Далее досточтимый сын Малункьи, пребывая в одиночестве, в отдалении, серьезный, ревностный и решительный, в скорости достиг той цели, ради которой члены рода в должное время уходят из дома для бездомной жизни, для той непревзойденной жизни в святости, когда благодаря самостоятельному постижению истины и пребыванию в ней при помощи собственных сверхъестественных сил они достигают освобождения. И таким образом он постиг истину: «Разрушено повторное рождение, прожита святая жизнь, сделано должное, нет более существования в условиях, подобных нынешним».
И досточтимый сын Малункьи стал еще одним из арахантов.
(«Сутта-нипатта» IV, 72 и след.)
Притча о постоянно дымящемся муравейнике
Так я слышал. Однажды Возвышенный пребывал около Саватхи, в роще Джета, в парке Анатхапиндики. И вот в то время досточтимый Кумара-Кассапа пребывал в Темной роще. Тогда некий дэва с чудесным сиянием озарил великолепием все пространство этой рощи, явившись к досточтимому Кумара-Кассапе, приблизившись к нему и став подле него. Стоя таким образом, этот дэва так обратился к досточтимому Кумара-Кассапе: «О бхикку, о бхикку, этот муравейник дымится по ночам и пышет пламенем днем», – а потом рассказал следующую притчу:
К мудрецу пришел брахман и сказал: «Рой, о мудрец, взяв свое орудие». И мудрец взял свое орудие и рыл – и наткнулся на лом. Тогда он сказал: «Господин, вот лом».
Тогда сказал брахман: «Брось этот лом, возьми свое орудие, о мудрец, продолжай рыть». Тот так и сделал – и наткнулся на пузырь; тогда он сказал: «Господин, вот пузырь».
Тогда сказал брахман: «О мудрец, брось этот пузырь, возьми свое орудие и рой». Он так сделал – и наткнулся на вилы с двумя зубцами; тогда он сказал: «Господин, вот вилы с двумя зубцами».
Тогда сказал брахман: «О мудрец, брось эти вилы с двумя зубцами, возьми свое орудие и продолжай рыть». Тот так и сделал – и наткнулся на ларец; тогда он сказал: «Господин, вот ларец».
Тогда сказал брахман: «О мудрец, брось ларец, возьми свое орудие и продолжай рыть». Тот так и сделал – и обнаружил черепаху; а далее таким же образом нашел лезвие ножа, затем кусок мяса, а после него нашел змею.
Тогда сказал брахман: «О мудрец, брось все эти вещи, а змея пусть останется. Не убивай змею; воздай почести змее».
«И вот, о бхикку, – сказал тот дэва, – прошу тебя, сообщи эти вопросы Возвышенному, спроси его о них и запомни объяснения, данные Возвышенным; ибо не вижу я никого другого в этом мире, о бхикку, а также в мире дэвов с их марами и брахмами, с их брахманами и сонмами отшельников, дэвов и людей, – не вижу никого другого, кто укрепил бы мое сердце ответом на эти вопросы, за исключением одного лишь татхагаты, ученика татхагаты или такого человека, который научился у них».
Так говорил этот дэва; и, сказав это, он исчез оттуда.
После этого досточтимый Кумара-Кассапа, когда ночь пришла к концу, приблизился к Возвышенному; подойдя к нему, он приветствовал его и сел подле него. Сидя таким образом, он описал случившееся Возвышенному, а также слова того дэва; затем так спросил Возвышенного:
– Господин, что такое муравейник? Что это дымится по ночам? Что пышет пламенем днем? Кто этот брахман? Кто мудрец? Что такое орудие? Что такое копание? Что такое лом, что пузырь, что вилы с двумя зубцами, что ларец, что черепаха, что лезвие ножа, что кусок мяса, что такое змея?
