Сыновья тоже догадались, чем вызвана эта красноречивая пауза и отвернулись.
Олег заговорил первым:
– Прости, Юлик. Но так получилось, ты знаешь. Я очень хотел сесть с тобой и по-мужски поговорить. Но тут эти события. Надеюсь, мы еще к этому разговору вернемся. – И Голенев обратился ко всем: – Итак, по поводу праздника… Денег жалеть не будем и поступим, как у них положено. Англичане свои традиции берегут, и нам не грех этому поучиться.
Митя шагнул к отцу:
– Мы не только из-за денег. Зачем ждать пять дней? Ты торопишься домой. Мы хотим ехать вместе. Почему ты отказываешься от нашей помощи?
– Потому что я наделал глупостей, и должен за них рассчитаться. Вы тут ни при чем. Это во-первых. А во-вторых, не хочу рисковать вами и Ирочкой. Я уже не один раз терял близкого человека.
– Послушай, отец, мы теперь взрослые и можем сами решать, рисковать нам или нет, – наседал Леня.
– Про свои дела можете…
Тема долго молчал и, наконец, высказался:
– Мы уже решили. Разрешаешь или нет, мы будем рядом.
Голенев продолжал спорить. Ребята не сдавались. Слово взял Саша:
– Отец, мы же понимаем, что у тебя произошло. И готовы уже сейчас дать тебе несколько советов. Во всяком случае, по финансовым вопросам я уже кое-что надумал. По юридическим тебя может проконсультировать Юлик. Иногда правильно составленная бумага стреляет сильнее пушки.
– Хорошо, дождемся праздника, а там поглядим.
– Вижу, у вас военный совет. – Все шестеро мужчин разом оглянулись. Ира стояла в фартучке, по-бабьи уперев руки в бока. При ее хрупкой фигурке поза выглядела комично: – Стол накрыт, идем обедать. Вот вам приказ жены командира… Направо, шагом марш!
– Я даже не заметил, откуда ты, сестричка, взялась! Прямо как фея из ничего реализовалась, – заявил Леня, подхватил Иру и понес к дому.
– Олег, помоги! – Кричала молодая женщина. Но супруг вмешиваться не стал. Он беззвучно смеялся.
За столом горячо обсуждали детали предстоящего торжества. Голенев открыл бутылку вина и предложил выпить за Юлика.
– Среди моих знакомых докторов пока не было. Ты первый. С почином!
– Дядя Олег, это же только у них так называется. У нас я бы получил кандидатскую степень и еще десять лет готовил докторскую. И то, если бы хватило времени и выдержки. Надоело учиться. Работать хочу.
– Еще наработаешься. – Голенев чокнулся со всеми, и в это время зазвонил телефон. Ира сорвалась с места:
– Я возьму.
Парни и Олег проводили ее взглядом.
– За маму волнуется. – Пояснил ее торопливость Голенев: – Ждет звонка от Павла. Он часто Лену навещает. – Но ошибся. Звонили ему.
– Тебя какой-то незнакомый дядька. – Шепнула Ира, передавая мужу телефон.
– Это я, Дениска. – Услышал он голос Мамонова, поднялся и пошел с трубкой в кабинет.
– Да, Денис, слушаю.
– Я ее нашел. Она очень крутая стала. Телохранители из бандюков, и все такое.
– Что ты нашел?
– Хату у метро Смоленская и офис в Хамовниках. Она в депутаты Государственной Думы намылилась. На ее митинги народ тыщями валит. По Москве плакаты с ее мордой. Ходить за ней становится трудно.
– Спасибо, Денис. Не выпускай нашу “приятельницу” из поля зрения. Скоро подмогу пришлю.
– Кого?
– Афганца Сергея с отрядом из Бирюзовска.
– Он со мной уже связался.
– Хорошо, работайте вместе. А через неделю сам приеду.
– Не тяни, Олег. Она штучка еще та. Кажется, партию свою организует. Представляешь, эта блядища в Кремль метит.
– Разберемся. Только ты поосторожнее.
