– Вы бы ругались с ней из-за ее любовниц?
– Я бы любил ее, чтобы дополнять, а не ограничивать.
– Ну и что же? Все ваши обещания воплотились в жизнь?
– В конце концов мы заметили, что монахи уже не поют свои псалмы. Мы оторвались друг от друга, чтобы посмотреть, чем они были заняты. Но они исчезли. Мы были одни. Никто нас не поучал, не наставлял, не тыкал палками, никто не преграждал нам путь.
Жан широко улыбнулся, как и тогда, в тот памятный день.
– Мы были настолько свободны, что не ощущали никакой надобности куда-либо бежать или от кого-то прятаться. И мы снова принялись бродить под каменистыми сводами церкви. И мы увидели тысячи прекрасных вещей, которых просто не замечали ранее. И тогда мы поняли, что эта красота исчезнет, если мы перестанем любить друг друга.
9
– И поэтому вы поженились? – скептически произнесла Лона.
– Вы достаточно умны, поэтому относитесь к свадьбе с недоверием, – отозвался Жан. – Супружеская жизнь – это выживание, и зачастую – выживание безвольное. Свадьба снова обретет смысл лишь в том случае, если люди начнут писать приглашения, чуть более интересные, чем то, которое Марк получил вчера. Ну, например:
«Жан и Аурелия Сальван рады объявить вам о свадьбе с Лоной Лильясдроттир».
Он посмотрел на девушку с возрастающей симпатией, и тотчас ему в голову пришла новая идея:
– Или вот еще, тоже неплохо:
«Сегодня утром Лона Лильясдроттир стала законной женой Эммануэль и Аурелии Сальван-Солаль и Петры Сен-Милан. В этой связи трое мужей вышеупомянутых особ совместно женились на Алекс Ирис, Маре Силоэ и их дочери Шевретте».
* * *К удивлению Жана, Лона не стала оспаривать его новаторские идеи. Ее доверительный ответ резко изменил мнение Жана насчет ее неприступности и сексуальных предпочтений:
– Вообще-то я не стану возражать против брака, пусть даже с мужчиной, если только буду уверена, что смогу выходить замуж достаточно часто и при этом не прослыву нимфоманкой или шлюхой. Как вы думаете, наступят ли времена, когда женщину будут считать тем более нравственной, чем большее количество обручальных колец поместится на ее пальце?
– Все возможно, – произнес Жан, – при условии, если в обществе изменится само представление о верности. Вместо того чтобы выполнять роль своего рода контракта по приватизации, брак будет учить мужчину любить в своей жене влечение, которое она испытывает к другим. И напротив, женщина перестанет осуждать достойного мужа за его связи с другими женщинами. И тогда исчезнут вечно молчащие мужья и женщины – частная собственность. Семейный очаг перестанет быть просто надежной крепостью. Он будет игровым полем, отправной базой.
– Но без детей?
– Почему же? Но только это будут дети ветра, дети облаков, которые уже в юном возрасте смогут исследовать планеты, освещаемые разными солнцами одновременно.
– Как по-вашему, я уже слишком стара для исследования новых миров?
– Если вы считаете, что уже все повидали в этом мире, тогда у вас есть время найти способ попасть в другой. Но нельзя терять ни минуты!
* * *Глаза девушки засверкали. Жан жалел лишь об одном: что она перестала теребить свои соски под рубашкой.
– Я видел вас уже с десяток раз на картинах Аурелии и все равно не узнаю, – сказал он. – Быть может, потому, что на этих картинах вы всегда обнажены?
– Я раздеваюсь лишь в том случае, если хочу заняться сексом, – ответила Лона.
– А если вы хотите поплескаться в море?
– На море я всегда занимаюсь сексом.
– А если вы принимаете ванну или спите?
– Тогда я занимаюсь сексом сама с собой.
Лона рассмеялась:
– А иначе почему бы Аурелия стала меня рисовать?
Затем она посерьезнела и спросила:
– Вот вы рассказали, как колени Аурелии помогли вам влюбиться. Знали ли вы, что сегодня она собиралась нарисовать колени Эммануэль?
– Нет. Но я не удивлен. В некоторых вселенных параллельные прямые иногда пересекаются.
Лона вдруг резко задрала юбку, обнажив колени.
– Как по-вашему, – спросила она, – что бы со мной произошло, если бы я поехала в Лалибэлу?
– Эфиопского аскета не следует искушать дважды, – ответил Жан.
III. Прелесть, которая не должна[46]
1
Неожиданно, без какого-либо звукового или светового оповещения, из одного из магнитофонов раздался гнусавый голос: причудливая смесь просторечного говора и неуместных возвышенных интонаций.
