Порой наезжают гости. Скажем, Виктор Есипов. Идут гулять. Вдруг Аксенов как бы невзначай хвать друга за руку:
– Ты видел, как она на тебя посмотрела?
– Да кто же?
– Та мулатка?
– ???
– Беги за ней!
– Куда ж я побегу? Я ж языка не знаю!..
– Ну, смотри…
* * *В Америке всё меряют. Длину дорог. Высоту небоскребов. Тиражи. Вес сограждан. В том числе и социальный – то есть рейтинг. Everybody who’s somebody[256]: политиков, бизнесменов, журналистов, спортсменов, ученых, дипломатов, звезд шоу-бизнеса. А агентство Washington ProFile замерило рейтинг влиятельных эмигрантов из СССР. Строго в канун отъезда Аксенова.
В стартовый список, составленный с участием российских журналистов, работающих в Вашингтоне, включили более ста имен жителей США в первом поколении, чей родной язык – русский. Разбили их на пять групп. Из них американские эксперты – ученые, журналисты, специалисты по культуре, экономике, истории и политике, фактически формирующие общественное мнение, – выбрали произвольное число самых влиятельных, на их взгляд, персон. Их место в списке зависело от простого большинства голосов.
И Аксенов занял третье место в пятерке самых влиятельных иммигрантов – деятелей искусства. Два первых места получили Михаил Барышников и скрипач Исаак Штерн. Два последних – Андрон Кончаловский и Эрнст Неизвестный.
Так распределились места влиятельных мастеров культуры на берегах Потомака. На берегах океана в Биаррице такие вещи никого не волновали. Но вот любопытно: если бы кто-то взялся учинить такой рейтинг в Москве, какое место занял бы Аксенов?
Глава 6 Сталин и Вольтер: свидание вслепую
1
Въехав в небоскреб в Котельниках, Аксенов обнаружил на стекле одного из окон, обращенных в сторону Кремля, нацарапанные слова – послание из 40-х – 50-х годов: «Строили заключенные». За крышами вздымалась колокольня Ивана Великого. Ее имперская корона вздымалась над странной страной, постоянно напоминая: здесь вам не там, и нонеча не давеча; Россия отринула сталинский тоталитаризм, но кто сказал, что она не находится в напряженных поисках нового… Нового – чего? Тоталитаризма? Какого-нибудь постсталинского, посткрасного, постсоветского? Не обязательно. Но почему бы и нет? Ведь ты же вот прямо сейчас, в данный, так сказать, момент, обеими же ногами стоишь в самом что ни на есть средоточии тоталитаризма. Сталина уже полвека как нет, а тоталитаризм его в виде вот этого вот увенчанного звездищей небоскреба и поныне торжествует над Москвой. Перемигивается с такими же звездочками на сестрах-высотках, не забывая и о кремлевских подругах. Вон как они сияют свободолюбивым народам прожекторными московскими ночами. Их отсвет уловим на всем вокруг: на улицах, зданиях, машинах, лицах людей. В их душах.
Иначе откуда ж у многих из них эта зловещая необъяснимая враждебность к тебе и друг другу, эта суровая агрессия? Вот, скажем, катит вдоль реки синий троллейбус № 116. А в нем водитель. И взгляд его устремлен не в века. И не на дорогу. А в зеркало заднего вида, где отражается элегантный пожилой пассажир. Тяжкий взгляд. Злобный. Ярый. Ну ладно – мало ли что творится в душе человека… Жизнь-то какая кругом непростая. Но что ж он двери-то не открывает на нужной остановке? Да еще вопит! И хамит! И тычет в билетное оконце монтировкой. «Ну, – орет, – говна кусок, знаешь, что может случиться с таким, как ты, гребаным шпионом?»
А день-то над рекой какой славный, «ветер и солнечное сияние превратили мутные воды в сверкающую поверхность танцующих волнишек». Пассажир изумлен: что случилось с тружеником общественного транспорта? Пытается его урезонить. Но водила ревет: «Сядь на место, жопа!» И вдруг – резкий тормоз. Пробив ветровое стекло, хам летит и замирает на асфальте[257]. Вспышка ужаса. Пассажир, содрогаясь, думает: не-ет, похоже, рановато окончательно селиться там, где шоферы вытворяют вот такое.