– Муравейником, бхикку, называется это тело, составленное из четырех элементов, рожденное родителями, вскормленное рисом, кашей и похлебкой; это – вещь непостоянная, подверженная разрушению, сокрушению; вещь, по природе своей разбивающаяся на части, которые рассеиваются во все стороны. Все то, о бхикку, о чем думают и размышляют по ночам касательно своих повседневных дел, – все это дымится по ночам. Все то, о бхикку, что после размышления и обдумывания ночью человек претворяет в действие днем в мыслях, словах и делах, – все это пышет пламенем днем.
«Брахманом», о бхикку, называется татхагата, арахант, полностью просветленный.
«Мудрецом», о бхикку, называют такого бхикку, который все еще учится.
«Орудием», о бхикку, называют благородное прозрение, а «рытьем» – его серьезное применение. «Ломом», о бхикку, называют неведение, а «отбросить лом» значит уничтожить неведение. Слова «рой, мудрец» означают «пользуйся своим орудием».
«Вилами с двумя зубцами», о бхикку, называют блуждания ума; «отбросить вилы» значит оставить колебания ума. «Пузырь», о бхикку, это гнев и состояние разгневанности. Таков смысл этих выражений.
«Ларцом», о бхикку, называют пять препятствий: препятствие чувственных вожделений, враждебности, лености и вялости, беспокойства и тревожности, а также блужданий ума. Таким образом, слова «отбрось ларец» означают «оставь пять препятствий».
«Черепахой», о бхикку, называют пять групп вожделений – тела, чувства, восприятия, деятельности, сознания. «Отбросить черепаху» – значит отбросить пять групп вожделений.
«Лезвием ножа», о бхикку, называют пять шнуров чувственных наслаждений, а именно: формы, воспринимаемые чувством зрения, доставляющие наслаждение, приятные, привлекательные, дорогие, приносящие удовольствие, вызывающие вожделение. Подобным же образом это формы, воспринимаемые ухом, носом, языком и прикосновениями тела. «Отбросить лезвие ножа» значит отбросить пять шнуров чувственного наслаждения. «Куском мяса», о бхикку, называют страсть к наслаждению; «отбросить кусок мяса» – значит отбросить эту страсть...
«Змея», о бхикку, – это название такого бхикку, который разрушил асавы. «Пусть остается змея», «не убивай змею», «воздай почитание змее» – таков смысл этих выражений.
Так говорил Возвышенный; и досточтимый Кумара-Кассапа радовался его словам и слушал их с удовольствием.
(«Маджджхима-никая» I, 23)
«Есть из вас один»...
И вот в то время Возвышенный пребывал вблизи Саваттхи, в восточном парке, в доме Матери Мигары. В тот день он сидел, окруженный сообществом бхикку; был день упосатха[45].
Тогда досточтимый Ананда, когда углубилась ночь и проходило время первой стражи, поднялся со своего места, накинул верхнее одеяние на плечо и, поклонившись Возвышенному, со сложенными ладонями сказал ему:
– Господин, уже поздняя ночь; вот проходит первая стража. Сообщество бхикку давно уже сидит здесь. Пусть мой господин, Возвышенный повторит для этих бхикку патимокку – обеты и покаяние. Но на эти слова Возвышенный хранил молчание.
Затем, когда проходила вторая стража, досточтимый Ананда во второй раз поднялся со своего места и обратился к Возвышенному с той же просьбой. Но Возвышенный хранил молчание. И еще в третий раз, когда проходила третья стража, досточтимый Ананда поднялся с места и обратился с той же просьбой. Тогда Возвышенный сказал: «Собрание не вполне чисто, Ананда!»