– Привет, Лукас! Это Хироши. Я так и не нашел никаких противопоказаний для твоего кристаллоида. Я ввел дополнительные дозы всем простейшим и многоклеточным в моем зверинце, предварительно покормив их недоваренным сукияки[47] и испортившейся тэмпурой[48]. Им от этого не стало ни горячо, ни холодно. Даже гусиной кожей не покрылись. Из этого можно сделать вывод, что твоя пациентка замерзла не из-за твоей оригинальной идеи. Причина явно в другом. Чао!
* * *Эммануэль попыталась завязать разговор:
– Эй! А сама пациентка имеет право высказать свое мнение?
Но короткий звуковой сигнал дал понять, что Хироши уже отключился.
– Что ж, ладно! Однако вам бы следовало знать, самурай, что некоторые очень даже большие огорчения не оставляют следов, – процедила она сквозь зубы.
«Здесь никогда нельзя знать наверняка, записывает ли ваши слова казалось бы выключенный робот».
Но вот в том, чтобы ее тайком снимали на камеру, она не видела никаких неудобств: скажем, ноги, которые она закинула на подлокотник кресла космонавта, по мнению самой Эммануэль, были довольно фотогеничны.
У нее не было времени, чтобы начать беспокоиться по поводу отсутствия Лукаса. Ключ с цифровыми отпечатками пальцев теперь работал исправно, так что теперь Эммануэль могла непринужденно расположиться в доме, даже когда приходила раньше хозяина.
Однако же время шло, и это приводило девушку в недоумение. Никогда еще ее любовник не заставлял Эммануэль так долго ждать.
«Придется снова все делать самой!» – посетовала она вслух.
Не то чтобы она подозревала его в некоторой невнимательности или рассеянности: напротив, она бы была только рада, если бы он расслабился. На протяжении последних дней Лукас походил на комок нервов. Но девушка знала, что спрашивать Лукаса о занимавших его проблемах было пустым занятием. Не помогли бы никакие ухищрения: про трудности в лаборатории Лукас не рассказывал никому.
С изумлением Эммануэль вдруг осознала, что задремала прямо так, сидя поперек кресла… и что Лукас все еще не пришел.
С ощущением некоторого беспокойства и досады она ушла, предварительно нацарапав на черной доске:
«Господа из Марамуйя, вам нужно усовершенствовать свою технику. Чтобы вылечить фригидность, я готова на использование лазера».
2
Марк не узнал ничего нового, когда попытался связаться с молодым ученым по телефону:
– Вы не забыли про подарок?
– Только о нем и думаю, – проворчал Лукас.
– Превосходно. Вы нашли какую-то оригинальную идею?
– Найти – еще ничего не значит. Нужно, чтобы это работало.
– У вас проблемы?
– Проблемы – это моя работа.
Марк попытался разговорить Лукаса:
– У вас осталась всего неделя!
– Время в данном случает не играет никакой роли. Мне нужно все как следует обдумать.
– Ну, тогда я спокоен, – заверил его Марк.
– Я рад за вас, – коротко отозвался Лукас.
* * *Через некоторое время Марк повторил звонок:
– Ну, как дела? Ваш прибор работает?
– Похоже на то.
– Превосходно! Когда я смогу его получить?
– Я вам позвоню послезавтра.
– Но это уже последний день!
– Ничего. В любом случае раньше закончить не получится.
– Вот как? Почему же?.. Впрочем… Ладно, хорошо.
Марк не решился пригласить Лукаса на обед или ужин. Эммануэль заверила его, что молодой человек не ест, не пьет и не занимается любовью, когда речь идет об общепринятых обычаях.
Марк честно пытался подавить в себе нетерпение. Вплоть до назначенного дня. Но именно в тот самый день все его волнения, все переживания разом обнаружились. Целый день он провел у телефона, беспрестанно натыкаясь на автоответчик Лукаса. Он не мог знать, что тот в свою очередь тщетно пытался дозвониться до Марка, а в итоге говорил с его секретаршами. Эти куклы настолько вывели его из себя, что он даже сообщения не оставил.
Впрочем, ближе к вечеру им все же удалось переговорить.
– Мне нужно срочно вас увидеть, – сказал Лукас.
Марк сокрушенно ответил:
– Это невозможно! Через четверть часа я должен быть с женой на собрании Общества друзей Кьеркегора[49]. Не смейтесь! Вы знаете Пелсажа, шофера из «Алеф Альфа»? Это он нас пригласил, и я не могу ему отказать. К тому же там будет выступать с докладом одна моя давняя знакомая. Она настоящий гений.
Впрочем, ближе к вечеру им все же удалось переговорить.
