— Ты, в общем-то, прав, — медленно протянул Снейп, — но человек — существо само по себе социальное. Ты не можешь просто жить так, как тебе хочется. Всегда приходится идти на компромиссы и уступки, когда общаешься с другими людьми.
Гарри усмехнулся и внимательно поглядел на зельевара.
— А вы-то сами, я смотрю, не очень социальный человек и на уступки не идёте.
Снейп закатил глаза и вздохнул.
— Давай не будем говорить обо мне. Мой пример крайне неудачен.
— Почему? Вы же нормально живёте, но при этом ни с кем толком не общаетесь. Вам не нужно кого-то слушать, под кого-то подстраиваться.
— Да, в этом и есть вся прелесть одиночества.
— Значит, проще всё-таки быть одному? — сощурившись, спросил Гарри.
— Смотря кому. Тебе — нет.
— Почему?
— Потому что Гарри Поттер и в одиночестве — нонсенс.
— А если не Гарри Поттер? Если просто Гарри?
Снейп вздохнул и устало потёр переносицу.
— Тогда тебе нужно было поступать на другой факультет. Он бы научил тебя жить так, как тебе хочется, но при этом успешно гармонировать с обществом.
— Носить маску? — тихо спросил Гарри.
— Да, — после паузы отозвался Снейп. — А твой факультет на протяжении пяти с половиной лет учил тебя обратному.
— А откуда вы знаете, что Сортировочная шляпа предлагала мне поступать в Слизерин? — прищурился Гарри.
— Знаю, — неопределённо ответил Снейп, усмехнувшись.
— А вы как считаете, мне нужно было с ней соглашаться?
К удивлению Гарри, Снейп надолго задумался, глядя на огонь в камине.
— Я не знаю, — наконец нарушил он тишину. — Поступи ты в Слизерин, твоя жизнь сложилась бы совсем иначе.
— Лучше или хуже?
— Не лучше и не хуже. Просто иначе. Пойми, не факультет делает человека тем, кто он есть, а человек олицетворяет факультет. Любое незначительное изменение могло бы сильно отразиться на твоей судьбе.
— Например? — заинтересованно спросил Гарри: беседа начала его увлекать.
— Например… Взять хотя бы Драко Малфоя. Ещё неизвестно, куда завела бы тебя ваша дружба. Или его.
— Я бы не стал дружить с Малфоем, — вспыхнул Гарри.
— Стал бы, — усмехнулся Снейп. — Вы с ним во многом похожи. Сейчас, правда, вы похожи полярно, если ты понимаешь, о чём я говорю. Потому что оказались не только на разных факультетах, но и по разные стороны баррикад в войне. Но вас всё равно друг к другу притягивает, пусть даже и при помощи негатива. Попади вы на один факультет, было бы то же самое. Только ваши отношения построились бы по другой схеме, вот и всё.
— Никогда не думал об этом, — честно признался Гарри. — Хотя он предлагал мне свою дружбу, ещё в поезде.
— Да, но, кажется, ты уже тогда принял решение о том, на какой факультет ты бы не хотел поступить.
— Ну, а что я должен был думать после рассказа Хагрида о том, что из Слизерина выпускаются одни только тёмные волшебники?
— Да, здесь Дамблдор постарался, — задумчиво произнёс Снейп. — Он начал волноваться о твоём поступлении ещё за год до того, как к тебе стали приходить письма.
— Значит, Хагрид приехал за мной не случайно?
— Разумеется, нет. Ты разве не заметил, что у Дамблдора ничего не бывает случайно? — почему-то раздражённо отозвался Снейп.
Гарри вздохнул и покачал головой. На минуту в гостиной повисла тишина.
— В любом случае, — наконец заговорил Гарри, — в том, что случилось сегодня в Норе, виноват я. Но исправлять ничего не хочу. Я не могу жить жизнью, которую мне навязывают. Пусть даже я останусь один, но мучаться, по крайней мере, не придётся.