– Ясное дело. Пулю в затылок никому не хочется.
Голенев попрощался и вернулся к столу. Молодежь молча позвякивала ложками. Олег понял – Ира с ребятами чувствует себя неловко.
– Так, мужики, придется нам всем объясниться. – Начал Голенев, усевшись на свое место: – Вижу, вы никак не успокоитесь по поводу нашего с Ирой решения. Давайте договоримся. Ира как была вам за сестру, так и останется. В мачехи я вам ее навязывать не собираюсь. Но и то, что дороже ее у меня человека нет, тоже скрывать не буду. Вы уже люди взрослые, делайте выводы.
За всех ответил Саша:
– Мы все понимаем, отец. Нам Юлика жалко.
– Мне тоже жаль, что так получилось. Но давайте начистоту. Это к Юлику в первую очередь относится. Хотел бы он жениться на девушке, которая с ранних лет любит другого?
– Он хотел в Африку завербоваться, – ввернул Леня.
– Зачем ты за него отвечаешь? – Возмутился Митя: – Юлик сам разговаривать умеет. Он теперь доктор права.
– Может, и меня кто-нибудь спросит? – Не выдержала Ира: – Или женщина не человек!?
– Не надо, Ирочка. – Попросил Голенев. Мы конечно, не правы. Вернее, я не прав. Давно пора поставить точки. Но скажу всем честно, не знал, как начать. Мое положение самое трудное.
– Нет, Олег, надо. Раз пошел такой разговор, дайте мне высказаться, а потом катитесь в сад и там, чтобы я не слышала, говорите хоть до ночи. Перед вами взрослая женщина, которая за свои слова и поступки готова отвечать. Я с девяти лет мечтала об этом человеке. Я с ним счастлива. А Постников мне за брата. Как можно за братика замуж? И ты, Юлик, еще встретишь свою любовь и тогда меня поймешь. Неужели годы, что мы вместе, надо теперь рушить. А вам, сынки, я вот что скажу. Я не согласна с мужем. Теперь я вам вовсе не сестра. Я хочу стать тебе Саша, тебе Леня, и вам, Тема и Митя, настоящей матерью. Запомните, женщина всегда старше. Хочу, чтобы вы ко мне с радостью и бедой шли. Вы же своих матерей не имели. И хоть вы теперь здоровые лоси с дипломами, мама вам все равно нужна. Потому что из всех вас я одна знаю, что такое мама. – При слове “мама” голос Иры дрогнул, она закрыла лицо фартуком и убежала.
Голенев развел руками:
– Ну вот, договорились, мужики.
Парни молчали. Олег обвел взглядом лица молодых людей и увидел на их глазах слезы.
Вероника Романовна Пузанова приезжала в Москву один раз в молодости и больше не собиралась, но ее недуг в районной больнице вылечить не могли. Докторица с веселой фамилией Белоконь выписывала Пузановой порошки и, когда та приходила с жалобой, что лекарство не помогает, только разводила руками. “Уж и не знаю, чем вас лечить”, – говаривала она, внимательно вглядываясь в историю болезни назойливой пациентки. Это история была составлена ей же, поэтому ничего интересного врач вычитать там не собиралась, но время приема шло, и видимость врачебной деятельности она демонстрировала. На днях Веронику Романовну скрутило еще сильнее. Она чувствовала, что поясница наливается болью, и эту боль терпеть больше невозможно. Женщина собрала все свои силы и отправилась к заведующему отделением. Заведовал районной поликлиникой бывший санитарный врач города Степан Иванович Мамочкин. После эпидемии дизентерии, которую Мамочкин вовремя не отследил и поэтому не среагировал должным образом, его с поста уволили и назначили заведующим поликлиники.
В отличие от стеснительной Белоконь, пытавшейся скрыть профессиональную ущербность за маской внимательного эскулапа, Мамочкин позволял себе откровенно сообщать больным, что помочь им не может по причине несоответствия профиля и отсутствия практики. Пузанову он принял вежливо, усадил на стул, даже выслушал жалобы женщины. После чего сообщил: “Деньги есть, езжай в Москву, там тебе помогут. Сам-то я больше по микробам. У нас даже “УЗИ” нет. Откуда я знаю, что у тебя в потрохах делается?”
