Внезапно перед нами оказывается знак «Стоп. Ремонтные работы на дороге». Бульдозер не тормозит, ломает заграждение и падает в яму, продолжая вращать гусеницами.
Только сейчас я понимаю, почему он двигался так ровно. Водителя в кабине нет. Скорее всего, он выскочил по дороге, сразу после наезда.
Я опустошен и раздавлен. Вилли был единственным, кто заботился обо мне все эти годы, настоящим другом, преданным до конца. Я сжимаю кулаки от злости. Малыш Люк, вероломный гаденыш, ты мне еще заплатишь!
11
Я захожу в громадный зал пресвитерианской церкви и вижу, что он битком заполнен людьми, точнее сказать – бандитами самых разных мастей. В левой части места заняли остатки банды Хирурга, справа – люди покойного Сатаниста Джека. Сзади устроилась шушера помельче. О ней и говорить не стоит.
Если не знать этих громил в лицо, то ни за что не отличить, кто к какой группировке принадлежит. Все они угрюмы, невежественны, бездушны и растеряны.
Я поднимаюсь на кафедру и делаю знак рукой, чтобы все затихли. Вскоре гул голосов смолкает. Передо мной сидит около трех сотен отъявленных головорезов, превративших город в сущий ад. Теперь от меня зависит, что будет с Бейсин-сити дальше. Я окидываю взглядом ряды, замечаю через окно, как вокруг церкви, оцепленной полицейскими, толпится любопытствующая публика.
Свое обращение я начинаю с небольшого экскурса в недавнее прошлое. Напоминаю присутствующим о былом непререкаемом авторитете синдиката. О своей прежней роли в жизни города. После чего перехожу к главной цели собрания. Я призываю всех, пока не поздно, объединиться и возродить синдикат – со строгими правилами, системой наказаний, кодексом чести. Создать общий орган, который следил бы за дисциплиной и порядком в наших рядах.
– Иначе нам всем скоро придет конец, – отмечаю я с сильным нажимом. – Посмотрите, во что превратилось это место. Масштаб убийств, насилия и грабежей таков, что недалек тот день, когда обычных граждан станет меньше, чем нас самих. Если исчезнут овцы, мы, волки, умрем от голода. А в другой лес нас никто не пустит. Там орудуют свои стаи.
Естественно, этих бандитов интересует выгода. Я по пунктам, словно школьный учитель, перечисляю им все плюсы моего предложения. Самое главное в том, что объединение группировок в единый синдикат положит конец внутренним распрям. Под моим началом мы приобретем былую мощь и влияние. Я прошу пресвитера, сидящего в первом ряду, подтвердить наличие у меня достаточного авторитета и права возглавить синдикат.
Сил Маккормак уверяет публику в моей опытности и профессионализме.
Из разных концов зала доносятся крики:
– Я согласен с Тони Денди!
– Народ, голосуем за общий синдикат, да побыстрее. Меня в кровати ждет пара цыпочек!
– Гарри, ты и так уже полгорода заразил своим сифилисом!
– Пацаны, Тони дело говорит!
Я дожидаюсь, когда все замолчат, и продолжаю. Подробно расписываю свои предложения по контролю за районами, увеличению наркотрафика, созданию спокойной атмосферы для жителей города. Все внимательно слушают, кое-кто согласно кивает, шепча что-то своему соседу на ухо. Я убеждаю их со всем красноречием, на какое способен. Вбиваю в головы тезисы, как патроны в обойму.
Одновременно краем глаза я вылавливаю в толпе лицо шерифа Люка Лучано. Он предельно спокоен и невозмутим, периодически согласно кивает в ответ на мои реплики. Хитер, лис. Ведет себя как ни в чем не бывало.
Что ж, я знаю эту непроницаемую маску, под которой может скрываться все, что угодно. Нужно не упускать его из вида. Если Вилли имел в виду именно его и шериф готовит что-то против меня, то мне следует постоянно быть начеку.
В какой-то момент я замечаю, как руку тянет один из громил Пита Хирурга.
– Рэнди, ты хочешь о чем-то спросить?
– Ага. У меня вопрос насчет Психа с бритвой, который тут орудует. Как ты думаешь его найти? Мы весь город перерыли и не заметили абсолютно ничего, за что можно было бы зацепиться.
– Хороший вопрос. Обещаю, что ни Псих, ни его бритва больше никого не побеспокоят в Бейсин-сити. Он исчезнет навсегда, и скоро вы о нем благополучно забудете.
– Ты предлагаешь нам просто тебе поверить? – с ухмылкой спрашивает Рэнди.
– Нет, я вам предлагаю начать работать вместе со мной и сделать из этого города источник прибыли, а не проблем. Больше ни у кого нет вопросов?