Тогда досточтимый Моггаллана Великий подумал: «Хотелось бы знать, о ком из присутствующих говорит это Возвышенный». И досточтимый Моггаллана Великий обозрел в уме все сообщество бхикку, читая мысли сидевших своим умом (ибо он обладал силами иддхи, ясновидения). И досточтимый Моггаллана Великий увидел того человека, человека дурного поведения, зловредной природы, с нечистой и подозрительной печенью, который скрывал свои дела, обладая нечистыми мыслями, уверял, что они чисты; внутренне грязный, полный вожделения, наполненный нечистотой, он сидел там, среди всех, среди сообщества бхикку. И, увидев его, досточтимый Моггаллана Великий встал со своего места, подошел к нему и сказал: «Встань, друг! Тебя увидел Возвышенный! Ты не имеешь доли, не имеешь части в собрании бхикку!»
Но при этих словах тот человек хранил молчание. Тогда досточтимый Моггаллана Великий повторил их во второй и в третий раз. Но и в третий раз тот человек снова хранил молчание.
Тогда досточтимый Моггаллана Великий взял того человека за руку и вывел его за дверь; закрыв дверь на засов, он подошел к Возвышенному и сказал: «Господин, этот человек выведен вон. Собрание вполне чисто, господин. Пусть мой господин, Возвышенный, произнесет патимокху для бхикку!»
«Странно это, Моггаллана! Чудесно это, Моггаллана! Этот безумец, как я его называю, должен был ждать, пока его возьмут за руку».
Тогда Возвышенный обратился к бхикку и сказал: «Впредь с этого дня, бхикку, я сам не буду соблюдать день упосатха и не буду повторять патимокху. С нынешнего дня, бхикку, вы соблюдайте день упосатха и повторяйте патимокху. Не приличествует татхагате, не свойственно ему соблюдать день упосатха и повторять патимокху, когда собрание не вполне чисто»[46].
(«Удана» V, 5)
Чрезмерное усердие
(Некто Сона Коливиса, сын богатого отца, получил посвящение и полное наставление от Учителя.)
И вот досточтимый Сона вскоре после того, как он получил полное посвящение, пребывал в Прохладной Роще. Там он из-за чрезмерного усердия в ходьбе взад и вперед (стремясь к цели) стер ступни, так что то место, где он ходил взад и вперед, было покрыто пятнами крови, как это бывает на бойне, у мясника. И тогда к досточтимому Соне, пребывающему отдельно от прочих бхикку, в уединении, пришла целая вереница таких мыслей:
«Вот я, один из тех учеников, один из бхикку Возвышенного, пребывающих в серьезном рвении. Однако мое сердце от асав, от привязанности к асавам, не освободилось. А ведь меня ожидает дома большое богатство; и я могу употребить это богатство для того, чтобы с его помощью совершать добрые дела. Что, если мне сейчас вернуться к низшей жизни (мирянина), употребить в дело свое богатство и с его помощью совершать добрые дела?»[47]
И вот Возвышенный прочел своим собственным умом мысли, появившиеся в уме досточтимого Соны; и так же быстро, как сильный человек вытягивает вперед свою руку и опускает ее, так же точно и он исчез с Пика Коршуна и появился в Прохладной роще. Тогда вместе со многими бхикку Возвышенный пошел от одного жилища к другому со своим обычным обходом и пришел туда, где ходил взад и вперед досточтимый Сона.
И вот когда Возвышенный увидел то место, забрызганное кровью, подобное бойне у мясника, он сказал бхикку: «Кто ходит здесь, бхикку, чьей кровью обрызгано это место, подобное бойне у мясника?»
«Господин, – отвечали они, – досточтимый Сона вследствие чрезмерных усилий в ходьбе взад и вперед разбил себе ноги; потому-то это место для ходьбы находится в таком состоянии».
Тогда Возвышенный направился к жилищу досточтимого Соны и сел на приготовленное для него место. А досточтимый Сона приветствовал Возвышенного и сел подле него. Когда он уселся таким образом, Возвышенный сказал досточтимому Соне: «Верно ли, Сона, что когда ты пребывал в одиночестве, тебе в голову пришла вереница таких мыслей: "Вот я, один из тех учеников Возвышенного, которые пребывают в серьезном рвении; однако мое сердце не освободилось от асав, хотя и не привязано к ним; а меня дома ожидает большое богатство; и я мог бы употребить его для того, чтобы с его помощью совершать добрые дела; так не лучше ли мне сейчас вернуться к низшей жизни (мирянина), употребить в дело свое богатство и с его помощью совершать добрые дела?"»
