Хорошая мысль, правильная. Жалко, запоздалая. Плохо я соображаю в последнее время, девяносто процентов оперативной памяти мозга другим занято. А дверь уже открылась...
— Привет тебе, красивая женщина, — я шагнул через порог и церемонно приложился губами к запястью действительно красивой женщины.
Ленку я побаиваюсь, и скрываю это за напускной развязностью, переходящей в легкое шутовство. Вроде, пока получается. Почему побаиваюсь? Я сам себя этим вопросом в свое время помучил, и пришел к заключению, что жена Бориса начисто лишена такой необходимой составляющей женского очарования как капелька бабьей дури. По крайней мере, мне так кажется. Может быть — я всегда стараюсь думать о человеке с лучшей стороны — она просто не все показывает на людях...
— Привет. — Ленка руку отобрала и несколько секунд разглядывала меня оценивающим взглядом. — Ты сегодня без бомбы?
Вот тебе и приехали! Нет, понятно, что-то Борис ей должен был рассказать насчет внезапного ремонта и замены мебели на кухне, но не перестарался ли он?
Я непринужденно, как мне хочется верить, смеюсь над ее словами. От ответа, впрочем, ухожу.
— Его величество дома?
Ленка преувеличенно тяжело вздыхает и машет рукой.
— Проходи, чего уж. Обедает он.
Она выходит из прихожей, я иду за ней. Борис свою трапезу уже закончил, складывает тарелку в мойку. Мы молча обмениваемся рукопожатиями.
— Тебя покормить, Вадим? — спрашивает появившаяся в дверях хозяйка.
— Не, спасибо. — машу головой.
Потом обвожу взглядом обстановку. Кардинальных изменений по сравнению со временем до взрыва я не заметил. Без руководящей роли жены Борис разумно не решился на революционные решения. Тот же дизайн, те же тона и мебель едва ли не такая же. Но я с энтузиазмом заявляю:
— Хорошо тут у вас стало!
Ленкин ответ дает мне возможность усомниться в разумности затрагивания этой темы.
— Да? Твое одобрение очень ценно для нас! В прошлый раз тебя что-то не устроило, да?
Нет. она не напирает и не предъявляет претензий. В ее по-кошачьи зеленых глазах пляшут насмешливые чертики. Но я теряюсь. С кем другим и не подумал бы теряться, а тут... Изображаю из себя глухонемого. Глупо улыбающегося глухонемого. Черт, да знать бы еще. насколько глубоко Борис посвятил жену в подробности случившегося на кухне катаклизма. Мог бы и меня ознакомить, гад. Хорошо хоть сейчас приходит на выручку.
— Ленусь, ну хватит, — тянет он тоном капризного ребенка. Этот тон настолько не вяжется с его образом, что я улыбаюсь снова. Но уже с облегчением.
— А чего я? Я и ничего вовсе, — Ленка с самым невинным видом пожимает плечами и оставляет нас вдвоем.
Я мнусь. Не знаю, с чего начать разговор, как подойти к нужной теме. Минут пять трачу на всякую ерунду, чуть ли не о погоде беседую. Потом все-таки выруливаю на свой разговор с Александром Константиновичем. Пересказываю основные моменты. Борис с интересом слушает, а я тороплю сам себя, перескакиваю с пятого на десятое, чтобы потом с досадой вернуться к упущенному.
Это ведь только вводная часть, необходимая, но неосновная. Я не информацией с другом делиться пришел, а сомнениями. Причем, как это часто бывает, затаив в душе надежду, что сомнения мои будут развеяны. Тогда я буду чувствовать себя глупо, но, тем не менее, испытаю огромное облегчение.
— Ничего так ты из него вытянул, — с уважением произносит Борис, когда я заканчиваю.
Я смеюсь. Невесело, потому что смеюсь по большому счету над собой.
