. Это трудно, но со временем войдет в привычку, и Сатана забудет о вашем существовании.
Глава 20 Простой урок
– Задание тебе предстоит такое, – вразумляющим голосом сообщила бабка. – Идешь в родительскую квартиру и целый день наблюдаешь за прохожими. В окно. Так, чтоб они тебя не видели.
– Целый день? – встревожился Арсений.
– Ну, перерывы на еду и туалет делай. Музыку из ушей вытащи. Чтоб не отвлекала.
– А думать можно? – с издевкой спросил Арсений.
– Можно. Хоть удумайся. Главное – что? Главное – вечером, когда стемнеет, ты мне дашь полный отчет о своих выводах.
Припечаленный, Арсений поехал домой. По пути он начал искать положительное в отрицательном. Ему этот урок показался тупейшим и бессмысленным. Зряшной тратой времени. Он же не соседка снизу, Раиса Петровна, которая подобным образом проводит целые дни. Он ведь уснет прямо у окна. Или телик включит. Хотя бабка вмиг это просечет – лучше уж выполнить задание, раз сам согласился на обучение.
«Итак, я, как последний дурак, буду наблюдать за прохожими. Но если сравнить этот урок с поисками самодостаточности – лучше уж в окно смотреть. Ничего умного я там не увижу, и бабка скажет, что я невнимательный. А поэтому вот мы что сделаем».
«Итак, я, как последний дурак, буду наблюдать за прохожими. Но если сравнить этот урок с поисками самодостаточности – лучше уж в окно смотреть. Ничего умного я там не увижу, и бабка скажет, что я невнимательный. А поэтому вот мы что сделаем».
И он без зазрения совести перезвонил мне.
– Больше часа выделить на это дело я не могу. – Я и так ему одолжение сделала, у меня дела и поинтереснее есть, чем в окно пялиться, я, между прочим, занята – фигней страдаю.
Вот придурок, сначала пропадает, а потом как ни в чем не бывало просит об одолжении.
Но мне тоже было интересно узнать, для чего все это бабка придумала. Заручившись стопудовым обещанием рассказать про бабкины выводы, я завалила подоконник едой, поставила бокал с чаем, а рядом положила часы. Чтоб не пересидеть.
Арсений поступил точно так же. Жевал бананы и осторожно выглядывал из-за занавески тоскливым взглядом безработного снайпера. Первое наблюдение было бессмысленным во всех отношениях. Слева располагался новый и, по всей вероятности, большой магазин. Половина прохожих возвращалась оттуда, груженная сумками. Были еще собачники. Была одна бабка с котом на поводке. Были автолюбители и гопники. В общем, народу много, а толку – ноль. Преодолев желание позвонить мне, Арсений собрал с пола шкурки от бананов, снова пристроился на табурет и бестолково просидел на нем час.
– Я свое время отнаблюдала. Выводы – вечером. – Злорадство в моем голосе заставило Арсения задуматься.
Он понял, что мне удалось заметить что-то неординарное. Строя разнообразные и нелепые предположения, он вдруг заметил, что парень в шортах сбавил шаг и завертел головой. Словно на него птичка нагадила. Парень был или узбек, или казах. Арсений так и не научился различать эти южные национальности. Думая о сложностях идентификации гастарбайтеров, Арсений с некоторым удивлением заметил, как под его взглядом занервничала бабушка с котиком. Ссутулилась и потащилась к парадной, слегка поглядывая вверх. Бабку он знал лично. Она немного психопатическая была.
Днем он уже без труда определял всех «нерусских» прохожих, прочие на его окно не смотрели. За исключением тех, кого он называл «психопатами». Я назвала их «неврастениками». Так что наши выводы почти совпадали.
– Взгляд чуют хищники и жертвы, – излагала я результаты наблюдений, созвонившись вечером с Арсением. – И коты. И некоторые собаки. Неуверенные в себе. Птицы не обращают внимания, как и большинство детей. Алкашам вообще по фигу. Но если он не угашенный, а слегка выпивши – еще как чует.
– Не тараторь, я записываю! – вопил Арсений в трубку.
– Еще вот что: если чел увлеченно говорит по мобилке, то тоже начинает беспокоиться, но не так активно, как хачики.
– Кто? Опять ты это слово употребила!
– Употребила хачиков?
– Ты поняла, что я сказал!
– Да ладно тебе. Не буду я больше.
Спасибо мне он не сказал. Поехал к бабке и, доложив о результатах исследования, ждал ее приговора.
– Я не поняла. Ты больше мне ничего не хочешь сказать? – разочарованно протянула бабка. – А где же выводы?
Арсений приуныл. Он думал, что его и мои умозаключения и есть выводы. И неплохие, между прочим.
– Думай. Пять минут тебе на размышления.
Арсений сделал вид, что соображает, – наморщил лоб, прикрыл глаза и сквозь ресницы рассматривал травинку, неведомо откуда попавшую на чистый пол.
– Ладно. Подскажу. Наведу на мысль, так сказать, – смягчилась бабка. – Если ты правильно все делал и не метался перед окном как макака в клетке…
Арсений закивал, показывая свою послушность.
– Как, по-твоему, человек на улице мог почуять твой взгляд? Правильно – обычным способом – никак. Чтобы человек обратил на тебя внимание, его нужно привлечь. Окликнуть. Дотронуться.
– Кинуться в него камнем, – обрадовался Арсений.
– Чаво? Ах да. – Бабка похлопала веками, отчего стала похожа на ошеломленную ящерицу. – Камнем – верх вежливости. Так ответь мне, многоумный мой внук, почему они реагировали на твое внимание?