Видно, сильно изменились водители синих троллейбусов с тех времен, когда Окуджава писал свою нежную песню. А может, наоборот: водилы те ж, пассажиры другие – ненавистные?
Непростая история. Что ж, будем ездить в гости. Пока водители не поспеют за пассажирами.
2
Немало воды утечет, пока в июне 2007-го в интервью «Известиям» Аксенов заявит: «Можно категорически сказать, что мое возвращение в Россию состоялось. Я русский писатель, который какую-то часть года работает во Франции». А не наоборот.
Но пока всё не так. К тому времени в России будут выпущены сборники его рассказов, очерков, интервью и радиовыступлений, выйдет на экраны сериал «Московская сага». Он получит премию «Букера» за одну из самых необычных своих книг, столкнется с неприятием критикой «Редких земель» и руганью на роман «Москва-ква-ква».
Да за что же? Да за всё ту же тотальную иронию по поводу серьезных тем. За карнавальность вместо парадности. За веселый смех вместо рыданий над «великим прошлым», «советским искусством», «мечтой о царстве мыслителей – республике Платона в отдельно взятом городе Москве», над верой в победу коммунизма и бессмертие вождя, над пышнобедрыми тетками на псевдоантичных портиках и звездами на шпилях. Над Сталиным. Перед такими темами и лицами надобно либо трепетать, либо скрежетать зубами от злобы. Но не издеваться, хохоча.
Готовы, готовы были терпеть «Сталина-злодея». Но – великого! А у Аксенова он жалкий. Злобный и подлый. Минотавр в черном логове. Старикашка-душегуб, любитель табака, цыплят-табака и армянского коньяка, что ценит вино и кино, у которого в глазах от власти темно… Усатый и носатый параноик. Ну как было это вынести тем, кто привык, что Сталин – великое зло?
Впрочем, и Аксенов, бывало, писал о Сталине всерьез. По «Ожогу» он ходит призраком – главный виновник бед героев книги. В «Московской саге» является лично. И более чем всерьез. Эта трилогия и фильм вышли раньше романа «Москва-ква-ква». И потому – сперва о них.
* * *Аксенов не раз стоял на пороге больших американских кинопроектов. Но всякий раз они срывались. В середине 80-х он подготовил для кабельного ТВ заявку на сценарий фильма о судьбе нескольких поколений семьи московских интеллигентов Градовых, жизнь которой была искорежена советской властью, страхом, репрессиями и войной. И напрямую – волей Сталина.
Заявку приняли. Стали готовить сценарий. Аксенов показал черновик издателю. Тот спросил: «А почему бы тебе не написать роман? Мы его выпустим к телепремьере и заработаем большие деньги». Неплохая мысль! Писатель устроил эксперимент – специально строил книгу так, чтобы по ней можно было снять кино. И «в итоге увлекся романом гораздо больше, чем сценарием». Но телепроект вновь не состоялся. А роман – написался. «Московская сага» была завершена 19 апреля 1992 года. И развернулась в трилогию.
Две первых части, где повествуется о жизни семьи Градовых в 20–30-х годах XX века и во время войны, Random House выпустил в 1994-м под общей обложкой и титулом «Поколения зимы»[258]. Это сага, написали критики, не позабыв сравнить с «Войной и миром» и «Доктором Живаго». Газета USA Today даже уловила нечто дантовское, назвав «путешествием в мир иной».
Третья книга – о 50-х, вышла в июне 96-го под названием «Герой зимы»[259]. Любопытны ее анонсы: «Продолжение эпоса. На авансцену выходит новое поколение Градовых. Опустошенный отступничеством матери, Борис погружается в разврат. На Елку кладет глаз шеф секретной полиции и превращает ее жизнь в кошмар. Даже патриарх Борис-старший беззащитен в этом мире, тонущем в коррупции». Американская реклама профессионально делала свою работу, пытаясь сделать аудиторию как можно более массовой. И книгу покупали. И в Штатах, и во Франции, где Gallimard выпустил ее в 1997-м как «Московскую сагу»[260].
