Курьер - Андрей Силенгинский 14 стр.


Мы прошли в гостиную и утонули в чудовищных размеров диване. Хозяин дома предложил нам что-нибудь выпить, мы отказались. Роберт — рассеянно-вежливо, я — закатив глаза и обличительным жестом указав на часы. То есть, не то, чтобы я цивилизовался до степени «слишком рано для алкоголя, сэр», просто пить мне совершенно не хотелось, и раннее время показалось подходящим поводом для отказа. Тогда Борис присел на самый краешек столь же колоссального, что и диван, кресла и застыл в мучительных поисках способов проявления гостеприимства. Где-то через минуту я понял его затруднения. Видимо, предложить чая он не мог по причине отсутствия чайника, а чего-нибудь прохладительного... ну так новый холодильник он пока тоже купить не успел. Все-таки Борис почему-то очень робел в присутствии мага. Хотя, понятно — это для меня маги стали чем-то вроде деловых компаньонов, большинство же обывателей от некой мистической составляющей, думаю, так и не избавились.

Мне стало друга жалко. А еще немного стыдно — в конце концов, повторюсь, это именно меня пытались взорвать в его квартире.

— Борис. — бодро сказал я. — Ты уже подбил весь ущерб?

— А? — сконцентрироваться на вопросе у Бориса получилось не сразу.

— Финансово, — терпеливо пояснил я. — Подсчитал, сколько стоил взрыв?

Борис снова попытался отделаться от меня маханием руки, но на сей раз я это дело строго пресек, пригрозив посчитать все самому — по максимуму, и после этого заставить принять деньги при помощи грубой физической силы.

Когда Борис ехидно пообещал в таком случае не стеснять себя в расходах, а отгрохать кухню своей мечты, я с удовольствием понял, что он более или менее пришел в себя. Разговор о финансах мы, таким образом, закончили, а новый как-то не начинался. А ведь и правда, о чем нам говорить? Мы пришли сюда с целью локализовать обиталище мага-киллера, затея наша с громким треском провалилась, так чего теперь?

Тут я вдруг понял, что являюсь виновником всей этой неловкости. Борис — хозяин, принимающий гостей, которые сидят молча, отказавшись при этом от доступных ему проявлений гостеприимства. Роберт связан своими представлениями об этикете, он просто не может найти удобный момент, чтобы откланяться. Все- таки он Бориса видит впервые в жизни.

Я, именно я тот человек, который должен либо прервать наш визит, либо найти основание для его продления. Совсем недолго подумав, я остановился на втором варианте. Просто не мог представить, чем себя займу, уйдя от Бориса. От диалогов с Робертом я немного устал, мне требовалось время на переваривание информации. Ухватиться за ниточку, которая могла бы нас привести к автору и исполнителю покушений, не получилось. Заняться какими-то обыденными вещами? Нет, пока не готов.

Но вот беда, я абсолютно не представлял, о чем нам втроем говорить! То есть, я нашел бы, о чем говорить с Робертом, и уж тем более не страдал бы от нехватки тем для разговора с Борисом. Но вот третья сторона в нашем треугольнике отсутствовала напрочь! Я напрягал извилины аж до выступления на них пота, но ничего путного на ум не шло.

Как это и должно быть, на выручку в трудной ситуации пришел верный друг.

— Вадим, так вы давно знакомы с Робертом?..

У Бориса очень ловко удалось обозначить после имени паузу ожидания подсказки отчества. Но Роберт только вежливо улыбнулся:

— Просто Робертом. Я стараюсь обходиться без отчества — когда это возможно. И пока возможно... Увы, скоро оно приклеится ко мне намертво, и зваться просто по имени будет сродни кокетству. А сейчас мне приятно казаться хотя бы самому себе вашим ровесником.

Если Роберт хотел увести разговор в сторону таким немудреным приемом, то он плохо знал Мирского. Я его знал хорошо.

— Хорошо, Роберт. Так вы давно знакомы с Вадимом?

Что выиграл Роберт? Что теперь вопрос был адресован ему. Я такой метаморфозе был только рад. Пусть маг решает что сказать, а о чем умолчать. И как умолчать, не показавшись невежливым. Я-то при знакомстве представил Роберта просто как мага, помогающего мне в моем кризисе.

— Наверное, правильней будет все же сказать, что познакомились мы вчера, — медленно проговорил маг.

— Не так ли, Вадим?

О, какая это была наивная хитрость! Про себя я громко и отчетливо трижды сказал: «ха!», а вслух тихо и невнятно пробормотал: «Наверное», пожал плечами и полностью слился со спинкой дивана.