И Вероника Романовна решилась. Превозмогая боль, она собрала дорожную сумку, заперла на два ключа квартиру и поплелась на станцию. И хоть ее дом находился за три квартала от железнодорожного вокзала, добралась до места с трудом. Иногда ей казалось, что сейчас боль свалит ее прямо на улице, и она уже не сможет подняться. На переходе через вокзальную площадь это и случилось. Вероника Романовна осела на асфальт, и если бы не два молодых парня, осталась бы лежать прямо на проезжей части. Но молодые люди подхватили ее под руки, доволокли до скамейки привокзального сквера и по мобильному телефону вызвали скорую. Карета приехала минут через десять. Молодые люди сдали женщину врачу “скорой помощи” и поспешили дальше по своим делам. В районной больнице Веронике Романовне сделали обезболивающий укол и, когда ей полегчало, отправили на рентген. Лежа в коридоре на койке, Пузанова слышала, как один врач, постарше, разглядывая над ней снимки, говорил другому, помоложе: “Боюсь, что это не просто панкреатит. Тут пахнет онкологией”. “Похоже, еще и запущенной”, – ответил тот, что помоложе. Потом она услышала опять слово Москва. И ей снова задали вопрос о деньгах. Вероника Романовна сказала, что собрала в дорогу десять тысяч рублей, и это все ее деньги. Тот, что помоложе, усмехнулся и стал что-то писать на листке.
Через два часа Пузанова покинула больницу, держа в руках направление в Центральный Онкологический центр. На сей раз она до вокзала добралась и уселась в поезд. Жила Вероника Романовна в областном центре, откуда до Москвы семь часов дороги. Каждые два часа она глотала таблетки, которыми ее снабдили в больнице. За лекарства врач денег с нее не взял, хотя и намекнул, что они стоят дорого. “Есть же на свете еще добрые люди”, – думала Пузанова, глядя в окно. На перроне города Глухова поезд стоял три минуты. Вероника Романовна слышала, что в этом районном центре обосновалась ее дочь. Но дитя свое она уже больше двадцати лет не видала и не знала сама, хочет ли увидеть.
Через два часа Пузанова покинула больницу, держа в руках направление в Центральный Онкологический центр. На сей раз она до вокзала добралась и уселась в поезд. Жила Вероника Романовна в областном центре, откуда до Москвы семь часов дороги. Каждые два часа она глотала таблетки, которыми ее снабдили в больнице. За лекарства врач денег с нее не взял, хотя и намекнул, что они стоят дорого. “Есть же на свете еще добрые люди”, – думала Пузанова, глядя в окно. На перроне города Глухова поезд стоял три минуты. Вероника Романовна слышала, что в этом районном центре обосновалась ее дочь. Но дитя свое она уже больше двадцати лет не видала и не знала сама, хочет ли увидеть.
В Москву поезд прибыл поздно вечером. Поскольку она в столице совсем не ориентировалась, выйдя на перрон, обратилась к парню с просьбой, как ей ехать. Тот на минуту задумался, затем резко вырвал из рук женщины сумку и бросился бежать. Веронике Романовне не только бегать, но ходить стоило немалых усилий. Поэтому преследовать грабителя она не стала, а прислонилась к фонарному столбу и горько заплакала. Ее окружили несколько сердобольных пассажиров, что слонялись тут в ожидании своего поезда. Кто-то из них привел участкового.
Старшина транспортной милиции Дрогин отвел Пузанову в участок и усадил на скамейку возле окошка с табличкой “дежурный сотрудник”.
– Сейчас придет товарищ Птахин и запишет твои показания.