– Да, это так, господин!
– Теперь что скажешь ты, Сона? Прежде, когда ты жил дома, не был ли ты искусен в игре на струнах вины?
– Да, господин.
– Теперь что скажешь ты, Сона? Когда струны твоей вины были чрезмерно натянуты, издавала ли звуки твоя вина, была ли она пригодна для музыки?
– Нет, господин.
– А теперь что скажешь ты, Сона? Когда струны твоей вины не были ни чрезмерно натянуты, ни слишком ослаблены, но оказывались натянуты умеренно, издавали ли звуки эти струны, была ли вина пригодна для музыки?
– Да, господин.
– Точно так же, Сона, чрезмерное усердие предрасполагает нас к самовозбуждению, тогда как недостаток усердия предрасполагает к лености. Поэтому ты, Сона, упорствуй в равномерности усердия, подчиняя себе свои способности, сделай это своей целью.
– Да будет так, господин, – ответил Сона, внимая тому, что сказал ему Возвышенный.
И Возвышенный, дав таким образом наставление досточтимому Соне этими словами, исчез из вида Соны в Прохладной роще, исчез так быстро, как сильный человек протягивает руку или снова опускает ее; и он вновь появился на вершине Пика Коршуна.
После этого досточтимый Сона упорствовал в равномерности усердия, подчинил свои способности и сделал это своей целью. И досточтимый Сона, который жил в уединении и в отдалении, серьезный, ревностный и решительный, в непродолжительное время пришел к постижению для себя в самой этой жизни силами собственного ума той непревзойденной цели святой жизни, для достижения которой члены рода уходят из дома для бездомного существования; так что он познал безошибочно: разрушено повторное рождение; прожита святая жизнь; выполнена задача – нет более для меня жизни в условиях, подобных этим.
Таким образом досточтимый Сона стал еще одним из арахантов.
(«Виная» 1, 5 § 13)
Хорошая стрельба
Однажды Возвышенный пребывал в Весали, в Большой роще, в Покое с остроконечным верхом. И вот тогда досточтимый Ананда рано утром облачился в свое одеяние и, накинув на плечи верхнюю одежду и взяв чашу, вышел в Весали просить милостыню. Там досточтимый Ананда увидел множество юношей Ликчави в полузакрытом павильоне; они практиковались в стрельбе из лука, выпуская стрелы с далекого расстояния так, что эти стрелы пролетали сквозь маленькую замочную щель и расщепляли предыдущую стрелу; юноши делали выстрел за выстрелом без единого промаха.
Увидя это, досточтимый Ананда подумал: «Поистине, хорошо стреляют эти юноши из Ликчави; поистине, искусны эти юноши из Ликчави, ибо даже издалека могут они расколоть стрелу, делая через небольшую замочную щель выстрел за выстрелом без промаха».
Далее досточтимый Ананда закончил свой обход Весали, вернулся, съел полученную пищу, а затем отправился к Возвышенному и сел подле него. Сидя так, он рассказал Возвышенному о том, что увидел, как и о том, что он об этом подумал. Тогда Возвышенный сказал:
– А как ты думаешь, Ананда, что будет более трудной задачей: стрелять таким образом сквозь маленькую замочную щель и при этом расщеплять стрелу или кончиком волоса расщепить сотую часть кончика волоса?
– Это гораздо более трудная для достижения задача, господин, гораздо более трудная.
– Да, Ананда, гораздо более трудная задача осуществляется теми, кто проникает в самую истину, в самую суть слов: это зло; это возникновение зла; это прекращение зла; это подход к прекращению зла.