— Находясь на виду у публики, тяжёло остаться собой, — мрачно вставил Снейп.
— Да не новая я знаменитость! — вспыхнул Гарри. — Это не более чем навешанные на меня ярлыки.
— Однако они есть. И тебе от них никуда не деться. Именно поэтому ты не сможешь жить в одиночестве. К тому же, как мне кажется, ты не очень-то и хочешь остаться один. Ты сейчас просто расстроен и зол, поэтому так говоришь. Но в действительности ты не знаешь, что такое одиночество.
— К сожалению, знаю. Я был один на протяжении десяти лет, пока мне не прислали письмо из Хогвартса. Только это было плохое одиночество. А где-то… наверняка, есть хорошее. — Снейп никак не прокомментировал эту фразу, только тяжело вздохнул. — Ладно, мне больше не хочется говорить об этом. Эта тема навевает на меня тоску.
— Хорошо. А о чём же ты тогда хочешь поговорить?
— Я хочу… — начал Гарри, но запнулся. Внезапно ему в голову пришла интересная идея. — Я подумал насчёт подарка. Вы, пожалуй, сможете мне его сделать. Вам для этого даже не придётся ничего делать.
— Совсем ничего? — Снейп изучающе посмотрел на Гарри и поднял бровь. — Ну, если ты хочешь смотреть, как я сижу и пью чай, то, пожалуй, не придётся.
— Я имел в виду, что это кое-что нематериальное.
— И что же?
Гарри повернул голову и посмотрел зельевару прямо в глаза.
— Расскажите мне о моих родителях.
Снейп с громким стуком поставил чашку на стол. Причём получилось это совершенно случайно.
— Это немного не то, чего я ожидал, — напряжённо проговорил он.
— Если вам настолько неприятна эта тема, то можете ничего не говорить.
— Смотря что бы ты хотел услышать.
— Даже не знаю. Вы знали мою маму?
— Ты ведь знаешь, что мы поступали в один год.
— Знаю. Я имел в виду, знали ли вы её до школы? — прищурившись, спросил Гарри.
— С чего ты взял, что я мог знать её раньше?
— В энциклопедии написано, что вы жили в тупике Прядильщика. Это совсем рядом с тем местом, где жила моя мама в детстве. Вот я и подумал, что вы…
Гарри умолк под напряжённым взглядом Снейпа. Вид у того был какой-то странный.
— Ладно, неважно, — махнул рукой Гарри. — Забудьте, что я об этом спрашивал.
В гостиной опять повисла тишина. Гарри мысленно ругал себя за то, что вообще затронул болезненную для профессора тему. Действительно, с чего это он вообще взял, что Снейп мог иметь к его матери какое-то отношение? Гарри усмехнулся себе под нос и покачал головой. Но то, что в следующую секунду произнёс Снейп, просто лишило его дара речи.
— Да, я знал её, — тихо проговорил Снейп. Гарри открыл рот и повернулся к нему всем корпусом. — Но для этого мне понадобится что-нибудь покрепче чая, — усмехнулся зельевар, встал и подошёл к серванту, чтобы налить себе бокал вина.
Гарри сопровождал его действия изумлённым взглядом. Снейп снова вернулся в кресло, сделал глоток вина и задумался, собираясь с мыслями. И Гарри почему-то показалось, что в этот момент Снейп тщательно обдумывает то, что может ему рассказать.
— Первый раз я увидел твою маму, когда мне было семь, — наконец заговорил Снейп. — Мы жили на отшибе, и Эвансы стали ближайшими соседями, когда переехали. Она с самого начала показалась мне не совсем обычной девочкой. И только спустя два года я понял, что она — волшебница, как и я. Когда я сказал ей об этом, она сначала не поверила, но мне удалось её убедить. И через два года мы поехали в Хогвартс.
Снейп замолчал и посмотрел на Гарри.
— М-да, длинная история, — проворчал тот.
Снейп издал тихий смешок.