– Мне нужно срочно вас увидеть, – сказал Лукас.
Марк сокрушенно ответил:
– Это невозможно! Через четверть часа я должен быть с женой на собрании Общества друзей Кьеркегора[49]. Не смейтесь! Вы знаете Пелсажа, шофера из «Алеф Альфа»? Это он нас пригласил, и я не могу ему отказать. К тому же там будет выступать с докладом одна моя давняя знакомая. Она настоящий гений.
Помолчав несколько секунд, Марк добавил:
– Я вишу лишь одно решение проблемы: после конференции я уйду с ужина, сославшись на то, что у меня есть срочные дела по работе. Таким образом, у меня будет время забрать подарок из лаборатории и вернуться домой до прихода Эммануэль.
– Нет, это я приду к вам, – отрезал Лукас.
Момент для выяснения отношений был крайне неподходящий, и Марк, с плохо скрываемым раздражением в голосе оттого, что собеседник отказывается пускать его на свою территорию, сухо произнес:
– Как пожелаете. Приезжайте к одиннадцати или к половине двенадцатого.
– Договорились.
* * *После этой беседы у Марка несколько испортилось настроение, хотя сам он не мог понять почему. Возможно, виной всему небольшая натянутость в их разговоре?
На протяжении всего вечера Марк был крайне неразговорчив, так что Эммануэль почувствовала большое облегчение, увидев, как этот хмурый медведь покидает ресторан после первого блюда.
– Что это на твоего мужа нашло? – неодобрительно полюбопытствовала Сюзанна Брёггер. – Ему так не понравилось мое выступление?
Тут вмешался Пелсаж: он знал, что Эммануэль не слишком хорошо умеет успокаивать людей.
– Напротив! – заверил он. – Месье и мадам Солаль слушали вас с большим интересом, особенно когда вы делились с нами предложением Сёрена Кьеркегора покрасить всем женщинам головы в зеленый цвет, чтобы по невнимательности не перепутать их издалека с человеческими существами.
Эммануэль с сожалением вздохнула:
– Если бы я только знала об этом раньше!
Она подмигнула водителю, но никто из гостей не догадался о ее намеке. В самом деле, в тот вечер цвет ее кожи ничем не отличался от цвета кожи всех присутствующих за столом.
А в это время вернувшийся домой Марк прямо-таки сгорал от нетерпения.
Наконец долгожданный звонок в дверь успокоил его расшатанные нервы. В результате он чуть было не набросился на своего гостя. И ему понадобилось некоторое время, чтобы в полной мере осознать ужас своего положения, когда Лукас прямо с порога заявил ему:
– Подарка не будет, черт возьми.
– Как так? – невнятно проговорил Марк.
– То, что я хотел вам принести, не работает.
– Не могу в это поверить, – отозвался Марк тоном человека, которому вдруг сообщили о кончине близкого родственника.
– Ну, так уж получилось.
– Что же произошло?
– Понятия не имею. Не работает, и все тут.
– А… когда это заработает?
– Возможно, никогда.
Марк все еще держался за соломинку:
– Но, может быть, у вас есть другая идея?
– До завтра я точно ничего не придумаю. А вот вы – вполне.
Марк ответил с горечью в голосе:
– Неужели вы действительно думаете, что за одну ночь я смогу изобрести то, что вам не удалось сделать за целый месяц?
– А кто вам сказал, что Эммануэль должна получить в подарок именно изобретение? – с насмешкой произнес Лукас, которого взбесило смятение собеседника. – Вам нужно просто встать пораньше и купить ей, ну не знаю, норковую шубу, например!
– В это время года?
– Ну, тогда резиновые сапоги.
– А это уж ваш конек. Тут я вам не советчик.
Неожиданно Лукас расхохотался и подытожил:
– Короче говоря, мы ссоримся, не так ли?
На что Марк ответил:
– Давайте чего-нибудь выпьем. Может, воображение заработает.
* * *Честно говоря, они оба уже и не надеялись найти решение проблемы. Оставалось только просить Эммануэль отсрочить празднование дня рождения и ждать, пока Лукас завершит наконец свое изобретение.
– Боюсь, это уже будет подарок на Новый год! – честно предупредил Лукас.
– Ну, теперь-то уж вы, я полагаю, скажете мне, о чем идет речь, – сказал Марк. – Вы уже достаточно держали меня в неведении.
– Я никогда не рассказываю о моих неудавшихся изобретениях, – вывел его из заблуждения Лукас. – Я же дорожу своей репутацией.
Очередную словесную перепалку неожиданно прервал звонок в дверь.
– Это Эммануэль! – воскликнул Марк.
– Спрячьте меня где-нибудь, – шепотом отозвался Лукас.