— Ни черта я из него не вытянул. Абсолютно уверен, что сказал он именно то, что хотел мне сказать. Не больше, но и не меньше. Я это позже понял. Разговором комконовец рулил, а я был маленьким мальчиком, сидящим на пассажирском сиденье с игрушечным рулем в руках.
Взгляд Бориса выражал сомнение.
— Ты хочешь сказать, что он тебе врал?
Качаю головой.
— Нет. Может, в некоторых деталях, я знаю? А, возможно, как и обещал, говорил правду, только правду и ничего кроме правды. Заметил, что словосочетания «всю правду» в этом перечне нет? Александр Константинович любезно сообщил мне ту часть информации, которую было нужно.
— Зачем нужно? — интересуется Борис.
Но я опять машу головой.
— Неправильный вопрос. Правильно спросить: кому нужно?
Борис неспешно снял с переносицы очки, протер стекла белоснежным платочком и снова водрузил на место. После чего внимательно посмотрел на меня уже хорошо вооруженным взглядом.
— Нет, это не ребус, конечно. Ответ «комитету» ты буквально метровыми буквами написал. Но все же мой вопрос — зачем? — как мне представляется, актуальности не теряет. Так что не поленюсь повторить: зачем это нужно комитету?
Я делаю грустное лицо всезнающего человека.
— Это как раз просто. Чтобы подтолкнуть меня к нужным действиям. Ведь мышку в лабиринте необязательно стегать прутиком, можно разложить кучки вкусной еды в правильных местах. Дело даже не в гуманности, иногда это попросту эффективней.
Борис, скрестив руки на груди, смотрит на меня задумчиво и с любопытством.
— Общие слова, Вадим, — изрекает он. — Всего только общие слова. Они могут казаться образцом непогрешимой логики, но на самом деле без конкретики значат немного. Ты уж не выдавливай из себя мысли по капле, выкладывай, что надумал.
— Выложу. — я вздыхаю. — Если верить Александру Константиновичу — а я ему верю, как уже сказал, — умение связывать факты в строгие логические цепочки не моя сильная сторона. С этим придется согласиться. Но не стоит делать вывод, что я в принципе неспособен соображать. Из того, что я не могу пробежать марафон, вовсе не следует, что сорок два километра мне неподвластны вообще. Я пройду их пешком, возможно, в несколько приемов, пусть даже спотыкаясь и падая.
— Ты заставишь меня прослезиться, — Борис морщится и смотрит на меня с явным неодобрением. — Что с тобой? Ты не похож сам на себя. К чему этот сеанс самобичевания?
Я смотрю мимо него. На окно, за которым солнце лениво выглядывает из-за туч.
— Я в последние дни много думал... А чем мне еще было заняться? — я криво и грустно улыбаюсь. Чему именно — понятно только мне. — И ты знаешь, у меня начало понемногу получаться. Наверное, мне помогла присущая курьерам предрасположенность к интуитивным решениям и вспышкам озарения...
Борис громко и протяжно зевает.
— Давай будем считать преамбулу законченной, а? Твоя способность мыслить сомнению не подвергается, перестань толочь воду в ступе.
— Перестаю. — соглашаюсь я. — Начинать следует с начала, это я уяснил в первую очередь. А началом всей истории для меня стали покушения.
— Ну нет, — Борис качает головой. — Началом должны служить события, которые к этим покушениям привели. Мы же обсуждали...
Но я перебиваю друга.
— Ты меня выслушай, Мирский, ладно? Как говорится, прения — после лекции. Итак, покушения. Я спокойно, не спеша и трезво обдумал, кому могло быть выгодно меня убить. И, отбросив все лишнее, пришел к единственному выводу...
— Комитету? — не скрывая насмешки в голосе, спрашивает Борис.
Улыбаюсь и пожимаю плечами.
— А для чего комитету меня убивать? Что я ему сделал плохого? Чем грозил? Да я даже не знал о его существовании и имел все шансы не скоро узнать. Нет, КОМКОНу убивать меня незачем. И Роберту незачем. Якову Вениаминовичу...