Вообразив, как он окликает прохожих камнями, Арсений слегка отвлекся от темы беседы. Настал черед умственных терзаний.
– Что есть человек? Тело. Ум. Нервы. Эмоции всякие. Еще есть сколько-то чувств. Слух, зрение… – Арсений замялся. – Осязание!
– И дальше что? – не отступала бабка.
– Да вроде как ничего.
– Но ты сам видел, как дело было? – Бабка начала впадать в раздражение.
– Я пи́сать хочу! – выкрикнул Арсений и улепетнул в сортир.
Откуда позвонил мне, чтоб выяснить мое мнение.
– Я не ломаюсь. Мне просто смешно, – обрадовалась я. – Ты сам видишь, это мне у нее учиться нужно. Я на лету схватываю.
– Ты не схватываешь. Ты меня убиваешь. Она сейчас заподозрит неладное. Отвечай, а?
Объяснив ему свою версию, я загордилась. Ну да, я умнее. Я проницательнее. Я лучше Арсения в сто раз. Именно я пригодна для ведьмовства. Но, кроме меня, про это никто не знает. Сволочизм.
– Не думала, что слив мочи так улучшает качество мыслей, – удивилась бабка. – Ну что ж, в главном ты прав. Кроме тела есть то, что важнее его, и именно оно, как антенна, принимает сигналы.
Мигом вообразив улицу, вереницу людей, утыканных антеннами и даже спутниковыми тарелками, Арсений слегка прифигел.
– Бабушка, ты ничего не путаешь?
– Я-то не путаю, это ты снова мыслишь примитивно. Самое простое для тебя объяснение – понятие «личное пространство». Слыхал про такое?
Пришлось снова пофантазировать. Теперь человек Арсению представлялся как косточка в персике. Или как червяк в яблоке, что сути не меняло.
– А оно какое – это пространство?
– Тьфу на тебя! Это я упростила до безобразия.
Бабка взяла лист бумаги и нарисовала сутулую кракозябру, сильно смахивающую на пустую бутылку, по всей видимости решив окончательно добить внука.
– Это я? – обиделся Арсений.
– Без разницы. Кто-то. А вот это – он, но более настоящий.
Круг, в котором сидела кракозябра, был кривой но большой.
– Он разный бывает. У кого как.
Бабка снова взялась за карандаш, и теперь кракозябре повезло еще больше – второй круг был совсем замечательный.
– Я так и не понял, как они мой взгляд замечали? – пришибленно улыбаясь, поинтересовался Арсений.
– Для особо одаренных объясняю. Вот этот – он все чувствует. И взгляд в том числе. – Бабка потыкала карандашом в пространство второго круга.
Убитый ее ответом, Арсений предпочел промолчать. Теперь весь живой мир представлялся ему пеной из мыльных пузырей. Некоторые лопались. Некоторые улетали. Ему стало грустно.
– Не нравится? – В проницательности бабке не откажешь.
– Нет. Я теперь не пойму, кто я.
Подумав пару секунд, бабка нарисовала пустой круг.
– Это снова я?
– Это тот, кто все растерял. Наркоман, например. Или овощ в человеческом облике.
– Как мыльный пузырь, – обрадовался Арсений.
– Точно. У кошек похожая сущность. Но они все-таки с начинкой. А эти – абстрактные животные.
– Я, пожалуй, подумаю. Осмыслю, так сказать. Мне время нужно. – Арсений устал от бабкиных уроков.
К ночи у него разыгралась совесть, и он решил позвонить мне.
– А я все иначе представляла. – Мое удивление порадовало Арсения.
– Знаешь, меня так задрало это обучение. Ни фига я не понимаю. Я только вообразить кое-что могу. И то неправильно.
– Не парься. Главное – выработать навыки. Не каждому теория нужна. Некоторые только практикой занимаются. Вот водитель дорогущей иномарки не должен знать, как она устроена. Но он умеет на ней ездить. Ну, ты понял?
Похоже, его устроило и успокоило мое сравнение. Во всяком случае, на этот раз он сказал мне спасибо, что за ним редко водилось.
Второй совместный урок мы провели на улице. Втроем. По неясным мотивам бабка велела пригласить меня на прогулку. Арсений удивился, но согласился с радостью.
– Чтоб мне удобнее было, смотрите только на людей перед метро. А то мне головой вертеть несподручно, – предупредила бабка.
– И что мы должны увидеть?
– Тут дело такое – либо ничего, либо то, что нужно. Задание несложное. Вычисляйте жертву.
– Я уже! – обрадовалась я.
– Что «уже»? – слегка растерялась бабка.
– Уже вычислила. Жертва номер один – это я. По вашей вине, между прочим.
– Теперь ты чем недовольна? Тебя как позвали, так и послать могут.
– Тогда жертва номер два – вон тот мужик с рекламой на груди, – выдвинул предположение Арсений.
Поняв, что условия задания мы либо не поняли, либо придуриваемся, бабка сочла нужным добавить объяснений. После чего мы прониклись сутью роли жертвы. Оставалось ее отыскать.
Следующие минут десять сидели молча. Бабка думала о своем, а мы, как жадные голуби, вглядывались в лица прохожих. Люди либо прогуливались, либо спешили. Нарядные, одетые просто, нарочито вычурно, в деловые костюмы. Мелькали сосредоточенные лица, веселые и грустные, много безразличных, злых тоже хватало. У многих женщин среднего возраста уголки ртов опущены, как неправильно подвешенная над дверями подкова. Такая счастья в дом не принесет.