В России роман издал «Текст» в 1993-м, а в 1999-м переиздал ее. В 2004-м «Сагу» напечатал «ИзографЪ», а в 2008– м – «ЭКСМО».
У нас про «Сагу» писали очень по-разному. Многие критики хоть и не сравнивали ее с «Войной и миром», однако ж находили любопытным роман, где жизнь вымышленной семьи разворачивается на фоне реальных исторических событий, а судьбы выдуманных персонажей сплетаются с биографиями подлинных героев. Врача Бориса Градова и Сталина; его сына маршала Градова и Конева, внучки Елки и Берии… Роман изобилует персонажами и событиями, и все они вписаны в исторический контекст. Так что, избегая пересказа его сюжета, потолкуем о прототипах его героев. А также о хронологии, столь важной для саг.
В интервью Софье Рыжовой Аксенов сказал, что писал Никиту Градова (старшего сына в семействе – красного военачальника) с Рокоссовского – полководца со схожей судьбой, а также с генерала Черняховского, убитого шальным снарядом в последний день войны. «Я это переделал на фаустпатрон немецкого школьника, и, в общем, две такие судьбы соединены в военных сценах, – сообщил Аксенов. – А в довоенных это те же Тухачевский и все погибшие… в застенках герои Гражданской войны». И хотя к тем «героям» Аксенов относился более чем сдержанно, он тем не менее скорбел о них, как о жертвах сталинского произвола.
«Что касается вообще всего семейства, – продолжает автор, – то у меня были прототипы из моего собственного прошлого. Я из Казани. А там всегда существовали такие кланы казанской профессуры. Одним из них была семья Вишневских, хирургов. Александр Васильевич Вишневский – Александр-первый. Александр Александрович Вишневский-второй. И Александр Александрович Вишневский-третий. (Градовы же в романе – Борисовичи.) <…>
Я их знал, этих Вишневских. Со вторым мама была одноклассницей… он был главным хирургом Советской Армии… Уже будучи писателем, я вдруг получил приглашение его навестить. Пришел на улицу Алексея Толстого, в шикарный цековский дом, генерал-полковник Вишневский меня встретил. И мы беседовали, вспоминали прошлое». Конечно, в данном случае не значит, что патриарх Борис Градов списан с генерала-медика Вишневского. Скорее воспоминания Аксенова и связанные с книгой встречи создали то настроение, то энергетическое поле, в котором рождались образы, характеры, герои, – как, впрочем, это всегда было у Аксенова.
– Это всё, – подчеркивает Аксенов, – основано… на моих личных воспоминаниях. Там, кстати говоря, сам я появляюсь в девятнадцатилетнем возрасте. Некий тинейджер Вася на теннисном соревновании появляется в парке ЦДК. А что касается Васи Сталина, то мой друг тех лет – чемпион Прибалтики по плаванию – как раз был захвачен рекрутирующими офицерами и насильно привезен из Таллинна в Москву[261]. Вот от него я очень многое узнал.
3
Теперь – хроника. Первый том, «Поколение зимы», повествует о жизни Градовых с 25 октября 1925 года (старый дом в Серебряном Бору, семейное торжество, знакомство с героями) по декабрь года 1937-го (видный врач, спаситель Сталина, Борис Градов избран в Верховный Совет).
Том второй, «Война и тюрьма», – о войне и тюрьме. С лета 41-го (приемыш Градовых, юный Митя, идет на фронт) по 1 ноября 45-го (колымские зэки на тайном богослужении).
Третья книга, «Тюрьма и мир», начинается в 1949-м, в бухте Нагаева, куда к бывшему зэку Кириллу Градову едет жена его Циля. А завершается выходом из тюрьмы главы семьи в декабре 53-го – после закрытия дела врачей. Он бросает в урну возвращенные ему награды. Под взглядом Сталина. С траурного портрета.
