Нельзя сказать, что среди оппонентов «метропольцев» были сплошь беспринципные трусы и реакционеры. Были люди, искренне считавшие, что альманах можно издать и так унять возникший международный скандал. Среди них был тогдашний секретарь СП Олег Попцов.
«"Метрополь"… – вспоминает Олег Максимович[157], – вызвал протест со стороны официальных властей… Это было время Михаила Андреевича Суслова. Нелепо было ждать от Суслова восторга по поводу альманаха, но… можно было и необходимо было "Метрополь" отстоять. Я был сторонником… того, чтобы издать "Метрополь".
Я выступал и говорил, что если мы сейчас дадим возможность журналу уйти за рубеж, то закроем на энное количество лет творчество этих людей[158] в нашей стране. Поэтому его надо издавать здесь…
…Это была хорошая литература, сделанная настоящими писателями. Появление "Метрополя" здесь, в России… позволило бы сказать, что ситуация меняется.
Произошло столкновение двух тенденций.
Кто-то мне сказал: "А вот помните, как вы выступали против "Метрополя"? Я ответил: Господа! Есть все стенограммы обсуждений. Я не откажусь там ни от одного слова. Там выступал Бакланов, там выступал Бондарев… Посмотрим, кто и о чем говорил, тогда станет все ясно. <…>
У меня Фазиль Искандер был членом редколлегии, а после этого от меня потребовали, чтобы я вывел его из членов редколлегии. <…> Я говорил: "Что вы делаете? Настоящих литераторов мы просто зачеркнем! <…> Ни в коем случае нельзя дать альманаху уйти за рубеж". Но было бессмысленно всё…»
Нынче среди читателей немало тех, что читать научился уже после этой истории. Тех, кто не помнит ни той страны, ни той ситуации. Как сказал на презентации своей книги «@рбайт» Евгений Попов: «Вот мы сейчас здесь спокойно сидим и, ничего не боясь, обсуждаем и эту книгу, и нынешнюю власть, а вот попробовали б мы так посидеть и пообсуждать в 1980 году».
Для людей, привыкших к свободе в искусстве, могут дико звучать истории о запретах на общение с иностранцами, об увольнениях и изгнаниях за тексты. Но они были. Ничего не попишешь: обычаи тоталитарной системы. И ты должен был их соблюдать, если хотел держаться на плаву. Поэтому как бы ни старался Олег Попцов спасти «МетрОполь», ему пришлось бы либо уступить, либо разделить судьбу «мятежников». Он отступил.
Так была устроена жизнь «во время Михаила Андреевича Суслова». Легенда гласит, что именно этот «человек с лицом хорька», поддержанный начальником Главпура[159] генералом армии Алексеем Епишевым и министром обороны маршалом Андреем Гречко, топил фильм «Семнадцать мгновений весны». Но глава КГБ Юрий Андропов картину не сдал. Велел показать ее Брежневу. Тот умилился, растрогался… И всем исполнителям главных ролей дали Государственную премию.
Но вот беда: Андропову не понравился «МетрОполь».
2
Олег Попцов считает, что «МетрОполь» стал площадкой столкновения двух подходов: первый – сборник запретить, составителей прищучить; второй – издать малым тиражом, удовлетворить амбиции авторов, и всё шито-крыто. Но был и третий подход: цензуру отменить; отказаться от диктата в области тематики, содержания и стиля; открыть путь в литературу способным людям; допустить возможность частного издания произведений.
Это – подход создателей «МетрОполя». Но его истошно боялись сторожа системы и отвергали как вражеский. Увидели в нем оружие тайной войны. Недавно на мой вопрос о «МетрОполе» бывший начальник Пятого управления КГБ Филипп Бобков сказал: «Аксеновым управляли из посольства, из Штатов, и он сделал, что хотел». Вот такая версия.
А что думал об этом главный борец с «МетрОполем» Феликс Кузнецов? Приведем ряд его суждений[160], созвучных мнению КГБ. Он считает: за проектом стоят спецслужбы США.
«В те годы, 70-80-е годы двадцатого века, разворачивался очень активный роман между Госдепом (государственный департамент США. – М.Ц.) и… советскими писателями… Ряд писателей стали получать приглашения в Штаты… с возможностью поездить по стране, почитать лекции, получить за них приличные гонорары.
…Была разработана программа обмена делегациями. У истоков ее стоял покойный Солсбери[161]…Пять наших делегаций ездили в США, и пять американских… к нам. Как мне думается, это всё входило в программу размягчения официальной советской идеологии… блистательный пример ведения "холодной войны" в новых условиях.
