Медленно, не отрывая взгляда от пистолета, он поднял вверх обе руки.
– А ты хорошо знаешь, где искать, – сказал Ситников. – Откуда?
– От хозяйки, – хрипло ответил Иван Петрович. – Она написала, что во всех отелях муж набирает один и тот же код. Чтобы не путаться. Год ввода советских войск в Афганистан. Телятин чудом избежал призыва и, как он считает, смерти.
– Все правильно, – тихо рассмеялся Ситников. – Ты Тристан. А я-то гадал, почему ты убил блондинку? Ты просто перепутал. Решил, что тебя использовали и теперь хотят кинуть. Отомстил, да?
– Давай договоримся? – с надеждой спросил Иван Петрович. – Бери деньги и разбежимся.
– Мы же хотели поделить их пополам, – насмешливо сказал Ситников.
– Бери все.
Иван Петрович постепенно успокаивался. Если бы у Ситникова было оружие, он бы выстрелил. Убил бы, и все. А если еще ведет переговоры, значит, не вооружен. Блефует.
– Ты, конечно, умный, – размеренно произнес Ситников. – И я бы мог тебя отпустить. Но мне не нужны свидетели. Я в живых никого не оставляю. Такое мое правило.
«Киллер. Я знал это с того момента, как Телятин признался, что нанял киллера. Уж конечно, это не мальчишка. Если не рискну – я труп», – мелькнуло в голове у Ивана Петровича, и на этот раз проклятая заноза, мысль о деньгах, не дала о себе знать. Она свое дело уже сделала. Загнала его в ловушку. Он вскинул руку и схватил пистолет. Все произошло в считаные секунды. Иван Петрович обернулся, чтобы выстрелить в Ситникова, но на курок нажать не успел. Охотничий нож ударил его в грудь. Удар был такой силы, что Иван Петрович завалился на сейф, уронив пистолет. Он даже вспомнил, что уже видел этот нож в холле, на стене. У геральдического щита. Там было что-то еще. Какое-то холодное оружие, которым Ситников, похоже, владеет в совершенстве. Вот чего нельзя было упускать из вида.
Изо рта тонкой струйкой потекла густая черная кровь. Иван Петрович попытался ее сглотнуть, но крови было слишком много. В конце концов он ею захлебнулся и закашлялся. Сердце, сильное, выносливое, попыталось вытолкнуть нож, но сталь засела крепко. Она и не собиралась поддаваться. Смертельно раненное сердце хотело вытолкнуть нож, но вместо этого выталкивало кровь, и с нею уходили силы. Последний мощный толчок – и Иван Петрович замер. А кровь еще какое-то время жила. Тоненькой струйкой текла по его подбородку на шею и грудь.
Ситников подошел и небрежно смахнул мертвое тело на пол, освобождая себе путь. После чего вынул из сейфа деньги. Там было сто тысяч долларов, как и сказал Телятин. Рубли Ситников брать не стал. Он взял ровно столько, сколько ему причиталось за выполненную работу. Потом нагнулся и поднял с пола пистолет. Проверил обойму. Она была полной. Этого вполне хватит, чтобы завершить начатое.
Зачистка уже закончена. Он привык к этому на войне: нельзя оставлять свидетелей, даже если это просто мирные жители. Всех, кто видел, как ты работаешь, а война – это работа, – надо убрать, чтобы они никому не рассказали, насколько качественно ты работал. И не поставили бы под сомнение целесообразность твоих действий. Каждый делает свое дело.
Ситников (он на самом деле был Георгий Ситников, хотя удостоверение полицейского являлось поддельным) решил начать с гостиной. Там есть камин. Рядом с ним стоит коробка с сосновой щепой на растопку и аккуратной поленницей сложены дрова. Хозяева обо всем позаботились.