Умница Борис потратил на взгляд в мою сторону не больше секунды времени, после чего вернулся к выбранной уже мишени своего любопытства:

— То есть? Откуда такая неуверенность?

— Ничего необычного, — сказал Роберт. — Просто мы с Вадимом впервые встретились и даже немного побеседовали позавчера. Но тогда мы еще не были знакомы.

— Интересно, — Борис улыбнулся чуточку хищно. Робость перед магом растворялась в его любопытстве прямо-таки с магической скоростью. — Насколько я понимаю, первая встреча была случайной. Но вторая- то уже нет?

В его последней фразе стояла только половинка вопросительного знака...

— Нет, — Роберт покачал головой. — Понимаете, дело в том, что маг с которым Вадим работает, пожалуй, чаще всего — мой отец.

Держался Роберт хорошо. Ни на йоту не утратив вежливой доброжелательности, он стоял под градом вопросов, отвечая кристально честно... и абсолютно бесполезно для вопрошающего. Я наблюдал за этим поединком как незаинтересованный зритель, болея за обоих соперников и радостно приветствуя каждый удачный ход.

— Надо же... — Борис задумчиво потер указательным пальцем переносицу под очками. — Не знал, что магические способности передаются по наследству.

Отвлекся от верного направления, — с огорчением подумал я. Сейчас Роберт его утянет от скользкой темы в дебри генетики...

— Они и не передаются, — Роберт широко улыбнулся. — Сын мага может быть магом, а может и не быть. Так же как и сын дворника, например.

— С такой же вероятностью? — как-то очень небрежно спросил Борис.

— Не знаю, — а вот Роберт ответил не сразу и как-то неуверенно.

Я, если можно так выразиться, потерял нить игры. Мне сейчас сложно было сказать, ушел ли Борис совсем в сторону или, обойдя защиту соперника по флангу, вышел прямо к воротам.

— И вас никогда не интересовал этот вопрос? — мягко и интеллигентно напирал Борис. — Почему именно вам выпала такая честь — быть магом? И вообще... Как Белый шар выбирает магов? И по какому принципу распределяет между ними магическую способность? Почему нет ни одного мага младше семнадцати лет? Почему на девять магов-мужчин приходится только одна женщина-маг? Как, черт возьми, вообще работают заклинания?

Роберт прервал этот водопад вежливым смешком. Впрочем, мне послышалось в нем скрытое напряжение. Послышалось?

— Думаю, Борис, этими и подобными вопросами в той или иной степени задается едва ли не каждый человек на Земле.

— Вот мне и интересно, в какой степени вы интересуетесь такими вопросами? Правильно ли будет предположить, что вы изучаете магию как таковую?

Борис положил этот вопрос как бильярдист в лузу — уверенно и точно, зная, что делает. Черт побери, он опасно близко подобрался к границе, где заканчивается вежливое любопытство. Это мне уже не нравилось. При этом тон его оставался предельно корректным, а лицо — отстраненно спокойным, это мне нравилось еще меньше. И вдруг меня осенило...

— Борис! — громко сказал я, разбив повисшую в воздухе тишину. — Это не Роберт! Не он пытается меня убить, точно!

Борис посмотрел на меня с прищуром, этаким рентгеновским взглядом. Словно оценивая, отвечаю ли я за свои слова, понимаю ли, что говорю, и верю ли сам себе.

— Я этого и не говорил, — проронил он наконец.

— Еще бы ты это говорил! — проскрежетал я, делая страшное лицо.

Мне на память пришел один эпизод из студенческой жизни. Раннего этапа, на втором курсе дело было, если не ошибаюсь. В целом преподаватели у нас были иногда хорошие, а иногда и замечательные, сейчас я это понимаю с полным сознанием, но и тогда интуитивно приходил к тому же выводу. Но нет правил без исключений. Социологию у нас преподавал некий моложавый господин с чрезмерно завышенной самооценкой. Без всяких на то оснований. Забавно, что сейчас я совершенно не могу вспомнить, как он выглядел. Лица остальных преподавателей помню — кого настолько ясно, будто последняя лекция была вчера, от других в память врезалась хотя бы какая-то характерная деталь, взгляд, улыбка... На месте лица социолога — пустое место. Не случайно, наверное. Он настолько часто говорил глупости с донельзя умным видом, что над ним даже смеяться было скучно.

Впрочем, нам до него дела особого не было. Где есть социология на техническом факультете, знает, наверное, любой технарь. Это понимают все, и студенты, и преподаватели, вынужденные в соответствии с учебным планом читать непрофильный курс. От студента требовалось посетить хотя бы парочку лекций, а потом в положенное время прийти с зачеткой.

Борис сумел нарушить эту традицию.