Я был удостоен чести входить, по меньшей мере, три или четыре раза в эти делегации. <…> И вот однажды ко мне пришел от Солсбери один человек… сын белоэмигранта, племянник генерала царской армии. Он пришел ко мне, потому что начинал я как "шестидесятник" и в этом плане интерес ко мне был, и предложил подумать о такого рода акции (издании неподцензурного альманаха. – Д.П.). Я отказался…
Потом… я вдруг узнаю, что Вася Аксенов и Витя Ерофеев собирают такого рода тексты… Это была акция продуманная, проработанная на перспективу, с очень тщательным анализом плюсов и минусов. Эта акция была обречена на успех и обречена на очень мощную кампанию информационного сопровождения… Война шла через целый ряд очень умных операций. "Метрополь", по моему глубочайшему убеждению, был такой операцией. <…>
Как мне думается, Аксенов не осознавал, что он – чье-то орудие. Витя Ерофеев, скорее всего, осознавал, Попов – вряд ли. Большинство же участников "Метрополя" искренне полагали, что они ведут борьбу за свободу слова в СССР. <…>
Власти были растеряны… самым умным человеком оказался Кириленко[162]… он сказал: "Эту историю надо замолчать и ничего об этом не писать".
Однако вскоре стало ясно, что молчанием здесь не обойдешься, поскольку… участники "Метрополя" подготовили зал в кафе "Север"[163], куда были приглашены корреспонденты зарубежной прессы… И первой заботой властей было этой презентации не допустить, чтобы избежать всемирного ажиотажа.
Стали думать, как это сделать. Я тогда возглавлял московскую писательскую организацию. Меня пригласил к себе секретарь ЦК по идеологии Зимянин. На заседании присутствовали Виктор Чебриков, в ту пору – заместитель председателя КГБ, курировавший 5-е управление[164], Василий Шауро[165]. <…>
Я предложил спокойное обсуждение этого вопроса на заседании писательской организации, предварительно размножив альманах… чтобы люди прочитали и высказались.
Было сделано пятьдесят копий "Метрополя". Высказывались в основном очень хорошие писатели. Большинство альманах не приняли с точки зрения эстетической.
Материалы этого обсуждения были напечатаны в газетке "Московский литератор" с тиражом пятьсот экземпляров. И эта газетка… вдруг стала любимой газетой всех иностранных средств массовой информации…. И этой газетки было достаточно, чтобы возник международный скандал… Весь этот ажиотаж… был неслучаен. Это просто эпизод холодной войны».
С точки зрения сегодняшнего дня Кузнецов оценил ситуацию так: «…Конечно, это надо было спокойно напечатать и здесь, и через ВААП издать на Западе… <…> Но в ту пору, когда было обостренное политическое противостояние, это оказалось, к сожалению, невозможным.
Я не чувствую своей вины. Я просто испытываю горечь оттого, что… не хватило ума – не только у меня, но и у властей, – понять, что не надо было поддаваться на эту провокацию. У них как раз и был расчет на то, что не напечатают, и расчет оправдался.
Практически в этом альманахе, за исключением чуть-чуть задиристого предисловия, написанного Васей Аксеновым, да пошлых рассказов Ерофеева и Попова, не было ничего такого, что могло быть рассмотрено хоть в какой-то степени как антисоветское. <…>
…В этом деле было две стороны. Одна… была очень заинтересована в этом скандале, и она его получила, благодаря своей умной политике. А вторая, благодаря своей глупой политике, тоже этот скандал получила, – но себе в бок».
Это выгодно: изобразить «МетрОполь» подрывной операцией, в которой «втемную» использовали наших писателей, и разоблачил ее Феликс Кузнецов. А что до тех, кто смешивал с грязью «МетрОполь» и «метропольцев», так ведь они были верны идеалам коммунизма и методу соцреализма и помогли разгромить заговор, направленный против них. Да, поддались на «провокацию». Но идеалы отстояли. И сражение вроде бы выиграли. Тогда казалось… А вышло так, что продули. А что поделаешь? Эпизод холодной войны…
* * *Что же до авторов альманаха, то они не считали литературу оружием. А "холодную войну" полагали выморочным плодом фантазии «стальных птиц». И власть это знала. И считала вызовом. Потому что нельзя звать к миру, когда кругом воюют. Пусть эта война – предел идиотизма. А кроме того, смонтированная в СССР система тотального надзора и контроля просто не могла себе позволить неподцензурное издание. Иначе она бы признала собственную ненужность.