Он давно уже решил поджечь дом. Еще когда спрятал в снегу канистру с бензином. Финальный этап зачистки – все в огонь. А если хозяева вдруг задумают спрыгнуть с крыши в снег… Что ж, он подождет. И не уйдет, пока не будет знать наверняка, что оба мертвы. И хозяин, и хозяйка. Первый нанял его, чтобы убить вторую. Но не обеспечил условия для выполнения задания. А потом еще и передумал. Так не делается. Раз уж ступил на этот путь – иди до конца. Это тебе не помидоры в магазине выбирать, хочу – не хочу, куплю – не куплю.
Аркадий Телятин вызывал у Ситникова брезгливость. Мужик, который запутался в бабах, не мужик. Но заказчиков не выбирают. А хорошо, что он облажался, этот Телятин. И прогневал Хозяина. Как и всякому идеальному исполнителю, Георгию Ситникову нужен был хозяин. Сам Ситников умел только одно: беспрекословно выполнять приказы. И решения умел принимать только в рамках полученного задания. Иногда, как сегодня, приходилось импровизировать, проявлять смекалку. Но лишь на коротком отрезке, между двумя кнопками «вкл» и «выкл». Ранее он не представлял, кому в мирное время может понадобиться его работа. За что русские могут убивать русских? Оказалось, могут. Игорь Васильевич объяснять ничего не любил, за что Ситников его уважал. Хозяин должен быть по-деловому краток и исполнителя держать на расстоянии. Всякая сентиментальность, даже намек на дружбу, на какую-то там признательность, – это все лишнее. Эмоции любой работе только мешают.
А хороший выдался день. С Рождеством!
Ситников представил, как он вернется домой, выпьет сто граммов водки, не больше, и завалится спать. Спал он после работы крепко. И кошмары его не мучили. Покойники не снились. Завтра он отчитается перед Хозяином и получит заслуженный отпуск. И пойдет в горы. Один. Очищаться. Так надо. Так ему велел делать тот, кто научил всему. Командир. После того, как задание выполнено, надо взять какую-нибудь неприступную вершину. Это гораздо труднее, чем покорить неприступную женщину. Потому что неприступных женщин не бывает, и они не наказывают так, как горы, смертью. С ними, бабами, неинтересно.
Он поднес к поленнице спичку. Сухие дрова занялись охотно. Он встал и направился к бару. Достал оттуда бутылку виски, открыл ее и понюхал: запах неприятный, резкий. Хотя это очень дорогой виски. Здесь, в этом богатом доме, все было по высшему разряду. Но Ситников виски не понимал, он понимал только водку. Ну, еще чистый спирт. Поэтому он без всякого сожаления стал лить янтарную жидкость на пылающие дрова. Они радостно загудели, от костра пошел сильный жар. Пламя лизнуло стену и явно обрадовалось. Обои в гостиной были дорогие и вкусные, с золотым тиснением. Огонь с хрустом и большим аппетитом начал их пожирать. Потом добрался до портьер. Ситников подумал, что теперь все в порядке, и направился к двери. В гостиной становилось жарко.
Мертвая Кристина смотрела на него с недоумением: а как же я? Но Ситников был к ней равнодушен. Она была не его. И при жизни, и в момент своей преждевременной смерти. Забавная вещица, не больше. Ей повезло, что она умерла так рано и такой легкой смертью. И ее гниющее тело не будут точить черви. Раз – и все! Облачком в небо!
Для верности он поджег еще и холл. Пришлось принести со двора спрятанную в снегу канистру. Он вовсе не собирался уезжать отсюда на машине, поэтому бензин вылил весь. Марш-бросок по шоссе, в мороз и метель, его не пугал. В горах придется сложнее. Он убивал сегодня много, поэтому вершину наметил ту еще! Надо готовиться.
Он сунул руку в карман и с досадой нащупал там брелок с ключами от машины. От чужой машины. Водитель, Николай, кажется, так ничего и не понял. Кричал что-то, размахивал руками. Глупый человек. Его не скоро найдут, тело в лесу, закидано лапником. Там же похоронен его глупый мобильник, который все время звонил. Там какая-то Маша. Что за Маша?
