Викарий и причетник готовили церковь Святого Несмелия к завтрашней утренней службе и вдруг услыхали шум, как будто высоко у них над головами вывалился из кладки кирпич и грохнулся оземь. Викарий с причетником слегка забеспокоились. Церковь была очень старой и давно требовала ремонта. Преподобный Эшер вечно переживал, что у них или крыша обвалится, или кладка рухнет. И теперь, похоже, его худшие страхи начали сбываться.
— Что это было? — спросил викарий. — Черепица?
— Судя по звуку, что-то потяжелее черепицы, — отозвался мистер Беркли, упитанный коротышка.
И викарий, и причетник были толстенькими и невысокими. Участники местного драмкружка, они недавно сыграли близнецов Труляля и Траляля в «Алисе в Стране чудес», и эти роли им очень подошли.
Священники пошли отпирать церковные ворота. Открыли — и увидели, что в шаге от ворот из куста остролиста выбирается маленькая горгулья. Епископ Бернард Гад лично наблюдал за ее созданием, как, впрочем, и за всем строительством храма. Это объясняет, почему церковь Святого Несмелия получилась такой мрачной и почему все вырезанные из камня лица и фигуры вышли настолько уродливыми и жуткими.
Викарий с причетником, разинув рты, смотрели, как ожившая горгулья чешет голову. Ее тело было испещрено голубыми светящимися прожилками. Горгулья кашлянула и выплюнула что-то вроде старых голубиных перьев.
Горгулья была совершенно сбита с толку. У нее имелись крылья, но похоже было, что летать она не может. Когда она ожила, то первым делом попыталась изящно воспарить в воздух. Увы, каменным созданиям плохо удается парение, так что горгулья попросту рухнула со своего насеста. Хоть она и не отличалась особым умом, но все-таки осознавала разницу между падением и полетом. А еще она теперь знала, чем отличаются понятия «приземлиться» и «грохнуться со всей дури».
На лужайку вокруг церкви посыпались новые горгульи, друг друга уродливее. Одна врезалась в дерево и разбилась на куски, но большинство, похоже, пережили падение без особого ущерба. Оправившись от потрясения, чудища устремились к церковным воротам, где в оцепенении стояли преподобный Эшер и мистер Беркли. Возможно, они так и бездействовали бы, если бы викария не стукнуло по голове острым куском кирпича.
— Однако вы влипли, — произнес чей-то голос.
Мистер Беркли глянул влево и увидел, что лица, вырезанные на каменной стене церкви, тоже ожили и заговорила голова монаха, подпирающего подбородок руками. Во всяком случае, рукам полагалось подпирать голову монаха, но одна из них только что запустила куском кирпича в голову преподобного Эшера.
Причетник похлопал викария по плечу.
— Вон тот монах на стене разговаривает с нами, — сообщил мистер Беркли.
— Вот как? — отозвался викарий.
Он попытался говорить удивленным тоном, но почему-то это ему не удалось.
— Эй! — крикнул каменный монах. — Жирдяи! Я сказал: «Вы влипли!»
— А что происходит? — поинтересовался викарий, отрывая взгляд от приближающихся горгулий.
— Конец света, — сообщил каменный монах. — Ад разверзся. Грядет Главный Гад. Отец Зла. Не хотелось бы мне оказаться на вашем месте. Он не любит людей.
Похоже было, что каменный монах на секунду задумался.
— Если на то пошло, он вообще никого не любит, но людей — в особенности.
— Послушайте, — возмутился викарий, — вы же часть церковной кладки. Вы же должны быть за нас!
— He-а, — отозвался монах. — Мы пропитаны злобой епископа. Не быть нам хорошими, даже если б хотели.
— Злобой епископа? — переспросил преподобный Эшер.
Он на мгновение задумался над услышанным, но тут другой кусок кладки выскочил из стены и полетел в причетника — тот едва увернулся.
— О-о-о! — воскликнул монах. — Толстячок пляшет!
— Ах ты, поганая каменюка! — разозлился причетник.
Монах заткнул уши и пренебрежительно фыркнул.
— Да хоть горшком назови, пузанчик, — отозвался он.
Одна из горгулий подобралась к ноге викария, разинула пасть и цапнула. К счастью, викарий тем вечером работал в саду и на нем остались любимые рабочие ботинки с металлическим вкладышем в носке. Горгулья лишилась клыков и тут же, судя по виду, принялась жалеть себя.
— Внутрь! — скомандовал преподобный Эшер. — Скорее!
Они с причетником отступили в церковь и заперлись. Снаружи слышно было, как горгульи бьются в деревянные створки и царапают замок, но старые ворота были очень-очень толстыми, и требовалось что-нибудь посерьезнее горстки каменных монстров в фут ростом, чтобы разломать их.