Шла лекция, на которой — так получилось — присутствовали и я, и Борис. Лектор разглагольствовал не припомню, о чем. Впрочем, не факт, что я смог бы ответить на этот вопрос непосредственно во время лекции. Затем каким-то потоком сознания преподавателя вынесло на тему известных событий вековой давности. Причем о большевистских лидерах он вещал... не с неприязнью даже, а с этаким высокомерным презрением, рисуя их наивными идиотами.

Мне, как и всей аудитории, было все равно. Слова проходили сквозь уши, почти не задевая мозг. Мы ждали конца пары, а он был уже не за горами.

— Не вам об этом судить! — слова, сказанные отнюдь не себе под нос, слышали все.

Что толкнуло Бориса?.. Коммунистическая идеология была от него так же далека, как Сахалинчик[1] от Сахалина. Да и любая другая идеология, если уж на то пошло. Мирский вообще политикой не интересовался, где-то даже демонстративно. Так с чего бы ему заступаться...

Хотя, возможно, он вовсе не заступался. Возможно, его просто достал — больше, чем каждого из нас — этот профессор Выбегалло от социологии. И очередная благоглупость стала пресловутой последней каплей. Не знаю. Я думал об этом и тогда, и годами позже, но к определенному выводу так и не пришел. А сам Борис от комментариев воздерживался.

Произошедшее было тем более удивительно, что Мирского никто не мог бы назвать конфликтным человеком, и уж тем паче никогда он не был замечен в склонности к заострению отношений с преподавателями. Ни разу не пытался оспорить отметки, даже если они казались несправедливыми не только ему. И вот...

Вся аудитория молчала, ожидая развития событий. Лектор, разумеется, опешил. Даже он понимал, что выгнать зарвавшегося студента из аудитории будет плохим выходом. Авторитет педагога (а он полагал, что таковой имеется) явно подвергался опасности. Снисходительно улыбнувшись, социолог ринулся в дискуссию.

Зря.

Более сокрушительного поражения сложно было себе представить. Девятнадцатилетний пацан сделал из него посмешище. Как именно Борису это удалось — я до конца не могу понять до сих пор. Говорил Борис мало — основную нагрузку в диалоге взял на себя социолог. И. складывалось такое впечатление, он сам своими тирадами раз за разом загонял себя в ловушку, а Борису оставалось только в нужный момент буквально несколькими словами затягивать петлю.

Лектор начал ощутимо потеть, недоговаривать до конца фразы и даже слегка заикаться. Наконец, он выдавил из себя что-то вроде: «Было бы любопытно указать вам на ваши ошибки, но, к сожаленью, у нас осталось слишком мало времени на усвоение темы лекции».

И это было хуже, чем выгнать Мирского из аудитории.

Ода, социолог отомстил! Ведь скоро был экзамен. Борис... я думаю, при всем его внешнем спокойствии в духе «а ничего и не было», подготовился все-таки лучше, чем сделал бы это в нормальных условиях. Отвечать пошел самым первым и, насколько я могу судить, отвечал безукоризненно. Преподаватель слушал молча, не глядя на Бориса. Потом так же, ни слова не говоря, поставил «неуд» и пододвинул зачетку на край стола.

Единственный «неуд» по социологии на нашем факультете за Бог знает сколько лет.

Затем, когда Борис пришел на пересдачу, четверку получил сразу, отвечать ему даже не пришлось. Не знаю, быть может, преподаватель посчитал, что таким образом он доказал свое моральное превосходство...

Борис же ни разу на протяжении всей этой истории не позволил себе эмоции. Хотя это не было его привычным состоянием — не наделенный бурным темпераментом, он тем не менее каменным истуканом не был тоже.

Роберт, разумеется, не имел ничего общего с тем недоразумением в обличив педагога. Да и ситуация абсолютно иная. Но вот Борис вел себя схожим образом, и чтобы это понять, нужно было знать его так, как знаю я.

В его словах, в его голосе, на его лице не было яда. Но яд был — где-то глубже. В подтексте, в интонациях, в самом построении разговора. Борис решил для себя, что Роберт — тот самый охотившийся на меня маг. (Стоит ли его осуждать, если я сам давеча пришел к аналогичному выводу?) И начал... давить? Выводить на чистую воду?

Я был на Бориса зол. То есть, наверное, мне стоило бы растрогаться от такого доказательства нашей дружбы — если бы я в таком доказательстве нуждался. Но наш пуд соли мы с Мирским съели уже слишком давно, чтобы оставался хоть какой-то повод для сомнений.

А вот для злости повод был. За кого он меня принимает? За идиота? За сопляка? За безмозглого младенца, приведшего за ручку страшного дядю? Я тут, значит, ушами хлопаю, пока мой спаситель Борис Мирский доблестно, а может даже героически, разоблачает коварного злоумышленника...