Комок подкатился к горлу и я взял вынужденную паузу. Сегодня Якову Вениаминовичу девять дней. Черт побери, почему я так близко к сердцу принял его смерть? Чувство вины? Да нет, пожалуй. И вина моя косвенна, и я не гимназистка, прав Александр Константинович. Кем для меня был этот старик? Едва ли другом, даже близким товарищем сложно назвать — не так часто и тесно мы общались. И все равно, откуда-то это ощущение большой личной потери...
— Ему тем более. — продолжаю я. справившись с голосом. — Кому-то постороннему, кто в игре так и не проявился? Чушь, необоснованное введение лишних сущностей. Так что вывод у меня такой: никому меня убивать нафиг не надо было.
— Оп-па... — выдыхает Борис. — Что называется, вот и договорились. То есть, покушения тебе почудились?
Смотрю на него, склонив голову набок. Долго смотрю, пока ему не делается неуютно.
— Ладно, ладно, понял: время прений еще не пришло. Но ты бы как-то динамичней к развязке своих мыслей продвигался, что ли.
— А ты меня не торопи. Покушения были — это номер раз, убивать меня никто не собирался — это номер два, — я поднимаю указательные пальцы на обеих руках и многозначительно смотрю на них. — Прийти к этим двум основополагающим началам было для меня сложно, зато дальше пошло легче. Потому что на этом фундаменте можно построить только один вывод: покушения были имитацией. Если критически разобрать каждый случай, в них можно заметить некую ущербность. Да, при переходе через дорогу меня слепит фонарь. Но, заметь, не на оживленной улице, а в конце кривого переулка, где машины быстро не ездят. Меня бьет током, но отнюдь не смертельным. Ронять на меня шкаф... Гораздо эффективнее можно было тюкнуть меня по макушке чем-нибудь менее громоздким. Ну и в качестве апогея — взрыв там. откуда я уже ушел. Нет, убивать меня не хотели, напугать как следует — другое дело.
— Зачем? — выстреливает вопросом Борис и тут же в преувеличенном испуге зажимает себе рот ладонью. Но я реагирую на данное нарушение вполне благосклонно.
— Очень просто. Не всегда же пряником стимулировать, кнут тоже штука хорошая. Представь, что комитету что-то от меня нужно. Например, заклинание для защиты от магии.
— Именно от тебя?
Борис снова перебивает. И снова в его голосе сарказм. Положительно, он сегодня несносен...
— Почему же именно? — спокойно возражаю я. — Полагаю, подобных мне курьеров по всему миру гоняют схожим образом пачками. — Морщусь. — Ну, пачками — это я, наверное, перегнул, надо себя ценить, а курьер я неплохой. Но случай почти наверняка не единичный. Неплохой способ добыть сильные заклинания, поставив курьера в экстремальные условия. Вопрос жизни и смерти — хороший стимул, ты правильно говорил.
Как бы невзначай вцепляюсь взглядом в его лицо. Маска. Маска задумчивости и недоверия. Ладно, едем дальше.
— И раскрываться перед курьером не надо. Я считаю, хотя до конца и не уверен, что в моем случае была и побочная цель — Роберт. Черный маг, ведущий опасные... опасные, что бы там Александр Константинович не говорил, исследования Белого шара. Может быть, ситуация и не критическая, но почему бы не взять ее под более плотный контроль. Убить двух зайцев одним выстрелом всегда приятно.
— Каким это образом имитации покушений поможет более плотному контролю над Робертом? — спрашивает Борис.
Я молчу, собираясь не с мыслями — с силами. Это самый неприятный момент. Ради которого я, собственно, и пришел к старому студенческому другу.
Но тут на кухню входит Ленка.
— Чаю вам сделать? — с порога спрашивает она. — А то вы что-то разговорились...