— И как нам быть теперь? — спросил причетник.
— Звонить в полицию, — ответил викарий.
— И что скажем?
— Что церковь осаждают горгульи, — произнес викарий таким тоном, словно это была самая очевидная вещь на свете.
— Верно, — согласился причетник. — Это должно помочь.
Но прежде чем он успел сказать еще хоть слово, справа от алтаря, из комнатушки, где хранились старые подсвечники, запасные стулья и сломанный велосипед причетника, донеслись новые звуки.
Комнатку не запирали, потому что красть там было нечего. На одной из плит каменного пола было вырезано имя, и вот теперь эта плита заходила ходуном, словно ее пихали снизу.
По прошествии почти девятисот лет епископ Бернард Гад пробудился.
Глава двадцать вторая, в которой силы закона и правопорядка проявляют интерес к Тупяку
Тупяк метался между ликованием и полнейшим ужасом. Он обнаружил принципиально важное свойство быстроходных автомобилей: они ездят быстро. Всякий раз, как он прикасался ногой к педали газа, «порше» устремлялся вперед, словно пуля, и потрясенный Тупяк жал на тормоз. Когда демон проделал это в первый раз, он врезался лицом в лобовое стекло, поскольку не потрудился пристегнуться. Теперь многострадальный нос жутко распух, и, попытавшись вытереть его, демон выпачкал руки в крови. Таким образом получил подтверждение любопытный, хотя и внушающий беспокойство факт: несмотря на то что Тупяк был существом неубиваемым, здесь он мог испытывать боль. И даже если забыть об осторожности, можно встретиться с чем-то весьма похожим на смерть — только без последующего приятного отдыха.
Уже не в первый раз обочь дороги промелькнули огоньки. Иногда они были зелеными или желтыми, но Тупяку больше всего нравились красные, такие как сейчас. Они напоминали об адском пламени, которое он может никогда больше не увидеть, если удастся запугать и подчинить себе этот мир или хотя бы его небольшую часть. Но прежде он хотел накататься всласть.
В зеркале заднего вида появились два мигающих синих огня. Их сопровождало завывание. Несмотря на скорость, с которой мчался Тупяк, эти огоньки приближались. Демону стало интересно, что же это такое. Потом синие огни очутились совсем рядом, и Тупяк разглядел, что они горят на крыше другой машины. Интересно, а бывают ли такие же огоньки, только красные? Если бывают, надо раздобыть себе парочку и тоже поставить на крышу. Больно уж здорово это выглядит.
Машина с мигающими синими огнями нагнала «порше» и поехала рядом. Она была белая, с надписью на боку и даже вполовину не такая красивая, как машина Тупяка. В машине сидели два человека в форме, один из них помахал Тупяку. Тот, хоть и был демоном, не захотел показаться невежливым и помахал в ответ. Похоже, людей в другой машине это рассердило. Тупяк заподозрил, что помахал как-то не так, но он слишком плохо знал обычаи этого мира, чтобы догадаться, как будет правильно.
Белая машина обогнала Тупяка и резко встала, вынудив его изо всех сил утопить педаль тормоза. Если бы и на этот раз ремень безопасности не был застегнут, Тупяк, наверное, вылетел бы через лобовое стекло. Ремень удержал Тупяка, но так впился в тело, что у демона аж дух перехватило.
Тупяк мало смыслил в приемах вождения, но все же достаточно, чтобы понять: люди в белой машине выполнили очень опасный маневр. Захотелось даже поговорить с незнакомцами, похвалить и за мастерство, и за синие огоньки.
Но тут двое вышли из машины и надели головные уборы, и в мозгу у Тупяка прозвучал сигнал тревоги. Что-что, а власть узнавать он умел. Шевеля губами, Тупяк попытался прочитать слово, написанное на боку автомобиля.
По-ли-ци-я.
Один «полиция» постучал в стекло Тупяка, а второй тем временем обошел «порше». В руках у него был блокнот, и, похоже, этот «полиция» был не на шутку разозлен. Тупяк нашел кнопку, опускающую стекло.
— Добрый вечер, сэр, — произнес человек у окна и скривился, когда в нос ему ударил неприятный адский запах.
Тупяк заметил на плече у «полиция» три полоски и решил, что они смотрятся очень клево.
— Привет, — отозвался Тупяк. — Вы «полиция»?
— Я предпочитаю, чтобы меня называли полисменом, сэр, — последовал ответ. — Ай да наряд! Вы, никак, возвращаетесь с костюмированной вечеринки?