Неожиданно со своего места поднимается Сил Маккормак, легко взбегает ко мне и становится рядом с кафедрой:
– Тони, позволь сказать пару слов.
– Да, конечно, пресвитер.
Сил благодарит всех собравшихся за то, что они пришли сюда. Говорит, что полностью согласен со всеми моими предложениями. Мол, за десять лет город изменился до неузнаваемости.
– Раньше церковь была куда более скромной. Люди грешили меньше, соответственно, автоматы по отпущению грехов зачастую простаивали без дела. А теперь глядите, какой внушительный храм. Все оплачено вашими деньгами. Это шикарное здание – живое свидетельство того, как низко мы пали.
Пресвитер достает из кармана небольшую Библию и зачитывает несколько отрывков про Содом и Гоморру, прочие ужасы, уготованные Господом человечеству за нарушение Его заповедей. Он сеет ужас в головах слушателей, рисует страшные картины будущего, если они по-прежнему продолжат творить на улицах свои бесчинства.
Пресвитер призывает обуздать темные силы в своих душах. Нет, не отказаться от всего окончательно, но выработать определенные принципы приличия и чести. Не стрелять в спину, не терроризировать население, не торговать наркотой среди молодежи. Это простые правила, которые всем позволят избежать Божьего гнева.
Пресвитер также добавляет и про Психа с бритвой.
– Тони Денди человек слова, гангстер старых традиций. Раз он пообещал, значит, так и будет. Для него это не составит особого труда. И я даже знаю почему, – говорит друг моего детства.
– Почему? Как? – загудел зал.
– Все очень просто, – с блеском в глазах гремит пресвитер в микрофон. – Потому что Тони и есть тот самый псих! – Маккормак достает из внутреннего пиджака бритву и поднимает ее над головой. – Этот инструмент найден шерифом Лучано в ванной мистера Тернера. На его рукоятке сделано двадцать зарубок. Ровно столько людей погибло от рук маньяка, взбудоражившего наш город.
Сказать, что я ошеломлен поступком Сила, – не сказать ничего. Публика в церкви притихла, переваривая услышанное.
– Тоже мне доказательство, – прозвучал чей-то голос из задних рядов. – Я таких бритв могу мешок принести.
Пресвитер не произносит в ответ ни слова, лишь достает из кармана диктофон и подносит к микрофону. Он сообщает, что эта запись сделана пару дней назад, и нажимает на кнопку. Несколько сотен головорезов, затаив дыхание, вслушиваются в каждое слово…
Подлый предательский удар в спину со стороны пресвитера оказывается для меня полной неожиданностью. Я ждал выпада от шерифа, был почти уверен в этом. Оказывается, опасность поджидала совсем с другой стороны.
Пару дней назад я и в самом деле зашел к нему в исповедальню. Мне нужен был союзник, поэтому я выложил Силу свой план. Теперь моя тайна раскрыта и, как говорится, выставлена на всеобщее обозрение.
Все время, что я на свободе, Маккормак казался мне искренним христианином, ратующим за очищение города от скверны. Помощь сирым и убогим, утешение слабых, поддержка павших духом – в этом ему нет равных. Я не раз убеждался в его бескорыстии и готовности подставить свое плечо каждому, кто попросит поддержки. Все это уверило меня в чистоте помыслов пресвитера.
Кроме того, он всегда оставался верен тайне исповеди, никогда не болтал лишнего, не раскрывал чужих секретов. Люди открывают своему священнику душу в уверенности, что тот заберет их откровения с собой в могилу. Что ж, я ошибся в пресвитере. Его душа не устояла перед соблазном, Бог ему судья.
Разговор в исповедальне, звучащий в зале церкви, касается не только убийств. Я предлагаю пресвитеру поддержать мою идею возрождения синдиката. Признаюсь ему в убийстве самых влиятельных и харизматичных лидеров банд. Но все это ради благого дела.
Маккормак удивлен подобным признанием. Он интересуется, нельзя ли было договориться обо всем мирным путем. Наивный! Эти люди не умеют заключать соглашения. Единственный способ положить конец хаосу – обескровить бандитов, деморализовать, посеять страх, после чего навязать им свою власть.
Когда запись заканчивается, в церкви некоторое время царит гробовая тишина.
– Повесить его! Смерть Денди! – звучат крики, полные ненависти и злобы. – Месть! Он ответит за всех – Джека, Пита, остальных парней! Скормить его псам!..
– Тихо! – успокаивающим тоном произносит Сил. – Это мы всегда успеем.
Пресвитер делает знак. Ко мне подбегают несколько громил, заковывают в наручники и остаются рядом, направив на меня стволы пистолетов.