— Я не понял, где связь? — удивляется Борис.
Ленка объясняет охотно:
— Когда вы, мужики, много разговариваете, в вас возникает потребность что-нибудь пить. Вот я и спешу предложить чаю, пока в ваши головы не пришла мысль о других напитках. Это может плохо закончиться, — она обводит глазами вокруг.
Борис смеется и слегка игриво прижимает супругу к себе. Я вежливо поддерживаю. В смысле смех, а не обжимания. От чая не отказываемся, и пока Ленка споро хозяйничает, разговор естественным образом прерывается. Может, и ну его к черту, этот разговор? — закрадывается в голову трусливая мыслишка. Уйти в сторону, скруглить тему, промямлить нечто невнятное и развести руками...
Нет! Я даже зубы стискиваю. Этот Тоннель я должен пройти до конца.
Ленка наконец завершает приготовления к чайной церемонии, поставив на центр стола вскипевший электрочайник. Борис сразу кладет в чашку пирамидку своего любимого «Липтона», плещет кипятку и начинает смотреть на наручные часы, засекая ровно две минуты. Чай он любит. Очень любит.
С этой стороны я и подъезжаю к прерванному разговору:
— Ты ведь без чая жить не можешь, правда?
Борис пожимает плечами.
— Не скажу, что вот прямо не могу, но...
— Чашек по пять в день дуешь, я правильно помню?
Он смотрит на меня с недоумением.
— Ну да, бывает и больше. Ты к чему это?
— А когда мы с Робертом к тебе в гости пришли, ты нам чая не предложил. Почему?
Он всплескивает руками.
— А то ты не знаешь, почему! Про взрыв забыл? У меня ж ни чайника, ни плиты не осталось! В чем воду кипятить — на костре?
— Угу, — удовлетворенно киваю. — Но только с момента взрыва больше суток прошло. Чтобы ты весь день и еще следующее утро провел без чая... Когда чайник можно купить в трех минутах ходьбы от твоего дома. Да, в общем, и из дома-то выходить необязательно — заказы через интернет не вчера придумали.
Руки Бориса беспокойно задвигались, да и лицо обрело вид какой-то беспокойный.
— Да... как-то все... забегался, не до того было.
— А вот если можешь магический огонек развести или еще какой магией воду вскипятить, можно денек о чайнике и не вспоминать. — очень тихо сказал я.
— Что? — сказал Борис еще тише.
Я покрутил в руке так и оставшуюся пустой чашку.
— Определения характерных качеств мага подходят к тебе как сшитый у хорошего портного костюм. Как говорится, как с тебя писали. И информации о магии у тебя бывает непостижимо много. И идею добыть заклинание, закрывающее человека от магии, ты мне предложил. Давно в КОМКОНе, Боря?
Я верил в правильность своих выводов и тем не менее отчаянно хотел ошибиться. Чтобы Борис рассмеялся мне в лицо и в пух и прах разбил мои умозаключения, как дважды два доказав, что я попал пальцем в небо. Я тогда буду чувствовать себя дураком, но как же это будет здорово! И мы посмеемся вместе над моими дикими теориями, и отставим этот дурацкий чай, и выпьем водки. Нет, не просто выпьем
— напьемся как в старые добрые времена.
— Три года, — глухим голосом сказал Борис, глядя себе под ноги. — Почти с самого начала...
Глава двадцать восьмая
Борис был неприятно суетлив и многословен. Пытался говорить размеренно и выглядеть спокойно, но получалось из рук вон плохо. Взгляд он то прятал где-то за пазуху, то цеплялся им за мои глаза, но долго не выдерживал и снова прятал. Пальцы рук совершали какие-то непроизвольные движения, такое впечатление, что, сиди мы ближе друг к другу, меня бы попытались взять за рукав или за пуговицу.