Младший лейтенант Птахин отлучался по личному делу и вернулся через час. Увидев на лавке заплаканную женщину, он тут же смекнул, в чем дело. Ничего веселого встреча с пострадавшей ему не сулила но, для порядка, дежурный лейтенант все же достал казенный лист бумаги и скучным голосом стал задавать вопросы. Выслушав историю ограбления провинциалки, пожурил ее:
– Паспорт-то, гражданка, зачем в сумку клала?
– Больная я сильно. Соображаю плохо, – пожаловалась приезжая.
Милиционер широко зевнул и, не ожидая результата, добавил:
– Документик хоть какой у тебя есть?
И тут Пузанова вспомнила, что и паспорт, и направление в медицинский центр схоронила на груди. А вот деньги спрятать туда же не сообразила. Она отвернулась, чтобы не показывать мужчине интимных деталей туалета, и извлекла сверток:
– Вот, гражданин милиционер, от горя растерялась, а паспорт, слава Богу, при мне.
Лейтенант брезгливо принял еще теплый от ее тела документ, полистал его, отыскивая прописку, затем отстранился, как делают люди, страдающие дальнозоркостью, и спросил:
– Вот у тебя тут в графе “дети” записана М.И. Соловьева. Чего же она мать одну отпустила?
– Мы давно не живем вместе. Я сама по себе, Мака сама по себе. Даже не видимся.
– Мака, говоришь? А отчество как?
– Моего первого мужа, Соловьева, Игорем Васильевичем звали. А дочь Игоревна.
– И она у тебя с семьдесят шестого года?
– Да. А какое это имеет значение?
– Погоди, мать. Сейчас разберемся. – Ласково улыбнулся лейтенант Птахин и, не выпуская из рук паспорта потерпевшей, быстро закрыл окошко. Вероника Романовна видела, как он что-то набирал на клавиатуре своего старенького компьютера, продолжая поглядывать в ее паспорт, затем снял трубку и пробежался по кнопкам. Разговора она не слышала, да если бы и слышала, ничего не поняла. Она не знала, что журналист желтой газетенки Женя Рунич прикармливал знакомого лейтенанта на случай дешевой сенсации. А на Казанском вокзале они случались нередко. То наркокурьера задержат, то чеченца по подозрению в терроризме, то проституток в пикантной компании.
Услышав, что в отделении транспортной милиции, возможно, сидит в качестве потерпевшей мать кандидата в депутаты Государственной Думы Маки Игоревны Соловьевой, Женя подпрыгнул в кресле и умолил лейтенанта задержать женщину до его приезда. Тот усмехнулся и, намекнув, что рассчитывает на ответное внимание со стороны журналиста, обещал посодействовать.
Рунич через секунду скатился с лестницы своей девятиэтажки, метнулся к машине и, поскольку часы пик в Москве затихали, за тридцать пять минут добрался до вокзальной площади.
Вероника Романовна никак не могла взять в толк, чего дожидается и, когда лейтенант представил ей журналиста как человека способного помочь ее горю, натянуто улыбнулась. Репортер быстро вник в суть ее проблемы, сообщил, что в столь позднее время в Онкологический Центр ехать бессмысленно и предложил ночлег в своей квартире. Пузанова выбора не имела и, решив, что милиционер с бандитом не познакомит, с благодарностью согласилась. Женя усадил женщину к себе в машину и отвез домой. На вопросительный взгляд супруги Сони ответил, что гостья – это джек-пот в его профессиональной деятельности, и повел Пузанову на кухню угощать чаем. Вероника Романовна уселась за стол, смущенно проглотила последнюю таблетку, выданную доктором областной больницы, и не знала, чем отблагодарить радушного хозяина. Слава ухаживал за гостьей, по ходу чаепития несколько раз ее сфотографировал и выведал много интересного. Вероника Романовна понятия не имела, что ее дочь птица столь высокого полета. Она помнила, как ее малолетнее чадо соблазнило отчима и, покинув дом, занялось проституцией. Еще журналист выяснил, что девочка патологически любила деньги и часто подворовывала у матери. К чести московского папарацци, надо признать, что, добыв столь сенсационную информацию, он не выставил женщину на улицу, а уложил спать в своем кабинете, а поутру отвез в Онкологический Центр. Пообещав врачам опекать больную, он тут же полетел в редакцию с потрясающим материалом.