– Тихо! – успокаивающим тоном произносит Сил. – Это мы всегда успеем.
Пресвитер делает знак. Ко мне подбегают несколько громил, заковывают в наручники и остаются рядом, направив на меня стволы пистолетов.
– Тони, может, ты хочешь что-нибудь сказать напоследок?
Я подхожу к микрофону и признаюсь во всех убийствах. Смысла отпираться нет. Они только что слышали все. Я не оправдываюсь и не молю о милости. Настоящий джентльмен должен сохранять лицо в любой ситуации, даже перед смертью. Теперь моя жизнь полностью в их руках. Нет никаких сомнений в том, что пресвитер воспользуется ситуацией и возьмет город в свои руки. У меня единственный вопрос: зачем было убивать Счастливчика?
Маккормак с явным самодовольством признается, что это его рук дело. Вилли собирался меня предупредить об опасности, поэтому пришлось ликвидировать парня.
– Времени на размышления не было, Тони. Сообщи он тебе обо всем, уверен, я был бы двадцать первым трупом в твоем списке. Ладно, парни! – обращается пресвитер к бандитам, сидящим в зале. – Давайте посмотрим, что мы имеем в результате.
Маккормак предлагает свою кандидатуру на роль главы синдиката. Мол, идея Тони отличная, вот только он переборщил с методами. Ага, а как же! Как будто все эти головорезы понимают какой-нибудь другой язык, кроме силы.
Все хором поддерживают пресвитера. Да уж, Сил ловко меня провел, увел власть прямо из-под носа. Маккормак вещает о том, что годы смуты закончились. Синдикат в союзе с церковью положит начало новой эпохе. Дескать, раньше вы были разрозненными прутиками, которые легко сломать по одному. Теперь же вместе мы связаны в крепкий пучок.
После пламенной речи о том, что мафия отныне едина и больше не допустит распрей и разборок, пресвитер предлагает всем подняться и почтить память погибших товарищей минутой молчания. Я с грустью думаю о Счастливчике. Не стоило его держать рядом и подставлять под удар. Вина в смерти Вилли полностью лежит на мне.
Вскоре собрание заканчивается. Все расходятся, оживленно обсуждая услышанное. Сегодня их ждет бурное празднование. Бывшие банды Пита и Джека смешиваются в один поток. Больше им нет смысла враждовать. Теперь у них один общий босс, который позаботится о всеобщем благополучии и заодно – о душевном здоровье.
12
Я сижу в бетонном подвале, размещенном под зданием церкви. Четыре стены без единого окна. Вверху, под самым потолком, – небольшое вентиляционное отверстие. Видимо, изначально помещение строилось как бомбоубежище для священника и работников храма. Теперь оно пригодилось совершенно в другом качестве.
Руки мои скованы. Я не спеша поцеживаю из бутылки через соломинку старый виски – моя последняя просьба перед смертью. Наверное, в иной ситуации я бы поблагодарил пресвитера за возможность посмаковать хороший алкоголь перед отправкой на тот свет. Да и идея закрыть меня здесь ненадолго – тоже его. Громилы Пита Хирурга и Сатаниста Джека готовы были разорвать меня на месте, но Сил убедил их дать мне время спокойно помолиться за свою душу и покаяться перед Господом в своих грехах.
Сверху, из зала церкви, доносятся приглушенные звуки органа. Этот святоша издевается надо мной, играя похоронную заунывную патетическую муть. Мне больше по душе было бы послушать что-нибудь в исполнении хорошего джазового оркестра.
Кто это вообще придумал – провожать в последний путь под слезливую пошлую музыку? Почему люди должны обязательно плакать на похоронах? Умирая, человек покидает мир, полный боли и страданий. Нужно радоваться, что его муки закончились. Возможно, в мире ином ему повезет больше.
Мысли в голове путаются. В разных дешевых книжонках часто пишут, что перед кончиной у человека вся жизнь проходит перед глазами. Вранье! Передо мной до сих пор маячит хитрая морда Силлага Маккормака. Никакого умиротворения и смирения перед ликом смерти у меня и близко не наблюдается.
Злость на самого себя накатывает волнами, да так, что хоть головой о стену бейся. Зачем я выболтал все этой сволочи? Неужели не мог сам разрулить ситуацию? Ведь еще покойный Генри Крейн по кличке Томпсон учил меня – нельзя полностью доверять никому и никогда. Надо всегда готовить пути отхода. Но теперь уже все советы бесполезны.
Время течет медленно, словно замороженный виски. Иногда кажется, что оно окончательно остановилось. Пресвитер наконец-то закончил мучить церковный орган и мой слух. Вот и все.
Вокруг стоит тишина. Время от времени слышно, как капля за каплей падают на пол где-то за стеной. Словно естественный метроном, отбивающий ритм моих последних минут на этом свете.