Ситников бросил ключи на пол. Это уже неважно. Он и сам не понял, зачем их взял. Интуитивно. Показать, напугать. Не пригодилось.
Он вышел на крыльцо и аккуратно прикрыл за собой дверь. За окном гостиной ярко пылал огонь. В холле все еще только начиналось. И это было здорово!
Во дворе он занял удобную позицию и стал ждать. Холода он не ощущал. Он давно уже потерял чувствительность к тому, что всем нормальным людям доставляет неудобства. К ветру, к дождю. К снегу.
Ситникову было чуть-чуть любопытно: что они будут делать? Прыгать в снег? Или побоятся? Он – да. Она – нет. Но им обоим сегодня уж точно не повезло, даже несмотря на то что под лоджией, похожей на старческий рот с белыми бескровными деснами, метель намела огромных размеров сугроб. И снег мягкий, пушистый, как перина. Даже если они свалятся в эти пуховые подушки, они не почувствуют их мягкости, потому что уже будут мертвы. Он их подстрелит во время полета, как уток. Она – утка. Он – селезень. Жирный селезень. Он их подстрелит, а потом зажарит.
Красивая была охота…
01, 02, 03…
– Аркадий, он поджег дом!
– Я ничего не чувствую…
– А я тебе говорю: мы горим!
Ульяна Федоровна метнулась к открытому окну. Высунулась из него по пояс и отчаянно закричала:
– Помогите!!!
– Я тоже теперь чувствую запах дыма… – затрясся Аркадий.
– Мамочки!
– Лика, что делать? Неужели все, а? Конец?
– Не говори ерунды…
Ульяна Федоровна побежала к двери и принялась яростно швырять на пол стулья, картонные коробки, выпавшие из них книги…
– Бесполезно, – уныло сказал муж.
Она все равно боролась. С остервенением двигала стол, пинала ногой валяющиеся на полу вещи, освобождая проход. Когда дверь была расчищена, налегла на нее плечом и крикнула:
– Мамочки!
– Лика, что делать? Неужели все, а? Конец?
– Не говори ерунды…
Ульяна Федоровна побежала к двери и принялась яростно швырять на пол стулья, картонные коробки, выпавшие из них книги…
– Бесполезно, – уныло сказал муж.
Она все равно боролась. С остервенением двигала стол, пинала ногой валяющиеся на полу вещи, освобождая проход. Когда дверь была расчищена, налегла на нее плечом и крикнула:
– Помоги!
Аркадий послушался. Какое-то время они пытались выломать дверь. Она ходила ходуном, но не поддавалась. Черенок лопаты торчал в ручке, и тумба с креслом-качалкой, приваленные снаружи, мешали. Что-то с грохотом упало на пол от очередного отчаянного толчка. Но дверь все равно не поддалась.
– Без толку, – задыхаясь, сказал Телятин. – Даже если получится… Первый этаж горит. Мы все равно не сможем выйти. Путь отрезан.
– Но что-то же надо делать?!
Пока они чувствовали только запах дыма, но сам дым не видели.
– Хоть кто-то должен приехать, – дрожащими губами еле выговорила Ульяна Федоровна. Сказать о том, что готова умереть, это одно, но когда до этого доходит, желание жить оказывается сильнее. Всего-то сорок пять… Как мало… И по большому счету, не было никакого несчастья… До сегодняшнего дня… – Мы позвонили всем. Всем, кому могли. Пожарным, в «Скорую», в полицию…
– Когда-то они приедут!
– Когда-то еще загорится по-настоящему!
Она ошиблась. Огонь ленив, он медленно разгорается, и если ему не дают воли, ведет себя, как ворчливый старик. Зевает и то и дело норовит затухнуть. Зато разозлившись, вырвавшись из-под контроля, да еще почуяв кровь, превращается в дракона, который рвет и крушит все. Мстит за то, что его разбудили, да еще принялись насильно кормить.
А современные отделочные материалы словно созданы для того, чтобы гореть. Все эти пластиковые панели, навесные потолки… Гостиная вспыхнула в мгновение ока, и дым повалил черный, густой. Он быстро достиг чердака, и Ульяна Федоровна закашлялась.