По этой причине, Ананда, прилагай старание, чтобы постичь истину этих слов.
(«Сутта-нипатта» V, 453)
Обезьяна и смоляная ловушка
В Гималаях, о бхикку, в горном царстве, есть такая часть страны, которая неровна, которую трудно пересечь; там не живут ни обезьяны, ни люди. Подобным же образом там есть и такие места, где обитают обезьяны, но не живут люди. Есть в Гималаях, бхикку, ровные места – восхитительные земли, где обитают и обезьяны, и люди.
В этих местах, о бхикку, охотники устраивают смоляные ловушки на тропах обезьян. И вот, бхикку, те обезьяны, которые свободны от жадности и безумия, видя такую ловушку, держатся от нее подальше. Но жадная и глупая обезьяна подходит к смоле, хватает ее одной лапой, и эта лапа накрепко вязнет в смоле. Тогда, думая: «Я освобожу свою лапу!» – она хватает смолу другой лапой; но и эта лапа также накрепко вязнет в смоле. Для того чтобы освободить обе лапы, обезьяна хватается за смолу ногой, и нога тоже накрепко пристает к смоле. Чтобы освободить обе лапы и ногу, обезьяна хватается за смолу другой ногой, но и та накрепко пристает к смоле. Чтобы освободить обе лапы и обе ноги, она хватается за смолу мордой – и морда также пристает к смоле.
И вот так, бхикку, эта обезьяна, пойманная пятью способами, лежит и воет, оказавшись добычей разумного охотника, который делает с ней все, что захочет: он убивает обезьяну, готовит ее для еды, обжаривая с разных сторон на угольях костра, а затем отправляется по своим делам.
Точно так же, бхикку, обстоит дело и с тем, кто блуждает по ложным, не подобающим ему пастбищам чувств. Поэтому не блуждайте так, ибо Мара хватает того, кто блуждает в неподобающих ему сферах; Мара ищет случая, ищет возможности.
Что же такое, бхикку, это ложное пастбище, неподобающее для бхикку? Это пятеричный жгут чувственного наслаждения, а именно: формы, познаваемые глазом, формы желанные, привлекательные, сладостные и дорогие. Также и формы, ощущаемые телом в прикосновении, желанные, привлекательные, сладостные и дорогие, обладающие приятными качествами и вызывающие желания. Таково, бхикку, ложное пастбище, неподобающее бхикку.
Поэтому, бхикку, блуждайте в своих собственных пастбищах; ибо в этом случае Мара не ловит человека; в таком случае Мара не имеет для себя возможности, не имеет удобного случая.
И что же такое, бхикку, подобающее вам наследственное пастбище?
Это четыре стоянки внимательности. Какие же это четыре? Здесь, бхикку, практикующий пребывает в созерцании тела, ревностный, владеющий собой, внимательный, противодействующий алчности и недовольству, свойственным миру. И так же пребывает он в созерцании чувств, ума и мыслей. Таково, о бхикку, пастбище для бхикку, подобающее ему в силу наследственных связей.
(«Сутта-нипатта» V, 148)
Сознание (2)
Так я слышал. Однажды Возвышенный пребывал вблизи Саваттхи, в роще Джета, в парке Анатхапиндики. И в тот раз в уме некоего бхикку Сати, сына рыбака, возникло такое ошибочное и неверное мнение: «Насколько я понимаю учение, преподанное Возвышенным, это самое сознание движется, странствуя по кругу рождения и смерти, – это и никакое другое».
И вот многие бхикку, услышав об этом ошибочном и неверном мнении бхикку Сати, сына рыбака, пришли к нему и спросили: «Верно ли, друг Сати, что ты, как мы слышали, придерживаешься такого ошибочного и неверного мнения, как следующее: "Насколько я понимаю учение, преподанное Возвышенным, это самое сознание движется, странствует по кругу рождения и смерти, – это и никакое иное?"»