Сейчас Маккормак – или кого там они назначили палачом? – шагнет в комнату, достанет мою бритву и подойдет ко мне сзади. Мгновение – и на рукояти можно будет ставить двадцать первую зарубку.
Пресвитер оказался умней меня. Наверное, это справедливо, что теперь он будет решать судьбы Бейсин-сити – вся власть в его руках. Но что такое ум? Просто мы люди с разным пониманием человеческой культуры.
В мою моральную систему координат не входят подлость и предательство. Для него же эти качества вполне допустимы. Да, я ретроград, верю в традицию, в честь. Прежние принципы мафии отмирают. На авансцену выходят молодые дикие звери.
Дай-то Господь, чтобы пресвитеру удалось удержать над ними контроль. Если честно, я сильно в этом сомневаюсь. Он сам уже заражен вирусом бешенства – я это так называю. Человек, способный на предательство, становится пустым местом, полным ничтожеством, пылью.
За дверью слышны чьи-то шаги. Я поднимаюсь на ноги, склоняю голову в молитве. Слова путаются, перемешиваются. Я оставляю эту затею. Бог и без того в курсе моего скорого визита. В замке поворачивается ключ.
От двери до меня – шесть-семь шагов. Пять, четыре, три, два, один!.. Аминь.
Часть третья
1
Чертова дорога! Поганый вонючий фермер! Ненавижу ночные вызовы, когда вместо теплой постели после суток дежурства тебя посылают в промозглую темень, снова возиться в крови и дерьме. Меня зовут Мануэль Эстадо, я врач. Если быть точным – хирург широкого профиля. Друзья зовут меня Мани. Это сокращенное от Мануэль, а не потому, что я люблю деньги.
Хотя если быть откровенным, то так оно и есть. Из-за этого нежного чувства я и оказался сейчас на безлюдной ночной дороге в десяти милях от Бейсин-сити.
Он позвонил в дверь клиники в половине двенадцатого ночи. Я сдал дежурство и собирался ехать домой. Надо было выйти минут на пять раньше. Теперь придется выслушать посетителя, красношеего толстяка лет сорока. Хотя с поправкой на стиль жизни ему может быть и тридцать, и пятьдесят. Он стоит на пороге – мокрый, жалкий, грязные руки теребят мятую бейсболку «Миннесотских викингов». Я никогда не спрашиваю имя клиента, да и они крайне редко называют себя.
Толстяк говорит, есть проблема, надо решить срочно. Аборт. Девочке пятнадцать. Как я понимаю, это его дочь. Я советую ему приехать в клинику днем. У нас прекрасные условия, полная анонимность.
Он смотрит на меня бычьими красными глазами и мычит:
– Нельзя, чтобы старуха узнала.
– Это ее бабушка?
– Это моя жена. Ее мать. Если проведает – мне конец.
– А вы пробовали поговорить с э… виновником? Может, поженить их, и вскоре вы станете счастливым дедушкой?
– Что?! Грязный мексиканский докторишка! Да неужто я подпустил бы к своей тыковке какого-нибудь хлыща прыщавого? Моя дочка, мое сокровище! – В глазах ублюдка появляются слезы.
Он неуклюже вытирает их кулаком, в котором зажата бейсболка лузерской команды. Этого мне достаточно. Сукин сын! Больше я не задаю вопросов. На этих фермах скотство не только в загонах для животных. Надеюсь, он ее не насиловал – хотя в этом случае все выглядит еще более мерзко.
Ладно, мое имя Мани, и я хирург. Озвучиваю сумму – с учетом всех сверхурочных и комиссионных. Чешется язык сказать, что бонусом готов сделать ему еще и вазектомию, но я сдерживаю себя. Это одна из причин, почему друзья зовут меня Мани, а врагов я не имею. Толстяк отслюнивает задаток, и мы едем.
Эта дорога не окончится никогда. Несколько миль от города, и ты уже в чертовой глуши, машина подскакивает на ухабах, освещения – ноль. А этот толстяк сидит и курит какую-то мерзость, от которой постоянно тянет блевануть. Я еле сдерживаю себя, чтобы не выкинуть его на дорогу прямо тут, вместе с мерзким табаком и еще более поганой тайной.
К тайнам мне не привыкать. Официально я ведущий специалист в Клинике богоугодной хирургии, работающей под патронатом церкви Привилегированного Прощения. Мы делаем людей привлекательными, а значит – счастливыми, подтягиваем лица и отсасываем лишний жир женам боссов, помогаем их секретаршам избавиться от беременности, перетягиваем шкуру на лице тем, кого со старой рожей просто пришьют. Это днем.