– Мы задохнемся, – сказала она мужу. – Дым ядовитый. В отделке много пластика.
– Я хотел, чтобы было красиво, – пробормотал Аркадий.
– Надо прыгать, Аркаша.
– Что ты, что ты! – замахал руками муж. – Давай подождем!
– Чего?! – заорала она.
Кинулась к окну и попыталась в него протиснуться. Почти получилось. Теперь надо вылезти на крышу и скатиться по ней на самый край. А дальше – в снег. Высоко, конечно, но внизу огромный сугроб. Если повезет…
Шанс на спасение был, и Ульяна Федоровна не колебалась. Надо прыгать! И тут она поняла, что если вылезет на крышу первой, то Аркадий сгорит заживо. Он прыгать не будет.
– Аркадий! Живо сюда!
– Нет…
– Я кому сказала!
– Лика, я не могу…
– Гад! Сволочь! Полезай в окно, скотина!
Она орала и топала ногами. Аркадий растерялся. Он уже и сам не знал, чего бояться. Решиться ли на смертельный прыжок либо задохнуться в ядовитом дыму. От страха он почти отключился, только дрожал и икал, наверное, от холода. В открытое окно дул ледяной ветер.
Жена схватила его и потащила к окну.
– Иначе я сама тебя убью! Прыгай же!
– Нет, нет, нет… – твердил он, вылезая на крышу. Окно было узким, и Телятин протиснулся в него с трудом, обдирая бока.
Господи, как же там оказалось холодно, на улице! И как невыносимо жарко стало в доме! Жена изо всех сил подталкивала его в спину. Он вдруг испугался и отчаянно уцепился за подоконник.
– Я не могу! Нет!
И тут она со злостью, что есть сил, ударила кулаком по его одеревеневшим пальцам. Телятин взвыл и разжал руки. Его понесло по обледенелой крыше, словно мешок с тряпьем. Отчаянный крик Аркадия Павловича почти заглушил вой сирен. К дому подъезжала пожарная машина, следом за ней «Скорая». Казалось, во дворе, как в колодце, гуляет эхо. Теперь выли не две машины, а три. Или даже четыре. С забора вдруг посыпались во двор плечистые мужики в камуфляже. Никто не обратил внимания на выстрел. Все подумали, что это с треском обвалилась балка в горящем доме.
– Тарань ее! – отчаянно крикнул кто-то.
Застрявшую в воротах легковую машину буквально внесла во двор пожарка. Из нее тут же посыпались люди в касках и спецодежде и торопливо начали разворачивать брандспойты. К упавшему в снег Телятину кинулись врачи.
И тут на крыше появилась женщина. Аркадий Павлович всего этого уже не видел, он был без сознания. Зато люди внизу закричали и замахали руками. В спину женщине из смешного окошка, похожего на скворечник, валил густой черный дым. Она казалась такой толстой, неуклюжей. И нелепой.
Но по крыше дома съехала так лихо и уверенно, будто всю жизнь только этим и занималась. Она была спокойна: Аркадий прыгнул. Он жив, не может быть, чтобы разбился. Все будет хорошо.
Так она думала, когда на самом краю обледеневшей крыши закрыла глаза и даже попыталась прочитать единственную известную ей молитву. Но молитва была длинной, а времени мало. Она успела только сказать:
– Ох!
И плюхнулась в мягкий снег. Какое-то мгновение было трудно дышать. Казалось, на грудь положили свинцовую плиту. Потом вдруг легкие обжег морозный воздух, и она поняла: жива. Невыносимо болела правая нога, голова гудела. «Похоже, у меня сотрясение мозга…» – подумала Ульяна Федоровна.
– Она сейчас замерзнет! Быстро одеяла, спирт!
– Носилки! – крикнул кто-то.