– Зачем? – возразил Марк. – Сюрприза для нее у нас все равно нет.
Так или иначе, было уже слишком поздно: она стояла прямо перед ними.
– О! Какая неожиданность! – восторженно воскликнула Эммануэль.
Их в высшей степени растерянный вид порядком ее рассмешил:
– Чем это вы тут вдвоем занимаетесь? Вы сейчас словно улитки, которые запрятались в свои раковины.
– Мы строим тайные планы, – затравленно пояснил Марк.
– Тайные? Что ж, замечательно! Выкладывайте поскорее, чтобы я могла вам сказать, насколько они хороши.
На помощь слабохарактерному Марку пришел Лукас:
– Вообще-то это планы планов, которые касаются будущих проектов. Не стоит говорить о них раньше времени.
Затем он с обеспокоенным видом взглянул на часы и воскликнул:
– Говорить об этом, быть может, еще и рано, но вот время уже весьма позднее! Вы в курсе, что уже за полночь? Пожалуй, я поеду к себе и лягу спать. Спокойной но…
Но внезапное возмущение Эммануэль пресекло все его попытки к бегству:
– Полночь? И ты собираешься уйти? Именно в тот момент, когда я появилась на свет? Ты что, не знал? Ну да, так и есть! Я родилась ровно в ноль часов ноль минут двадцать семь лет назад. Итак, чем вы собираетесь меня порадовать?
Она обняла обоих мужчин, пока те нескладно бормотали: «С днем рождения». Они вовсе не ожидали, что Эммануэль станет отмечать праздник так скоро. Во всяком случае, они полагали, что поздравления девушка начнет принимать уже после восхода солнца.
К слову, Эммануэль осталась не слишком довольна этими неуклюжими излияниями:
– А подарок? У вас ведь есть для меня подарок? Вы же об этом переговаривались, когда я вошла? Вообще-то однажды Марк уже хотел втайне от меня повязать ленту на подарок, подготовленный для меня, и тогда, помнится, он оставил меня одну в какой-то пивной перед вечным выбором: «Отварная говядина или же вареная недосоленная свинина?..» Так что теперь не надейтесь, что сможете водить меня за нос со всеми этими «проектами проектов». Вам следует вручить мне подарок здесь и сейчас!
Мужчины тоскливо переглянулись, впрочем, это никак не помогло им выпутаться из сложившейся неприятной ситуации. После чего Лукас широко развел руками, что в его понимании означало:
«Легко сказать: подарок, подарок! Увы! Видишь: мы с пустыми руками. У нас ничего нет».
Марк взглянул на его руки и счел этот жест оскорбительным: руки Лукаса были неприемлемо пусты.
Он, в свою очередь, тоже развел руками и бросил на свои ладони все тот же негодующий взгляд.
При виде этой картины Эммануэль, казалось, специально усугубила ситуацию, настойчиво повторив:
– Ну и? Когда же я получу свой подарок?
Марка вдруг посетила внезапная надежда на то, что какая-нибудь шальная догадка, озарение сможет спасти положение. Вероятно, его память все же сжалилась и вняла его мольбам, иначе как объяснить то, что неожиданно даже для самого себя он выдал совершенно странный ответ:
– Твой подарок здесь, – сказал он. – Твой подарок – это мы.
3
Но даже несмотря на то, что слова эти были абсолютно необдуманными, а сам Марк слабо понимал их значение, Эммануэль, казалось, только их и ждала.
В ответ на них она захлопала в ладоши и радостно воскликнула:
– Ну наконец-то!.. Подарок, который я ждала больше всего на свете! Я так желала его, и в итоге теперь он мой!
Она схватила мужчин за руки и увлекла их в безумный хоровод. Она пела, смеялась, прыгала, танцевала. Они послушно подчинялись всем ее прихотям, поскольку такая суета давала им повод не думать о неловкости.
Однако Лукас уже воспринимал перспективы неожиданного предложения Марка не с волнением, а скорее с опаской. Он не был уверен, что последствия этой сумасбродной идеи ему действительно понравятся.
Впрочем, он готов был признать, что главное – Эммануэль их затея понравилась. Но все же! Ему казалось, что этот совместный «подарок» мог повлечь за собой некоторые риски гомосексуального толка, которые были ему явно не по вкусу.
«Эммануэль гордится своей бисексуальностью, и она ей и правда идет, – размышлял он. – Для меня же она – как корове седло».
* * *Главная героиня вечера сразу заметила его нерешительность. Поэтому уже на кровати она позаботилась о том, чтобы ее тело, жгучее и сияющее, словно шпага из куртуазных романов, умело вклинилось между мужчинами.