— А что ты ещё хочешь, чтобы я тебе рассказал?
— Не знаю. Сами решите. Я был бы рад любому рассказу. Потому что почти все, с кем я общаюсь, хоть немного знали моих родителей. И я только и слышу: «Ах, Гарри, как ты похож на своего отца», «О, Гарри, у тебя глаза твоей матери», «Надо же, ты такой талантливый, квиддич у тебя в крови». А мне остаётся только глупо улыбаться, потому что я понятия не имею, о чём идёт речь.
Снейп пожал плечами.
— Лучше спроси, что тебя интересует.
— Боюсь, вам не понравится мой вопрос.
Зельевар закатил глаза.
— Задавай уже.
Гарри задумался, как бы покорректнее сформулировать мысль.
— Моя мама за вас заступалась, — наконец просто выдал он, не обременяя себя лишними уточнениями: оба и так прекрасно знали, о чём идёт речь. — Значит, вы дружили с ней в школе?
— Какое-то время, — после паузы ответил Снейп.
— И когда это прекратилось?
— Ты видел, когда и как это прекратилось, — прошептал Снейп, посылая в Гарри недовольный взгляд.
— Вот как… — задумчиво пробормотал Гарри и вздохнул. — Она просто на вас обиделась?
Гарри нервно сглотнул после того, как задал этот вопрос. Он чувствовал себя акробатом, который ходит по тонкой проволоке. Один неверный шаг — и он свалится в пропасть. Читай, один неосторожный вопрос, и он разругается со Снейпом раз и навсегда, после чего его моментально выставят вон из личных комнат зельевара.
Снейп нахмурился.
Снейп нахмурился.
— Не из-за этого. Это просто стало последней каплей. В основном, ей не нравилась компания, с которой я общался.
Гарри понадобилась почти минута, чтобы сформулировать следующий вопрос.
— А… А мой отец? Что-то мне не показалось, что она была с ним в хороших отношениях.
Вопреки ожиданиям, Снейп издал короткий смешок.
— Лили Эванс была слишком умной девушкой, чтобы общаться с такими… — он поморщился и уставился на огонь, стараясь подобрать нужное слово, — лоботрясами, — закончил Снейп, но было понятно, что хотел он сказать совершенно другое.
— Но как-то же я появился на свет, — съязвил Гарри.
— О, да. Твоё рождение стало для многих большой загадкой, — криво усмехнулся Снейп. — В шестнадцать лет твой отец начал резко умнеть и взрослеть. Думаю, именно тогда она обратила на него внимание.
Гарри снова задумался.
— Вы говорили, что каким-то образом всё-таки общались с моим отцом. Как это понимать?
— Ну, когда проводишь на совместных отработках столько времени… — неопределённо ответил Снейп.
— И всё же?
— Я, кажется, уже говорил, что к середине обучения между нами развязалась настоящая война. Факультеты теряли баллы, занятия срывались. Конечно, все преподаватели стремились нас примирить, назначая совместные отработки. Из-за чего, разумеется, тут же появлялись новые. Потому что были редки те ночи в Трофейном зале или Больничном крыле, которые заканчивались мирно. Либо мы просто не убирались, а всю ночь делали домашнее задание, либо мы устраивали дуэли, либо что-то ещё. Но преподаватели упорно не хотели разводить нас по разным углам, так что результат получался каждый раз весьма предсказуемый.
— Сэр, если вы хотите, мы оставим эту тему, — осторожно проговорил Гарри.
Снейп нахмурился.
— Ты хочешь узнать что-то конкретное?
— Не то чтобы… Просто я не совсем вас понимаю. Вы говорите, что вы враждовали, но одновременно общались. Как?
Зельевар усмехнулся.