– Надо сделать ей укол…
Она была в сознании, когда санитары несли ее в машину «Скорой помощи», стоящую за воротами. Во дворе стало жарко, как на экваторе. Дом, похожий на огромный огненный шар, пылал, хотя пожарные старались. Поливали его из брандспойтов, закидывали снегом. Уже было понятно, что имущество Телятиных не спасти, отстоять бы хозяйственные постройки и соседей. Они стояли тут же, перепуганные насмерть.
– Я вас прошу! Прошу вас! – отчаянно кричал враз протрезвевший Сашка, сосед. – Любые деньги! Только спасите!
– Да иди ты на…! Не мешайся!
– Родненькие, спасите! Лейте с той стороны, где наш дом! Любые деньги!
– Мужики, уберите его кто-нибудь!
– Телефон надо брать, когда звонят, – простонала Ульяна Федоровна. Ей уже стало легче. На морозе дышать было легко, да и обезболивающее подействовало.
На снегу, почти у самых ворот, лежал огромный мужчина. Ульяна Федоровна не сразу поняла, что это Ситников.
– Его у… убили?
– Вы о чем?
К ней нагнулся врач.
– Убийца… В доме был убийца.
– Вам нельзя волноваться.
– Подождите, – взмолилась она. – Еще одну минутку…
Двор был полон народа. Да и за воротами толпа. Прибежали испуганные соседи со всех концов коттеджного поселка. К пожарищу их не пускали, они толпились за забором, оживленно обсуждая происшествие.
– Катковы фейерверки запускали…
– Это они подожгли…
– Вы не имеете права! – слышала Ульяна Федоровна визжащий голос Ленки. – Мы тут ни при чем!
– Запрещать надо это баловство…
Сколько же здесь было машин! «Скорая», две пожарных, полиция… Ульяна Федоровна сбилась со счета от мелькавших перед глазами людей. Ее дом, пять лет жизни, милые сердцу безделушки… Ничего нельзя спасти. Странно, она ничего не чувствовала. Потом вдруг вспомнила:
– Ваня!
– Женщина, вы куда? Лежите!
– Там человек! Вы что, не поняли?! Живой человек! – рвалась она из рук санитаров.
– Его спасут.
– Он в подвале! Он там заперт! – рыдала Ульяна Федоровна. Нога… Проклятая нога… Она не могла встать. Кажется, это перелом.
– Вы бы о муже так убивались, – сказал кто-то.
– Муж? А что с ним? – вскинулась Ульяна Федоровна.
– Живой. Без сознания только. Ребра сломаны, многочисленные ушибы, рука… Открытый перелом… Давайте ее в машину…
– Еще одну минуточку… Погодите…
Она не могла удержать слез. Горела ее любовь, ее надежда на новую жизнь, горели мечты. На краю поселка пылал огромный факел. И никто не понимал…
К машине «Скорой помощи», куда уже заносили Ульяну Федоровну, подошел грузный пожилой мужчина с усталым лицом, одетый в поношенную дубленку.
– Она в сознании? – спросил он у врача.
– Да. Пока. Мы хотели ей укол… Снотворное и успокоительное… Такой стресс…
– Погодите. Ульяна Федоровна, вы меня слышите? – зампрокурора, а это был он, нагнулся над стонущей женщиной.
– Да.
– Что здесь произошло?
– Аркадий вам звонил. Он все объяснил.
– В доме вы были вдвоем?
– Нет.
– Что, позвали гостей на Рождество?
– Д-да.
– Тогда я не понимаю: как нанятый вашим мужем киллер решился выполнить свою работу в присутствии стольких свидетелей? Я правильно понял, что Аркадий Павлович хотел вас убить?
– Д-да. Не совсем.
– Тогда объясните мне…
– Гражданин, потом, – вмешался врач, видя, как побелела Телятина. – Она пережила сильный стресс, прыгнула с крыши. У нее, возможно, переломы.
– Хорошо, – сдался зампрокурора. – Потом так потом.
– Савелий Игнатьевич, – позвала Телятина, чувствуя, как правую руку мажут чем-то холодным, пахучим.