Дальше – эпилог. Неизвестный год. Июнь. Серебряный Бор. Всё тот же дом. Борис в саду читает Льва Толстого. Рядом играет юное поколение его потомков. Оно занимает патриарха больше, чем сцена охоты в «Войне и мире». Отвлекшись, он следит за ползущим в траве жуком-рогачом… И следя за ним, оставляет наш мир.
А что ж это за жук-то? Зачем он в сюжете? Он нужен. Он – Сталин.
* * *В Штатах кинопроект по «Саге» не состоялся. Но сложился в России.
Снять фильм взялся Дмитрий Барщевский по сценарию Натальи Виолиной. Продюсером стал сын режиссера Барщевский Антон. Его сестра Дарья отвечала за связи с общественностью. Работал над фильмом и сын Аксенова Алексей, художник кино.
– Почему вы решили снимать «Сагу»? – спрашивали Барщевского журналисты.
– …Я еще школьником стоял в очереди за журналом «Юность», чтобы прочитать «Звездный билет», – отвечал режиссер. – Аксенов – мой кумир. Его книги в то мрачное время были глотком свободы.
Замысел родился так: однажды на даче в Переделкине жена Барщевского Наталья Виолина спросила: а почему бы не снять «Московскую сагу», она отлично подходит для переработки в сценарий. Режиссеру идея понравилась. События развивались стремительно. Несколько минут – и найден телефон Аксенова в Штатах. Еще пара минут, и вот он в трубке – голос Майи (через 20 лет после последней встречи). Дмитрий сказал, что хочет снять «Сагу».
– В чем проблема? – ответила Майя. И отдала трубку Аксенову. Он прилетел и подписал договор: «Я вам доверяю – работайте».
Снимали кинометодом. Каждый кадр, каждый интерьер – настоящие. Чтобы воссоздать родовое гнездо Градовых, восстановили старую дачу Станислава Косиора[262] в Серебряном Бору, где никто не жил с 1938 года, когда арестовали ее хозяина. После съемок в ней собирались создать музей «Московской саги» – оазис времени. Аксенов с увлечением участвовал в съемках. Следил за деталями – мебелью, одеждой, лозунгами, оформлением улиц и помещений. Актер Илья Носков рассказывал, что во время съемок сцены в пивной, куда пришел его герой, Аксенов придирчиво смотрел, что принесли на стол, подсказывал, как должны быть украшены стены, много рассказывал о «забегаловках» той поры, о нравах военной и партийной элиты. Его вдохновлял масштаб проекта. 254 персонажа. 2300 участников массовок. 734 костюма (из них более двухсот – подлинные, как и многие из 1200 предметов реквизита). Полтора года съемок и монтажа. 24 серии (планировали 12). Любимые народом актеры.
Борис Никитич Градов – Юрий Соломин, жена его Мэри – Инна Чурикова. Их любимец Пифагор – пес Соломина Маклай. Домработница Агаша – Марина Яковлева. Никита Градов (красный генерал, а затем маршал) – Александр Балуев. Его жена – Ольга Будина. Борис Градов – брат Никиты, бабник, спортсмен и авантюрист – Илья Носков. Игорь Скляр, Алексей Кортнев, Дмитрий Харатьян. Кристина Орбакайте – певица Вера Горда (ее прототип – популярная джазовая солистка Нина Дорда). Сталин – Владимир Миронов. Подлец и убийца, помощник Берии чекист Нугзар Ломадзе – Александр Резалин. Но кто же сыграет самого Лаврентия – любимого героя Аксенова? Писатель долго этого не знал. Роль досталась Ираклию Мачарашвили.
Появляются в кадре и политики нашего времени и их супруги. Так, в массовке «Прием в Кремле в 1943 году» снялись жена экс-госсекретаря Геннадия Бурбулиса Наталья и спутница жизни бывшего вице-премьера Александра Шохина Татьяна.