Редактор газеты “Бульварное кольцо” Вениамин Строчкарев пил чай со сдобной булкой и рассматривал фотографии певицы Люды Бор. Звезда казино и ночных клубов устроила дебош в ресторане бизнес-центра. Фотокорреспондент Строчкарева, Афонин, подловил диву, когда она разбивала тарелку о голову своего продюсера. С десяток фотографий пьяненькой поп-звезды тянули на разворот, да и обложка с ее окосевшей физиономией обещала значительно увеличить тираж субботнего номера.
– Смотри, Женька, как надо работать. – Похвалился редактор своей удачей. Рунич только усмехнулся и протянул ему свой материал.
– Что там у тебя? – Вяло поинтересовался Строчкарев.
– А ты почитай. Вот что надо давать на обложку. – Загадочно посоветовал он шефу. Редактор взял компьютерную распечатку и надел роговые очки. По мере прочтения распечатки пренебрежительное выражение с его лица сходило.
– Слушай, это же жареный материальчик! А фото ее у тебя есть?
– Обижаешь, гражданин начальник. – Усмехнулся репортер и, достав аппарат, вывел на дисплей портреты Вероники Романовны.
– Как тебе удалось?
– Учись, Веня, как надо работать. – Ехидно ввернул Рунич: – Сдавай в номер, пока никто не пронюхал. А мне штуку отвалишь.
Строчкарев задумался:
– Погоди, не торопись. Мы за твою статейку можем с девушки кандидата получить больше, чем со всех подписчиков и розницы.
– А ей какой резон в этой публикации? – Удивился Женя.
– Для нее резон как раз в обратном. Пусть заплатит, чтобы мы этого не публиковали. Понял мою мысль?
– Хочешь пошантажировать девушку, – догадался журналист.
– Зачем так грубо? Не пошантажировать, а помочь молодому политику сохранить имидж. Заработок пополам. Идет?
– Обидно, конечно, утаить свой талант от общественности. А сколько ты думаешь с нее слупить?
– Меньше стольника спрашивать нет смысла. Соловьева девушка не бедная. За ней заводы, Черноморское побережье, да мало ли чего еще. Стольник в зелени минимум.
– Сто тысяч баксов?
– Не рублей же?
– За полтинник зеленых мне бегать лет пять.
– Тогда по рукам. – Улыбнулся Строчкарев, снял трубку, минуту подержал ее в руке и положил обратно на рычаг.
– Раздумал? – Забеспокоился Женя.
– Не в этом дело. Надо подготовить макет обложки с портретами ее и матушки, плюс полосу с крупным заголовком. Например, так: “Дорога по панели к Думе” или “Мать известного бизнесмена и политика чуть не умерла под забором”! И все это вручить ей в руки. Красиво?
– Звучит. – Согласился молодой журналист.
– Тогда давай по десять капель “вискаря” за твой материальчик. – И Вениамин Строчкарев вынул из шкафа бутылку виски.
Натюрморт на столе заведующей отделением профессора Пучковой мог озадачить не только стороннего обывателя, но и коллег маститого психиатра. Рядом с историей болезни пациентки лежал женский бюстгальтер и свернутый вчетверо листок. Мария Васильевна придирчиво оглядела натюрморт со всех сторон, как это делают живописцы, бросая последний мазок на полотно, и уселась в кресло. Посидев несколько минут в глубоком раздумье, подняла трубку внутреннего телефона и попросила дежурную сестру привести к ней больную. Через несколько минут дверь в кабинет открылась, и на пороге замерла Елена Ивановна Ситенкова-Мараконова. Медсестра легонько подпихнула больную, и дверь за ней прикрыла. Пучкова поднялась навстречу пациентке, взяла под руку и усадила на свое кресло. Сама устроилась рядом в кресле для посетителей и указала Лене на натюрморт: