Меня буреночная тема ничуть не заинтересовала. Я критически рассматривала этикетку, налепленную на палку сухой колбасы. Это изделие местного мясокомбината носило подозрительное название «Солями», и я сосредоточенно изучала информацию о составе колбаски, надеясь выяснить, какими именно солями она богата. Очень хотелось надеяться, что не солями тяжелых металлов!
Однако именно информация продавщицы из мясного ларька вывела нас на финишную прямую и позволила благополучно завершить поиски улицы Березовой. Это и впрямь был конец города, самая окраина. Дом номер три оказался покосившейся саманной сараюшкой, прохудившаяся шиферная крыша которого уже была в пути: она сползла набок, как ухарски заломленная треуголка, и опиралась на старую грушу, точно старуха на клюку. Домишко производил впечатление необитаемого и заброшенного.
– М-да, шикарный особняк! – критически молвила Ирка, заглянув в замусоренный двор поверх покривившегося заборчика.
– Эй! Че надо-ть? – Со стороны соседнего двора послышался встревоженный голос.
Я повернула голову к сооружению, о котором его обитатели могли с полным правом говорить: «Моя хата с краю». Сразу за огородом дома номер один начинались овраги и буераки, в отдалении превращающиеся в бескрайнее кукурузное поле.
– Хто такие? – строго спросило существо неопределенного пола и возраста, облаченное в линялые «трикошки» и грязную тельняшку.
Прелестное создание стояло за провисшей оградой из ржавой металлической сетки в гордой позе революционного матроса, подставляющего грудь под вражеский выстрел. Наличие какой-то груди позволяло угадать в пьяном матросе женщину. Опухшая физиономия, мешки под глазами и цепкий вороватый взгляд выдавали алкоголичку со стажем. В данный момент дама была относительно трезва, и это помогло мне найти безошибочную линию поведения.
– Соседей ваших ищем, – громко сказала я, вдоль дощатого забора перемещаясь поближе к выжидательно застывшей морячке в тельняшке.
– Петровых, что ли? – прищурилась мадам. – А на кой они вам?
– Хотим знать, где они, кто они, как, когда и почему, – ответила я, издали показав морячке сторублевку из числа своих сыщицких денег на расходы.
– Это мне? – Баба облизнулась и протянула поверх заборной сетки грязную ладонь. Рука дрожала.
– Рассказывайте, – велела я, не спеша опустить купюру в протянутую руку. – Все, что знаете о Петровых.
– Дык я ить много знаю! – задергалась баба. – Чай, двадцать лет бок о бок прожили!
Я положила сторублевку в подергивающийся ковшик грязной ладони и подвесила в воздухе перед мутными глазами собеседницы вторую купюру:
– Больше расскажете – больше получите!
– Да я завсегда! – обрадовалась и засуетилась баба. – Вы заходите, заходите во двор! Толкайте калитку, она не заперта. Я только в ларек сгоняю и сразу сядем разговаривать. За стол сядем, че мы, не люди?
Она поддернула сползающие штаны и наладилась шмыгнуть в калитку, но молчаливая Ирка своим могучим телом преградила ей путь.
– Ирка, локомоторс пойло! – вполголоса повелела я подруге.
– В ларек я сама сгоняю, не беспокойтесь, – грозным басом сказала подруга, безропотно подчиняясь моему заклятию транспортировки.
Она бесцеремонно вынула из чумазой лапки морячки мой первый стольник и любезно поинтересовалась:
– Что дама пьет?
– Так беленькую же, – подобострастно хихикнула дама.
– Беленькую так беленькую, – обронила Ирка, выходя со двора.
Я проводила взглядом отъезжающую «шестерку» и повернулась к поникшей хозяйке:
– Присядем? – жестом я указала на деревянный стол, вкопанный в садочке под яблоней.
Серый древесный ствол вырастал из пригорка, затянутого сорной травушкой-муравушкой и самопроизвольно выросшими вьюнками, так что этот уголок двора выглядел вполне симпатично. А длинный штабель серых от вековой грязи и пыли пустых бутылок, если смотреть на него с сильным прищуром, мог с натяжкой сойти за поленницу дровишек.
Я подумала, что хозяйка домовладения в кругу выпивох может считаться зажиточной дамой: вон у нее сколько ценной стеклотары! Только пункта приема бутылок, наверное, поблизости нет, вот и скопилось у морячки целое состояние в пустых поллитровках!
– Самая надежная валюта! – похвасталась баба, перехватив мой взгляд. – Доллар скачет туда-сюда, ровно блоха, рубль все обесценивается, а пустой пузырь завсегда в цене!
– И потому пузырь пустой гораздо выше ценится, – поддакнула я, слегка переврав песенку мультипликационного Винни-Пуха.
Между прочим мне подумалось, что не зря Ильич, памятник которому стоит на центральной площади городка, утверждал, будто кухарка может управлять государством. Наверное, не всяким государством, но нашим уж точно! Почему нет, если у нас запойная алкоголичка в вопросах котировки ценностей может дать фору всей валютной бирже!
– Ну, начнем беседу? – повторила я.
– Че, и горло не промочим? – оскорбилась баба. – Не, так не пойдет! Че я, гостей нормально принимать не умею, че ли!
Обшарпанный столик был пуст и чист, а потому вполне устраивал меня в качестве гостиной, а что до нормального приема, то пить и есть тут мне совсем не хотелось. Особенно не хотелось пить водку, бутылку которой буквально через пяток минут доставила Ирка.
– Че, только один пузырь? – огорчилась морячка.
Она уже успела сообщить мне, что ее зовут Веркой.
– Напузыритесь после нашего ухода, – утешила ее Ирка, широким жестом выставляя на деревянный стол непочатую бутылку и одинокий пластиковый стаканчик.
– Эх, ладно! – Баба потерла руки. – Щас стопки притараню!
– Не надо стопки, мы не будем пить! – поспешила сказать я.
– Че это? – гостеприимная Верка обиделась до слез.
– Мы за рулем.
– Обе за одним? – съязвила Верка.
Ирка открыла рот, но я ее опередила:
– Я за рулем, а ей пить нельзя, она беременная!
Ирка при таком беспардонном вранье с лязгом захлопнула челюсти.
– Че, тоже без мужа? – сочувственно спросила Верка.
Она ловко открыла бутылку и набулькала полный стакан водки.
– А кто еще без мужа? – быстро спросила я, крепко наступив на ногу багровеющей Ирке.
– Дак и я без мужа родила троих, и Людка Петрова тоже! Ну, вздрогнем! – Верка лихо опрокинула стакан, а мы с Иркой, как было велено, вздрогнули и поморщились.
Дальше беседа пошла без запинок, только с небольшими паузами, которые нужны были Верке, чтобы не терять красноречия. Из ее рассказа мы узнали много нового и интересного.
Алла Даниловна Петрова воспитывала дочку одна, без мужа, который ушел от нее к другой женщине, когда Людочка еще пешком под стол ходила. Денег в семье всегда было мало, но Алла Даниловна держалась достойно, на судьбу не плакалась, водкой горе не заливала, помощи ни у кого не просила. Людочка одевалась «бедненько, но прилично», однако в любом возрасте и в любых нарядах смотрелась замечательно, потому как с детства росла красавицей, да и дурочкой не была. В школе девочка училась хорошо, но дать ей достойное образование Алла Даниловна не смогла. Об институте без денег и речи быть не могло, нужно было получать профессию, с которой можно заработать верный кусок хлеба. После девятого класса Людочка пошла в медучилище, выучилась на медсестру и стала работать в санатории-профилактории, принадлежащем местному мясокомбинату. Путевки в это заведение получали не все члены трудового коллектива, но руководство отдыхало в комфортабельных номерах и грелось в сауне регулярно. Красавица Людочка познакомилась с главной бухгалтершей предприятия, милыми манерами и скромностью приглянулась капризной тетке, и та познакомила ее со своим племянником Дёмочкой.
Дёмочке было двадцать три года, он уже успел с отличием закончить Технологический университет, отлично разбирался в компьютерах, но ничего не понимал в девушках и совершенно не умел с ними знакомиться. У Дёмочки еще никогда не случалось романов, и в красавицу Людочку он влюбился мгновенно и безоглядно. У парня была собственная квартира – однокомнатная, но хорошая, не то что развалюха, в которой Людочка жила с мамой. Еще у Дёмочки было перспективное будущее. Людочка оценила все плюсы и вышла за Дёмочку замуж.
Однако счастливая жизнь молодоженов была недолгой. Через полгода после свадьбы Дёмочка случайно узнал, что жена ему изменяет, и воспринял это как конец света. Впечатлительный юноша свил из первых попавшихся под руку компьютерных проводов тугую петлю и повесился на люстре, оставив изменнице густо закапанное слезами обличительное письмо.
Людочкин однокомнатный рай мгновенно превратился в ад. Родственники несчастного Дёмочки взашей вытолкали ее из квартиры и вдобавок ославили на весь район как распутную мерзавку, из-за которой лишил себя жизни хороший парень. Тот факт, что мерзавка к этому времени уже была глубоко беременна, ничего не изменил. Признать ребенка гулящей бабы своим внуком убитые горем родители Дёмочки отказались наотрез. Людочка вынуждена была вернуться в мамин домишко. Работу она оставила, денег у нее не было, а вскоре родился Андрюша.
– Че ей было делать-то? – сокрушалась быстро захмелевшая Верка, уже с трудом ворочая языком. – Бросила девка мальца матери, а сама в город подалась – от стыда подальше и на заработки. И, видать, заработала-таки! Вишь, развалюху свою Петровы бросили, перебрались куда-то в другое место!
– Может, они продали этот дом? – спросила Ирка.
Верка пьяно захохотала:
– Да кому ж этот сарай можно продать? Его и даром-то никто не возьмет!
– А земля, участок под домом? Он чего-то стоит?
– Да ты сама подумай, какой участок! – Верка с обидным намеком постучала себя по лбу. – Чем он лучше того пустыря? Вода во дворе, канализации и газа нет, до автобусной остановки с полчаса по грязюке чапать.
– Но тут природа, свежий воздух, – неуверенно протянула Ирка.
Верка, своими ароматами сильно портящая атмосферу, издевательски захохотала:
– Приро-ода! За нее денег платить не надо: глянь, в двух шагах чистое поле начинается, там бесплатно участок бери и стройся – не хочу!
И она с воодушевлением запела:
– Поле, русское по-о-оле! Светит луна или падает снег…
– Нам пора, – сказала я, оценив состояние нашей собеседницы как предзакатное.
– До свиданья, – вежливо сказала Ирка, поднимаясь из-за стола.
Пьяная Верка нашего ухода даже не заметила. Подперев растрепанную голову грязным кулаком, она самозабвенно выводила песню про русское поле, тонким колоском которого певица воспринимала себя. Колосок заметно кренился набок и обещал полечь, не дождавшись урочной жатвы.
Через полчаса мы уже выезжали из Тихореченска на трассу. Без сожаления проводив взглядом убегающий назад дорожный знак с названием оставленного нами населенного пункта, я поудобнее уселась, отломила кусочек деревенского каравая, сунула его в рот и призадумалась.
Не знаю, как проистекают мыслительные процессы у других сыщиков, но в моем случае о четкой логике и дедукции говорить не приходится. Отчасти это объясняется тем, что работаю я как сыщик в условиях, далеких от идеальных: то и дело приходится отвлекаться от расследования для исполнения обязанностей матери, подруги и жены. Впрочем, я не жалуюсь, особенно по поводу супружеского долга. Однако мысли мои в результате скачут, как резвые молодые кузнечики, и последовательности в детективных раздумьях что-то не наблюдается. Определенное представление о происходящем – и происходившем – с Людочкой Петровой у меня уже сложилось, но общая картина прорисовывается пунктирно, с досадными пробелами.
Итак, что мы узнали в результате своего кавалерийского наскока на Тихореченск? Что Людочка Петрова на самом деле не девственница, у нее растет сын, который живет с бабушкой, – это раз. Второе: за короткий период времени Людочка где-то достала большую сумму денег. Насколько большую? Достаточную, чтобы без сожаления бросить развалюху на улице Березовой и «за хорошую цену» (выражение бабы Гали) купить для Аллы Даниловны и Андрюши благоустроенную квартиру Пожарских. При этом сама Людочка в этой квартире даже не прописана, она зарегистрирована по месту жительства в общежитии медицинского колледжа, хотя вовсе не живет там, – это три. Из этого следуют вопросы списком:
А) Как Людочке удалось убедить мадам Рябушкину и ее придворного врача-гинеколога в том, что ее девичья честь нерушима?
Б) Где и как Людочка раздобыла деньги на покупку квартиры?
В) Где на самом деле живет Людочка Петрова?
Ответ на первый вопрос давала практика специализированной гинекологической клиники «Камелия». Тамошние хирурги, как я уже знала, мастерски выполняют операции по восстановлению девственности. На второй вопрос тоже легко было найти вполне правдоподобный ответ. Чтобы проверить себя, я спросила Ирку:
– Как ты думаешь, каким образом молодая красивая девица из глубинки может быстро разбогатеть в большом городе?
– Выйти замуж и овдоветь, – не задумываясь, ответила подруга.
Я встретила ее слова удовлетворенным кивком. Эх, как бы мне выяснить, когда и с кем бракосочеталась Людмила Ивановна Петрова, а также – каким образом ей удалось вскоре вновь обрести свободу от супружеских уз, да еще и с денежками в кармане? В принципе, можно попытаться обойти все загсы города, чтобы поднять архивные записи за интересующий меня период времени, но какая это будет титаническая работа! Ужасно много времени у меня уйдет, а результат непредсказуем: где гарантия, что Людочка играла свадьбу именно в нашем городе? Вполне ведь могла ради такого дела смотаться куда-нибудь в чужие палестины!
– Слушай, а к чему был этот вопрос про замужество? – запоздало поинтересовалась Ирка.
– Так просто, – ответила я, ленясь пересказывать подруге свои многоэтажные соображения.
– А вот и не просто! – Ирка беспокойно завозилась на сиденье и напыщенно призналась: – Меня лично сейчас очень волнует вопрос крепости брачных уз.
– Что, Моржик все еще ревнует тебя к Гарри Поттеру? – вяло поинтересовалась я.
– Слава богу, уже нет! Теперь, когда под нашей крышей живет одноименный персонаж, Гарри Поттер Моржика не пугает, – усмехнулась подруга. – Зато я по-прежнему боюсь вторжения в наш счастливый союз третьего лишнего!
– Ты про Неотвязного Алика говоришь? Не волнуйся-а-а, – я зевнула. – Этой темной лошадкой я тоже занимаюсь.
На самом деле Неотвязного Алика я за своей детективной суетой вокруг Людочки Петровой как-то упустила из виду. Нехорошо получается, Ирка ведь на меня надеется… Я усовестилась и потянулась за мобильником.
– Да! Алло! Слушаю! Говорите! – нервным голосом на грани истерики заквохтал в трубку мой старый знакомый– импресарио Сёма Лячин.
– Да! Алло! Говорю! Слушайте! – насмешливо протарахтела я ему в ответ. – Сёма, это Лена!
– Лена, это Сёма! – хохотнул приятель. Голос его сделался заметно спокойнее. – Чего хочешь?
– Хочу разжиться у тебя контрамарочкой на концерт какой-нибудь заезжей знаменитости.
– Ты хочешь пойти на концерт? – Сёма искренне удивился. – Ты же всегда говорила, что тебе с лихвой хватает общения со знаменитостями в прямом эфире!
– Говорила, говорю и буду говорить, – подтвердила я. – А ты невнимательно слушаешь! Я не сказала, что хочу на концерт, я сказала, что хочу контрамарочку! Улавливаешь разницу?
– А, ты не для себя просишь! – догадался Сёма. – Конечно, я дам тебе билетик! Почему бы не дать?
– Потому что он денег стоит, – пробормотала я.
– Ах, дорогая! – Голос Лячина потеплел, как согретый в ладонях коньячный бокал. – Когда я вижу, как красиво и безжалостно ты мордуешь перед камерами моих звездунов и звездюшек, я просто плакать готов от счастья и благодарности! Ты же знаешь, сколько жил вытягивают из меня эти зажравшиеся кумиры миллионов! Сам-то я этих сволочей материть не могу, а так хочется!
– Всегда рада оказать тебе моральную поддержку, – засмеялась я.
– Всегда рад оказать тебе поддержку материальную, – заверил меня Сёма. – Например, билетами. Сколько их тебе нужно и на кого?
– Парочку хороших билетов на кого-нибудь позвездистее из новеньких, чтобы понравилось модной молодой девушке, – ответила я. – На твой вкус.
– Мой вкус – это Марк Бернес и Джо Дассен, – вздохнул Сёма. – А из новеньких – канарейка, которую я купил в зоомагазине на прошлой неделе. Как поет, зараза! Заслушаешься!
– Если хорошо поет, значит, это не канарейка, а кенарь, – поправила я. – Птица мужского пола.
– Вот вечно у этих певцов проблемы с определением пола! – хихикнул импресарио. – Забегай за билетами ко мне в контору, я оставлю девочкам конвертик!
– Благодарствуйте! – улыбаясь, я выключила трубку.
Вернемся в город, возьму у Семы обещанные билеты и презентую их Марине из аптеки «Феникс», а она в знак признательности узнает для меня, кто и зачем регулярно звонит из этого фармацевтического бутика Алику Гетманенко в Новороссийск.
В этот момент я больше ничего не могла сделать для Ирки, поэтому вновь выбросила Неотвязного Алика из головы и вернулась к Людочке Петровой. Какой там вопрос остался у меня без ответа? О настоящем месте жительства Людочки. В общаге она только числится, квартиру снимать – это дорого, арендовать на длительный срок номер в гостинице – вообще цены не сложишь. Может, девушка занимает уголок в квартире какой-нибудь подруги? Но у нее, кажется, вовсе нет подруг…
Стоп! А если все гораздо проще и изящнее? Я предполагаю, и умудренная жизненным опытом Ирка разделяет мое мнение, что Людочка Петрова сходила замуж, чтобы вскоре остаться обеспеченной вдовой. Так разве не могла она в результате обрести собственную квартирку в нашем городе? Унаследовала ее за почившим в бозе супругом – и все дела! В таком случае, именно в этом экс-любовном гнездышке Людмила проживает сейчас!
Так-так! Только что я была абсолютно спокойна и камнем лежала в кресле и вдруг зашевелилась, как замороженный пельмень, величественно всплывающий на поверхность кипящей воды.