— Это не было общением в прямом смысле слова. Скорее, взаимовыгодное сотрудничество. Отработки, насколько ты понимаешь, особенно ночные, сбивали режим и очень мешали. Сначала мы пробовали честно убираться всю ночь. Наутро оба сонные и уставшие шли на урок, спали с открытыми глазами и очень вредили собственной успеваемости. Потом мы принципиально перестали убираться и оба засыпали, неважно, будь то Трофейный зал или лазарет. За это, конечно же, получали новую отработку. И вскоре мы поняли, что долго так не протянем. В итоге появилась договорённость. Если на утро предстоял квиддичный матч, Джеймс спал всю ночь, а убирался я. Если с утра первыми парами было Зельеваренье, и мне нужно было прийти со свежей головой, спал я, убирался он.
Гарри усмехнулся и потряс головой. Такими он эти события никогда не представлял.
— Если у вас получалось мирно сосуществовать, то не проще ли было просто прекратить эту вражду?
— Проще, — пожал плечами Снейп. — Но пойми, мы не могли остановиться. Никто не желал сдаваться первым, поэтому это было похоже на снежный ком. На каждую издёвку незамедлительно следовал ответ.
— Например? — выдохнул Гарри.
— Например, на следующий день после злополучного экзамена по ЗОТИ твой отец пришёл на Историю магии в пижаме. Только его в тот момент спасти было некому, — со злорадной ухмылкой добавил Снейп.
— В смысле, некому? — нахмурился Гарри.
— Если тебе интересно, чем закончилась эта трагическая и душещипательная история у озера, то пришёл мой однокурсник, разоружил Джеймса и разогнал всю толпу. В тот же вечер мне удалось подмешать твоему отцу в тыквенный сок галлюциногенное зелье. Как — не спрашивай. У этого зелья был совершенно определённый эффект. Джеймс всегда опаздывал на Историю магии, так что к тому моменту, когда он вставал, в его спальне уже никого не было. И я это знал. Из-за зелья у него была иллюзия, что он снимает пижаму и натягивает на себя форму. Хотя он всего лишь переодел свою ночную одежду. Вот в таком виде он и пришёл на урок.
Гарри невольно прыснул от смеха и расплескал чай. Действительно, даже Ремус в жизни не рассказал бы такое.
— Так всё-таки, кто прекратил это первым? — уже осмелев, спросил Гарри.
Однако Снейп тут же посерьёзнел и надолго задумался. Когда же заговорил, казалось, он взвешивает каждое слово.
— Думаю, что никто. Это прекратилось само собой после рождественских каникул на шестом курсе. Я уехал тогда и… — зельевар сделал паузу, нахмурился, но всё-таки закончил мысль: — Я принял Метку в рождественскую ночь. В школу я вернулся уже Пожирателем. То ли он каким-то образом узнал об этом, то ли просто догадался. В общем, он резко потерял ко мне интерес, и до конца школы мы от силы перебросились всего несколькими словами. Вот и всё.
— Вы получили Метку на Рождество? — изумлённо спросил Гарри.
— Да. Так что сегодня… — Снейп горько усмехнулся. — Сегодня у меня маленький юбилей, — закончил он и залпом осушил свой бокал. — Но об этом я никогда не буду говорить, — предостерегающе посмотрел он на Гарри.
— Я и не собирался об этом спрашивать, — поспешил заверить его Гарри. — В конце концов, я просил вас рассказать только о моих родителях. Лучше, конечно, о маме. Как я понимаю, вы общались с ней даже больше, чем Сириус или Ремус.
— О твоей матери… — задумавшись, повторил Снейп. — Что ты хочешь, чтобы я рассказал?
— Всё. В смысле, всё, что хотите. Какой она была, как она училась, как она жила в детстве. Всё, что можете.
Снейп почему-то тяжело вздохнул и призвал бутылку вина, чтобы налить себе ещё.
— Твоя мать была удивительной женщиной, — тихо заговорил он. — И не верь никому, если он говорит обратное. Она была по-настоящему доброй, умела сочувствовать, слушать, понимать. А это сейчас довольно редкие качества, — Снейп бросил на Гарри короткий взгляд. — К счастью, как выяснилось, они могут передаваться по наследству. Ты, конечно же, характером пошёл в неё. А Блэка не слушай. Когда он говорит, что ты похож на своего отца, он видит только внешнюю оболочку. Ты совершенно на него не похож. У тебя нет ни тщеславия, ни стремления к признанию.