Что же до авторов альманаха, то они не считали литературу оружием. А "холодную войну" полагали выморочным плодом фантазии «стальных птиц». И власть это знала. И считала вызовом. Потому что нельзя звать к миру, когда кругом воюют. Пусть эта война – предел идиотизма. А кроме того, смонтированная в СССР система тотального надзора и контроля просто не могла себе позволить неподцензурное издание. Иначе она бы признала собственную ненужность.
3
А война меж тем, как ей свойственно, катилась катком по людским судьбам. Ерофеев и Попов оказались вне литературы. Они требовали восстановления в Союзе. Их поддерживали западные СМИ и прогрессивная общественность – интеллектуалы и Генрих Белль. Прибыв в СССР, он встретился с участниками альманаха в Котельниках на квартире Майи. Пришли и неавторы, но друзья «МетрОполя» – Булат Окуджава, Лев Копелев, Георгий Владимов.
5 августа в The New York Times вышла статья Энтони Остина «Свежий культурный фермент будоражит московский истеблишмент»:
«Авторы "МетрОполя" знали, что иерархия литературных бюрократов и партийных боссов душит всё живое. Но они надеялись, что совершат прорыв.
Они ошиблись. Небеса рухнули.
Сборник выпороли в печати, а их самих подвергли грубому давлению. Ерофеева и Попова изгнали из Союза писателей. Шестеро других участников пригрозили выходом, если их не восстановят (имена). Выход из союза таких людей может вызвать шок непредсказуемого масштаба. Этот мятеж угрожает всем уровням контроля».
Ай да свободная пресса. Ей бы подумать, что в инстанциях читают New York Times. И всерьез прислушиваются к предупреждениям об «угрозе всем уровням контроля».
А 12-го числа того же месяца то же авторитетное издание на одной из правых полос своей первой книжки печатает письмо Джона Апдайка, Курта Воннегута, Артура Миллера, Эдварда Олбиа и Уильяма Стайрона Союзу писателей СССР. Знаменитости встают на защиту собратьев. В инстанциях с досады аж плюнули: ну ни фига себе – люди доброй воли! И на хрена мы их так сильно издавали? А ведь верно – доброй воли. Что же еще могло побудить мировых селебритиз требовать возвращения Ерофеева и Попова в Союз писателей?
«"МетрОполь", – сказано в послании, – знаменовал собой исторический момент в борьбе за свободу литературы в Советском Союзе», и американские писатели надеются, что «отношение к участникам альманаха будет достойным и справедливым». Апдайк, Воннегут, Миллер, Олби и Стайрон выражали «признательность и поддержку популярным писателям – Василию Аксенову, Фазилю Искандеру, Андрею Битову и Белле Ахмадулиной, рискующим карьерой, заявляя о готовности покинуть Союз, если в нем не восстановят их коллег». Также сообщалось, что после отправки письма Уильям Стайрон узнал о двух других литераторах, готовых покинуть Союз. Об этом сообщил один из авторов «МетрОполя», которому удалось связаться с друзьями в Штатах и призвать всех американцев, известных в СССР, осудить «реакцию советских властей… демонстрирующих страх перед свободой слова и готовность задушить ее»[166].
В инстанциях рассердились и напугались – решили, что отказ в восстановлении Попову и Ерофееву повлечет отказ великих издаваться в СССР. Решили указать, так сказать, товарищам на ошибки. 19 сентября в «Литературной газете» выходит статья Кузнецова «О чем шум?..».
Этому протесту против протеста предшествует врезка, разъясняющая, что сам по себе «МетрОполь» – вздор, недостойный беседы. Но есть силы, желающие «снова и снова поднимать пропагандистский шум» вокруг альманаха, который и «был нацелен… на скандал». Статья, само собой, адресована советскому читателю (в ней, кстати, не сказано, а что это за «МетрОполь» такой. То есть автор, похоже, считал, что про альманах все знают, хотя бы с «чужих голосов»). А далее в статье, сработанной в стиле вразумления непутевых, сообщалось, что «серьезные, думающие люди», которыми автор считает американских коллег, «введены в заблуждение пропагандистским шумом и звуковыми эффектами» вокруг «МетрОполя». Что разгром зловредного альманаха и давление на его создателей говорит лишь «о наличии художественного вкуса». Что зря заокеанские литераторы не верят, что «наша литература… наполнена духовными исканиями… об этом, кстати, свидетельствуют переводы на русский язык ваших книг».