— Ты пойми, Вадим, твоей жизни действительно ничего не угрожало. Действительно, — повторил он как заклинание. — Ты все правильно рассудил про имитации, только ты ведь подробностей не знаешь... На том переулке за тобой наблюдали непосредственно, хоть и издалека. И приближающуюся машину видели, и скорость ее оценивали.
— Это не ты случайно был тем... наблюдателем? — криво усмехнувшись, спросил я.
— Нет! — голос Бориса звучал испуганно, но твердо. — Не я, поверь. Я бы не согласился...
Он снова вперил в меня взгляд, но отвел его первым.
Я махнул рукой.
— Верю, ты не собственными руками пытался меня угробить.
— Да не угробить! — почти взвизгнул Борис. — Я же говорю, видели, что машина не быстро едет, опасности для твоей жизни не было...
— Ага! — радостно перебил я. — Максимум несколько переломов и сотрясение мозга.
Борис засопел. Жалости в себя я не ощутил, если честно, но я его подбодрил.
— Ладно, продолжай свою занимательную историю про гуманные покушения.
— Ну какие покушения... Шкаф, между прочим, придерживали, понимаешь? Он не свободно падал, медленнее. Испугать — да, серьезный вред причинить он не мог.
— Боря, — очень ласково сказал я, — Боренька... На тебя спящего когда-нибудь падал шкаф? Пусть даже не с максимальным ускорением? Это ж просто чудо, что я еще не спал. Или и в моей квартире за мной «наблюдали непосредственно»? Нет? И на том спасибо. А кофе-машина?
— Там все рассчитано было...
— А то, что я мог второй рукой за металлический предмет взяться — тоже? — сказал я громче, чем хотел. Сделав паузу, чтобы успокоиться, я продолжил уже более ровным тоном.
— Ну а кухню свою ты, как я понимаю, сам взорвал?
Борис втянул голову в плечи.
— Сам...
— Хор-рош... — протянул я. — Талантище! А я ему еще все это оплатил.
— Ты же мне эти деньги буквально насильно всунул! Я отказывался как мог, — Борис посмотрел на меня умоляюще. — Я верну все. разумеется.
Искушение дать несколько анатомических советов по поводу вложения данных денежных средств было сильным, но я его подавил.
— Конечно, вернешь. — Я помолчал. — Меня, значит, на тебя как дичь выгоняли. А если бы я не пошел к тебе в гости? Нет, понятно, в такой ситуации без дружеской поддержки практически никак, — слово «дружеской» я выделил голосом, и Борис едва заметно дернулся. — Но я бы мог не к тебе пойти. К Семену или Женьке...
Борис попытался улыбнуться.
— Друзья-то у нас общие. Произошла бы «случайная» встреча на их территории.
— Шпиёнский роман. — выдохнул я.
Борис попытался неуверенно улыбнуться, но улыбка раскололась о мой взгляд.
— Выходит, с Александром Константиновичем вы старые приятели?
Голова Бориса замоталась так яростно, будто я выдвинул само чудовищное обвинение.
— Нет! Я его впервые увидел одновременно с тобой. Это и для меня неожиданностью было, поверь.
— Неожиданностью, значит, — я нехорошо улыбнулся. — Прослушка через твой телефончик велась, Боря?
— Через мой, — он постарался ответить твердо и взгляд мой стойко выдержать.
— Ага. — я кивнул. — И как только в беседе всплыл Томашов, «неожиданно» на линию огня вышла тяжелая артиллерия. На тот случай, если ты не улавливаешь интонаций, подчеркиваю, что в моих словах содержится сарказм.
Но Борис уходить еще глубже в посыпание головы пеплом не стал.
— Ну а что такое? Нет, понятное дело, можно было предвидеть, что такой поворот заинтересует мое руководство, но что конкретно они предпримут, этого я знать не мог. Ты мне. конечно, можешь уже не верить, но про Томашова я знаю не намного больше тебя. Я даже не знаю, знает ли больше, чем я, руководство комитета.