Тупяк не знал, что такое костюмированная вечеринка, но тон полисмена предполагал, что правильным ответом будет «да».
— Да, — сказал Тупяк. — С костюмированной вечеринки.
— Вы в курсе, с какой скоростью ехали, сэр?
На этот раз Тупяк знал ответ. Он мог определять скорость по маленьким красным циферкам на передней панели.
— Сто двадцать миль в час! — с гордостью сообщил он. — Быстро!
— О да, сэр, быстро. Можно даже сказать, чересчур быстро.
Тупяк поразмыслил над этим. С его точки зрения, не существовало такого понятия, как «чересчур быстро». Езда делилась на медленную и очень быструю.
— Нет, — не согласился Тупяк. — Я так не думаю.
Бровь полисмена взлетела на лоб, как испуганная ворона.
— Ваши права, сэр.
— Права?
— Да, права. Такая бумажка с вашей фотографией без этой хеллоуинской маски, в которой написано, что вы можете водить машину — хотя в вашем случае с тем же успехом можно вписать разрешение на управление ракетой.
— У меня нет права, — произнес Тупяк и задумался.
Ему понравилась идея насчет бумажки, удостоверяющей, что он может водить машину. Хотя демон совершенно не представлял, кому он будет показывать права кроме полисменов. Наверное, она бы удивила Горчуна, но Горчуна здесь не было.
— Ничего себе! — произнес полисмен, к которому присоединился его коллега. — Это нехорошо, сэр.
— Да, — согласился Тупяк. — Мне нравится права. — Он изобразил на уродливом лице некое подобие улыбки. — А у вас, случайно, нет лишней права для меня? Было бы здорово иметь такую штучку, пускай даже без моей фотографии.
Лицо полисмена окаменело.
— Как ваше имя, сэр?
— Тупяк, — ответил демон, — бич пяти божеств, — добавил он.
— Скорее уж бич пяти шоссе, — заметил второй полисмен.
— Остроумно, констебль Пил, — сказал первый полисмен. — Очень остроумно.
Он снова переключил внимание на Тупяка.
— Вы иностранец, сэр? — поинтересовался он. — Вероятно, приезжий?
— Да, — согласился Тупяк. — Приезжий.
— И откуда, сэр?
— Из Великого Запустения, — сообщил Тупяк.
— Вероятно, он из центральных графств, сержант, — предположил констебль Пил.
Полисмен по имени Сержант улыбнулся.
— Довольно, констебль. Мы же не хотим никого обидеть, верно?
— Сержант, у него не просто нет прав… У него, похоже, нет даже номерных знаков, — заметил Пил.
Сержант нахмурился.
— Сэр, это у вас новая машина?
— Кажется, да, — ответил Тупяк. — Пахнет как новая.
— Сэр, это ваша машина?
— Теперь да, — сказал Тупяк.
Сержант отступил на шаг.
— Ясно, сэр. Будьте любезны, выйдите из машины.
Демон повиновался. Оказалось, он возвышается над полисменами самое меньшее на фут.
— Ну он и здоровяк, — заметил Пил. — Не представляю, как он туда поместился. Кстати, сержант, вы заметили — от него как-то странно пахнет.
Тупяк вынужден был признать, что в «порше» и вправду тесновато, но он был довольно мягким демоном. Некоторые демоны состоят сплошь из твердых костей или толстых панцирей. Тупяк же был погибче — главным образом потому, что упражнялся на протяжении столетий.
— Ну у вас и наряд, сэр, — произнес Сержант. — И кто это, по замыслу?
— Тупяк, — сообщил Тупяк. — Бич пяти…
— Это мы уже слышали, — перебил его Сержант. — У вас есть хоть какое-нибудь удостоверение личности?
Тупяк сосредоточился. На лбу у него вспыхнула огненно-красная метка. Она выглядела как заглавная буква «В», написанная очень пьяным человеком. Ее появление сопровождалось слабым запахом горелой плоти.
— Ни фига себе, сержант! — вырвалось у констебля Пила. — Нечасто такое встретишь!
Похоже, увиденное произвело на констебля сильное впечатление.
— Верно, — отозвался Сержант. — И что же это такое, сэр?
— Это метка Тупяка, — сообщил Тупяк.
— Слушайте, сержант, он же псих, — заметил констебль Пил. — Тупяк Псих.
Сержант вздохнул.
— Сэр, я попрошу вас пройти с нами.
— А можно, я возьму свою машину? — спросил Тупяк.
— Э-э, вашу машину мы ненадолго оставим здесь. Вы поедете с нами в нашей.
— У нее очень красивые огоньки на крыше, — услужливо пояснил констебль Пил. — И она умеет завывать.