То есть считалось, что, скажем, Воннегут мог и не знать, что напечатанный в «Иностранке» «Завтрак для чемпионов» был, так сказать, «слегка» сокращен…
Что же до судьбы Попова и Ерофеева, то Кузнецов настаивал, что «прием в Союз писателей уж настолько внутреннее дело нашего творческого союза, что мы просим дать нам возможность самим определять степень зрелости и творческого потенциала каждого писателя».
В постскриптуме приводились отрывки из суждений Юрия Бондарева, Сергея Наровчатова, Сергея Залыгина и Григория Бакланова в газете «Московский литератор», сведенные с мнениями других участников заседания в СП в статье «Мнение писателей о "Метрополе": порнография духа»[167]. Там же утверждалось, что «пропагандисты… пытаются использовать… "Метрополь" для облыжных, далеко идущих обвинений в адрес нашей литературы и нашей страны», что они снова просчитались, что «те писатели среди авторов "Метрополя", которые стремятся к подлинной литературе, это уже поняли, а ежели нет, то со временем поймут».
Статья была помещена в рубрике «Ответ по существу» и, видимо, была сочтена сильным контрпропагандистским ходом. Но телеграмма Апдайка и других сыграла важную роль: о восстановлении Попова и Ерофеева в Союзе заговорили вновь. В переговоры включился Юрий Верченко[168] – матерый литературный функционер, двадцать лет прослуживший оргсекретарем правления, по словам Михаила Веллера[169], «генерал КГБ», что «присматривал за этим крикливым кагалом дармоедов», то есть Союзом советских писателей. Был ли Верченко генералом – не знаю, но он умел разбираться с людьми. Выполняя, так сказать, волю партии.
А состояла эта воля в окончательном сокрушении мятежников. Прежде всего Попова, Ерофеева и заводилы Аксенова, самовольно – ну и наглость – оставившего ряды.
А что же сам Аксенов? А он сочиняет пьесу «Цапля». И не «в стол», а за границу. Договором он не связан. Может себе это позволить. Попутно думает над книгой о «МетрОполе».
4
Вообразите: группа советских фотографов с дву(или тре-)смысленным названием «Новый фокус» составляет самиздатовский фотоальбом «Скажи изюм». Почему же «Изюм»? А потому что в этих губках, сложенных трубочкой, звучат все нюни, люли и тюти затюканного и заторканного советского человека. И пока в других местах перед объективом расплывается бодрое cheese и сияет сильная улыбка, здесь звучит унылое: ю-ю-ю-ю-ю!
Но это не значит, что всё безнадежно! Любовь и счастье ждут нас впереди! Их можно обрести в родном искусстве и достойном ремесле, в волшебстве творчества, в светлой тайне фотопроцесса. Они одолеют даже жесткий надзор туповатых кураторов из «железного отряда партии», то есть, проще говоря – «желёз», что и в койке с бабой долдонят, как на занятиях по спецподготовке: «Только благодаря "желёзам", помогающим творческим союзам держать идейное оружие в чистоте, я прикоснулся к сокровищнице искусств… Вот альбомы мастеров советского фото. Может, вы думаете, дорогая, что я эти книжки солю? Читаю, дорогая, вникаю, даже делаю выписки. Постоянно приходится расти над собой…»
А партнерша и отвечает молодому офицеру эдак небрежно и даже свысока:
– Вовик, вы не умеете жить!
– Не умею жить, так научите! <…> Готов всему научиться, если не во вред Родине.
А учиться надо многому. У мастеров интриги изощренной – боссов Союза фотографов, напоминающих деятелей реального Союза писателей. Ты спрашиваешь: «А сильно ли нас презирают они – все эти фотографы, художники?..», а «объективы партии» отвечают: не в этом дело, «в Московской фотографической организации появился настоящий враг!»
Кто? Макс Огородников, лидер «Нового фокуса» и альбома «Скажи изюм», в котором сложно не узнать «МетрОполь», как сложно не узнать в Огроде – Аксенова, а в «изюмовцах» – «метропольцев». А как же? «Нашлись… люди, клюнувшие на огородниковскую приманку дешевой западной популярности, и сегодня мы должны… указать товарищам (перечисление) на незрелость, безответственность, которые привели их на грань падения в болото антисоветчины».
Этот пассаж из «Изюма» подобен фрагментам статей Кузнецова в «Литературной газете» и «Московском литераторе» и его речей на обсуждениях «МетрОполя», как и сам Феликс Федосьевич схож с вождем красных фотографов Фотием Фекловичем Клезмецовым из романа.