– И сами Шохин и Бурбулис были не прочь попасть на экран, – сообщает Софья Рыжова, – но явление видных «демократов первой волны» в гостях у Сталина могло вызвать смех зрителей, а «Московская сага» – фильм всё же серьезный (говорили, Аксенов хочет написать о судьбах потомков героев «Саги» в наше время…).
В той же сцене снялись и тогдашний замминистра экономического развития Аркадий Дворкович и его жена Зумруд Рустамова (в ту пору – замминистра имущественных отношений). Она оказалась так хороша в кадре, что ей даже предложили небольшую роль.
После г-жа Рустамова рассказывала: «Раньше я представить себе не могла, что актерский труд – такое адское дело… Сцена приема в Кремле… снималась в июле в 35-градусную жару. Мы работали с восьми утра до часу ночи. К концу съемки мы уже еле-еле держались на ногах и не могли понять, как актеры в таком режиме еще могут что-то играть и помнить текст».
А им и впрямь приходилось непросто. К концу съемок у Юрия Соломина стало плохо с сердцем. Потребовалась операция. Ему пришлось срочно вылететь в Италию. Он печалился: «Как жаль, что уже почти все снято… Теперь – после месяца наблюдения за работой хирургов – я сыграл бы эту роль гораздо точнее…»
4
10 октября 2004-го сериал выходит на 1-м канале.
Его показывают в прайм-тайм – 21.20. Повторяют утром.
Успех полный. Несмотря на то (а быть может, и благодаря тому), что в сценарии Наталья Виолина в сравнении с романом заметно смягчила и нравы (главным образом главной героини), и язык. Фильм приняла интеллигенция. Люди отпрашивались с работы – на сериал. Говорят, врачи в больницах так планировали время операций, чтобы посмотреть «Московскую сагу». Как-то Марина Яковлева (Агаша) зашла в парфюмерный отдел, а продавщица, узнав ее, подарила актрисе дорогие духи. О чем та не преминула рассказать по ТВ. Зрители умилились.
У сериала – скажем так, по-западному – была очень хорошая пресса. И ругали, и хвалили, но главное – говорили. Что ни день, в телепередаче «Доброе утро» выступали актеры, историки и даже врачи. Первые говорили о съемках, отношениях со своими героями, с режиссером, с Аксеновым. Вторые – о Фрунзе, Сталине, репрессиях, войне… Третьи – о том, какой, собственно, новый метод анестезии мог открыть профессор Градов… И всё это на фоне множества газетных, журнальных и интернет-интервью с участниками съемок. Дарья Виолина, отвечавшая за связи с общественностью, постаралась на славу.
Жесткие нападки на фильм и книгу со стороны идейных противников Аксенова и авторов сериала, подобные крайне недоброжелательному интервью ректора Литературного института им. М.Горького Сергея Есина «Утомленные сагой» и статье писателя Владимира Бушина «Гваделупщина», не вредили ни тому, ни другой, ни репутациям Аксенова, Барщевского, Виолиной и актеров. Они не выходили за пределы узкого гетто читателей, разделявших крайне консервативное, просоветское мировоззрение их авторов.
Положительные же отзывы мощно работали на проект и на его продажу на широком рынке. Звучавшие же в эфире и «качественных медиа» критические суждения можно выразить пассажем детективщицы Александры Марининой, произнесенным в ходе дискуссии о картине, затеянной в передаче «Пять вечеров»: «Фильм замечательный, я его смотрю всё время, но он эмоционально холодный, мне не хватает чувств. Когда читала роман, я пила валокордин. А здесь я хватаюсь за валокордин, а ничего не происходит. Сердце не екает, а я хочу, чтобы у меня зашлось». Отзывы же благожелательные легко суммируются в заявлении ее коллеги-конкурентки Дарьи Донцовой: «А я рыдала…», а также в возгласе певицы Лолиты Милявской, обращенном к Марине Яковлевой (Агаше): «Почему ты не рассказываешь про духи? Это же рейтинг!»…