— Ага, значит, вы всё-таки это признаёте! — улыбнулся Гарри.
Снейп закатил глаза.
— Да. И, кажется, я тебе уже об этом говорил, — зельевар задумался. — Как она училась? Она была одной из лучших учениц курса. Конечно, после меня, — с лукавой улыбкой добавил он. — Она блистала в Чарах и Трансфигурации, ей легко давались зелья. С моей помощью, — усмехнулся профессор. — Её все любили. И её сокурсники, и учителя. Она умела ладить со всеми. А что до её детства… Насколько я знаю, её родители жили в мире и согласии. Правда, сестра завидовала ей, когда Лили поступила в Хогвартс.
— Тётя Петунья? — поморщившись, спросил Гарри. — Завидовала? Да она же ненавидит магию и всё, что с ней связано.
— Поэтому и ненавидит. Она оскорбляла Лили при любом удобном случае. Хотя за всем этим скрывалась только зависть, не более того. Как-то раз она даже… — Снейп издал тихий смешок и пригубил ещё вина. — Она написала письмо Дамблдору, чтобы её тоже приняли в Хогвартс. Уж не знаю, как её письмо вообще дошло. Но Альбус его получил, прочитал и дал соответствующий ответ. После этого отношения Лили и её сестры окончательно испортились.
— Тогда всё ясно, — тяжело вздохнул Гарри.
— Что ясно? — немного рассеянно спросил Снейп.
— Ясно, почему она меня так ненавидит. У неё была причина ещё с детства. И не у неё одной, — Гарри бросил быстрый взгляд на профессора, но тот его заметил.
— Ты имеешь в виду, — со вздохом начал он, — что дома ты страдал, потому что ты — сын своей матери, а в школе — потому что сын своего отца?
— Вроде того, — усмехнулся Гарри. Более корректно сформулировать мысль не удалось бы даже ему.
— Дети всегда, как бы это ни было несправедливо, отвечают за поступки своих родителей, — пробормотал Снейп, отпивая ещё вина. — За шестнадцать лет мог бы уже и привыкнуть.
— Да я-то привык… — Гарри лукаво посмотрел на зельевара. — Но всё-таки хорошо, что хоть что-то меняется в лучшую сторону.
Снейп поймал его взгляд и улыбнулся.
Они просидели в комнатах профессора до глубокой ночи. Снейп ответил почти на все вопросы, которые накопились у Гарри за столько лет. Пожалуй, ещё никогда в своей жизни он не узнавал столько нового и интересного о своём прошлом и о прошлом своих родителей. Гарри старался больше спрашивать о матери, полагая, что эта тема окажется для Снейпа не такой болезненной, как рассказы о Джеймсе. Но, как он вскоре понял, всё обстояло как раз наоборот.
Когда речь заходила о Лили, Снейп сразу напрягался и отвечал медленно и вдумчиво, словно отбирая каждое слово. И Гарри никак не мог понять причину такого поведения. Но если же разговор шёл о Джеймсе, профессор не без садистского удовольствия рассказывал о том, как ему удавалось отыгрываться на отце Гарри за шуточки Мародёров. Самым странным было то, что Гарри такие истории ничуть не обижали, а, наоборот, забавляли. Снейп умел интересно рассказывать, полностью завладевая вниманием собеседника. Впрочем, как и во время лекций. Самой запоминающейся историей вечера стала та, в которой у Джеймса, благодаря какому-то заклинанию Снейпа, о котором он наотрез отказался говорить, отросла третья рука, а с утра предстоял матч со Слизерином. Джеймс упорно прятал лишнюю часть тела, пока случайно не схватил ею снитч, за что и был дисквалифицирован. А матч признали недействительным.