Тупяк посмотрел на полицейскую машину. Она была совсем не такая красивая, как его «порше», но она была другой, и Тупяк решил, что надо быть открытым для нового, особенно после того, как он столько времени просидел в Запустении, где не было вообще ничего нового, не считая всяких занятных звуков, издаваемых Горчуном.
— Ладно, — согласился он. — Я поеду в вашей машине.
— Славный Тупяк, — произнес констебль Пил, открывая заднюю дверь.
У Тупяка возникло неприятное ощущение, будто констебль Пил над ним издевается. Еще констебль Пил поспешил открыть все окна, чтобы запах выветривался.
— Когда я займу трон, — сказал Тупяк, — и воцарюсь над этим миром, ты станешь моим рабом и жизнь твоя будет полна боли и страданий, если только я не предпочту превратить тебя в кучку красного желе и раздавить сапогом.
На лице констебля Пила, закрывавшего дверь за Тупяком, появилось уязвленное выражение.
— Это нехорошо с вашей стороны, — сказал он. — Сержант, мистер Тупяк грозится превратить меня в желе.
— Что, правда? — переспросил Сержант. — А с каким запахом?
Тупяку пришлось сплющиться на заднем сиденье полицейской машины, и они поехали в участок.
Глава двадцать третья, в которой мы узнаем, что надо быть осторожным, когда тебе предлагают что-нибудь задаром
Паб «Фига и попугай» славился в городке своими хеллоуинскими вечеринками. Хозяева паба, Мэг и Билли, украшали его паутиной, скелетами и прочими пакостями. Лужайку перед главным входом усеивали пенопластовые надгробные плиты, а в веревочной петле под самой толстой веткой растущего на лужайке старого дуба болталось чучело.
Празднество было в полном разгаре. Мэг и Билли договорились с местным пивоваром, Спиггитом, чтобы тот наливал пинту пива бесплатно всякому, кто явится в маскарадном костюме, а бесплатные пинты завсегдатаи «Фиги и попугая» любили больше всего на свете. В результате все постарались как-то принарядиться, даже если костюм, как это было в случае с Бобом Паршивцем (так его звало большинство народу, кроме… ну, кроме самого Боба Паршивца), состоял лишь из веточки остролиста — Боб заявил, что он Дух Рождества. Но в большинстве своем местные жители уважали традиции, а потому пришли наряженные вампирами, привидениями и мумиями, замотанными в бинты и туалетную бумагу. Кое-кто даже оделся французской горничной — хотя надо сказать, что во французских горничных ничего особенно пугающего нет, если не считать самой миссис Мински, которая была очень крупной дамой и просто не подходила для рюшиков французской горничной.
Два демона, подошедшие к «Фиге и попугаю» тем вечером, не отличались особым умом. То же самое можно сказать о большинстве демонов, которые хлынули на улицы городка из двери между измерениями. Тупая пехота, и не более того. Настоящие ужасы были еще в пути. Нельзя сказать, что низшие демоны не могли внушать страх. Если увидеть их в нужном освещении, да еще неожиданно, вполне можно испугаться до мокрых штанов. К несчастью, как это недавно выяснил Тупяк, портал открылся в тот единственный вечер в году, когда множество людей приложили все усилия, чтобы самим выглядеть как можно кошмарней. Большинство демонов смотрелось на их фоне бледновато.
Двух тварей, о которых идет речь, звали Шэн и Геф. Лицом они смахивали на свиней-бородавочников, а телом походили на людей — на тех, которые при лишнем весе носят одежду на два размера меньше нужного. Глаза у них, как у многих второстепенных адских созданий, в данный момент рыскающих по городку и окрестностям, светились темно-красным — так себя проявляло пламя преисподней. Из нижних челюстей торчали большие клыки, а головы и лица покрывали короткие жесткие волосы. На руках было по два толстых пальца, но больших пальцев не было вовсе. Эти корявые и злобные создания предназначались исключительно для того, чтобы причинять вред всякому, кто попадется на пути.
Девушка, которую Спиггит нанял раздавать талончики на бесплатное пиво, юная леди по имени Мелоди Проссетт, была наряжена в розовый костюм феечки, и ее короткое платье ни капли не скрывало того факта, что Мелоди очень хорошенькая. Она изучала историю искусств в местном университете, но это не отнимало у нее много времени и, надо заметить, не сильно занимало ее ум, что, возможно, и к лучшему. Мелоди была милой и красивой, как… как мелодия, но ей не светило стать самой яркой лампочкой в гирлянде. На самом деле даже гирлянда с тусклыми лампами, засунутая в угольный сарай без окон, могла бы потягаться с Мелоди.