— Вадим, извини! — просительным тоном сказал Борис. С обезоруживающей улыбкой.

Жену свою пусть обезоруживает!

— Нет, правда, извини. У тебя на лице написано все, что ты обо мне думаешь. Давайте будем считать, что ничего не было, и начнем разговор сначала. Роберт, перед вами я тоже извиняюсь.

— Тоже? — тихо и ехидно сказал я.

— В первую очередь, — быстро поправился Борис.

— Ничего страшного, — Роберт развел руками. — Насколько я понял, вы заподозрили меня...

— Да! — сокрушенно перебил его Борис. — Было дело. Виноват, мне стоило бы догадаться, что раз уж Вадим попросил вас о помощи, вы каким-то образом сумели засвидетельствовать свою непричастность...

— Мирский! — взвился я. — Ты опять?!

— Да ни в коем разе! — Борис посмотрел на меня взглядом ягненка, обвиненного в людоедстве. — Я просто прошу прощения. Каюсь. Рассыпаюсь в извинениях.

— Ты рассыплешься!..

— Ну, правда... — Борис заискивающе улыбнулся. — Если уж я извиняюсь, мне ведь нужно как-то мотивировать собственное постыдное поведение? Меня вот мама когда в детстве ругала, всегда допытывалась: почему ты так сделал?

— Мы не допытываемся! — громко и, как мне показалось, веско, сказал я.

— А у меня рефлекс, — осклабился Борис.

Теперь он балагурил. Шут гороховый. Ну два разных человека буквально за считанные минуты! Нет, даже три. Я чуть не забыл про того Бориса, который магу в рот смотрел.

Ничего необъяснимого или экстраординарного тут нет, конечно. Люди — они по природе своей существа сложные. Им в двух словах определение не дашь. Мы порой клеим ярлыки: один флегматик, другой холерик; этот рафинированный интеллигент, а тот — грубый мужлан... Это хуже чем неправда, это — не совсем правда. Подобными ярлыками мы вводим в заблуждение чаще всего самих себя. Чтобы потом восхититься или разочароваться, но в любом случае удивиться и почесать в затылке. Понять, что и у этого, такого простого и неинтересного человека, которого ты вроде как раскусил с первого взгляда, несколько лиц.

Нет. не масок! Я не о них, хотя каждый из нас в зависимости от ситуации примеряет на себя то или иное обличие. Это внешнее, напускное, ненатуральное. Все равно под маской рубахи-парня, сурового мачо или скучающего аристократа будет проглядывать ваше настоящее лицо. Одно из.

Так вот, дурачливость Бориса — маска. Грубо изготовленная и небрежно надетая. И вот что сейчас скрывается под этой маской — воспитанный и застенчивый молодой человек или жесткий циник — поди разбери. Приглядеться надо...

А Борис продолжал. Суетливо и с виновато-глуповатой улыбкой:

— Я в двух словах, правда. Каюсь, мне действительно показалось, что Роберт — не обычный маг. Не спрашивайте почему, не отвечу, не знаю. И я вот что подумал: Вадима хочет убить маг, правильно?

Он посмотрел на Роберта почти заискивающе, прося... нет, умоляя о поддержке. Я бы на месте мага смог эту просьбу «не заметить». Роберт — нет.

— В общем-то, да. — сказал он. — Хотя нельзя исключать вариант заказа...

— Можно, — тихо сказал Борис внезапно посерьезневшим голосом. — Почти наверняка можно. Мы вот с Вадимом это уже обсуждали. Маг-киллер — это не из нашей реальности. Слишком опасно, непродуктивно, в конце концов, дорого. Маг, способный квалифицированно убить человека своими заклинаниями, заломит такую цену... Гораздо дешевле использовать нечто более обыденное — джентльмен с пистолетом, жлоб с монтировкой.

— На них еще надо уметь выйти, — вставил я.

Борис посмотрел на меня пустыми глазами.

— Ну да. Маги-то об услугах киллера объявления в газету дают. С ними проще.

Я только улыбнулся. По большому счету, я с Борисом не спорил.

— Так вот, — продолжил Борис, когда убедился в отсутствии дальнейших возражений на этом этапе. — Магу зачем-то понадобилось убить Вадима. Подчеркну: курьера Вадима. Думаю, понятно, что кому-то помешала именно эта сторона его деятельности. А у тебя вообще есть какая-нибудь другая сторона?

На меня уставился обвиняющий взгляд. Я улыбнулся с притворным смущением:

— Я еще иногда перевожу старушек через улицу и подкармливаю бездомных котят.

Назад Дальше